В замке Тре Крунур, было неспокойно. Девятый король Швеции, Готов и Вендов, потомок славной династии Пфальц-Цвейбрюккен, Карл XI, после завтрака, собрал тайный совет (состоящий из узкого круга доверенных лиц). Риксдаг, было решено покамест не созывать, а в свете недавно полученных от англичан данных, взвесив все факты, принять единственно верное решение и обсудить свои дальнейшие действия. Собрание проходило в тронном зале деревянного замка воздвигнутого Ярлом Биргером Магнусонном.

— Нет, нам ни в коем случае ни стоит ввязываться в войну с Россией. — Твердил Арвид Бернхард Хурн, стоя по правую руку от короля, рядом с ним — для моральной поддержки, стоял хранитель замка Георг Штирнхофф. — Наши реформы ещё не окончены. И война, в данный момент только навредит Швеции.

— Но русский царь Пётр, ведёт интенсивную подготовку к войне с нами. И в Азове, очевидно, была только проба сил. — Возражал ему состоящий на королевской службе, знатный дворянин, потомок славного рода Багге-аф-Боо. — Иначе, почему он не пошёл дальше на Крым? Да и вы сами видите, каким оружием вооружаются эти московиты.

Он, уже не молодой вояка, стоял прямо посреди тронного зала, высоко подняв голову и буравя своего оппонента взглядом которым обычно смотрят на умалишённых — которые путаются под ногами мешая идти. Его окружали нескольких его единомышленников. Все они держали различные образцы нового русского оружия — как раз того, о котором говорил их лидер.

— Не спорю, всё сделано мастерски, — возразил своему оппоненту Арвид Бернхард, не обращая внимания на взгляды стоящих перед ним людей — наши оружейники высоко оценили мастерство московских ремесленников. Но, посчитали бессмысленным усложнение конструкции их мушкетов. Кроме удорожания оружия, оно ничего не даёт. Мы отлили пули и провели испытание.

— Я бы, так не сказал, чего только стоит эта новинка под странным названием штык. Очень интересная замена байонета, легко крепится к мушкетному стволу, и самое главное, позволяет вести стрельбу в примкнутом состоянии. Одно только это, многого стоит. А бомбы гренадёра, легко бросаются и наносят существенный урон. Мы сегодня утром в этом уже убедились, проведя её испытание. Все видели, что произошло, когда англичане бросили этот метательный снаряд с крепостной стены в стадо коров. И оценили нанесённый ущерб.

— А вторая бомба, убила нашего кузнеца с его учеником. Это же была ваша идея попробовать разобрать её?

— Вот именно. Пока такое оружие не поступило во вражеские войска, мы имеем преимущество над ними — благодаря нашей кавалерии. А там — бог его знает, что ещё за оружие придумают эти варвары? И что с нами будет, если благодаря нашей нерешительности, русские, поправ условия договора подписанного в Кардисе, войдут в Стокгольм? А так, у нас есть шанс получить технологии этого оружия — как трофей….

— Довольно! Всем молчать! — Коротко и грозно одёрнул своих вассалов король.

До этого, он молча сидел на троне, выслушивая словестную перепалку, разбушевавшуюся перед ним. Его тёмная одежда и чёрный парик, только подчёркивали его нервозную бледность, которая в данном случае, только подчёркивала его благородство.

— Мы долго вас слушали, — заговорил он более спокойным голосом, — Мы взвешивали все ваши доводы, но ….

Король медленно обвёл взглядом всех присутствующих в тронном зале. Все внимательно его слушали — внимая каждому его слову.

— … Несмотря на то, что вы все приводите веские аргументы, доказывая каждый свою правоту, ясности в этой ситуации, это не добавляет. Поэтому, говорите по существу, а не соревнуйтесь в риторике. Тем более, у вас сегодня это плохо получается.

Уголки его губ слегка искривились, выражая лёгкое презрение.

— Мне кажется, что наилучшее подтверждение правоты англичан, утверждающих, что русские вынашивают планы нападения на нас: это загадочная гибель британских посланцев и исчезновение их багажа. — Прокашлявшись, заговорил потомок славного Багге. — Московиты, со всех сил стремятся сохранить инкогнито своих намерений — вернуть выход к Балтийскому морю.

— Я тоже так думаю, — чему-то улыбаясь, проговорил король, — тем более британская корона готова нам оказать некую помощь. И быть посредником в заключении альянса с Речью Посполитай. Правда, в ближайшее время, с таким союзником, мы не успеем подготовить войско и нанести превентивный удар: а вот с наступлением холодов, когда все болота как следует, промёрзнут….

— Ты, почему мне не всех мятежников отдал?! А?! — Негодовал Пётр, появившись в Берберовке через пару дней после возвращения Юриного войска в родные стены (он как всегда был в форме гвардейца преображенского полка).

Его глаза были на выкате, брови «ползли» на лоб, а усы топорщились — выражая наивысшее негодование.

— Государь, все кто мог ходить — до единого человека, под усиленной охраной, отправлены мной в Москву.

Спокойно отвечал Юрий, стоя перед царём, который как вихрь ворвался в его кабинет и сейчас походил на разъярённого гепарда ищущего очередную жертву.

— А недобитков, что, пожалел?! Или с ними заодно?! — Прокричал он, указывая рукой на воображаемых врагов. — Немедля, строй на плацу плаху и чтобы всех бунтовщиков — без исключения, туда доставили!

— Как прикажите Пётр Алексеевич, так и будет сделано. — Юрий старался говорить как можно спокойнее. — Только, разрешите для начала мне с вами поделиться некоторыми своими мыслями.

— Опять мне перечишь?! — Романов, грозно посмотрел на подчинённого. — Что, надоело жить в моей милости, в опалу попасть хочешь?!

— Государь, я не отказываюсь выполнять вашу волю. Просто, первым делом, хочу поделиться с вами некоторыми соображениями по поводу будущей войны с северным соседом.

Самодержец изобразил на своём лице неподдельное удивление. В два шага подошёл к столу для посетителей и уселся на его край. И приглашающе указав на стоящий рядом, уже более спокойно предложил:

— Садись Юрка, рассказывай, что ты там придумал. Только, сначала дай приказ своим подчинённым, чтобы скорее строили, все, что я приказал.

— Как скажите Пётр Алексеевич, … разрешите? … — Юрий вопросительно указал глазами на дверь.

Ответом был утвердительный кивок.

— Хызбэ! — Крикнул Гаврилов, не подымаясь со своего стула.

Вскоре дверь в кабинет приоткрылась, и в неё заглянул темнокожий человек.

— Вызывали, Юрий Витальевич?

— Да Ванюша, срочно позови сюда капитана Емельянова.

— Есть срочно позвать капитана Емельянова! — Ответил темнокожий воин и закрыл дверь.

— Ну, вот государь, сейчас явится тот человек, в чьём прямом подчинении все наши плотники. А пока он подойдёт, разрешите мне изложить свои мысли?

— Вот шельма, ведь видно, что хитришь. — Пётр погрозил пальцем и весело улыбнулся. — Ну, давай выкладывай, что придумал для спасения этих псов. Только учти, безнаказанными они недолжны оставаться. Надобно эту скверну, на корню выжигать. Пока они не натворили беды.

— Да я, не о них, а о наших солдатах думаю. И эти пленные, мне нужны для спасения жизни солдат находящихся в моём подчинении, ну и твоих гвардейцев, разумеется.

— Вот как завернул, ну-ка выкладывай, как ты это собирался сделать? — Царь перестал улыбаться и приготовился внимательно слушать Гаврилова. — Только смотри, я ещё не отменил казнь. Для меня, участники бунта смерти достойны.

— Питер, а я им жизнь и не прошу. Только желаю, чтобы их смерть принесла пользу.

— Ладно, не тяни, считай, заинтриговал уже, так что рассказывай, чего придумал?

— Ну, начну по порядку. Не секрет, что в современном бою в первую линию ставятся только малоподготовленных новобранцев, а опытных бойцов, желательно оставлять в резерве….

— Не разглагольствуй, говори по существу. Без тебя известно про то, что первые шеренги в бою почти полностью погибают. — Грубо перебил Юрия царь.

— … Так вот, сейчас все, кто общается с ранеными стрельцами, только и говорят при них, о нависшей угрозе исходящей от короля Карла одиннадцатого. А позднее, я им предложу на выбор или первая шеренга в нашем войске, или дыба. И ставить их буду, на самых опасных участках. Разрешите их использовать в таком качестве?

— Нет! Не позволю! — Романов подчёркивая свою категоричность, хлопнул по столу ладонью. — Погибнуть на поле боя, это участь солдат, а не изменников. Все мятежники должны быть доставлены в Московский приказ к Ромодановскому, а после дознания казнены. — Немедленно.

— Согласен с вами Питер, все, кто затевал эту смуту, должны быть наказаны. Но что делать с «баранами», которые безропотно шли туда, куда их поведут пастухи? Может, стоит положить их на алтарь вашей будущей победы над Шведами? Пусть хоть какую-то пользу принесут.

Пётр задумался, и немного помолчав, посмотрел на Гаврилова.

— Быть посему, готовь это стадо баранов. Я пока тебе верю — ты ни разу не подводил: и поэтому, я сам приехал с тобой разговаривать. Но если что будет не так: я тебя, вместе с ними колесую — расстрелом не отделаешься. — Царь развёл руками. — Сам напросился, так что не обессудь. И вот что ещё. Я, немного подумал: может быть, в эту отару пригоним ещё «жертвенных агнцев»- тех, кто ещё цел после встречи с подчинёнными Фёдора Юрьевича. Прямо сейчас «нарочного посыльного» снарядим. А ты, в дальнейшем, делай с ними что хочешь, но на их содержание, из казны не дам ни гроша, а спрос за них будет усиленный. — На царском лице промелькнула кривая ухмылка. — Ну что? Ещё не передумал? Может проще на плацу поставить плаху, да самолично рубануть несколько голов, и больше ничего не чего не бояться? А?!

— Нет, государь, пусть лучше шведы потратят на них свой порох и свинец. Заодно эти заблудшие души, немного проредят вражеское войско. Зато, всё это поможет сохранить жизни преданных тебе солдат….

В дверь постучали, и Пётр, оглянувшись на стук, по-хозяйски сказал:

— Входи!

Слегка приоткрылась дверная створка и через образовавшийся проём, нерешительно заглянул Силантий Феофанович.

— А Емельянов, ну, что застыл в дверях? Проходи уж, коли пришёл. — Зычно проголосил самодержец, увидев нерешительность капитана. — Про тебя тут говорят такое! … Якобы ты, так умеешь рыбку и мясцо коптить, что отведав его раз, больше ничего другого есть, не захочешь.

— Ага. А про то, что такие хорошие коптильни заставили бросить на произвол судьбы. Никто не рассказывал? А ведь я предлагал там некоторых моих людей оставить. Так нет, нельзя. А местные тати, поди, их родёмых, уже растащили всё по брёвнышку, да по камушку.

— Ну ладно, не прибедняйся. Мы, ещё подъезжая к Берберовке, почувствовали запах копчёности, так что, не прибедняйся, а накрывай на стол. — Пётр еле сдерживался, чтобы не засмеяться.

Ефремов покосился на Юрия и тот одобрительно кивнул….

В небольшой офицерской столовой, отличавшейся то солдатской только размером и отсутствием больших столов — вместо них стояли небольшие, где могли поместиться максимум четыре человека. Так вот, в этом небольшом обеденном зале за дальним столом — буквально заставленным разнообразной снедью, сидели два человека. И если не считать людей их обслуживающих, то можно сказать, что они трапезничали в полном одиночестве.

— Ты Юрка, делай что хочешь, но увеличь выпуск вашего нового оружия. Мне недавно, одна сорока на хвосте такую плохую весть принесла.

— Я и мои друзья, делаем всё что можем. — Оправдывался тот, который выглядел немного постарше. — Адису говорит, что даже задержал выпуск боевых повозок, все, кто должен был их делать, работают на производстве штуцеров.

— Всё равно мало. В ближайшее время, пригоню к тебе ещё людей: обучайте их и ставьте на сборку новых винтовок. Не знаю, кто помогает Карлу: но шведы, ведут тайные переговоры с Яном третьим Собеским. Якобы они уже заполучили поддержку великого гетмана коронного Станислава Яблоновского; великого маршалока коронного; подскарбия великого… всех даже не перечислишь. Также воеводы курляндского и прусского. Единственная надежда, что сейм не одобрит этот военный союз, или сам Ян III Собеский, из-за своей хвори и разлада возникшего меж его детей, не захочет воевать.

— Кто его знает, — задумчиво ответил царский сотрапезник, — вдруг король Ян, захочет для объединения семьи, обозначить общего врага?

— Перестань, и без того на душе муторно. Эх, знать бы, кто за всем этим стоит… — Как будто в пустоту проговорил самодержец, наливая себе в стакан водки (стеклодувы из Ростова на Дону наладили выпуск гранёных стаканов). — Тут ещё, обнаружилось мздоимство великое и кража государственная. Прямо из казны крадут тати, … но ничего — Головкин уже ведёт по этому вопросу дознание, я уверен, что Гавриил Иванович докопается до истины.

— А что будем делать с Речью Посполитай? Нельзя нам на два фронта воевать.

Романов выпил водку, как будто это вода — только немного поморщился и сразу закусил кусочком буженины. Несколько секунд подождал и проговорил:

— Делаем всё что можем, князь Долгоруков уже отбыл в Варшаву с тайным поручением. Да и с гетманом войска запорожского Мазепой, тоже союз ищем. — Пётр как-то нерадостно улыбнулся.

Юрий, вспоминая то, что знал о будущем, немного подумал и изрёк:

— Нам с этим Иваном Степановичем, конечно, надобно идти на сближение — у него есть сила. И как союзник, в данной ситуации, он может принести много пользы. Но в дальнейшем, я бы ему сильно не доверял — изменивший присяге раз — склонен придать то же самое повторно.

— Это уже моё дело, как к кому относиться и кому, когда, и насколько стоит доверять. — Царь, даже на мгновение замер, перестав отрезать для себя ломоть корейки. — Ты лучше срочно езжай в Малиновку и поторопи своих соратников. Пусть ускорят восстановительные работы на своих мануфактурах.

— Государь, так для этого нам больше железа нужно. Леонид Ибрагимович, постоянно жалуется на его нехватку — говорит, скоро весь лом переплавит и придётся печи гасить. Затем, пока новые возведёшь, всё это приведёт к потере времени и средств.

— Хорошо, поручу решение этой проблемы «Алексашке» — этот проныра, что угодно достанет — коли учует в этом свой барыш. — И тут же сменил тему разговора. — На днях из Ростовской на Дону крепости, был отозван Бухвостов: будет у моего сына воспитателем. А позднее, когда цесаревич немного подрастёт: твои учёные мужи, начнут обучать его — индивидуально.

Последнее слово Романов недвусмысленно выделил интонацией. Далее пошли разговоры на отвлечённые темы, не имеющие к назревающей войне никакого отношения.

В Малиновке дела шли неплохо, но не настолько, насколько этого хотелось. Всюду как муравьи возились люди и благодаря их стараниям, некоторые корпуса уже были почти возведены. Не дожидаясь возведения крыши, в них устанавливались новые станки и прочие оборудование. Также, наметилось несколько новых производственных корпусов, — которых ранее не было.

— А это, мы с перспективой на будущие — возводим корпуса под цеха по изготовлению унитарного патрона. — Заметив заинтересованный взгляд своего товарища, проговорил Корнеев. — Мы с Билли решили объединить производство — не рентабельно, если цеха будут так далеко разбросаны. Выгоднее всё производить в одном месте. А пока он, у себя в Букове начал обучать молодёжь, которая в дальнейшем будет здесь работать. Так что, ориентировочно к весне, собираемся приступить к выпуску нового боеприпаса. Затем и ружья под него начнём проектировать.

— Лео, а не слишком ли ты с Билли форсируете события, ситуация не та, чтобы так распылять свои силы. — Витальевич по привычке называл друзей прежними именами. — Не получится так, что вы, в итоге ничего не успеете сделать?

— Нет, Юра, я всё рассчитал. — Начал эмоционально оправдываться бывший кузнец. — Пока нам идёт наибольшее благоприятствование со стороны русского царя, нам надо успеть, всё сделать по максимуму. А народу сюда нагнали столько, что работай они только на запланированных объектах: то будут только мешать друг другу. А дополнительную мануфактуру, по производству кирпича, я за свой счёт уже построил. — Мне кстати, со временем ещё и Малиновку благоустраивать предстоит. Да и местные — из Тулы, уже интересовались — смогу ли я в будущем, и им кирпич с черепицей продавать.

При этом глаза Корнеева горели как при горячке, его руки жили своей самостоятельной жизнью — пытаясь показать масштабность его задумок. Во время своего эмоционального рассказа он даже временами шёл спиною вперёд и совсем не смотрел под ноги. Из-за этого, споткнулся и упал: выпачкав глиной свой новый, суконный камзол, чёрного цвета. Но даже это, не остудило его пыл. Поднявшись и слегка отряхнув одежду, он продолжил с прежним задором, не обращая внимания на снисходительную улыбку Гаврилова:

— Нам надо, пока есть строители, возвести всё по максимуму. А необходимое оборудование, я уже сам буду устанавливать.

— А Билли уже отработал производственную технологию? — Перебил товарища Юрий, придержав его за локоть — спасая от очередного падения (на сей раз, Лео рисковал упасть в лужу).

— Говорит что да. Правда, было несколько небольших взрывов. — Но тут же бывший кузнец поспешил уточнить. — Но всё это было ещё до пожара и уже тогда — перед этими печальными событиями, всё начало идти как по маслу. Да и сейчас, он со своими учениками зря время не терял. Внёс в чертежи ещё несколько изменений, улучающих работу производственного оборудования.

— Хорошо. Убедил что вы молодцы. Ты Лёня, лучше скажи, что тебе ещё надо? Чем я смогу помочь? — Дальнейший разговор друзей, пошёл на японском языке.

Щёки молодого, начинающего фабриканта, залил румянец смущения. — «Вот уж чего никогда за ним не замечал». — Подумал Юра, увидев это.

— Ну, денег конечно. Уж очень сильно аборигены мзду любят. Также, мне необходимо железа побольше, меди для выполнения заказов нашего химика, ну и инструментальной стали. — И перейдя на шёпот, как будто кто-то мог подслушать и понять их разговор, прошептал. — Если получится несколько станков…, ну вообще…, как ты это умеешь, немного того….

— Размножить? — С улыбкой уточнил Юра.

— Ну да.

— Так бы и сказал, а то устроил тут, непонятный спектакль стеснительного актёра.

— Так ты же сам сказал, что должны обходиться без твоих чудес. И если бы не эти диверсии, то я бы и не обратился к тебе с такой просьбой… Мне ещё нужно сделать пять станков, тогда, я смогу запустить первую линию по выпуску штуцеров. Ничего, что работать будут под открытым небом, ты же сам рассказывал, что у тебя на родине так когда-то делали.

— Хорошо. — Без лишних раздумий согласился Гаврилов. — Иди, показывай, что и где делать.

Поутру, Карно показывал рабочим, измотанным тяжёлым трудом, на станки, которые нужно срочно оттащить в достраиваемый цех. А другие их товарищи по несчастью, понуро перетаскивали невесть откуда взявшиеся три огромных кучи железа, меди и других непонятных железок на склад. Он одиноко стоял возле кузницы, к нему, их раньше даже близко не подпускали.

— Скорее братцы! Поторапливайтесь! … Да не перепутайте, что откуда берёте и куда надобно сложить! … — Подбадривали бедолаг охранники: ибо эту тяжесть таскали каторжники (бежать им было некуда — вся территория была обнесена рвом и двумя высокими заборами с вышками — на которых дежурили солдаты). — Хозяин сказал, что сегодня, вы как управитесь, то все пойдёте отдыхать. И обеденную пайку на сей день увеличат. А будете лениться, так мы вас живо снова в кандалы закуём…! Цените доброту господина Корнеева! Потому что, у вас здесь не каторга, а сущий рай! Уж в этом поверти нам на слово! Под Азовом или Таганрогом, от тамошней кормёжки и работы — вы бы уже многие подохли! …

Уже заканчивался октябрь, а Шведы всё не объявляли войну. Гаврилов, чтобы зря не изнурять военнослужащих, отменил повышенную боевую готовность. Проводя с ними только плановые занятия с личным составом: чему солдаты очень обрадовались; почувствовав некое облегчение в службе.

Давно уже вернулись егеря, проводившие разведку местности: и теперь полковые картографы, были буквально завалены работой, размножая, и уточняя карты. Однако не всё что принесли спецы, попало к этим молчаливым трудягам. Те планы участков, на которых были нанесены схороны, и магазины (склады провизии и боеприпасов), были объявлены секретными, и хранились в штабном сейфе. Доступ к этим бумагам имели только егеря, которые самостоятельно делали с них копии.

Штрафники — так негласно, Юрий называл спасённых им от казни стрельцов, проблем не создавали. Сказывались труды полковых священников (постоянно ведущих с ними беседы в нужном ключе) и работа поставленных над ними командиров. Правда, поначалу, Гаврилову пришлось с ними помаяться — добиваясь должного повиновения: к кому подходя с добрым словом, а кого, ставя на место зуботычиной. К сожалению, троих буянов, всё-таки пришлось расстрелять перед строем: но после этого, постепенно, всё пошло на лад и больше никто не пытался дезертировать, или готовить бучу. На этот случай, Юрий, не побрезговал завести нескольких осведомителей. — «С таким контингентом, держать руку на пульсе, лишним не будет». — Решил он.

Инженерная рота, особо радовала своими успехами — уже более или менее быстро и хорошо устанавливала линию обеспечения против кавалерии, и могли наводить переправы через реки. Последнему их навыку, больше всех радовались местные жители — вместо экзамена, на Тулице, в двух местах были возведены добротные мосты, позволяющие сильно сократить путь тем, кто направлялся на торг в Тулу; да и не только туда.

Не меньше радовали известия, приходившие с Малиновки. Там уже были возведены все цеха, а некоторые из них, приступили к выпуску необходимых для армии изделий. Князь Меньшиков, наладил регулярную поставку железа из Сибири — не забывая при этом нагло обирать добытчиков. На все замечания он реагировал резко: особо доставалось Никите Демидовичу, сын Демида Антуфьева. Не так давно, царь, не без Юриной помощи заприметил этого энергичного и предприимчивого молодого человека и взял под свой контроль. А сам Гаврилов, обратил внимание на этого кузнеца на торгу — возле Тульского кремля. Мастеровой бойко торговал своими поделками, — которые надо признаться, на порядок превосходили по качеству аналогичный товар предлагаемый соседями.

— Бери барин, не пожалеешь! — С улыбкой заговорил молодой, чернявый мужчина: когда Юра с интересом крутил в руках нож с клипсом вместо рукояти. — Ты не смотри, что он с виду неказист — не украшен рисунком ненужным. Зато ты, им без правки сможешь кабана освежевать.

Его умные, с небольшой хитринкой глаза, оценивающе рассматривали потенциального покупателя. От его взгляда, не укрылось, что на нём надет военный мундир и мгновенно всё взвесив, продавец предложил:

— Коли захочешь барин, то могу тебе пару ружей предложить. Они мной самолично сделаны: не у одного заморского мастера лучше не полу…

— Как величать то тебя, мастер? — Перебил его Юрий. — А то, как надумаю купить, у тебя оружие, а кого искать — неведомо.

Кузнец, ещё шире улыбнулся, и, пригладив свою чёрную бороду гордо представился:

— Так Никита я, Демидов сын: меня здесь все знают и уважают. Так что барин, берёшь что, али как?

Эта фраза, сильно резанула Витальевичу слух. — «Неужели перед ним основатель династии Сибирских заводчиков Демидовых».

Никита, по-своему поняв замешательство стоящего перед ним человека, тут же добавил:

— Не сомневайся в моих словах барин, мне нет резона тебя обманывать — больше потеряю, чем обрету.

Через две недели после этого разговора, В Тулу приехал Пётр (прервав свою инспекцию гарнизона расквартированного в Азове и строительство нового флота в Таганроге). И заинтригованный рассказами Гаврилова, изъявил желание как можно скорее познакомиться с тем — в ком Юра увидел перспективного купца и производственника. После многочасовой беседы (надо сказать, что царь остался доволен новым протеже), для расширения дела было приказано выделить для сына Демидова, в 12 вёрстах от Тулы, в Малиновской засеке несколько десятин земли. А Юрий, должен был выделить своему выдвиженцу, не менее ста рублей подъёмных. И обо всех его успехах, надо было регулярно докладывать в Москву.

Никита ещё не успел достроить свой, как он выражался — «железный завод „о многих молотах“» — заложенный при устье реки Тулицы, за что ему и доставалось от князя Меньшикова. Надо признаться и плавильные цеха принадлежащие Корнееву (он их построил у реки Нейвы, вытекающей из озера Таватуя), тоже князем не очень жаловались. Что чуть не закончилось дуэлью между Меньшиковым и Гавриловым. Благо Романов каким-то образом про это узнал и волевым решением уладил этот назревающий конфликт.

Весеннюю распутицу, размочившую всё вокруг до непроходимой размазни: Юрий встречал, исчерпав ресурс своего симбионта под ноль. Оправдываясь, что поступить по другому было нельзя: нужно было помочь Корнееву с ускоренным возведением цехов обогащения руды и плавильных печей; прокладкой насыпной дороги до Малиновки; сделать для егерей неприкосновенные склады с боеприпасами и амуницией; а для врачей с медикаментами. Ну и само собой разумеющиеся — аварийный золотой запас.

Пётр же, повинуясь своей непоследовательности решений и эмоциональным порывам, убыл в Архангельск, где и застрял — остановленный непогодой. Поэтому Гаврилов, не обладая свежей информацией о подготовке противника: до одури гонял егерей, заодно выматывая и себя. А во время непродолжительного отдыха, наблюдал как на плацу солдаты его полка, отрабатывали штыковой бой. Временами ему было их жалко — из-за постоянных дождей одежда на служивых промокала насквозь. Но он, душил это чувство на корню — в боевой обстановке, если что, отсиживаться будет негде, так что, пусть привыкают. В конце концов, он и сам промокал не меньше их: и по утрам, спеша на занятия с егерями, одевал ещё волглую одежду, — которая, из-за повышенной влажности, не успевала, как следует просохнуть. И только постоянные физические нагрузки, и хорошее питание, не позволяли людям заболеть. Да и сами солдаты больше не роптали — видя, что их полковник, делит с ними все тяготы службы: а не наблюдает за происходящим через окошко своего тёплого дома.

В один из таких дождливых дней, когда он со спецами возвращался со штурмовой полосы: к Юрию подбежал посыльный из штаба.

— Господин полковник, разрешите доложить! — Обратился молодой, худощавый солдат, вытянувшись по стойке смирно.

Дождевая вода, струйками стекала с его головного убора, лилась на камзол, где почти сразу впитывалась в сукно (видимо в спешке служивый не надел свой плащ). А это грозило тем, что бедолага скоро окончательно промокнет: вздумай Юрий дольше подержать его под осенним дождём. Поэтому, он не стал тянуть время и коротко ответил:

— Докладывай!

— Вас срочно просят подойти в отдел планирования!

Так для всех назывался узел связи, и только избранные люди, знали его истинное назначение и были вхожи туда.

— Спасибо. Можете идти, солдат.

— Есть. — Коротко ответил посыльный и, развернувшись, побежал назад в штаб.

Глядя след посыльному, тяжело бегущему по лужам, Гаврилов подумал:

— А ведь надо дать указание, чтобы мои орлы в Ростове, подумали о производстве армейских прорезиненных плащей. В походе — очень пригодится солдату: спасая от промокания. Да и медики обрадуются, факту снижения опасности возникновения простудных заболеваний в походных условиях. А пока, надо узнать, зачем меня вызывают связисты…

Вильям, опомнись: ты никогда таким не был. — Долговязый, седой мужчина: отчитывал идущего рядом с ним друга. — Ты только посмотри на себя: от тебя совсем ничего не осталось. Весь осунулся; по глазам видно, что недосыпаешь…

Два друга, неспешно шли по скверу: не обращая внимания на моросящий дождь. Один из них, как и прежде был полон сил и энергии. Другой шёл семенящими шагами, неуклюже опираясь на трость, за последнее время, он сильно исхудал и в его взгляде, еле теплилась жизнь.

— …А что ты делаешь со своим состоянием? Ты ведь, так совсем скоро разоришься. — Тихо выговаривал седой джентльмен.

— Брайан, а зачем мне это всё нужно? Кому я всё передам? — Бесцветным голосом отвечал джентльмен с тросточкой в руке. — А так, я знаю, что каждый мой потраченный цент — принесёт страдания этим варварам.

— Понимаю. Месть врагу, это дело святое. Но это блюдо, должно готовить с холодной головой. Иначе: ничего толкового не получится. Мои люди делают всё от них зависящее, чтобы Шведы напали на Московитов: надо сказать, у них это неплохо получается. Мы уже подтолкнули их к созданию выгодной коалиции с Речью Посполитай. А ты? … Зачем тратишь деньги на подкуп надворного канцлера: пойми, он ничего не решает; это не Англия, здесь всё не по-человечески. У этих шляхтичей, пародия на монархию…

— Но это, всё равно поможет тебе в твоих интригах. — Тихо возразил Вильям.

— Господи, воистину — непосильное горе, отнимает не только здоровье, но и разум. — Еле слышно прошептал седой мужчина: отвернувшись от друга и горестно взглянув на небо.

Но через секунду повернувшись: немного громче, сказал совсем другое.

— Твой Чарльз, как «Аполлон рукой Париса, поразил русского Ахиллеса своей стрелой». А я, в свою очередь, разобью глиняные ноги российского колосса. Чтоб он, больше никогда не смог подняться и хоть чём-то нам угрожать. Но если, наши пешки, благодаря ненужным денежным подачкам, поймут, что ими играют чужую партию: то все наши труды на ветер. Поэтому прошу тебя, заклинаю: направь свои деньги и энергию на постройку новых крупных боевых кораблей. Этим, ты как нельзя лучше почтишь память своих сыновей — отдавших за корону свои драгоценные жизни. Ведь имея мощный флот: мы сможем решать, кто может бороздить океан, а кто нет.

— Да-да, ты прав. — Тихо согласился Вильям: и, поёжившись от мороси — падающей с неба, по привычке держа горделивую осанку, засеменил к парадному входу своего замка. Всё это, было так неестественно и непривычно, что Брайан старался не смотреть на своего резко постаревшего и исхудавшего друга, а идти рядом, глядя только вперёд.

— Нет. Эта Московская Тартария, дорого заплатят за свои деяния. — Думал сухопарый джентльмен: медленно вышагивая рядом с «увядающим» другом. — Этим выскочкам, надо преподать урок: пусть знают своё место. А за то, что они сделали с моим другом — будет отдельный спрос. После того как они лишатся своей государственности. Я разыщу всех виновных в гибели Чарльза и всю их родню — по седьмое колено. И тайно подарю их Вильяму: думаю, он придумает, что с ними делать. И пусть будет предан забвенью сам факт существования этих людей — на варваров понятие гуманности не распространяется. — «Тем более, когда они настолько опасны для моей родины и тем паче — моих экономических интересов».

— Сегодняшний день слишком хорош, чтобы быть правдой. — Думал Юрий: в очередной раз, вспоминая разговор, состоявшийся в узле связи. Его вызывал Корнеев, желая поскорее поделиться достигнутыми успехами. — Его мастера, изготовили пулемёт по схеме Гатлинга: правда, он был сделан в единственном экземпляре и вручную. Специально для его испытания, бала произведена пробная партия патронов — с бумажной гильзой. Во время, которого новинка показала свой норов — следовало дорабатывать всё: начиная от боеприпасов — давших более трети осечек; до самой картечницы (так в своё время, называли изобретение инженера Гатлинга). Но даже такой результат: вызвал бурю восторга у всех присутствующих на испытаниях. Во-первых, испытания проходили под дождём — когда ни один штуцер не мог выстрелить; во-вторых, не было закрывающего обзор порохового дыма. Да и стрельба велась просто бешеным темпом (так считали те, кто не видел в действии оружие егерей). Эпохальным это событие делало то, что было испытано скорострельное оружие, произведённое в этом времени и здешними мастерами. А недоработки — так это болезнь роста. Без неё ни у кого, ничего, никогда не получалось.

Даже поздно вечером: идя домой, Юрий прибывал в некой эйфории — снова и снова «смакуя» новость: пытаясь осмыслить её значение под разными точками зрения. Вот здесь, он и допустил свою главную ошибку на сегодняшний день. Гаврилову померещилось, что у дровяного сарая — стоящего возле дорожки, ведущей к дому, кто-то притаился. Но Юра, увлечённый размышлением — не стоит ли попытаться сразу делать более продвинутое в техническом плане оружие: не обратил на это внимание; продолжив идти без опаски. Через несколько шагов, он поравнялся со злосчастной постройкой — мысленно склоняясь к тому, что он прав: пытаясь хоть немного имитировать пошаговое развитие технического прогресса. И тут. Боковое зрение среагировало на движение, следом включились рефлексы и руки, сами блокировали сильнейший удар ножом — отводя его немного в сторону. Но толи противник в этот удар вложил много силы, толи виновата нога, скользнувшая по мокрому камню: а может всё вместе. В общем, нападавший устоял на своих ногах, а Витальевич, нелепо растянулся перед ним. Незамедлительно последовала новая атака. Юра не мог разглядеть лица нападавшего, а видел только тень, метнувшуюся к нему и навалившуюся на него всей своей тяжестью. Вражеское колено, больно врезалось в живот: а чудом пойманная рука с ножом, застыла в нескольких сантиметрах от груди. Противник кряхтел, силился вдавить холодную сталь в Юрино сердце — которое взбодрённое порцией адреналина, бешено, колотилось в груди. Гаврилов понимал, что долго он так не продержится. Ещё немного и уставшие мышцы рук начнут сдавать, по миллиметру уступая холодному жалу ножа, стремящемуся, во что бы то ни стало, обрезать его нить жизни. Да и кричать бесполезно. Никто не услышит: да и будут расходоваться силы необходимые для сопротивления.

Неизвестный враг, уверовавший в свою победу, поспешил — захотев удобнее перехватить нож. Седьмым чувством, угадав это движение: Юра, подловив инерцию, подтолкнул своим телом противника и, уходя на борцовский мост, сбросил своего убийцу потерявшего равновесие на землю. За этим, почти сразу последовал короткий улар правым локтём в голову: другая рука, одновременно выхватила из ножен охотничий нож. И когда Юрий окончил перекат — оказавшись на противнике: он несколько раз ударил противника в грудь. Тот захрипел, но всё ещё был живой.

Заметив рядом с раненым противником его нож, видимо он его выронил, когда Юра его сбросил с себя. Гаврилов оттолкнул его подальше и встал. Враг остался лежать, даже не предпринимая попыток подняться.

— Ты кто? — В два приёма спросил Витальевич, пытаясь одновременно восстановить дыхание.

— Гришка я. Из стрельцов, что ты злыдень на убой держишь. — Тихо, с бульканьем проговорил поверженный мужчина.

— Понимаю. Ты, ненавидишь меня. Но какого ляха ты пытался меня убить?

— Ты кума моего, Василя, за слова правдивые, на моих глазах расстрелял. — Даже в темноте, без помощи симбионта было видно, с какой ненавистью смотрят глаза умирающего. -

— Эх ты Григорий… горе ты луковое. — Грустно произнёс Юрий. — Как жаль…

— Что жаль? … — Бывший стрелец закашлялся, а когда успокоился, стал тихо читать молитву.

— Жаль, что ты был дураком и помираешь им. Ты подумай, дурья башка, что для вас лучше, сгинуть с семьями в московском приказе. Или в лучшем случае с вырванными ноздрями, пойти в сибирскую ссылку. Пугая своим видом всякого встречного. Или помереть достойно в бою — как и положено воину.

Григорий не отвечал, хотя было видно, что он ещё жив. Юрий стянул с себя камуфляжную куртку и, держа её навису, прикрыл голову стрельца от дождя.

— Ты не переживай Гриша. Семью я твою не трону. И в обиду никому её не дам…

Юрий ещё чего-то говорил, в большей степени для себя: а когда стрелец испустил дух, накрыл своей же курткой его голову и, немного пошатываясь от навалившейся усталости, пошёл в дежурку — распорядиться, чтобы позаботились о теле. Адреналин, столь необходимый в схватке за жизнь: в кровь больше не выбрасывался, и Юра начал чувствовать, как саднят порезы на руках. Эта боль быстро усиливалась — умножаемая «бонусом наказания» — придуманным инопланетными яйцеголовыми, для контроля своих трансгенов.