На втором этаже Зимнего дворца было полно высокопоставленных господ, проявляющих оживление. По случаю чудесного спасения императора во всех храмах прошли благодарственные молебны во славу Господа и покровительницы России — Пресвятой Богородицы. Лица, причастные к чуду, были приглашены во дворец для вручения наград, отчего в приёмной сделалось тесно. На половине, где находились государственные вельможи, только и разговоров было, что о курсах и о продажах. После покушения акции французских железнодорожных концессий упали на Лондонской бирже. Компании, строившие в России чугунку, мигом вышли из доверия держателей ценных бумаг, чем воспользовались биржевые маклеры, носящие в Великобритании название «брокеров». И хотя качество трудов французских инженеров никак не соотносилось со взрывом в движущемся составе десяти фунтов динамита, и паника на рынке ценных бумаг была продиктована эмоциями их обладателей, колебание курса оказалось заметно даже в Санкт-Петербурге. Ведь именно в России невидимая рука рынка наткнулась на невидимый член революции. По долетавшим до его ушей обрывкам разговоров Анненский узнавал, кто сколько успел скупить, связываясь с Лондоном по телеграфу. Александр Павлович и сам начал подумывать, как выйти на биржевого жучка, пока акции не стали расти в цене. Затем он заколебался, не будет ли сие скороспелым решением или стоит обождать, пока бумаги не упадут дополнительно, чтобы уж тогда вложиться по полной.

Анненский спохватился, когда к нему подошёл флигель-адъютант и попросил проследовать. Ужаснувшись, какой чепухой может оказаться забит череп, когда ерунда пролезла в уши прямиком из уст высокопоставленных болванов, Александр Павлович настроился на нужный лад и переступил порог царского кабинета.

— Ваше Императорское Величество, ротмистр Анненский…

— Довольно, Сашá, - остановил Государь.

Флигель-адъютант закрыл арочную дверь.

Николай Второй выглядел утомлённым и сосредоточенным, хмурым и напряжённым, какими бывают люди, поглощённые государственными заботами или крепко ударившиеся головой.

— Мы хотим, чтобы ты присел, — повелел самодержец.

— Да, Ваше Величество.

Анненский опустился в кресло перед царским письменным столом Г-образной формы, сохраняя спину прямой, а вид почтительным. Он чувствовал себя во дворце чужим, как заноза. От впечатлений детства ничего не осталось.

— Почему ты нас покинул? — печально спросил Николай Второй.

Александр Павлович затруднился объясниться достаточно содержательно для того, чтобы оправдание могло прозвучать извинительно. Кроме себялюбия, истинных причин его отдаления никому из собеседников не виделось.

— Виноват, Ваше Величество.

— Сашá, - с укоризною прервал Николай Второй. — Твоё стремление ловить людей не только огорчает нас, но и вызывает недоумение света.

Анненский терпеливо выслушивал нотацию. Он знал, как к нему относится общество из-за его отпадения, но не желал восстанавливать статус-кво и не видел, что нынче мог бы сделать ради этого.

— Клоаки Парижа изменили тебя до неузнаваемости, — продолжил Государь. — Ты предпочёл низы высшему свету. Неужели грязь привлекает тебя настолько, что ты считаешь обмен равноценным?

— Охота на людей так интересна, Ваше Величество, что я не нахожу в себе жестокости отговаривать от неё тех, кто ещё не пробовал её, — с привычным цинизмом молвил Анненский.

Милый дух дворцового уюта в личном кабинете Государя брал своё. Николай Второй бледно улыбнулся своему бежавшему другу.

— Если тебе так нравится это занятие, будь начальником Петербургской сыскной полиции. Место как раз освободилось.

Анненский не поверил своим ушам.

— Полковник, мы желаем видеть вас при дворе. Не пропускайте приёмов.

Флигель-адъютант вывел из кабинета совершенно другого человека и вместо него проводил Луку Силина. Анненский подмигнул унтеру с перевязанной головой, которому сейчас тоже предстояло преображение.

Завидев его, фон Плеве жестом пригласил подойти к кругу министров.

— Господа, — обратился Вячеслав Константинович к военному министру Куропаткину и министру финансов Витте. — Позвольте представить вам начальника петербургского сыска полковника Анненского, спасшего жизнь Его Императорского Величества от коварного покушения нигилистов.

— Позвольте пожать вашу мужественную руку, — сказал генерал-адъютант Куропаткин.

— Я слышал, вы поймали знаменитого убийцу Раскольника, — сказал Витте, пожимая пальцы Анненского своей пухлой ладонью.

— Я нашёл их гнездо, — уклончиво ответил Александр Павлович, который знал теперь финское имя маньяка и рассчитывал схватить его на земле Великого княжества Финляндского своими руками, не полагаясь на помощь местной полиции. — Народовольцы производили чудовищные медицинские эксперименты над людьми, и даже тот факт, что те все были добровольцами, не смягчает вины.

— Настоящие бесы, — заметил фон Плеве, который лично проводил первый допрос графини Морозовой-Высоцкой.

— Читали в газете! — одобрил Витте.

— Возвращаясь к нашей теме, господа, — прямолинейно возобновил прерванный разговор генерал-адъютант. — С точки зрения военной стратегии, начать кампанию на Дальнем Востоке есть всецело авантюра, которая, вероятнее всего, закончится крахом.

Министр внутренних дел и министр финансов благодушно заулыбались, как бы возражая, а фон Плеве, не стесняясь младшего по чину, но равного по происхождению Анненского, наставительно сказал Куропаткину:

— Алексей Николаевич, вы внутреннего положения России не знаете. Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война.

«При благоприятном стечении обстоятельств» редакторский карандаш может привести человека и на эшафот. Так и исследователь некоторых драм большевистской революции, в которой принимает участие много неудачных литераторов, должен был бы порою руководиться правилом: «ищите рецензию».

Марк Алданов. «Ванна Марата»