«Морская лисица» скользнула в район лова, пользуясь попутным ветром, и встала на якоре в миле от торчащих из моря каменных пальцев. «Секстан, компас и электронный хронометр приведёт в нужную точку Мирового Океана, не надо и GPS, если есть голова на плечах и таблицы „Морского навигационного ежегодника“, – хвастливо сказал Жозе да Силва за завтраком. – Раньше помогали карты, но после того, как пришельцы изменили рельеф дна и нарушили течения, от новых спутниковых карт пользы мало, а от старых больше вреда – сбивают с толку».

Муромцев наблюдал, как он виртуозно справляется без спутниковой навигации: замеряет лазерным дальномером расстояние до скалы, разворачивает яхту правым бортом к ветру, опускает паруса, бросает якорь и травит канат, позволяя ветру отогнать «Морскую лисицу» на несколько саженей. Паскаль кинул лот и не достал дна. Порядок!

Яхта встала над Разломом Дьявола.

Муромцев спустился, имея при себе мощный фонарь, вместительную браконьерскую питомзу – сеть для сбора добычи и МП-11 на случай появления хищников. Опытным путём дайверы установили, чего боятся или по каким-то иным причинам стараются избегать пришельцы. Чувствительные к химическим веществам, наутилусы и амфибии на дух не переносили стирального порошка даже в мельчайшей его концентрации. Из того, что было под рукой и стоило дёшево, «Миф» был самым действенным средством, хотя и не самым эффективным. Купленные дорогой ценой знания составляли набор уважающего себя навигатора, который брался отвести ныряльщиков к месту лова и доставить обратно целыми и с добычей. Кака вскрыл большую коробку и высыпал первый двухкилограммовый пакет.

Промер глубины дал двадцать семь метров. Муромцев стоял на скальном карнизе шириной метров пять. Слева была стена, заросшая актиниями и кораллами, справа чернела бездна. Видимость была порядка трёх метров. В воде плавала мелкая взвесь. Пространство было наполнено существами, питающимися отбросами, слабое течение «продувало» стену, принося им всё новую еду. Окрестности процветали на густой подкормке и жадно шевелились.

Водолаз провёл лучом фонаря по стене вниз. Под ногами и впереди, насколько хватало видимости, дно было усеяно причудливым бентосом. Фиолетовые с бледно-розовыми краями апатриды колыхали в воде невесомой каймой. На краю бездны сбились в стаю поближе к струе корма пышнотелые лесбосы. Кокетливо жались друг к другу голубые девианты. Двигались иглы вездесущих морских ежей. Крабы сновали между ними, закусывая чем придётся, любопытные и деловитые, всегда готовые к обороне. Извиваясь вверх-вниз, ползали похожие на земных голотурий инопланетные черви, всегда готовые к размножению. Не было здесь только морских звёзд – этих вредителей наутилусы методично уничтожали, как собирает с грядок и сжигает слизней усердный огородник. Пришельцы были толерантны только к своим хищникам.

Налобный фонарь, яркий, но маленький, создавал в мутной воде облако рассеянного света. Квадратный фонарь, который Муромцев держал в руке, светил как прожектор, луч рыскал по грунту и скальной стене, выискивал добычу. «Брать морской сморчок, фузению и патат», – сказал Жозе да Силва, тыча пальцем в фотографии на экране планшета. Оказалось, что Xenofungella guttata водится не только на банках возле Островов Зелёного Мыса. Узнал лаборант во время капитанских инструкций и много другого интересного, о чём не рассказывали в институте.

«Старайтесь выбирать необычное», – посоветовала Рощина.

«Что мы никогда не видели», – добавил Казаков.

А Смольский сказал: «Берите, к чему тянется рука. У вас хорошая интуиция, Денис. Не забивайте мышлением голову, для этого она у вас слишком ценный инструмент. Вы ею дышите и носите фонарь».

Под ногами блеснуло, но блестеть здесь было нечему. Муромцев присел, отвёл широкие ленты травы. Среди камней, точно фантазия стеклодува, притаилось скопление матовых шариков. Шарики не были прозрачными, они отражали свет, иные как жемчуг, другие выглядели белёсыми, но были словно из чёрного стекла. Муромцев осторожно надавил, боясь, что сферы лопнут. Поверхность оказалась твёрдой.

«Не икра. Биоминерал пришельцев», – подумал водолаз. Пальцы в неопреновых перчатках двигались неуклюже для тонкой работы. Муромцев осторожно запустил их между камней, стараясь поддеть находку и не повредить её. Камень поменьше сдвинулся сам и вместе с ним сместились шарики. Денис испугался, что они рассыплются, но шарики оказались слеплены прочно. Тогда он отделил находку от прикреплённого субстрата и поднёс к маске, чтобы рассмотреть. Для этого налобного фонаря было вполне достаточно.

Бугристый слепок длиной в полруки и шириной чуть больше ладони состоял из шариков диаметром полтора-два сантиметра. Некоторые были сдавлены с боков, одни чуть больше, другие меньше. Муромцев попробовал отломить край, но не получилось, и он не стал продолжать, боясь повредить находку. Сунул её в питомзу, отстегнул фал, прицепил карабин к сетке, подёргал. Питомза с ценной добычей пошла наверх. Муромцев дождался, когда она вернётся, и двинулся дальше. Запас найтрокса в баллонах был не бесконечный.

Водолаз прошёл ещё несколько метров и замер перед колышущейся стеной. Как заверял Жозе да Силва, это был огород инопланетян, только располагался он вертикально. Из скалы вырастали на тонких ножках грушевидные красно-жёлтые тела. Это были зоарии Xenofungella guttata, морского сморчка, которого хитроумно использовал в Синише полицейский толмач Полуэктов, чтобы разговорить задержанного. Тысячи каплевидных мшанок росли на стене, фильтруя осаждающуюся на поверхность планктонную взвесь. Даже по расценкам оптовиков здесь было целое состояние.

* * *

Водолазы работали посменно. Посовещавшись, они решили, что за день сделают по три спуска и, вопреки скептицизму Смольского, ещё два спуска произведёт младший брат капитана. Когда Муромцев поднялся, Казаков забрал «хеклер-кох» и погрузился. Яхта была завалена остро пахнущей добычей. Вся команда сортировала лут, поднятый с края Разлома Дьявола. Под жарким солнцем нежные морские существа быстро портились, поэтому работали не покладая рук. Пока разгружали сеть, водолаз оставался на дне, искал, что есть ценного помимо валового продукта и изредка находил что-нибудь экзотическое.

– Работайте, коллеги, один день весь сезон кормит, – говорила Рощина, сидя на корточках в кокпите рядом с ведущим научным сотрудником и лаборантом.

Если запах сушёной половинки Xenofungella guttata заставлял выбалтывать потаённые мысли, то густой аромат сотен свежайших организмов совершенно сносил голову. На яхте теперь говорили только правду, а взгляды матросов в сторону бабы сделались совсем не шутейными.

– Ваши крестьянские речёвки не являются эффективным стимулом к напряжённой трудовой деятельности, Арина Дмитриевна, – ответствовал Смольский, ловко обрезая ножки морских сморчков и напоследок отжимая мшанок в ведре, чтобы выдавить налипший осадок. Рощина занималась тем же самым. Они передавали очищенных мшанок Денису, а тот укладывал поплотнее в контейнеры, заливал сверху консервирующим гелем и добавлял катализатор. Когда мономер заполимеризуется в гомополимер, добычу можно будет хранить в любых условиях неограниченно долго.

– Что касается напряжённой деятельности, – гордо сказала Рощина, – то у меня результативность несравненно выше.

– Начинается наукометрия, – заявил Смольский. – Померяемся, у кого Хирш длиннее. Основным критерием деятельности любого учёного является его публикационная активность в научной печати. А у вас сколько публикаций в общей сложности, Арина Дмитриевна?

– Не старайтесь меня умалить, Михаил Анатольевич, это бесполезно – горячась, ответила Рощина. – Лучше напишем совместную работу.

– Наше соавторство, Арина Дмитриевна, хорошо скажется на вашей научной репутации, а на моей – совсем наоборот.

Арина фыркнула и метнула на него сердитый взгляд, но сдержала слова.

– Не очень высокая научная ценность ваших работ, Арина Дмитриевна, отнюдь не умаляет ваших организаторских способностей. Тише-тише, Денис, – усмирил он вспыхнувшего лаборанта и перевёл взгляд на Рощину. – Вы и в самом деле превосходный руководитель экспедиции.

– А что, Денис, вы, – выделив последнее слово, спросила Рощина, – думаете об этом?

– Я думаю, что интеллигенция безнадёжна – она всё сведёт к болтовне, – сказал лаборант. – Куцые мысли, злые слова. Таковы современные учёные. Вместо того чтобы делать дело, они используют интеллект для интриг.

– Какая удивительная для вас глубина мысли, – признался Смольский. – С ксенофунгеллами нам следует работать в изолирующих масках. Я это порекомендую по возвращении в Санкт-Петербург. Если все сотрудники будут говорить, что думают, наш институт долго не протянет.

Неподалёку от «Морской лисицы» вынырнул Казаков и быстро поплыл к яхте. Он поднялся по кормовому трапу и ввалился в кокпит, содрал маску, выплюнул загубник. Водолаз торопливо дышал, скулы его побелели.

– Что случилось? – тормошила его Арина.

– Наутилусы… – выдохнул Казаков. – Порошок не действует.

* * *

– Они подплыли неожиданно, в темноте, – скинув водолазное снаряжение и переодевшись, Казаков сидел на диване в салоне и держал обеими руками кружку горячего чая, заботливо поднесённую коком. – Я стоял лицом к стенке и срезал мшанок. Я почувствовал… Это такое специфическое ощущение, не передать. Словно в мозг запустили холодный палец и он трогает череп изнутри. Прощупывает так… Гадкое, очень гадкое ощущение, – плечи его непроизвольно дёрнулись. – Я не сразу понял, что происходит. А когда обернулся, увидел прямо перед собой наутилуса. Огромный глаз, щупальца практически возле лица. Наутилус издал щелчок. Костяной такой звук, будто два камня столкнулись. Они клювом так щёлкают, под водой далеко слышно. Появился другой. Свет их не пугал. Я понял, что порошок унесло течением, и он их больше не отпугивает. Наутилус легко мог перекусить шланг, если бы захотел. Но этот то ли не знал, как работает акваланг, то ли хотел меня добить телепатически. Очень жуткое, совершенно чудовищное ощущение холодного внутреннего осмотра, и я понимал, что если ледяной палец доберётся до сердца, это меня убьёт. Я не знал, что делать. И тогда я вспомнил ваши слова, Денис, про оружие. Предохранитель вниз и весь магазин за одно нажатие спускового крючка. Я выстрелил прямо в щупальца. Он заметался. Облако крови… Другой наутилус не контролировал меня, наверное, полагался на первого. Я выстрелил в него. От раковины отлетели куски. Он выбросил струю из сифона и унёсся назад, а первый наутилус, в которого я попал, крутился на месте, постепенно затихая. Тогда я прицепил сетку и начал подъём. Сделал короткую остановку, чтобы не схватить кессонку, но не слишком задерживался. Вот и вся моя эпопея. Больше здесь я спускаться не буду, – под конец заявил он.

– Я виновата, Виктор Николаевич, простите меня, – чтобы извиниться перед сотрудником, Рощина встала. – Я не проследила, чтобы «Миф» вовремя сыпали в воду. Мы отвлеклись на разбор добычи. Михаил Анатольевич, будьте любезны, переведите капитану наш разговор. Я хочу, чтобы он знал, чья в этом вина, и не возражал, что придётся сниматься с якоря. Мы не можем здесь оставаться, если о нашем присутствии узнали сторожа. Придётся сменить место лова и продолжим на новом месте.

Смольский долго говорил по-английски с Жозе да Силвой. Муромцев слушал их быстрые препирательства и не всё понимал.

– Капитан говорит, что это случайность, – перевёл Смольский итог беседы.

– Это раздолбайство команды и лично мой недосмотр, – сухо сказала Рощина и отвернулась.

– Он говорит, что ничего страшного не произошло. Капитан приносит свои извинения.

Жозе да Силва обвёл учёных угрюмым взглядом из-под насупленных бровей и, тяжело ступая, вышел.

– Я тоже считаю, что нам лучше покинуть место лова, – быстро проговорил Смольский. – Как бы ни произошло других трагических случайностей.

На палубе вспыхнул ожесточённый спор. По голосу Денис узнал Каку. Случайный слушатель мог подумать, что братья ссорятся, но это был мирный обмен мнениями по-португальски.

– Ганс, о чём они говорят? – спросил Муромцев по-английски.

– Кака настаивает не терять времени. До захода солнца осталось три часа. Он собирается сам пойти под воду, – объяснил кок.

– И правильно собирается, там стена ещё не обобрана, – сказал Денис по-русски, оборачиваясь к учёным. – Я бы и сам пошёл.

Рощина вскинула голову.

– Я вас не пущу, там опасно. Если он хочет, пусть спускается, но мы рисковать не будем.

Лаборант глубоко вдохнул, задержал воздух в лёгких, медленно выдохнул. Проникновенно посмотрел в глаза начальнице.

– Арина Дмитриевна, наутилусы – самые слабые телепаты. На меня их колдунство не действует. Если амфибия на острове не заборола, то и они ничего не смогут мне сделать.

– Это от недостатка интеллекта, – ядовито подпустил Смольский.

– Матрос Миксер тоже интеллектом не блещет, но амфибии подчиняют его легко, как говорит капитан, – заметил Казаков. – В экипаже только Ганс невосприимчив к их чарам, а кок не дурак.

– Да плевать, что они о себе думают, – горячо продолжил Муромцев. – Надо брать пакет с порошком с собой под воду и там его вскрывать.

– Вдоль стены сильное течение, – напомнил старший научный сотрудник.

– Да плевать, – повторил Денис. – Если разрезать пакет и прицепить его к камням подальше, а самому встать ниже по течению и работать под струёй химикалия, наутилусы не подберутся. Они, твари, нежные. У них хеморецепторы коробит от нашего порошка, превосходно отстирывающего бельё и придающего ему свежесть и белизну, а натуральные смягчающие компоненты просто выкручивают гадам тентакли.

– Сурово, но справедливо, Денис, – спокойно и вроде бы даже одобрительно сказал Смольский. – Тропическое солнце идёт вам на пользу.

– Спасибо, Михаил Анатольевич, – миролюбиво ответил лаборант и почувствовал себя как будто выше.

В магазине «хеклер-коха» оставался 61 патрон. Вопреки ожиданиям, Казаков перевёл флажок в режим стрельбы короткими очередями и не всадил все сразу. Вооружённый, с пакетом отпугивающего порошка, Кака спустился к урожайной стене и через положенное время отправил наверх сетку с добычей.

– Ну, вот, а вы говорите, наутилусы, – рассмеялся Денис.

Арина нахмурилась.

– Виктор Николаевич их напугал до газоиспускания, теперь они больше не сунутся. Поджали свои тентакли, врубили сифоны на полную и дали дёру.

Они стояли на палубе, наблюдая, как в кокпите моряки разбирают свой лут. Даже Утопленник приплёлся, чтобы принять участие в работе и быть если не наравне со всеми, то хотя бы обозначить роль в команде.

Ждали, когда со второй партией по фалу поднимется Кака, делая остановки, чтобы уравнять концентрацию азота в крови. Время истекало. Водолаз никак не проявлял себя. Жозе да Силва подёргал фал, но конец подавался настолько свободно, будто Кака не пристегнул его к поясу. Фал выбрали, он принёс пустую питомзу.

Капитан поглядывал на часы, заметно нервничая. Воздуха в баллонах должно было остаться только на подъём. Он выпрыгнул из кокпита и, раскачиваясь, подошёл к Арине.

– Надо, чтобы кто-нибудь из ваших спустился и посмотрел, – заявил он. – Может быть, Кака потерял сознание.

– Я спущусь, – сказал Денис по-английски, чтобы понял и капитан.

– Нет, – сказала Арина по-русски. – Пусть идёт кто-нибудь из команды. Я за вашу сохранность отвечаю как начальник партии. Мне трупы в экспедиции не нужны, хватит с нас Белкина.

Лаборант не стал спорить.

– Я иду, – сказал он капитану и пошёл одеваться.

– Муромцев, нет! – приказала Арина ему в спину.

– Да, Арина Дмитриевна, да, – лаборант полуобернулся, посмотрел ей в глаза, и начальница не возразила. – Я не брошу человека в беде.

* * *

Кроме ружья для подводной охоты, другого оружия дайверу не нашлось. Резиновый жгут выталкивал длинный стальной гарпун, и это было всё, чем аквалангист мог порадовать стаю морских хищников. Вместо башмаков со свинцовым грузом, Муромцев надел ласты, прикрепил к поясу последний пакет стирального порошка «Миф», вспорол его для надёжного отпугивания наутилусов и сошёл по кормовому трапу.

Он погрузился без неопрена, чтобы легче было двигаться. В тропическом море оказалось умеренно тепло даже на двадцати семи метрах. Держа в согнутой правой руке заряженное ружьё, а в левой руке фонарь, он прижимал их к телу, чтобы уменьшить сопротивление воды, и расслабленно грёб ластами, наслаждаясь чувством быстро регулируемой подвижности в невесомости. Даже попавший в беду водолаз на время перестал его беспокоить. Дайвер плавно летел, снижаясь вдоль стены. Медленный вдох, пауза, выдох, вдох, задержка дыхания, выдох… Всё плотнее обжимало маску, и Денис поддувал её носом. Движение вод становилось ощутимее, приходилось грести заметно сильнее. Начался знакомый участок с пышнотелыми лесбосами. Муромцев скользнул вдоль карниза. Мельком подивился, сколько же успели обобрать за день, оголённый участок был неожиданно велик. Похлопал по пакету, испуская в воду облако зловонного порошка. Он шарил лучом мощного фонаря по карнизу, искал тело или хоть что-то похожее на следы присутствия человека. Так он доплыл до зарослей морского сморчка и двинулся дальше, рыща по сторонам, идя зигзагами и всматриваясь в бездну Разлома Дьявола. Дно было девственно чистым от людского присутствия. Движение против течения заставляло мышцы ускоренно перерабатывать кислород. Муромцев искал, пока можно было оставаться на глубине, и поднялся на 15 барах в баллоне.

Жозе да Силва на корме протянул ему руку и втащил в кокпит. Капитан был бледен и молчалив.

Младший брат исчез навсегда.