РЫЦАРЬ НАУКИ

(Продолжение. Начало в №№ 31, 32, 33, 34)

Кампания против Лысенко. Атаку против Лысенко начал генетик-вейсманист и ответственный партийный деятель А. Жебрак. С конца 1944 до середины 1946 года он направлял письма в правительство (Маленкову и Молотову), встречался с Молотовым, настаивая на реорганизации управления биологическими науками и удалении из них мичуринцев.

В начале 1946 года появилась статья П. Жуковского «Дарвинизм в кривом зеркале» с критикой взглядов Т.Д. Лысенко на проблемы наследственности и обвинениями его в не-дарвинизме.

Во втором номере за 1947 год журнала «Вопросы философии» была опубликована статья академика И. Шмальгаузена «Представления о целом в современной биологии» с критикой мичуринского направления в биологии.

16 апреля 1947 года деятельность Т.Д. Лысенко и ВАСХНИЛ критиковалась на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б).

Теоретические взгляды Т.Д. Лысенко критиковались на конференциях по генетике, организованных в МГУ в марте и в ноябре 1947 года.

29 ноября 1947 года в «Литературной газете» была опубликована статья Шмальгаузена, Формозова, Сабинина и Юдинцева с критикой отрицания Т.Д. Лысенко внутривидовой борьбы за существование.

С 3 по 8 февраля 1948 года в МГУ прошла большая конференция по «проблемам дарвинизма», на которой выступило 40 докладчиков из разных городов и организаций. Многочисленные выступающие, среди которых были академик АН СССР И.И. Шмальгаузен, академик АН УССР Д. А. Сапегин, член- корреспондент АН УССР И.М. Поляков, академик ВАСХНИЛ М.М. Завадовский, доказывали, что Т.Д. Лысенко не является дарвинистом.

Кампания против Лысенко на Западе. Помимо пропагандистских атак и партийно-политических интриг внутри страны вейсманисты попытались, ещё до окончания войны, организовать давление на общественность и государственные органы Советского Союза из-за рубежа.

В 1944-45 гг. в западной прессе был опубликован ряд статей против Лысенко. Около полусотни публикаций о советской генетике, с критикой мичуринского направления в биологии, появилось на страницах научных и научно-популярных журналов «Science», «Journal of Heredity», «Nature», «American Naturalist». «Многие западные генетики приняли самое активное участие в этой кампании». Западные и советские вейсманисты действовали согласованно. Например, в конце 1944 — начале 1945 гг., получив критические статьи о советской биологии американских генетиков-вейсманистов Денна и Сакса — фактически из кругов советских генетиков-вейсманистов же и инспирированные, — А. Жебрак направил В.М. Молотову письмо с их обзором и с замечаниями, что «взгляды Т.Д. Лысенко производят неблагоприятное впечатление на Западе». В одни ворота играли две команды. Так уже было в конце 1936 года и плохо кончилось для «получателей западной помощи», но Жебрак забыл об этом. В 1945 году он и сам опубликовал в журнале «Science» статью «Советская биология» с критикой Т.Д. Лысенко и с рассуждениями про «единство мировой науки».

В мае 1945 года Жебрак, прибыв в США как член белорусской делегации на конференцию по организации ООН, встретился с американскими генетиками. В этом ему помогали М. Лернер, Э. Бабкок, Р. Гольдшмидт. Лернер организовывал встречи Жебрака с учеными, делал для него переводы, вел переписку.

Действия западных генетиков-вейсманистов в борьбе против Т.Д. Лысенко координировались не только с советским коллегами но и между собой. «Четыре наиболее известных американских генетика — Дани, Демерек, Добржаиский и Меллер — руководили американской частью кампании, а Хаксли координировал «британский фронт»». «Американские генетики использовали свою налаженную коммуникационную сеть: как только кто-то из них получал письмо с какой-либо ценной информацией, он немедленно рассылал его всем остальным членам сообщества…». Англо- австралийский ботаник Э. Эшби предложил коллегам усилить кампанию против Т.Д. Лысенко в западных журналах, а также обратиться, для повышения авторитета советских коллег, к руководству Академии Наук СССР с просьбой провести очередной международный конгресс по генетике в Москве.

Западные доброхоты, «озабоченные развитием биологии в СССР», были уже уверены в своей победе. М. Лернер писал Г. Мёллеру: «Довольно скоро у Лысенко будет достаточно веревки, чтобы повеситься».

Однако в 1947 году, когда СССР вступил в конфронтацию с Западом, особенно весной-летом этого года, когда сталинское руководство начало борьбу с космополитизмом в стране, «западная помощь» обернулась против её получателей.

30 августа 1947 года в «Литературной газете», а 2 сентября в «Правде» были опубликованы статьи, осуждающие А. Жебрака и Н. Дубинина за их в нападки в западной прессе на Т.Д. Лысенко. Отвергались и тезисы Жебрака о «единстве мировой науки». «В своём низкопоклонстве перед зарубежной наукой профессор Жебрак доходит до того, что фактически предлагает американским учёным нечто вроде единого союза для борьбы против советского учёного т. Лысенко… Вместе с американскими учёными, пишет Жебрак в журнале «Сайенс», мы, работающие в этой же научной области в России, строим общую биологию мирового масштаба. С кем это вместе строит Жебрак общую биологию мирового масштаба? Не с теми ли учеными-генетиками, которые на международном генетическом конгрессе выпустили манифест с проповедью человеководства? Гордость советских людей состоит в том, что они борются с реакционерами и клеветниками, а не строят с ними общую науку «мирового масштаба»».

В итоге в ноябре 1947 года А. Жебраку, главному организатору зарубежной линии давления на Т.Д. Лысенко, пришлось каяться за «низкопоклонничество перед Западом» на суде чести, состоявшемся в Министерстве высшего образования.

Продолжение кампании против Лысенко. Внутри страны, однако, давление на Т.Д. Лысенко и мичуринцев продолжалось. Оно достигло своего максимума в апреле 1948 года. Вейсманистам удалось привлечь на свою сторону Ю. Жданова, назначенного 1 декабря 1947 года заведующим сектором науки Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). «Начав работу в секторе науки, я в первую очередь столкнулся с обстановкой в области биологии. На беседу потянулись многие ученые…» (Ю. Жданов). Убеждённый доводами оппонентов Лысенко, Ю. Жданов 10 апреля 1948 года выступил с большим докладом в Политехническом музее на тему: «Спорные вопросы современного дарвинизма». В этом выступлении, имевшем характер инструктажа для партийных лекторов, он раскритиковал и теоретические взгляды Лысенко, и его практическую деятельность.

Позиция Сталина. Работы Т.Д. Лысенко, направленные на повышение урожайности в сельском хозяйстве, неизменно поддерживались в 1930-40-х гг. руководством страны и лично И.В. Сталиным. Мировоззренческая позиция Сталина также не изменились с 1930-х годов — он по-прежнему одобрял идеи ламаркизма и направленного изменения наследственности, отстаивавшиеся мичуринцами. В 1947 году, в разговоре с Ю. Ждановым, Сталин сказал: «В биологической науке издавна существует два взгляда на жизнь. Одни утверждают, что существует неизменное наследственное вещество, которое не поддается действию внешней природы. По сути дела, такая точка зрения (а она представляет взгляд Вейсмана) тождественна с воззрением, будто жизнь не развилась из неживой материи. Другого мнения придерживается учение неоламаркизма. Согласно этому учению, внешнее воздействие изменяет признаки организма, и эти приобретенные признаки наследуются… Большая часть представителей биологической науки против Лысенко. Они поддерживают те течения, которые модны на Западе. Это пережиток того положения, когда русские ученые, считая себя учениками европейской науки, полагали, что надо слепо следовать западной науке и раболепно относились к каждому слову с Запада».

Однако Сталин был не очень высокого мнения об организационных талантах Лысенко. В той же беседе он заметил Ю. Жданову: «Я ему <Лысенко> говорю: какой Вы организатор, если Вы, будучи президентом Сельскохозяйственной академии, не можете организовать за собой большинство».

Лысенко и сам, впрочем, сознавал свою слабость в борьбе с многочисленными противниками. В октябре 1947 года, осаждаемый с разных сторон, он обратился к Сталину с просьбой о содействии:

«Дорогой Иосиф Виссарионович!

Если мичуринские теоретические установки, которых мы придерживаемся и на основе колхозно-совхозной практики развиваем, в своей основе правильны, то назрела уже необходимость нашим руководящим органам образования и сельского хозяйства сказать свое веское слово, внести резкий перелом в дело воспитания наших кадров биологов, агрономов и животноводов.

Метафизическое учение о живых телах — морганизм-менделизм, вейсманистский неодарвинизм — преподается во всех вузах, мичуринское же учение — советский дарвинизм почти нигде не преподается.

Прошу Вас, товарищ СТАЛИН, помочь этому хорошему нужному для нашего сельского хозяйства делу» (27 октября 1947 г.).

Ответное письмо Сталина, написанное 31 октября 1947 года, было благожелательным, но неопределённым:

«Уважаемый Трофим Денисович!

Вашу записку от 27.Х.47 г. получил. Большое Вам спасибо за записку… Что касается теоретических установок в биологии, то я считаю, что мичуринская установка является единственно научной установкой. Вейсманисты и их последователи, отрицающие наследственность приобретенных свойств, не заслуживают того, чтобы долго распространяться о них. Будущее принадлежит Мичурину.

С уважением, И. Сталин»

Сталин, по-видимому, в это время не особенно внимательно следил за дискуссиями в биологической науке и вокруг неё. Однако выступление Ю. Жданова 10 апреля 1948 года всё поменяло очень круто.

17 апреля 1948 года Т.Д. Лысенко направил И.В. Сталину и А.А. Жданову письмо, в котором говорил, что он готов отказаться от президентства в ВАСХНИЛ и просил предоставить ему условия для продолжения работы по развитию мичуринской биологии для колхозно-совхозной практики. Министру сельского хозяйства СССР И.А. Бенедиктову он направил письмо с просьбой об освобождении его от поста президента ВАСХНИЛ.

Получив письмо Т.Д. Лысенко и ознакомившись с выступлением Ю. Жданова, Сталин увидел, что дело зашло слишком далеко. Что Лысенко вот-вот «съедят» и руководство сельским хозяйством страны перейдет к «рокфеллеровским стипендиатам», «специалистам мирового уровня по дрозофиле» и «улучшателям евгенических качеств граждан» — то есть, развалится.

Как и в других случаях, ответ Сталина на попытку оказать на него давление, вынудить принять решение, идущее вразрез с интересами страны, был очень резким. Итогом неуклюжих действий вейсманистов на этот раз стал их полный административный разгром — удаление с большинства занимавшихся ими важных постов в науке и преподавании.

31 мая 1948 года состоялось заседание Политбюро, на котором обсуждалось апрельское выступление Юрия Жданова. Сталин возмущённо заявил, что Жданов-младший поставил своей целью разгромить и уничтожить Лысенко, забыв, что на нём сегодня держится сельское хозяйство.

15 июля 1948 года Политбюро приняло постановление: «В связи с неправильным, не отражающим позиции ЦК ВКП(б) докладом Ю.А. Жданова по вопросам биологической науки, принять предложение министерства сельского хозяйства СССР, министерства совхозов СССР и академии сельскохозяйственных наук имени Ленина об обсуждении на июльской сессии академии сельскохозяйственных наук доклада акад. Т.Д. Лысенко на тему «О положении в советской биологической науке», имея в виду опубликование этого доклада в печати».

Об отставке Лысенко уже не было и речи. Трофим Денисович подготовил свой знаменитый доклад, ставший сконцентрированным выражением его взглядов на проблемы наследственности и критических замечаний по отношению к теориям оппонентов. 23 июля 1948 года Т.Д. Лысенко направил Сталину следующее письмо:

«Товарищу И.В. СТАЛИНУ

Дорогой Иосиф Виссарионович!

Убедительно прошу Вас просмотреть написанный мною доклад «О положении в советской биологической науке», который должен быть доложен для обсуждения на июльской сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В.И. Ленина.

Я старался как можно лучше с научной стороны, правдиво изложить состояние вопроса.

Доклад т. Юрия Жданова формально я обошел, но фактически содержание моего доклада во многом является ответом на его неправильное выступление, ставшее довольно широко известным.

Буду рад и счастлив получить Ваши замечания.

Президент Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В.И. Ленина академик Т. Лысенко

23 VII 1948 г.».

Доклад был лично просмотрен и отредактирован Сталиным.

Таким образом, партийно-политические игры вейсманистов с «мягким давлением» на сталинское руководство дали, как и в случае их попыток опереться на западную поддержку, обратный эффект.

Впрочем, они ещё не знали о своём провале и продолжали осаждать ЦК и правительство требованиями снять Лысенко, покарать его и прочее. В июле 1948 года на имя Г.М. Маленкова продолжают поступать письма от И. Шмальгаузена, А. Жебрака, Алиханяна, Е. Бобко, И. Полякова и других. 16 июля 1948 года большое письмо И.В. Сталину с требованием отставки Лысенко направил академик ВАСХНИЛ П. Константинов.

Н. ОВЧИННИКОВ

(Окончание следует)

 

СМОТРИ СУТЬ

ФОРМА И ПАРАДЫ

Настоящие офицеры носили более яркую и броскую форму вовсе не для того, чтобы выделиться и заставить солдат тянуться перед ними в струнку. Просто в реальном бою офицер должен быть всегда на виду у своих подчиненных и не только для того, чтобы приказы быстрее исполнялись, но и для того, чтобы постоянно служить примером.

Ведь солдат — чаще всего человек гражданский, а офицер — военный профессионал, и именно его Пример вселяет мужество в рядовых. Это прекрасно понимали великие русские военачальники.

«Из трех способов действовать на подчиненных: наградами, страхом и примером, последний есть вернейший,» — утверждал Нахимов.

И всегда следовал этому правилу. Даже в мирное время.

Широко известен случай из той поры, когда Нахимов еще в чине капитана 1 ранга командовал линейным кораблем «Силистрия», в проектировании и строительстве которого принимал самое деятельное участие.

Да, да, во времена парусного флота русские офицеры, порой наравне с инженерами занимались сооружением кораблей. И немудрено, вот часть предметов, изучавшихся 12-15-летними подростками в Морском Кадетском Корпусе 200 лет назад: арифметика, дифференциальное исчисление, геодезия, ботаника, иностранные языки, российская грамматика, эволюция (имеется в виду передвижение судов), основы кораблестроения, еtc.

Так вот, Черноморская эскадра вышла на учения. Вдруг Павел Степанович, да и все находившиеся на палубе «Силистрии» заметили, что корабль «Андрианополь», выполняя маневр, потерял управление и несется прямо на нахимовский линкор. Столкновение было неизбежным.

Нахимов же спокойно и громко скомандовал: «С крюйселя долой! От борта! Все за шкафут и грот-мачту! По борту ложись! Быстро!»

Люди рванулись в носовую часть судна. Капитан один остался стоять на юте. Он не двинулся с места и в нужный момент еще успел отдать команду совершить поворот, который ослабил удар. Многотонная махина «Андрианополя» врезалась в «Силистрию», обломки мачты рухнули на капитанский мостик. Но когда оцепеневшая от ужаса команда устремила взгляд на командира, тот невозмутимо стряхивал с мундира щепки.

В тот же вечер один из офицеров спросил Павла Степановича, зачем он подвергал свою жизнь такой опасности без видимой, казалось бы, причины, на что Нахимов ответил: «Такие случаи представляются редко, и командир должен ими пользоваться. Надо, чтобы команда видела присутствие духа в своем начальнике. Быть может, мне придется с нею идти в сражение, и тогда это отзовется и принесет несомненную пользу».

А вот другой случай из «мирной» жизни адмирала.

Почти полтора месяца русская эскадра, разгромившая турок в Синопе, крейсировала по Черному морю. И всё это время почти ни на один день не стихал шторм, шквал следовал за шквалом…

«Крейсерство это, — вспоминал впоследствии лейтенант Ухтомский, — было в холодную и бурную осень. Нахимов несколько раз требовал для матросов своей эскадры фланелевых рубашек, но их почему-то не отпускали. Тогда Нахимов сказал решительно, что он до тех пор не наденет на себя пальто, пока матросам не пришлют теплого платья, и сдержал свой слово…»

Н-да, от квашниных таких Дел не дождешься…

(Кстати, гражданин Саяпин, а Вам не приходило в голову, что кеды и вязаные шапчонки в нашей армии объясняются вовсе не их удобством (ведь существует специальное обмундирование для войны в горах), а просто-напросто воровством интендантов и генералов, которые не снабжают как полагается наших солдат?)

Истина этих слов и дел подтвердилась почти двадцать лет спустя, когда русский флот наголову разгромил турецкий в его же логове — Синопе. Нахимов учил, что начальник обязан строже всего и в мирное время, и в бою относиться именно к себе, потому что на него все смотрят и по нему все равняются. На него и смотрели матросы и любовались им в синопский день. “А Нахимов! Вот смелый!.. Ходит себе по юту, да как свистнет ядро, только рукой, значит, поворотит, туда, мол, тебе и дорога…” — рассказывал, лежа в госпитале в Севастополе, участник боя матрос Антон Майстренко.

Кстати говоря, сейчас любят поплакаться, что, де, неудачи рыссыянских войск в Чечне от того, что, мол, солдаты все молодые, необстрелянные. А чечены, мол, крутые бандюки. Но ведь и при Синопе ветеранов морских сражений среди нижних чинов, да и среди офицерского состава, за исключением самого Нахимова, капитана 1 ранга В.И. Истомина да контр-адмирала Ф.М. Новосильского не было! Да, конечно, многие участвовали в десантных операциях, даже помогали обороняться от горцев прибрежным фортам, но в НАСТОЯЩИХ МОРСКИХ БАТАЛИЯХ практически никто не участвовал (или, может, Подольские Курсанты 1941 года были крутыми боевиками с десятком сражений за спиной? А может, просто есть разница между битвой за Родину и за трубу березовских?). Однако ж результат сражения, особенно после нынешних фортелей, которые выкидывают обдерьмократившиеся армия и флот, просто потрясает. 35 убитых русских моряков против 4 с лишним тысяч турецких потерь. НИ ОДНОГО потерянного русского корабля (а дело было 30 ноября, море было бурное, зимнее, хоть и Черное, причем штормило не на шутку и до и после сражения) и 15 из 16 затопленных турецких судов, в том числе и один новенький англицкий пароход… Плюс начисто стертые с лица земли шесть наземных многопушечных батарей, укомплектованных опять же англицкими пушками.

А как известно (и это, кстати, отражено во всех компьютерных играх, созданных за рубежом, начиная от Warcraft II и заканчивая Age of Empires: попробуйте-ка в них исключительно морскими силами штурмовать наземные укрепления. Потери будут просто колоссальными), только русский флот справлялся с наземной артиллерией. Это Ушаков мог брать штурмом с моря наземные крепости, не теряя ни одного корабля, это Нахимов мог громить вражеские флоты в их же портах, уничтожая попутно наземные фортификации, а «великий» Нельсон с целой эскадрой был вынужден ретироваться от Корсики, которую обороняли пара устаревших пушек, установленных в развалившейся от ветхости башне, а целый британский флот с огромным количеством пароходов был отброшен от Одессы всего спустя несколько месяцев после Синопа усилиями… одной наземной батареи! Не говоря уж о Дарданелльской катастрофе английской эскадры, надолго поставившей крест на политической карьере Уинстона Черчилля во время Первой мировой войны.

Тут все дело в выучке и слаженности команд, каковые напрямую зависят от офицеров.

Кстати говоря, для этого подчиненные должны видеть офицера. А если он обряжен в камуфляжные лохмотья и напоминает спившегося бомжа… то пойдут ли за ним в атаку? Особенно новобранцы, которые, как и всякий нормальный человек, встречают по одежке.

Когда, уже во время Севастопольской Обороны, Нахимова спрашивали почему он рискует, не снимает свои золотые адмиральские эполеты, что сделали многие генералы, он четко отвечал: «Хожу же я по батарее в сюртуке и эполетах потому, что мне кажется, морской офицер должен быть до последней минуты пристойно одет, да как-то это дает мне больше влияния не только на наших, но и на солдат».

Да, даже забитые никчемной муштрой солдаты, попадая под влияние Нахимова и его матросов в считанные дни становились совсем другими людьми.

«…Армейские офицеры удивлялись тому, что наши матросики, не снимая шапки, так свободно говорят с нами, и что вообще у нас слаба дисциплина. Но на самом деле они впоследствии убедились в противном, видя, как моментально, по первому приказанию, те же матросы бросались исполнять самые опасные работы; солдаты их, поступившие к орудиям, делались совершенно другими людьми, видя отважные выходки матросов» — писал командир четвертого бастиона В.Г. Реймерс, того самого, из 600 защитников которого к концу Обороны в живых осталось всего 5 человек.

Так что, для того чтобы рядовой чувствовал себя человеком в присутствии командира, вовсе не обязательно сдирать с последнего погоны и мундир. Нужно просто, чтобы командир был НАСТОЯЩИМ РУССКИМ ОФИЦЕРОМ.

Следует добавить, что не всегда камуфляж спасает, а золотые погоны губят. Михаил Дмитриевич Скобелев всегда водил своих солдат в атаки на белом коне в белом мундире с золотыми погонами и не получил ни одной царапины, погибнув от яда подосланного царской охранкой. А палач 1993 года «генерал» (пардон, но использовать Воинские Звания в отношении ельциноидов язык не поворачивается) Романов, не уберегся от чеченской мины и в бронетранспортере.

Итак, офицер должен служить примером своим подчиненным, к тому же от того, насколько быстро он будет получать приказы вышестоящего начальства, зависит исход боя, потому-то и должен командир выделяться своей формой. Впрочем, для того чтобы судить о таких вопросах, нужно хотя бы немножко разбираться в военном деле и, конечно, не на примерах из жизни «митингового генерала» Бронштейна.

То же относится и к парадам. Как известно, парады ведут своё происхождение от Римских Триумфов. После каждой победы над карфагенскими жидами или иными варварами наши доблестные римские родичи маршировали по улицам Вечного Города, так, чтобы каждый гражданин мог видеть отличившиеся в битве легионы и их орлов. За победоносным войском волочили презренных трусов, сдавшихся в плен, захваченные у врага знаки отличия, выполнявшие роль знамен, и другие военные трофеи.

И делалось это не ради муштры, а для того, чтобы каждый римский гражданин мог воочию убедиться в победе своей армии. А то ведь мало ли что наболтают сенаторы…

Праздновали Победы и на Руси. Издревле победителей встречали колокольным звоном и столами, на которых бояре и купцы выставляли угощение и питье всем желающим. Пётр Великий же решил возродить римские традиции.

И его парады тоже не имели никакого отношения к тупой муштре. Нет, это были наглядные доказательства правоты его политики, поднявшей русского коня на дыбы.

Великую Полтавскую победу Москва праздновала в конце декабря 1709 года. В окрестности Москвы свозили из других городов шведов, плененных у Лесной и Полтавы, — 22 085 человек. В слободах размещались полки победителей. На улицах строили триумфальные ворота — с золочеными украшениями, лентами, картинами и надписями, поясняющими значение картин.

21 декабря 1709 года толпы москвичей увидели блистательный парад. Шествие открыли трубачи и литаврщики в нарядных мундирах. У Триумфальных ворот непрерывно звучали виваты, русские победные канты, вновь ожившие в лучших песнях Великой Отечественной войны. За ними доблестный генерал Голицын вел батальон Семёновского полка, отличившийся в битве при Лесной. Далее везли пушки и несли замена, взятые там же. Затем шли пленные шведские офицеры. Замыкал шествие второй батальон семеновцев. Восторженными криками встретили москвичи гвардейцев Преображенского полка. Народ невольно притих, когда подошла длинная колонна офицеров, плененных у Полтавы и Переволочны. В её середине везли шведские пушки, несли замена и другие трофеи, в том числе и носилки, с которых Карл произносил речь перед армией накануне битвы. Колонну замыкал премьер-министр Швеции граф Пипер. Затем шли русские полки. А замыкал шествие вождь победителей — царь Петр в седле, простреленном шведской пулей, на том же коне, на котором в трудные минуты Полтавской баталии вел в атаку второй батальон новгородцев в пробитой шведской пулей треуголке. Триумф победителей продолжился новогодним празднеством — с угощениями, елками, пушечной, ружейной пальбой, фейерверками и пирами…

Так русский народ воочию, а не из царских манифестов убедился — есть теперь у России Непобедимая Армия.

После битвы у Гангута Пётр порадовал своих подданных новым парадом — уже морским. Петербург отметил первую викторию на море грохотом крепостных орудий, встречая победителей и побежденных. Впереди 3 русские галеры с отличившимися при Гангуте солдатами и матросами. За ними 10 шведских судов с плененными командами, в том числе и фрегат «Элефант»; шведские флаги были на них спущены. Над ними были подняты русские. За фрегатами следовала галера Петра и еще 2 скампавеи. Улицы юной столицы молодой Империи, украшенные арками и цветами, лентами и картинами, подчеркивали значение и суть праздника. Толпы людей высыпали на набережные приветствовать рождение Регулярного русского Флота. Суда подошли к пристани. Петр, солдаты — преображенцы, солдаты-астраханцы и пленные сошли на берег. После того, как шведские корабли были отведены на середину Невы и поставлены в том же порядке, как стояли в бою, началась вторая часть парада — сухопутная, славившая войска, разбившие шведов в Финляндии. Впереди шел отряд Преображенского полка за ним несли 6 десятков неприятельских знамен и везли 18 пушек, за трофеями маршировали две роты Астраханского полка, затем шло около полутысячи пленных матросов и солдат. После рядовых пленников маршировали две роты преображенцев, а за ними двигались пленные офицеры, последним в этой группе был контр-адмирал Эреншельд. Замыкал шествие еще один отряд преображенцев во главе с Петром. После чего праздник продолжили пиры и фейерверки.

И еще не раз в XVIII и XIX вв., а потом и в XX веке русские города встречали победоносные свои войска — сухопутные и морские, и волочились по земле плененные турецкие, шведские, французские, польские, немецкие знамена и тянулись на буксире трофейные корабли. И проводились эти праздники не ради того, чтобы солдаты носок тянули, а для того, чтобы народ знал, что есть у него Победоносные Армия и Флот, способные разгромить любого неприятеля…

НЕ В БАНТАХ ДЕЛО…

Как часто бывает, начинается спор с сути проблемы и перерастает в склоку насчет мелочей. Вот и Александр Лебединцев, который в целом правильно указывает на то, что в брежневские времена награды Родины обесценились, перескакивает на мелочи и в итоге морозит, простите, глупости. По его мнению, достаточно было ввести к орденам банты да мечи, и все было бы all right, как говорят, наши враги-англичане.

А ведь даже банты и мечи не спасли царские награды от обесценивания, и следовало бы знать, что дело не в цацках, а в том КАКОЕ ГОСУДАРСТВО и ЗА ЧТО ИХ ДАЕТ.

Скажем, при Петре Великом орден Андрея Первозванного (единственный, если не считать Ордена Иуды и его «кавалера» Мазепы) действительно давался за подвиги, достойные памяти потомства. Сам Петр получил этот орден за взятие двух шведских кораблей в устье Невы — он сам командовал шлюпочным десантом. Участники этого славного дела также получили особую медаль с надписью «Небывалое бывает».

Но потом… Потом наследники Петра повелели награждать этим орденом не только за военные подвиги и дипломатические победы, но и просто за… рождение. Орденом стали награждать ВСЕХ отпрысков мужского пола императорской фамилии по факту рождения! Вот и получается, что Суворову орден Андрея Первозванного был пожалован за блистательную победу при Фокшанах, в которой семитысячный русский корпус при поддержке 18 тысяч австрийцев разгромил 50-тысячную армию Османа-паши, а, скажем, никчемный завистник Александр I, угробивший цвет русской армии во имя «освобождения» австрияков и пруссаков от Наполеона, а бритонов — от континентальной блокады, только потому, что родился на нужной кровати!

Естественно, орден потерял цену, когда к славным именам Петра Великого, Шереметева, Суворова, Потемкина приклеилось целое стадо тупоголовых, бездарных, интриганистых великих князей. Екатерина нашла выход и учредила новый орден — Георгиевский.

Интересно свидетельство англичанина Д. Флетчера, относящееся ко времени правления сына Ивана Грозного — Федора Иоановича: ”Тому, кто отличится храбростью перед другими или окажет какую-либо особую услугу, царь посылает золотой с изображением святого Георгия на коне, который носят на рукаве или шляпе, и это почитается самой большой честью, какую только можно получить за какую бы то ни было услугу”.

За первые сто лет — с 1769 по 1869 гг. — существования ордена лишь 42 человека получили его наградные знаки 1 и 2 степеней. В 1770 году орденом Святого Георгия 1-й степени был награжден за победу при Ларге П.А. Румянцев. В числе удостоенных 1-й степени были А.Г. Орлов, Г.А. Потемкин, А.В. Суворов, М.И. Кутузов, М.Б. Барклай- де-Толли. Кавалерами ордена 2-й степени были П.С. Нахимов, Ф.Ф. Ушаков, П.И. Багратион, А.П. Ермолов, М.Д. Скобелев и другие. За всю историю российской армии и флота полными кавалерами ордена стали лишь четверо: М.И. Кутузов, М.Б. Барклай-де-Толли, И.Ф. Паскевич и И.И. Дибич. Для награждения рядовых чинов в 1807 году был учрежден знак отличия военного ордена Святого Георгия. В его статусе указывалось: “Он приобретается только в поле сражения, при обороне крепостей и в битвах морских. Им награждаются только те из низших воинских чинов, которые, служа в сухопутных и морских русских войсках, действительно выкажут свою отменную храбрость в борьбе с неприятелем”. Орден № 1 получил унтер — офицер Кавалергардского полка Егор Иванович Митюхин, отличившийся в бою с французами под Фридландом 2 июня 1807 года. В 1856 году он был подразделен, как и офицерский Георгий, на 4 степени. В том же году полными георгиевскими кавалерами стали 151 человек. Полными георгиевскими кавалерами были С.М. Буденный, В.И. Чапаев. Полный Георгиевский кавалер К.И. Недорубов был в Великую Отечественную войну удостоен и звания Героя Советского Союза.

Но только сравнимо ли влияние на военное дело России Дибича и, скажем, Скобелева? Сравнимы ли их авторитеты, их моральных статус в русской армии? Разумеется, нет. Но Михаил Дмитриевич Скобелев, как и Павел Степанович Нахимов жили уже не в Екатерининской России, а в начавшейся разлагаться на глазах империи, которой заправляли потомки славной императрицы. И посему первой степени так и не получили! Не умели расшаркиваться перед «нужными» людьми, спину гнуть перед кем надо. А то, что победы одерживали… Так это в России последних Романовых было не главное.

Скажем, Нахимов получил первого своего «Георгия» — третьей степени, когда совсем еще молодым парнем сражался за свободу Греции в Наваринском сражении, где не только умело и толково командовал несколькими батареями, но и быстро организовал тушение пожара на нашем флагмане. Причем, сам первый полез в огонь. А вот в Крымскую войну великие князья из младших отпрысков Николая 1, которых тот черт знает зачем послал в Севастополь, наградили все тем же «Георгием» третьей степени… за то, что пуля оцарапала их адъютанта!

То же самое относится и к Георгию для низших чинов. Скажем, легендарный матрос Петр Кошка получил своих «егориев» за участие в 18 вылазках, в которых лично взял в плен 6 неприятельских “языков”, в числе которых были три турка, англичанин, француз и даже сардинец, то есть солдаты всех армий, осаждавших Севастополь, за то, что спас от надругательства русских солдат, чьими трупами «цивилизаторы» из Европы «украсили» свои окопы.

А в Первую мировую «георгия» часто давали за просто удачную атаку.

В. СЕЛИНА, Сталинград