Политический кризис 1905–1907 годов, во время которого начались невиданные до того массовые выступления, приведшие к столкновению с полицией и войсками на улице главных городов Российской империи стал первым тревожным «звоночком» для царской власти и всего политического строя России.

Именно тогда со всей беспощадной ясностью обозначились два полюса формирования политической повестки дня. С одной стороны – правой, объективно необходимые реформы тормозили ультраконсерваторы, часто попахивающие откровенно шовинистическим душком. Это, в первую очередь, черносотенцы, которые готовы были проливать кровь, как свою, так и чужую за то, чтобы в стране вообще ничего не менялось. Но в условиях научно-технического прогресса, стремительного развития всего мира в начале ХХ века, застой был подобен смерти.

С другой, не менее решительно действовали ультралибералы, у которых все, что было связано с прошлым, настоящим и будущим страны, а также с русской культурой и Православием, вызывало озлобление и отторжение. В своих политических манифестах они утверждали, что «все без исключение российские правители были тиранами, единственной целью которых была эксплуатация народа».

Настойчиво повторявшийся на протяжении второй половины XIX века тезис об антагонизме общества и власти в конце концов убедил в этом не только потенциальных революционеров и некоторую часть образованной интеллигенции, но и заметную часть политической элиты.

В первый раз в России ярко проявился феномен «двоемыслия» – почти шизоидный выверт сознания, когда люди, получившие образование в государственных университетах, а иных тогда просто не было, подвизающиеся на стезе государственной службы, получающие деньги из государственных касс, употребляли все свои усилия, чтобы это самое государство уничтожить. И даже видели в том особый вид доблести.

Очень характерна в связи с этим история семьи Ульяновых. Отец семейства, Илья Николаевич сделал честную карьеру, служа Престолу и Отечеству верой и правдой. Он достиг чина действительного статского советника, что соответствовало 4 классу в Табели о рангах. Этот чин давал ему и его семейству потомственное дворянство. Это при том, что отец Ильи Николаевича происходил из крепостных крестьян. Так что самой историей семьи главного «могильщика» Российской империи опровергается тезис о якобы полном и безусловном подавлении народа и невозможности «вырваться из лап нищеты».

Хорошее получается «подавление», при котором сын крестьянина достигает высших должностных степеней и сам становится представителем правящего класса! Без всякой Конституции, профсоюзов, свободных СМИ и прочих якобы необходимых каждому государству для процветания институтов.

Уровень материального благополучия семьи Ульяновых был вполне достаточным для того, чтобы содержать большой дом, наемную прислугу и хозяйственные строения. Узнать, в каких «тяжелых» условиях «рождалась революция» в России, можно посетив музей в Ульяновске – он открыт по сей день.

Если копнуть всех основных героев революции, то настоящих пролетариев от сохи среди них будет раз-два и обчелся. Например, славные конники Ворошилов и Буденный были, действительно, из крестьян, но вовсе не они играли ведущую роль в организации маевок, и в повсеместном распространении сети подпольных ячеек.

Будущий революционер-экспроприатор Коба, Иосиф Джугашвили (Сталин), как известно, учился в Тифлисской духовной семинарии. Духовное образование получал и легендарный политический долгожитель, отец советской пищевой промышленности Анастас Микоян.

История семьи Ульяновых – яркий пример перевернутого сознания, который стал возможен в результате многолетней пропаганды разрушительных идей. Даже многие лучшие и образованные люди империи, которые, по идее, должны были стать ее опорой, на деле держали фигу в кармане. Точнее, даже не фигу, а увесистый булыжник – якобы, «орудие пролетариата».

Не были исключением и представители самых верхних этажей власти. Натравливая войска на безоружных демонстрантов, чиновники с чрезвычайной легкостью, точнее сказать, безответственностью относились к пресечению деятельности действительно опасных революционных организаций.

Даже если экстремист-подпольщик попадал в тюрьму или ссылку, то режим содержания политических заключенных был намного мягче уголовных преступников. Многие свои работы Ленин написал именно в тюрьме. Он мог свободно выписывать себе любые нужные для работы материалы и книги, публиковать статьи, быть в курсе последних новостей.

Семья Ульяновых породила двух цареубийц, младший закончил дело старшего.

Создается впечатление, что для революционеров в России был специально создан благодатный оазис. Вряд ли Охранное отделение – ведомство, отвечавшее за борьбу с разрушительными направлениями мыслей и подрывными организациями, было не в курсе того, что делают господа социалисты. При необходимости, сотрудники тайной полиции «мели всех под гребенку», но гораздо чаще смотрели сквозь пальцы либо действовали чересчур мягко.

Знаменитая карикатура эпохи революции 1905 года изображала министров, требовавших не жалеть патроны для подавления безоружных демонстраций, в то время как защитникам Порт-Артура был дан строгий приказ экономить боеприпасы. Создавалось впечатление, как будто царские министры были чуть ли не тайными союзниками социалистов-разрушителей.

В любом случае, имевшийся шанс раз и навсегда задавить «революционную заразу» так и не был использован. В итоге огромное число потенциальных «возмутителей спокойствия» после известных потрясений в 1905–1907 годах просто уехали за границу, где вполне припеваючи жили за счет международных финансовых организаций (см. вторую главу этой книги). На каторгу пошли в основном рядовые участники – распространители листовок, нелегальных газет, организаторы забастовок и стачек низшего звена.

12-летний период после «первой русской революции» был, по сути, пиком развития Российской империи. Именно тогда казалось, что еще чуть-чуть, и Россия вырвется вперед. Быстрое развитие промышленности. Новые законы, позволяющие крестьянам развивать частную инициативу, имели реальный шанс направить страну на новый уровень развития. После военных неудач и разгрома флота во время Русско-японской войны армия быстро восстанавливалась, на Балтийском и Черном морях появлялись броненосцы новейших систем.

В британском адмиралтействе не могли поверить в то, что за такой краткий отрезок времени возможно полностью не только восстановить, но и в значительной степени обновить флот. Необходимо было еще несколько мирных лет, чтобы огромная страна могла собраться с силами и совершить коренной прорыв во всех областях жизни. Годом промежуточного подведения итогов стал 1913 – трехсотлетний юбилей царствования династии Романовых. Россия подошла к нему с впечатляющими и многообещающими показателями. Казалось, что кровавые события 8-летней давности навсегда ушли в прошлое…

Летом следующего года разразилась Первая мировая война. Усилиями Франции и Британии Россия была втянута в Антанту – противоестественный военный союз против Германии. Русский Генеральный штаб, как и во время прошлой Русско-японской войны, был уверен в быстрой победе. Никто не мог и предположить, что затянувшаяся война не только истощит ресурсы всех воюющих европейских стран, но и обернется настоящим крушением привычной жизни для многих из них. И самые тяжелые потери понесла Российская империя.

Начало войны вызвало патриотический подъем во всем обществе. Даже самые непримиримые либеральные деятели и газеты «прогрессивного» направления объявили о поддержке правительства, поскольку война отодвигает на второй план даже самые острые политические распри. Но не у всех хватало такого гражданского мужества и ответственности.

Например, одним из главных лозунгов большевиков стало «поражение собственной страны». В партийной полевой работе был взят курс на создание сетей в армейских частях. Логика была беспроигрышная: рабочие, конечно, могут сколько угодно выходить на забастовки, но у них нет самого главного для борьбы с режимом – оружия. А у солдат его полно. Значит необходимо, прежде всего, разложить армейские части. Вопрос о том, а кто же будет держать фронт и воевать был для революционных идеологов неактуальным, ведь, по их мнению, германские солдаты – такие же обманутые пролетарии и они не будут без особой нужды поднимать руку на своих братьев по классовому признаку.

Кризис на фронтах и особенно перебои со снабжеиием в столице вызвали волну народного иедовольства. Стихийные демонстрации, возникающие прямо на месте очередей, рождали самодеятельных ораторов.

Русская корона.

Карикатура из американского журнала Puck.

Воспользовавшись ситуацией, агитаторы бросили клич – «Долой войну». Для большинства солдат, которые были вчерашними крестьянами, это означало – «штыки в землю и айда на печку к бабам», «чай мы рязанские (тверские, тульские, воронежские) – до нас немец не дойдет». На фронтах начался стихийный процесс братания с еще вчерашними врагами. Никакие заградительные отряды не могли сдержать хлынувший в тыл поток дезертиров. Запасливые солдатики прихватывали с собой и родные трехлинеечки – вещь нужная, в хозяйстве завсегда пригодится.

К 1917 году Россия подошла с рядом нерешенных проблем. В 1915 году остановилось 573 промышленных предприятия, в 1916 – 74 металлургических завода. Экономика страны уже не могла обеспечить содержание армии, в которую было мобилизовано свыше 0,5 млн. кадровых рабочих.

Положение усугубляли огромные потери русской армии, превысившие к 1917 г. 1,7 млн. убитыми. Страна буквально бурлила политическими забастовками и стачками. Все стороны общенационального кризиса обострились в январефеврале 1917. Угроза взрыва недовольства масс становилась все реальнее. Призрак революции использовался теперь лидерами оппозиции для шантажа Николая Второго: если он и дальше будет отказываться от компромисса с легальной оппозицией в Думе, вспыхнет неуправляемый бунт! Царь имел шанс предотвратить крушение империи. Глубокое политическое преобразование страны было необходимым и, наверное, неизбежным, но не через революцию, то есть не через разрушение государства!

Если бы Николай Второй проявил достаточно политического ума, гибкости и доброй воли, династия могла бы быть спасена, и Россия могла существовать в виде конституционной монархии английского типа. Есть свидетельства того, что царь колебался вплоть до 21 февраля 1917 г. Но в последний момент он решил дать себе передышку и 22 февраля уехал в военную Ставку, в Могилёв, полагая, что в его отсутствие ничего не произойдет.

Уже через неделю царь подпишет отречение, привезенное ему людьми, от которых такой шаг был менее всего ожидаем. Среди тех, кто убедил царя добровольно сложить с себя полномочия, были генерал Алексеев – в будущем один из лидеров Белого движения и «умереннейший» политик, депутат-монархист и ярый антисемит Василий Шульгин, который на склоне лет вспоминал о произошедшем, как о кошмарном сне.

Началось что-то совершенно невообразимое. Из армии, с флотов, посыпался вал одобрительных телеграмм, подписанных разнообразными советами и комитетами. К вакханалии присоединились многие генералы. Отдельные голоса, призывавшие сохранить верность присяге, тонули в общем хоре одобрения отречения.

Напомним, что повод для революции был, по сути, смехотворным в масштабах гигантской империи. В середине февраля 1917 г. городские власти Петрограда решили ввести карточную систему. В нескольких пунктах города перед пустыми прилавками магазинов вспыхнули беспорядки. 20 февраля администрация Путиловских заводов объявила локаут из-за перебоев в снабжении сырьем, тысячи рабочих оказались выброшенными на улицу. Заседавшая с 14 февраля Государственная дума еще раз подвергла уничтожающей критике «бездарных министров» и потребовала их отставки.

Депутаты от легальной оппозиции (меньшевик Чхеидзе, трудовик Керенский) попробовали установить контакты с представителями нелегальных организаций (Шляпниковым и Юреневым). Был создан комитет для подготовки демонстрации 23 февраля (8 марта) – в Международный женский день. Большевики, считавшие эту инициативу преждевременной, присоединились к ней только в последний момент, однако без большевистских сетей на предприятиях всеобщая стачка была бы невозможной.

Демонстрация была мирной, спокойной, почти радостной. В центре города к манифестантам, идущим от Выборгской стороны, присоединились многочисленные мелкие служащие, студенты и просто гуляющие. Здесь состоялся митинг против царизма. Власти сочли это выступление проявлением простой «боязни голода», не представляющим опасности. Поэтому они ограничились вывешиванием объявлений, убеждающих население в наличии в городе запасов зерна.

На следующий день забастовали почти все заводы. Женщины уже не составляли большинства среди демонстрантов, атмосфера накалялась. С красными флагами и пением «Марсельезы» рабочие стекались к центру города. Произошло несколько жестоких столкновений с конной полицией. Размах движения и относительная пассивность властей удивили и участников, и свидетелей.

На третий день роль большевиков стала впервые заметной. Несмотря на инструкции генерала Хабалова, командующего Петроградским гарнизоном, который приказал полиции не допустить прохода демонстрантов через невские мосты, шествия в центре города все-таки состоялись. Только вмешательство казаков предотвратило разгон демонстрации.

Ситуация становилась все более запутанной. На вечернем заседании правительства Хабалов зачитал телеграмму от царя, приказывавшую ему «завтра же прекратить беспорядки». Это было единственной реакцией самодержавия на происходящие события. Ночью охранка произвела многочисленные аресты.

Руководители нелегальных организаций, не ожидавшие таких событий, заняли выжидательную позицию. Никто не мог даже вообразить, что нескольких демонстраций будет достаточно для начала и победы революции.

В то же время активные участники событий позже констатировали, что политические последствия переворота резко отличаются от их ожиданий. Буржуазная оппозиция ждала решения от царя и собиралась разделить власть с династией при сохранении в той или иной степени старого государственного аппарата. Полноты власти, а значит ответственности не хотели ни кадеты (партия народной свободы, ПарНаС) ни октябристы – они желали только контролировать власть. Революционеры, особенно большевики, ожидали создания в ходе вооруженного восстания против самодержавия временного революционного правительства без участия буржуазии.

В действительности же Николай Второй отрекся и за себя, и за сына, а великий князь Михаил Александрович отказался принять престол до решения Учредительного собрания. Старая династия, к разочарованию Милюкова, «покинула поле политической борьбы». На пустом месте для создающегося Временного правительства на сцене появился Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов и его лидеры. Последние легко согласились с тем, чтобы уступить инициативу в организации новой правительственной власти буржуазным партиям в лице Временного комитета Государственной думы, так как в своем большинстве никто не желал брать на себя ответственность за формирование новой власти в воюющей стране.

Если старое политическое противостояние можно было бы изобразить в виде двух пар отношений: буржуазная оппозиция и царизм; революционная демократия и царизм, то теперь, когда общий враг рухнул, нужно было искать способ сосуществования для двух новых антагонистов. Он проявился в виде двоевластия.

Революционер А. Ф. Керенский.

При этом Временное правительство опиралось на условную поддержку Петроградского Совета, а через него – на поддержку рабочих и солдат (эта поддержка была сформулирована на общем собрании Петроградского Совета 2 марта 1917 г.). Петроградский же Совет опирался непосредственно на солдат столичного гарнизона и вооружение рабочей милиции. Отказавшись от участия в правительстве, Петросовет сохранил за собой право контроля за направлением политики власти. Следовательно, теперь судьба России зависела от взаимоотношений Советов и Временного правительства, от согласия между ними в вопросах внутренней и внешней политики и выбора общего пути для страны.

Так и не сумевшие ужиться друг с другом «учредиловка», Временное правительство и Советы неторопливо готовились к решительным действиям, не обращая внимания на разваливавшуюся страну, выстраивая многоуровневые политические интриги и категорически не желая брать власть в одни руки. Ситуация в чем-то повторила период междуцарствия 1825 года, когда по Петербургу ходила шутка – «Корону предлагают как чай, да никто не берет». На этот раз никому не нужную власть взяли самые радикальные, «самые решительные и самые организованные», сегодня бы сказали самые отмороженные. Всех опередили большевики, просто разогнав штыками партийных боевиков нерешительных господ-либералов, проводивших время в бесконечных, и бесполезных заседаниях и дискуссиях о судьбах России. Все, кто так отчаянно аплодировал отречению императора, скоро поняли, что с ними церемониться никто не будет. Ленин не допускал ошибок, приведших Временное правительство и Учредительное собрание к кризису. «Больше никаких половинчатых программ и нерешительных действий!». Абсолютная власть теперь принадлежала декретам, подкрепленными штыками революционных матросов и рабочих дружин «красной гвардии». Упраздняются все чины и звания и сословия, бывшие в Российской империи, земля отдается крестьянам, а фабрики – рабочим. Упраздняется все, кроме революционного террора, классового чутья и революционного правосознания. Уставшие от неизвестности, постоянных шатаний люди были готовы выплеснуть свою ненависть и злость на кого угодно. Страна погрузилась в процесс всеобщего разрушения и хаоса гражданской войны.

* * *

Ситуация в стране в перестроечные 1989–1991 годы, так лелеемые всеми нынешними несогласными либералами в качестве «золотого времени», в общих чертах очень напоминала весну-осень 1917 года. Люди, в том числе и высшие партийные и государственные чиновники, еще вчера клявшиеся в беспредельной преданности идеалам социализма и учению Маркса-Ленина очень быстро перековывались в «демократов». Вновь повсюду, в том числе, и со страниц всесоюзных журналов и газет, с самых высоких трибун зазвучали мнения, что все вокруг не так и не этак. Лицемерно прикрываясь лозунгами о сохранении ленинского курса, Горбачев и его соратники вели страну совсем в другую сторону – к очередному идеальному шторму.

Начало 90-х в России.

От робких голосов о необходимости перемен очень быстро перешли к казалось бы хорошо забытой идее всеобщего слома «до основанья, а затем». Страна, победившая фашизм и первой отправившая человека в космос, была объявлена исчадием ада. Автор знаменитого эпитета «империя зла» Рейган, даже не мог предполагать, сколько у него потенциальных союзников в «стане врага». В авангарде борьбы с режимом (читай государством) вновь оказались властители дум – писатели, поэты, видные общественники, которые еще вчера провозглашали бесконечные панегирики самому справедливому на земле строю и единственно-верному марксистскому учению. Вновь в спину страны ударили те, от кого этого меньше всего ждали. Не маргиналы, не хиппующие студенты, а вполне благополучные люди, получившие все от так ненавидимого ими режима. Интеллектуалы так и не смогли понять, что метясь во власть, они неизбежно попадают в государство, в две с половиной сотни миллионов простых людей, которые честно трудились, растили детей и думали о завтрашнем дне. Открытой гражданской войны в 90-х удалось избежать, но экономические, политические и демографические последствия разжигания очередного пожара – второго в ХХ веке разрушения российского государства оказались вполне сопоставимы с итогами Большой русской революции 1905-1917-1924 годов. Некоторые из них мы пожинаем по сей день.