Нестор оставил в покое человека в шляпе и пошел.

Пошел, а потом вернулся.

Иногда Нестор оставлял человека в шляпе в покое и отходил, а потом возвращался.

Нестор отходил по прямой, возвращался кругами.

Уходил, как бы с целью, а возвращался, не зная зачем.

Он проходил через толпу стоящих фигур, некоторые из которых были как бы из воска, третьи – из марципана, а другие смотрелись иначе. Белый шоколад был сладок на вид, а на ощупь, с закрытыми глазами, – горек. Среди них были знакомые, были незнакомые, а некоторые были ни то ни се. Старухи с розовыми лицами и милиционеры в черном. Маньяки, переходящие лицом в педофилов. С клюковатостью в правой руке, согбенные в коленях и локтях, тем более – в пояснице. А тех, что с желтыми лицами, было больше. Не один, не два, а как минимум три. Минимум, максимум – какая разница. Воск, марципан – не одно ли и то же. Маньяк Бенджамин, он же Борис Михайлович (по четвергам – Бони М). С поднятыми палками зонтиков и зонтиками палок. Один стоял тупо, другой стоял бледно, третий – по-деловому. Правая рука спереди, левая – сзади, в передней руке дубинка, в задней – пистолет-револьвер, на голове фуражка. Но ничего, хоть немного похожего на шварную мибру.

Нестор проходил мимо всех, а иногда останавливался.

Иногда над своей головой Нестор слышал знакомый стеклянный звук. Он думал: «Я еще жив», когда слышал.

Но дул ветер, и Нестор начинал сомневаться в том, что думал.

Если педофилов считать вместе с маньяками, то маньяков было больше, чем милиционеров. А старух в черном было больше, чем тех и других вместе взятых. Хотя Нестор не считал ни других, ни третьих – потому что зачем их было считать. Они были в ярких цветастых платках и таких же платьях. Клюковатые и согбенные, в чем бы они ни были.

Вблизи старух топорик Родион начинал шевелиться в своей петельке, но не мог выйти наружу – потому что сам стоял тут же в своем длинном черном пальто, а в другой раз бывало – голым по пояс, с пером в волосах и в боевой раскраске, каким красовался до того, как получил имя. Наверное, его тоже следовало причислить к маньякам (не к воинам же), и тогда маньяков стало бы значительно больше.

Иногда у Нестора болела нога, он даже прихрамывал в шаге, когда ее ставил. Он думал, когда болело: «Я еще жив». И ждал стеклянного звона.

Иногда среди неподвижных фигур Нестор видел белого кролика – единственное что-то, что могло двигаться в этом странном месте.