2008_35 (583)

Газета Дуэль

ОТДЕЛ РАЗНЫХ ДЕЛ

 

 

НЕСПЕЦИАЛИСТЫ С ВЫСШИМ ОБРАЗОВАНИЕМ

Одно время на Западе среди определенным образом ориентированных политических групп был распространен тезис о том, что для того чтобы учить чему-либо, не нужно это что-либо самому знать.

В каком-то смысле современных российских авторов и организаторов так называемой реформы образования вполне можно считать наследниками этой скорее политической, чем профессиональной моды.

Ни министр образования Фурсенко, ни его окружение не могли бы ответить на вопрос о том, какое отношение они имели в прошлом к высшей школе и на каком основании считают себя вправе претендовать на авторитетность при ее реформировании. Более того, они, как правило, не могут ответить на вопрос о том, зачем нужна эта реформа и что именно она даст. По большому счету, они не могут даже внятно объяснить, в чем она заключается.

Если взять даже вовсе на самый важный вопрос о том, зачем нужно переходить с системы подготовки «специалистов» с пятью годами обучения на систему подготовки бакалавров и магистров с четырьмя и пятью годами обучения, они на него внятно не ответят. Внятный ответ заключался бы примерно в следующем построении: за пять лет, готовя специалистов, мы даем им объем навыков и знаний, условно говоря» А». Такой тип подготовки был необходим при господстве такого-то типа производства. Сегодня тип производства изменился таким-то образом, и нам для обеспечения его функционирования требуется такое-то количество бакалавров, то есть работников с объемом подготовки и навыков, скажем, «А-Х» и такое-то количество работников с подготовкой типа «А+Х».

То есть, например, раньше мы создавали в стране производство постиндустриального типа и нам нужны были работники с квалификацией, позволяющей обеспечивать его создание, — то есть разбирающихся как в том, что они создают, так и в том, как это создавать. Теперь оно построено, и нам нужны как работники, способные лишь обеспечивать функционирование этого производства, которым достаточно относительно меньшей подготовки — бакалавры, так и — в меньшинстве — работники с более высокой подготовкой, способные на элитных участках развивать фронтирные направления, — магистры. С этим можно было бы соглашаться или не соглашаться, но было бы понятно, о чем идет речь.

Но на деле нет ни такого положения вещей, ни аргументации подобного типа.

Индустриальное производство в стране в значительной степени «деиндустриализовано», постиндустриальное — как раз требует своего создания. Значит, стране нужно как энное количество людей квалификации, способной не допустить распада и разрушения оставшегося индустриального производства, так и большое количество тех, кто должен создавать постиндустриальное производство.

Функционирование старого производства поддерживали те, кого сегодня мы называем «специалистами», то есть люди с пятью годами подготовки. Значит, сегодня нам нужны как люди с не меньшей подготовкой, так и люди с более высокой подготовкой — то есть, условно скажем, магистры. При чем же здесь бакалавры, то есть люди с заведомо более низкой подготовкой (обучаемые на год меньше, чем специалисты)?

Можно, конечно, сказать, что дело не в том, сколько лет учить, а как учить и чему — и вот в этом-то суть реформы. Но, во-первых, в описании реформы об этом реально ничего нет. Ничем не доказано, что то, что она предлагает в плане технологии обучения, лучше того, что было раньше. А во-вторых, ну допустим, что так: но зачем тогда в эту реформу вообще добавлена тема «бакалавров» и «магистров»?

Кстати, с одной стороны, их подготовка предполагалась и законодательством 90-х гг. — тогда было три варианта обучения: четырехлетнее — бакалавра, пятилетнее — специалиста, шестилетнее — магистра. На практике же оказалось, что спросом пользуется именно квалификация «специалист» — и бакалаврам приходилось вновь возвращаться в ВУЗ и доучиваться еще год.

Потому что работодатель, сталкиваясь с бакалавром — претендентом на вакансию, недоуменно округлял глаза: «Ты, парень, кто? Ты мне умных слов не говори, то есть ты тот, кто учился не пять лет, а четыре? То есть то ли ты пэтэушник, то ли специалист с неоконченным высшим? Тогда иди и доучивайся, потом придешь». Хотя, кстати, официально считалось, что «бакалавр» — как раз специалист с высшим образованием. То есть, нет, не то чтобы специалист, но «с высшим». То есть «неспециалист с высшим образованием».

Это, кстати, очень точное определение. Потому что предполагается, что «бакалавр» ни на чем не специализируется, а получает как бы общую подготовку по избранному им направлению.

Но и на «магистра» тоже особо не было охотников учиться. Потому что если человек хотел быть чем-то большим, чем специалистом с пятью годами обучения, то он шел в аспирантуру и защищал кандидатскую диссертацию. А если не шел — значит ему хватало и диплома «специалиста».

Кстати, в нормативных и законодательных документах в качестве главного требования к «магистру» записано, что он должен быть готов к… поступлению в аспирантуру. То есть, он после шести годов обучения получал подготовку для того, чтобы сделать то, что мог сделать и «простой специалист».

Бакалавры и магистры просто по жизни получились ненужными никому — и потому именно законы спроса определили львиную долю идущих учится на «специалистов». Теперь решено отменить то, что пользовалось спросом, а то, что им не пользовалось, — увековечить. Для такого решения нужны, конечно, очень мудрые сотрудники Министерства образования.

Причем, единственный хоть сколько-нибудь внятно озвученный довод в пользу такой системы заключается в том, что этого требует Болонский процесс.

Но если давно ставший в профессиональной среде предметом насмешек как «Болванский» процесс требует того, что ни стране, ни ее производству, ни системе образования не нужно и вредно, то, может быть, не нужен и вреден сам этот процесс? В ответ слышится: «Ну, мы же его подписали…». Ну, не подумали. Погнались за модой. Кстати, уже во многих странах, подписавших нелепые «болонские соглашения», растет недовольство ими. Ну, может быть, подумать получше и выйти. Или, как в вопросе с ВТО, — твердо сказать, что вступать будем на тех условиях, которые нас устраивают. Вот не устраивает двухзвенная система подготовки и безграмотная погоня за внедрением тестов вместо квалифицированного приема экзаменов — в соглашении остаемся, но на эту систему не перейдем. Будете упорствовать — совсем выйдем.

Тут «болонский лоббист» начинает впадать в ступор и твердить о том, что «Болонский процесс» — он же «Болонский процесс» — и как же без него. Причем почему без него никак — не говорит.

На самом деле все сводится к тому, что «Болонские соглашения» — это соглашения, с одной стороны, по взаимопризнанию дипломов подписавшими соглашение странами, с другой — для унификации системы образования в этих странах.

И тут, кстати, возникает серия вопросов. Начнем с самых простых.

Допустим, для взаимопризнания дипломов нужна унификация — то есть создание во всех странах, подписавших соглашение, единой системы образования. Почему именно мы должны переделывать свою систему по их образцам (кстати, они тоже различны)? Если унифицируем, то пусть они принимают нашу систему. Не слишком удивительно, что они не хотят — удивительно, что мы соглашаемся. Они не хотят не потому, что знают, что хуже, а что лучше, а потому, что не хотят отказываться от своего. А почему у наших чиновников и политиков такая страсть к обезьянничанью?

Почему заведомо принимается, что уступать должны мы? Потому что у нас хуже? Кто доказал? Все специалисты, которые не ангажированы настолько, чтобы по любому поводу ругать все отечественное, знают, что наша образовательная система, как минимум, не хуже. Обратное, обычно, утверждают шарлатаны от образования, не знакомые с ним, но делающие карьеру на объявлении себя «реформаторами».

Следующий вопрос. Допустим, западная система хороша и себя оправдала, хотя и наша себя оправдала. Но каждая система образования создается не сама для себя. Она создается, как говорилось выше, для производства специалистов, способных решать те задачи, которые в данный момент стоят перед данной страной.

Если не входить в многочисленные детали, западные страны, подписавшие Болонское соглашение, находятся на ином этапе производственного развития, нежели Россия. В этих странах, так или иначе, создано постиндустриальное производство, в России, как говорилось, оно не создано, а индустриальное разрушается.

То есть задачи экономического развития в России и странах Запада разные. Западу нужно, прежде всего, поддержание функционирования существующего постиндустриального производства, России нужно, прежде всего, создание, причем форсированное, постиндустриального производства, кстати, по ряду причин о которых можно говорить отдельно, — иного типа, чем существует на Западе.

Отсюда Западу в основном нужны работники, способные обслуживать такое производство, — то есть в большей степени образованные, но в первую очередь с навыками инструктивного действия, а уже плюс к ним нужны особо подготовленные работники эвристического труда — работающие за фронтом нынешних достижений. Отсюда — система «бакалавр-магистр», возможно, действительно адекватна этим условиям.

А России в основном нужны работники, обладающие повышенной подготовкой, повышенной эрудицией и способные на ходу решать новатостраной стоят более сложные задачи.

Если же Россия переделывает свою систему образования под западную, значит, она будет готовить специалистов для решения не своих, а чужих производственных и экономических задач. А кто будет решать наши?

И, собственно, имеющаяся российская система и создавалась именно с учетом опыта западной — как стоящая на уровень выше, потому что и в дореволюционной России, и в СССР перед страной стояли более сложные задачи развития. Российская система изначально, опираясь на достижения западной, создавалась как шаг вперед по сравнению с последней — тогда как инициаторы реформы, не понимая этого, просто не зная, в силу безграмотности, в каких условиях и для решения каких задач она создавалась, пытаются ее реформировать не в векторе движения вперед, а в векторе опускания до более низкого уровня.

И еще два вопроса. Первый: почему, собственно, для решения вопроса о признании российских дипломов на Западе обязательно нужна унификация рские, творческие задачи. То есть России нужно производство работников с более высокой подготовкой и более высокой способностью к творческим решениям.

Чтобы построить здание, необходим инженер, чтобы его эксплуатировать — можно обойтись и техником.

А вот для обеспечения на будущее уже не постиндустриального, но некоего нового прорыва, нужно и некоторое количество людей со сверхподготовкой, сверх — по отношению к этой специальной повышенной подготовке. То есть более разумно выглядит система «специалитет — аспирантура».

Но в любом случае, постольку западные страны и Россия сегодня находятся на разных этапах производственного и технического развития, они не могут иметь одинаковые системы образования: требования к российской оказываются выше, поскольку перед систем образования и «Болонское соглашение»? Почему нельзя вопрос о признании дипломов решать путем двусторонних переговоров и договоренностей? И на тех условиях, которые будут нас устраивать? Если на то пошло, западные страны достаточно заинтересованы как в развитии экономических отношений с нами, так и в наших специалистах, чтобы конструктивно путем переговоров решать этот вопрос на наших условиях. То есть ситуация простая — если наши специалисты в данной стране нужны, страна и так признает наши дипломы и возьмет на себя соответствующее обязательство. Если эти специалисты не нужны, она не даст им работу, какие бы дипломы они ни предъявили — свои специалисты в любом случае лучше.

И второй из последних вопросов. А, собственно говоря, нам что, так нужно, чтобы наши дипломы обязательно признавались на Западе? Нет, в плане риторики и политической демагогии это звучит красиво: каждый россиянин будет иметь право получить работу в западных странах!

Но, во-первых, а что, каждый молодой россиянин мечтает о работе на Западе? Социология показывает, что это далеко не так: подавляющее большинство граждан никуда из страны уезжать не собирается. В частности, молодежь.

Во-вторых, а нам как стране что нужно? Чтобы подготовленные в стране и за счет ее граждан специалисты ехали за рубеж и развивали экономику других стран? Или чтобы они развивали свою? Кстати, если они и поедут туда, но за спиной будут иметь родину в полуразваленном состоянии, никто и там не окажет им должного уважения, какими бы дипломами они ни обладали — они всегда будут гражданами отсталой страны, приехавшими в богатую страну на заработки.

А вот если они приедут, имея за плечами сверхразвитую в техническом и экономическом отношении Россию, то тогда и к ним отношение будет как к посланцам иного мира, прибывшим оказать помощь отсталым соседям.

Только для этого среди прочего нужно, чтобы они, приехав на тот же Запад, умели то, что местные (туземные) специалисты не умеют. А для этого нужно, чтобы система образования в России была не такая как на Западе, а такая, какая нужна самой России, а не «Болонскому соглашению».

А если она будет не такой, а «Болонской», то она будет решать не задачи подготовки специалистов для развития своей страны, а, с одной стороны, вопросы подготовки из талантливой российской молодежи работников среднего звена для поддержания в порядке западного производства и западной экономики, а с другой — выдачи детям имущих и власть имущих слоев международно признанных дипломов, позволяющих без проблем уехать из страны и устроиться в другой.

Правда, представители высших классов и так будут иметь возможность устраивать своих детей в западные университеты, так что и им эта система окажется не нужной.

Сергей ЧЕРНЯХОВСКИЙ

 

«ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ» СИНДРОМЫ

Модным словечком «синдром» с некоторых пор обозначают все непонятности в человеческом обществе. Вьетнамский синдром, иракский синдром, синдром приобретённого иммунодефицита… Следом за высоколобыми и я решил воспользоваться словом и разобраться с двумя редко вспоминаемыми синдромами: нищеты и страха. Оба широко распространены, встречаются буквально на каждом шагу, но… как-то не принято говорить о них в приличном обществе! Не оттого ли, что высоколобым стыдно?

Не из-за синдрома ли нищеты «новые русские» ведут себя эпатажно за границей, швыряют деньгами и допускают излишества, которых не позволяли себе члены императорской фамилии? Не из-за него ли распространяется стиль жизни «после нас хоть потоп»? И, кстати, касается не только богачей. В советское время мы все жили скромно. Нынче одни стали ещё скромней, другие же возвысились в благополучии и не желают помнить об общем прошлом. Казалось бы, на пустом месте появляются барские привычки. Престижная одежда, престижная квартира, престижный автомобиль! «А что скажут сотрудники и знакомые?» — для многих мерило успеха. Из ничего возникло общество потребления! Можно понять, когда фанфаронством занимаются потомки аристократов, помещиков и фабрикантов, но ведь сейчас — сплошь бывшая сермяжная братия!

Синдром нищеты объясняется ходовым русским выражением «из грязи в князи». Чувство собственной неполноценности довлеет над обладателем модного синдрома, жжёт его и подвигает на странные поступки. Ежеминутно он вынужден доказывать своё мнимое превосходство над окружающими. Легко ли сознавать, что благополучие получено не по праву, а по случаю, не за труд, не за подвиги, не за открытие, а за так называемую удачу?

«Удачи вам!» — заканчивается любая программа центральных «Новостей». Не трудовых успехов или просто успехов, как раньше, а «удачи»! Мир перевернулся! И это пожелание — зримое отражение переворота в умах сограждан. Синдром поразил не всех, но, во всяком случае, тех, к кому обращается со своим пожеланием жизнерадостное российское ТВ. Это люди, не занимающиеся производительным трудом. Но разве не они, окопавшись в мелком и среднем бизнесе, по планам нашего высокого начальства в течение десяти лет должны составить 80 % трудящихся? И разве неизвестно, что оба бизнеса палкой не загонишь в производство? Торговля, посреднические операции, услуги, быстрое обогащение, а вместе с ними — синдром нищеты! Кто из них не знает в душе, что хоть сколько-нибудь, но умыкнул у ближнего? Должен же кто-то и производить? Наш президент тянет к трагическому балансу, обозначенному в карикатуре XIX века «Один с сошкой — семеро с ложкой»! Да как бы баланс и похуже не был?!

Синдром нищеты неожиданно обнаруживается у столь благополучных людей, что и ожидать нельзя. Но всё просто — обладатель его чувствует себя не на своём месте и пытается самоутвердиться за счёт окружающих. Я и раньше знавал таких, особенно, среди начальников, но нынче они просто заполонили популярные места отдыха россиян! Такое впечатление, что летят в Турцию или Египет не погреться на солнышке, а избавиться от синдрома нищеты! Слишком большая часть благополучных граждан больна этим синдромом. Не впору ли болезнь считать эпидемией? Многие болезни, успешно излеченные в советское время, стали возвращаться при «демократах». И первая среди них «синдром нищеты». И хотя люди стыдятся нищеты материальной, на деле речь идёт о нищете духовной! Ни Жукову, ни Гагарину, ни братьям Уткиным в голову не приходило стесняться своего босоногого детства — этот феномен, да в таких масштабах, на нашей памяти впервые! Потому я и называю его болезнью!

Нетрудно догадаться, почему она приобрела масштаб эпидемии. Разрушая советское государство, «демократические» «революционеры» в стремлении взять верх во что бы то ни стало, покусились на святое, на труд! В одночасье сделали его непопулярным в обществе. Заокеанские учителя поощряли, как могли, отлично понимая, в какую пропасть тянут российскую экономику. Что только ни называют трудом российские «демократы»? Вот и власть ставит задачу, чтобы через десять лет четыре пятых трудящихся занимались мелким и средним бизнесом! Попробуйте сказать, что это не труд? Может, и Чубайс не трудится?

Неудивительно подначивание западных советников: они думали о себе! Дивиться надо нашим высоколобым реформаторам, оказавшимся у разбитого корыта! Хоть бы подумали, отчего на пьедестале стоит труд в тех же США? У нас же после 20-летнего унижения труда количество желающих вкалывать на пашне и ферме, у станка и кульмана сократилось до катастрофических размеров! Они победили, но это «пиррова победа»! Приучать человека к труду приходится годами, с того момента, как он сам сядет на горшок, а отучить так просто!

Советская власть и малолетних преступников перевоспитывала трудом, «демократы» — инженеров, учёных, учителей, квалифицированных рабочих отучили трудиться, вынудили заниматься челночеством, мелкой торговлей, тем, что только по недоразумению зовётся трудом, а на деле — растрата человеческого потенциала!

Пренебрежение трудом проявляется даже в таком рабочем городе, как Тула: в одно касание поставили памятник заводчику Демидову, но — лесковскому Левше замотали на долгие годы! Сколько угодно учебных заведений готовит подростков для обслуги, а много ли — по рабочим специальностям? Тула приучает молодых к торговле, а не к квалифицированной работе! Когда это было? Всё когда-нибудь случается в первый раз, но лучше бы глаза этого не видели!

Проблему подготовки квалифицированных кадров оборонщики ставили перед заместителем премьера: поддержал, посоветовал заказывать ПТУ специалистов необходимого профиля, помогать деньгами, оборудованием, преподавателями. Одним словом, как всегда: «дело спасения утопающих — дело рук самих утопающих»! Нет у государства такой проблемы! У заводов есть, а у государства — нет!

Но мается рабочий человек без настоящего дела. И пусть за обслугу сплошь и рядом можно получить больше денег, чем у станка и кульмана, но душа подсказывает, что это профанация.

Синдром нищеты — болезнь социальная! Как туберкулёз! Но, в отличие от него, поражает не трущобы, а нищих духом и распространяется во всех слоях общества среди людей благополучных, чувствующих сколь ненадёжно благосостояние, построенное в условиях российского рынка. Цены на нефть, дефолт, война, против которой нечем возразить, — от всего этого обыватель, поражённый синдромом, отмахивается, зажимает уши, мол, как-нибудь обойдётся — всегда обходилось! И торопится расходовать деньги, пока не обесценились! И спешит жить!

Знаменитую фразу Н.Островского «Жизнь человеку даётся только один раз и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…» они заканчивают на слове «мучительно»! Больные синдромом нищеты пытаются смотреть сверху вниз на Павку Корчагина!.. Посочувствуем болящим и перейдём к другому характерному синдрому.

Синдром страха поражает главным образом власть имущих. Хотя касается и обывателей. Во время выборов СМИ стараются оживить его среди всех слоёв населения, пугая возможностью возврата Советов, которые заберут приватизированные квартиры и дачные участки, запретят мелкую торговлю и восстановят ГУЛАГ. А вдруг люди не вспомнят, что квартиры и участки они получили от советской власти, не услышат, что КПРФ ничего не имеет против не только мелкого, но и среднего бизнеса, и не узнают, что в современных тюрьмах находится существенно больше осуждённых, чем в самое крутое советское время? А наверху эпидемия не стихает ни на час: Чубайс утверждает, будто он числится в каких-то расстрельных списках Интернета, Е. Гайдар вспоминает, что если бы в 93-м победил Верховный Совет, висеть бы ему на фонаре! Полтора десятилетия прошло со времени капиталистического переворота, большой срок, на протяжении которого народ позволял верёвки вить из себя, но страх перед возвратом к прошлому по-прежнему довлеет над ними!

Перед глазами картинка: Гулливер, опутанный лилипутами, — он уже шевельнуться не может, а они всё добавляют верёвочек, то палец прихватят, то прядь волос растянут! Хитростью сковали великана, но как бы он ни был послушен, страшен одним своим потенциалом! Не учитывая синдрома страха, не понять действий «демократов»!

Когда Чубайса обвиняют, что в результате приватизации народного хозяйства государство получило меньше, чем маленькая Чехия, он оправдывается: мол, надо было спешить, чтобы не вернулись Советы! Когда сломя голову бежали из Германии — это потому, что торопились ликвидировать самую боеспособную группировку советских войск, пока генералы не опомнились, пока кто-то из них не сообразил, что творится дома и не вспомнил о присяге!

Разгром промышленности не в первую ли очередь объясняется тем, что «демократы» боятся возрождения рабочего класса? Разгром сельского хозяйства, потеря продовольственной безопасности на руку им потому, что «костлявая рука голода» — ещё одна гарантия против возврата Советов!

Странные поступки кудриных, грефов, чубайсов весьма логичны, если представить, что они порождены синдромом страха перед собственным народом, связанным по рукам и ногам. И, похоже, они не успокоятся, пока все части его тела не омертвеют, пока не прекратится ток крови по кровеносной системе!

Синдром страха — страшная болезнь. Первое, что она делает, — отнимает разум. В панической боязни одной не замечают другой, куда более реальной опасности, которая и застаёт врасплох. В страхе перед Советами не накликали ли «демократы» большую войну? Она уже у ворот, её встречать нечем, и не поздно ли больным лечиться?

А лечиться-то надо! Иначе в опасении возмездия за бесчеловечный эксперимент над собственным народом, они потеряют страну, тысячелетнюю Россию, которая за всю свою историю не встречалась с такой напастью! Каких только правителей ни бывало, но таких, чтобы воевали с собственным народом, упорно и настойчиво низводили его к нулю…

Даже немка Екатерина, жестоко подавившая пугачёвское восстание, оставила после себя государство окрепшим, а народ приумноженным! Все думали о будущем, кроме поражённых «демократическим» синдромом страха!

Недаром многие далёкие по своим взглядам аналитики сходятся, что наше общество — больное. Синдромы, поразившие его, «оригинальны» и многообразны! К примеру, синдром пофигизма! Любимая песня поколений «демократов» — про зайцев: «А нам всё равно, а нам всё равно, хоть боимся мы волка и сову, дело есть у нас — в самый жуткий час мы волшебную косим трын-траву!». Не знаю, что такое они имеют в виду под волшебной травой, уж не «зелень» ли? Но с таким увлечением тянут это «всё равно», что на самом деле веришь — более их ничто не интересует!

А синдром необъяснимой жадности? Казалось бы, более яркого примера, чем в фильме «Большая перемена», не найти? Збруев предлагает Крамарову (не помню, как зовут персонажей, которых они играют) поить его газировкой сколько влезет, и воспитательный этюд едва не заканчивается трагедией! Но то кино, причём советское, а в современной жизни человек покупает одну океанскую яхту за другой, пока они не составляют флот, достойный приличного государства, и это не считается болезнью? И никакой трагедии не происходит, хотя аппетит новоявленного «крамарова» ни в какое сравнение не идёт с кинематографическим!

Синдром поразительной чёрствости с некоторых пор сопровождает, казалось бы, самые гуманные профессии! Назначенный государством защитник не стесняется объяснять свою бездеятельность тем, что подзащитные не имеют возможности платить дополнительно. Врач берёт плату с приезжего, несмотря на медицинский полис, на том основании, что своих не успевает принимать. Учитель требует деньги с неимущих учеников для обязательных мероприятий, не входящих в школьную программу. Нет такой гуманной профессии в РФ, которая не оскоромилась бы поборами! Я специально не привожу вопиющих примеров, чтобы подчеркнуть распространённость и обыдённость синдрома.

Синдром административной глухоты поражает чиновников, не желающих слышать просителей. Синдром дипломатической слепоты — дипломатов, пытающихся сделать хорошую мину при плохой игре. Синдромов целый букет, и все их перечислить не хватит никакой статьи!

В советское время агенты иностранных разведок, привыкшие работать в рыночном обществе, в отчаянии докладывали шефам, как трудно им приходится в СССР! Ныне нет более благодатной среды для шпионов, чем Россия!

Всё чаще слышится, как человека оставили без помощи, равнодушно обошли, отвернулись, не вмешались. Не редкость, что втроём на одного, а публика стоит и смотрит! Когда это было в России? Может быть, с тех пор, как стали сурово наказывать за превышение пределов необходимой обороны? И это тоже проявление синдромов, заботливо выращиваемых рыночным обществом.

Уж вырастили достаточно для того, чтобы нас не боялись конкуренты. Кажется, здоровых человеческих устремлений, патриотизма, свмоотверженности, сострадания в нашем обществе стало меньше, нежели в традиционных капиталистических — французском, немецком, итальянском… Мы соревнуемся с янки, с них берём пример и по всем показателям, характеризующим пороки и общественные болезни, делим именно с ними пальму первенства. Сбылась мечта идиотов! Мы в рынке!

Так ведь синдромы ещё и воспитываются! Показательна в этом смысле телепередача «Слабое звено», которую, слава богу, уже не видно (наверное, сделала своё чёрное дело!). Впервые с ней повстречавшись, не поверил своим глазам: не инструкция ли по предательству и подсиживанию? Когда болезнь возникает самостоятельно, это, что ни говори, не вызывает удивления. Но специальное насаждение и выращивание — чисто российское явление!

«Демократы» первым своим достижением считают необыкновенную свободу — без конца и края, без руля и без ветрил! Однако же свободен ли больной человек? Между тем, со здоровьем в РФ дела обстоят намного хуже, чем в РСФСР. Лишь долю здоровых призывников ежегодно определяют комиссии военкоматов, лишь часть школьников благополучно проходит медицинское обследование. А средний возраст, до которого доживают россияне, ниже пенсионного!

Что касается психиатров, те вообще считают, что здоровых у нас нет! И, право же, наблюдая общественную жизнь, как не задуматься, что они не так уж далеки от истины! И дело отнюдь не в традиционных болезнях и пороках, резко скакнувших при «демократах», и не в новых, характерных для капиталистического общества и искоренённых в своё время Советами, а в болезненном состоянии общества, готового воспринимать любую заразу! «Разрешено всё, что не запрещено!». Хотя перечисленные синдромы носят характер тонкий и даже спорный, есть смысл отнестись к ним со всей серьёзностью, ибо очень может быть, что, несмотря на эфемерность, именно они играют первую скрипку в катастрофическом сокращении человеческой жизни в России.

Безрадостная картина открылась на финише «демократического» эксперимента: люди не хотят ни защищать Родину, ни работать! Избаловались! А ведь ещё Николай Васильевич Гоголь предупреждал: «Вот смотрите… довёл мужика до какой бедности! Ведь ни телеги, ни лошади. Случился падёж — уж тут нечего глядеть на своё добро: тут всё своё продай да снабди мужика скотиной, чтобы не оставался и одного дня без средств производить работу. А ведь теперь и годами не поправить. И мужик уже изленился, загулял, сделался пьяница. Да этим только, что один год дал ему пробыть без работы, ты уж его развратил навеки: уж привык к лохмотьям и бродяжничеству…» (Гоголь Н.В. Собрание сочинений. Государственное издательство художественной литературы. М.: 1937, с.611. «Мёртвые души», Т.2).

Гоголь вспоминал про один год! А если десять, пятнадцать? Именно столько многие не занимаются у нас производительным трудом. И что же теперь делать? Я бы сказал, вешаться, если бы история не напоминала: не из таких передряг вылезали! А, главное, авторитет Сталина растёт, как на дрожжах! Не желает народ становиться жертвой «демократических» синдромов! Может быть, ещё не вечер?

Ю.М. ШАБАЛИН