Ухов шел пешком, потому что трамваи уже не ходили.

Какой-то белый мерседес остановился рядом, и Ухов остановился тоже.

Некто вышел из машины. На нем был светлый пиджак в клетку.

«Наверное, хочет спросить, как проехать к Озеркам или на Поклонную Гору», – подумал Ухов.

Но тот, кто вышел, оказался глухонемой и спросить ничего не мог, только нечленораздельно мыкнул два раза. А руками жестикулировал очень живо. Прямо перед носом Ухова он что-то изобразил на пальцах, потом за рукав потянул, за плечо пиджачное потормошил, искательно глядя в глаза, и опять за рукав, и опять за плечо, рукав-плечо, рукав-плечо. Ничего нельзя было понять в этих жестах.

Несколько раз он показывал рукой куда-то вперед. Ухов глядел, но там ничего особенного не было видно. Наконец, он привстал на цыпочках, а локти развел в стороны, словно собирался взлететь – странный такой человек. Но не взлетел, а вместо этого сел в машину, которая тут же тронулась с места.

Когда белый мерседес уже перестал быть виден, Ухов все понял. Полез рукой во внутренний карман пиджака, и точно – бумажник с деньгами исчез. В бумажнике были все деньги Ухова. Все полностью.

Странное ощущение охватило Ухова. Как будто он оказался в чужом, незнакомом городе в пять часов утра на вокзале. Без багажа и обратного билета.

Он машинально потрогал себя за рукав, за плечо пиджачное, снова за рукав, опять за плечо. Посмотрел вперед. Вдоль улицы темнели дома, почти без огней. В конце их сходящейся перспективы мутным пятном маячила луна, вставая над горизонтом.

Ухов приподнялся на цыпочках, взмахнул локтями, несколько раз подпрыгнул и взлетел вверх, сделавшись вдруг пустым и легким. И не опустился уже, а продолжал всплывать выше и выше, к самому небу – туда, где полная луна медленно поднималась над домами.