Лаборант проснулся со странным ощущением беспокойства. Он чувствовал, как что-то сдвинулось в мире, пришли в действие какие-то механизмы, но не предполагал, чем бы это могло оказаться. Тревога ощущалась как в ночь после поножовщины в портовом квартале. Будто чуешь неясное и нехорошее – плен, оковы, побои и издевательства, возможно, на всю оставшуюся жизнь. Снился мерзкий эмигрант Полуэктов. Перебежчик на сторону легавых, бросивший свою родину, предатель вдвойне, привиделся не к добру.

Яхту слегка покачивало. В борт плескала небольшая волна. Фосфорический отблеск, как будто лунный, дрожал в иллюминаторе. На нижнем ярусе похрапывал Смольский. Денис ворочался на койке, анализировал своё состояние. На беспокойный сон мог натолкнуть запах мшанок и сказался тяжёлый день. Три спуска измотали, а трагическое исчезновение помощника капитана, вдобавок, угнетало необъяснимостью. Денис признался себе, что ему не жаль Каку. Они практически не общались, но на его примере угроза ныряльщикам проявилась так наглядно, что отбила охоту к погружениям, какие бы удивительные сокровища инопланетного бентоса ни ждали на дне. Поколебавшись, Денис признался, что напуган. Как бы он ни храбрился на людях, наедине, в потёмках каюты, можно было сказать себе правду.

Настроение испортилось окончательно. Денис нашарил в изножье шорты, натянул, не вставая с койки. Осторожно слез. Выскользнул из каюты, наощупь добрался до дверей, вышел в кокпит и замер.

Море светилось. Разноцветные огни на воде окружали яхту и простирались до самого горизонта. Призрачные сполохи разбегались синхронно, словно кто-то включал по цепи миллиарды тусклых лампочек. Они загорались и гасли, будто управляемые гигантским процессором или Верховным Надмозгом, но лаборант понимал, что светящиеся организмы реагируют на примитивные раздражители, время фосфоресценции мимолётно и от этого мириады действуют все разом, но не сообща и их никто не координирует.

Он поднялся на палубу. Махнул стоящему на вахте Миксеру, который держался за леер и время от времени задумчиво плевал в воду. От плевков расходилось радужное сияние, которое тут же гасло. Муромцев тоже сплюнул. Разбежались огни, словно маленькая, но плотная гирлянда ждала сигнала. Денис повторил. Планктон отозвался, как электронная игрушка, ткнул в неё пальцем – мигнула. Денис поднялся на полубак, подошёл к матросу.

– Видел такое? – спросил по-английски.

– Да.

– Только здесь так ярко светится или везде, как сезонное явление?

Миксер долго не отвечал, потом сплюнул за борт. Нелегко было морскому волку понять петербургский английский, на котором пытался объясниться русский водолаз, а, может, просто не сообразил, что ответить, и вскоре позабыл об этом в тупом оцепенении.

Они стояли, думая каждый о своём. В чёрном небе сверкали тропические созвездия, светились ходовые огни, да серп молодой луны торчал рогами вверх, практически, как на куполе мечети, словно шайтан добрался до горних высей, чтобы вступить в решающую схватку со святым воинством.

«Лезет в голову всякая чепуха», – подивился лаборант и неожиданно для себя замурлыкал под нос, слова лились из глубины души:

Студенческая песня факультета бионистики, которую Муромцев слышал на ледоколе и сразу запомнил, звучала в люминисцентной феерии тропических вод над Разломом Дьявола и исчезала в ночи, никем, кроме Миксера, не услышанная. Даже любопытная амфибия, случись ей высунуть голову возле борта «Морской лисицы», уловила бы звуки чужой сигнальной системы, которую ни ей, ни её сородичам не понять, ни принять, а можно лишь истолковывать как близость потенциальной жертвы.

Тихо скрипнула дверь каюты, на корме появился изящный силуэт. «Арина вышла курить», – Муромцев следил за ней глазами, не шевелясь. Рощина его не заметила. Щёлкнула зажигалка, силуэт приобрёл объём, огонёк осветил скулы и острый нос. Потух, но осталась оранжевая точка тлеющего табака.

Продолжая изумляться порождённой дивной ночью спонтанности поступков, он легонько похлопал Миксера по спине и скользнул к корме. Босые ноги ступали беззвучно. Рощина ничего не заметила.

Упругий шаг на рундук. Следующий шаг на слани. Ладони разом легли Арине на плечи, сжались пальцы.

Рощина от неожиданности ойкнула, вздрогнула, едва не выронила сигарету и с трудом вывернулась.

– Денис, вы с ума сошли!

– Не я один. Посмотрите вокруг – море бушует огнями, в пучине плавают подводные гады, а над волнами – мы.

– Свечение планктона действительно необычное. А что происходит с вами?

– Я ощутил жизнь во всей её полноте, никогда о таком не думал даже. Вот в какое место вы меня завезли. Здесь жизнь и смерть не то, чтобы ходят рядом или вместе живут, они взаимно дополняют друг друга, как нигде больше, – слова полились из него, больше не сдерживаемые никакими ложно принятыми социальными обязательствами.

Арина зачарованно слушала его, машинально стряхивала пепел за борт, крутила в мозгу что-то своё. Когда она заговорила, голос зазвучал необычно мягко для начальника, выкованного из нержавеющей стали.

– Это вы пели про баяниста?

– Про биониста. Давай на «ты».

Они присели на леер. Отсюда вахтенного не было видно, а, значит, и он их не видел.

– Меня было слышно?

– У меня тонкий слух и ночь тихая.

– Остальные зато спят.

Чувствуя, что сейчас можно, руки Дениса полезли под футболку. Арина не сопротивлялась. Дотянула сигарету, кинула в море. От огонька по воде побежали разноцветные круги, заиграли красками.

– Не надо, – мягко попросила Арина. – После этого мы не сможем относиться друг к другу как раньше. Здесь, на яхте, станет заметно, в институте пойдут слухи.

– Чего там, слухи. О Смольском вообще всякое говорят.

– Он все свои девиации оставляет за порогом института. Нам тоже не надо смешивать…

Муромцев не дал договорить. Губы её оказались узкими и терпко отдавали табаком. Она горячо ответила. Денис закрыл глаза. Так продолжалось долго.

Наконец, Арина убрала голову, перевела дыхание.

– Нет. Нам ещё работать вместе. Тропический рай закончится, а лаборатория останется.

– У тебя в каждой экспедиции так? – проявил неожиданную сообразительность Денис.

Арина помолчала, глядя перед собой, сжала губы, потом отстранилась.

– В каждой. Так что не будем.

– Будем, – решительно сказал Денис.

Рощина сделала попытку вырваться, у неё не получилось. Следующая попытка была слабее, как и её стихающий голос:

– Денис, не нужно… Брат капитана погиб.

– Их дело.

– Нас увидят.

– Сейчас вахта Миксера, – жарко прошептал Муромцев. – Он как собака, ничего не поймёт и никому не скажет.

– Не будем продолжать… – пролепетала Арина и подняла руки.

Денис ловко стащил футболку.

* * *

Лаборант оказался прав, об их связи никто не узнал. Миксер не проболтался, а все остальные беспробудно спали. Сам Жозе да Силва от скорби залился по самые глаза ромом и продрых до полудня. Теперь он топал по палубе, рыча на команду и обвиняя Утопленника во всех бедах, начиная со Всемирного Потопа.

«Морская лисица» снялась с якоря и подняла паруса, чтобы покинуть Разлом Дьявола и взять курс к берегам Португалии.

Когда на горизонте появилась тёмная точка, капитан выругался.

– Разразись вода без соли! Кого несут черти прямо по курсу?

Ганс услужливо принёс бинокль. Капитан приник к окулярам и чем дольше всматривался, тем больше мрачнел.

– Какие… принесли… сюда… Ржавый якорь им в клюз! – вот что можно было услышать из глотки пьяного капитана, если не брать в расчёт ругательства.

Точка росла приближаясь. Показался силуэт парусника, идущего к «Морской лисице».

Казаков принёс «LightField-217», подключил кабелем к планшету, выставил резкость, увеличил изображение. Учёные выглядывали у него из-за плеч, силились рассмотреть в мониторе, который показывал лучше морского бинокля, с кем свела судьба.

– Чёрный корабль, – лаборант непроизвольно понизил голос.

– И что? Почему он такой чёрный? – забеспокоилась Арина.

– Энергопоглощающий, наверное, – успокоил её Казаков. – Обшивка нагревается, а под ней размещены конвертеры, преобразующие тепловую энергию в электрическую. По здешней жаре самое то, чёрный железный борт греет как печка.

– Почему не поставить солнечные батареи? – подал голос Смольский.

– Поверхность будет пачкаться – вода, засохшие водоросли, планктон, корка соли. Кремневому элементу нужно совсем не это, а чистый прозрачный воздух, чтобы что-то выработать.

– Плюс, повреждения открытого элемента, – добавил Муромцев.

– Плюс, повреждения элемента, – кивнул Казаков. – А закрытый обшивкой теплоконвертер – самый рабочий вариант.

– Или, – задумчиво добавил Муромцев, – он чёрный просто потому, что чёрный. Им нравится чёрный цвет.

– Здесь, в тропиках, по возможности, всё белое, чтобы меньше нагревалось, а им нужно, чтобы больше нагревалось, – возразил Смольский. – Логично предположить, что моряки преследуют определённую цель.

– Может быть, они не боятся трудностей?

На этот простой вопрос у ведущего научного сотрудника ответа не нашлось.

Капитан на палубе заругался особенно неразборчиво. Лаборант ткнул пальцем в монитор, ещё приблизил изображение, которое стремительно увеличивалось само. Чёрный корабль шёл прямо на них.

– Они подняли сигнал, – указал Муромцев. – Радио тут не работает.

– Этот? – Казаков развёл пальцами точку на мачте, теперь стало видно чёрно-жёлтый флаг.

– Ага, – сказал лаборант. – «Лима».

– Вы разбираетесь? – спросил Смольский.

– Приказывают: «Остановите немедленно своё судно».

– Что это они раскомандовались?

– Поднимите голову, – сказал Денис. – Теперь их можно рассмотреть невооружённым глазом.

Трёхмачтовая шхуна в кабельтове от «Морской лисицы» убирала паруса, чтобы вылавировать на моторе.

– Надстройку на носу видите? Это полубак. Там на палубе турель, на турели спаренное орудие, – Денис перетащил крупную картинку на середину экрана. – Вот их право.

– Но это же… противозаконно, – возмутилась Рощина.

– Это «Эрликон», двадцатимиллиметровый, вот их закон, – бесстрастным голосом ответил Муромцев, стараясь не показывать страх. – Сейчас даст очередь, наши кровавые ошмётки разлетятся по всей акватории огорода и пойдут на корм пришельцам.

– Надо разворачиваться и уходить, – сквозь зубы сказал Казаков.

Денис хмыкнул:

– Куда? У зенитки досягаемость четыре километра…

Сотрудники оторвались от гаджета и дружно накинулись на коллегу, выражая своевременное и праведное осуждение:

– Вам что, нравится?

– Такое впечатление, будто вы им сочувствуете!

– В чём-то я им даже как-то завидую, – с мечтательной ноткой в голосе отозвался Муромцев. – Бортовое орудие нам тоже сейчас не помешало бы, – он примерился взглядом к судну. – Или хотя бы гранатомёт.

– Ну вас, с вашим милитаризмом, – прошипела Рощина.

– Вы как будто с ними заодно! – процедил Смольский.

Лаборант грустно усмехнулся:

– Боюсь, что мы встряли.

Чёрная шхуна тихим ходом надвигалась на яхту. Из-за малой осадки её борта значительно возвышались над палубой «Морской лисицы».

– Порожняком идёт, – Муромцев усмехнулся сквозь стиснутые зубы. – Сейчас нас будут грабить.

– Там одни негры! – ахнул Казаков.

Действительно, на шхуне мелькали курчавые, антрацитового цвета головы, на которых иногда просвечивали белозубые оскалы. Это были совсем экваториальные негры, у них даже белки глаз были тёмные и не выделялись на фоне рожи.

– Хорошо, что с нами нет Белкина, – рассудительно заметил Смольский. – Он бы не пережил.

– Вы лучше на название посмотрите, – голос Казакова дрогнул.

Учёные таращились во все глаза на команду и не заметили, что написано на носу судна. Два ряда букв, верхний белый и голубой нижний, ускользнули от внимания для сухопутных научных сотрудников, мало ли что пишут моряки? И если «Black polar fox» выглядел немного странно в тропических водах, то неприметная надпись кириллицей «Чёрный песец» не оставлял места сомнениям.

– Это песец, – сказал Казаков.

– Пираты? – нервно спросила у капитана Рощина. – Что нам делать?

– Стойте спокойно и выполняйте приказы, – буркнул да Силва, сделавшийся окончательно похожим на старого бомжа. – Не сопротивляйтесь, когда есть желание вернуться домой, – и забожился страшной моряцкой присягою: – Рому мне больше не пить, если я вру.

«Чёрный песец» отработал винтами и встал борт в борт. На палубу полетели швартовные концы. Паскаль угрюмо поймал и зачалил за уток на носу, Миксер закрепил на корме. С мачты «Чёрного песца» донёсся гулкий щелчок и фон громкоговорителя.

– Приготовьтесь принять на борт досмотровую группу, – по-английски и с заметным акцентом распорядился кто-то из рубки.

– А вот это наши, – заметил Казаков.

– Бывшие погранцы, судя по заходу, – Денис застыл, сунув пальцы в передние шортов, ощупывая рукоять навахи.

Среди чёрных рож стали мелькать длинные воронёные стволы. Появился человек в тропической форме и белой фуражке, за ним ещё один, в оранжевом спасжилете поверх формы. С борта «Чёрного песца» спустили трап и на палубу «Морской лисицы» сошла абордажная команда.

Мужчина в оранжевом жилете был смуглый от загара, но с округлым славянским лицом. Он не нёс оружия, кобура с пистолетом свисала с пояса на ремешках. За ним шли пятеро негров без спасательных жилетов, но с автоматами. Древний как мамонт FN FAL, AR-15 с курьёзным обвесом, АК-108 и пара М-4, облезлые, но не ржавые. Негры были обряжены в одинаковые штаны защитного цвета с карманами на коленях, видимо, доставшиеся пиратам по случаю. Сверху черномазые носили что придётся – от расписных рубашек до плотных свитеров, хорошо защищавших от солнца, в которых африканцам не было жарко.

С носа и кормы на экипаж «Морской лисицы» нацелилось по стволу.

– Кто капитан? – спросил старший досмотровой группы.

Негры, хорошо знающие своё дело, спустились в салон. Вытолкали Утопленника и отвели к матросам. Переговорив с Жозе да Силвой, старший досмотровой группы направился к учёным.

– Неожиданная встреча, – сказал он по-русски и оценил, что все его поняли. – Приплыли половить? Ого, с вами женщина!

– Мы – учёные, – сухо сказала Рощина. – Сотрудники санкт-петербургского государственного института Биологии моря Академии наук. Мы заплатим, чтобы вы оставили нам несколько экземпляров…

– Кто из вас дайвер? – не слушая Арину, офицер переводил взгляд с Казакова на Муромцева.

– Я – водолаз, – заторопился Денис, чтобы прикрыть старшего научного сотрудника, но тот не стал прятаться за спину товарища:

– И я ныряльщик.

– Ого, два дайвера, – обрадовался пират. – А вы кто? – спросил он у Смольского.

– Биохимик.

– Ого!

Он взял с рундука планшет и камеру.

– Это экспедиционное имущество, – не сдержался Казаков.

Пират недоумённо хмыкнул и повернулся, чтобы уйти, но Казаков схватил его за рукав.

– Виктор Николаевич… – Рощина опоздала.

Грабитель брезгливо стряхнул руку и без размаха ударил Казакова в зубы. Старший научный сотрудник завалился на Дениса, который рванулся было, но Арина удержала.

– Стой!

– Эй-эй! – заорали с «Чёрного песца».

Досмотровый негр ткнул стволом FN-FAL Казакова в грудь.

– Совсем оборзели? – рявкнул офицер. – Щас за борт пойдёте. Кто ещё в хавальник хочет?

Он уставился бешеными глазами, и учёные потупились. Только лаборант смотрел ему в лицо.

– Чё такой дерзкий? – вызверился пират.

– Денис, – мягко сказала Рощина.

– Всё нормально, – примирительным тоном ответил Денис, обращаясь к обоим одновременно.

– Ты водолаз? Нырнёшь прямо сейчас, – пообещал пират и приказал негру: – Убери ствол. Иди работай.

Он говорил по-русски, но негр понял, хотя и не ответил. Кивнул, опустил автомат и умёлся в трюм, откуда абордажная команда волокла на «Чёрный песец» акваланги, ящики и контейнеры с добычей.

– Я скоро вернусь, – кивнул Муромцеву пират и заверил: – Тебе кранты.

Он взбежал по трапу, прижимая к боку гаджеты.

– Эй, на «Лисице», – крикнули с пиратского корабля по-английски. – Нужен кок. Кто кок?

Виктор Николаевич утирал тыльной стороной ладони струящуюся по бороде кровь.

– Нас ограбят, – упавшим голосом пробормотал Смольский. – Женщин изнасилуют. И мужчин тоже, – добавил, отвечая своим мыслям.

– Нужен один матрос, – гаркнул с мачты громкоговоритель. – Один матрос и один кок. Кто готов присоединиться к экипажу? Мы платим! Расчёт после продажи добычи. В Африке сможете сойти на берег или остаться в команде. Кто готов, поднимайтесь на борт.

Голос перешёл с английского на русский.

– Учёным приказываю по одному спуститься в каюту, собрать вещи, подняться на борт.

– Вот и всё, – сказал Смольский. – Мы пленники.

На пиратском корабле среди негров мелькнул оранжевый спасжилет.

– Простите, Арина Дмитриевна, – чётко произнёс лаборант, разворачиваясь к Рощиной, и всадил ей в бедро наваху по самую рукоять.