Земля и доля
Минус «фермеризация»
Историческая миссия российского крестьянства подошла к концу
СЛЁЗЫ ЭНТУЗИАСТОВ
Вечером, когда я возвратился с работы, жена сказала:
– Звонила Лида Ефремова. Они с Володей бросили землю и вернулись в Москву. Живут теперь в доме, построенном для них сыном.
Это известие поразило меня. Оставить триста гектаров тучного чернозёма? Бесценных угодий? В одном из благодатнейших районов Курской области? Землю, в которую оглоблю воткни – тарантас вырастет?..
В начале 90-х годов Владимир Ефремов загорелся желанием стать фермером. В это время он возглавлял отдел агрохимии во Всероссийском НИИ почвоведения – знаменитом академическом институте. Это научное учреждение слыло авторитетной школой классического земледелия. В подчинении у Владимира находились сто пятьдесят учёных, из них шесть докторов наук и сорок пять кандидатов. Он и сам заканчивал докторскую. Но внезапно им овладела идея уйти в деревню, подальше от московской суеты. Тем более что участок земли ему предложили в Курской области, где он в молодости блестяще окончил сельскохозяйственный вуз. Жена его Лида, тоже кандидат наук, работавшая в агрохимической лаборатории, с восторгом восприняла мысль о селе.
– Ты понимаешь, – объяснил мне Ефремов причину своего решения, – когда я рассматриваю землю, то могу безошибочно сказать, богата она или бедна. Когда смотрю на растение, я в состоянии определить, как и чем оно обеспечено. А умею ли я управлять величиной урожая? Не уверен. Впервые в жизни мне предоставляется возможность убедиться в том, что я недаром посвятил четверть века исследованию почв и растительности. Ведь теперь исполняется многовековая мечта народа о земле…
Тогда власти действительно выделили для фермеров миллиардный кредит под мизерные проценты. Как за рубежом.
Уже фронтально наступала инфляция, и эти деньги оказались, по существу, дармовыми. Для успешного старта нового дела лучшего варианта невозможно и придумать. Фермерские предприятия рождались стремительно. Пресса захлёбывалась от восхищения: крестьянские семьи, будучи собственниками, создадут в стране надёжную продовольственную базу. Не то что колхозы во главе с «красными баронами». Долой колхозы! Да здравствует фермер!
Указ Ельцина о неотложных мерах по осуществлению земельной реформы, опубликованный 27 декабря 1991 года, предусматривал немедленный раздел колхозной собственности, переход через два месяца к частному и коллективно-договорному владению. При этом Генеральной прокуратуре предписывалось организовать неусыпный надзор за выполнением указа. И хотя первый вице-премьер Егор Гайдар называл сельское хозяйство «чёрной дырой», куда проваливаются огромные деньги, и утверждал, что России выгоднее закупать продовольствие за рубежом, Ефремов не воспринимал эти слова всерьёз. Его всё больше захватывало новое чувство – иметь участок земли и попробовать на ней свои силы. Свою квартиру, построенную в Подмосковье специально для учёных, он оставил детям.
Ефремовы отбыли, и я полгода о них ничего не слышал. Но вот однажды, поздней осенью, позвонила Лида и попросила:
– Помоги, пожалуйста, продать сорок тонн пшеницы. Измучила она нас.
Голос её звучал устало.
Я поинтересовался обстановкой в хозяйстве.
– Всё намного труднее, чем пишут газеты, – ответила она, совершенно не настроенная на разговор. – Как-нибудь расскажу.
Я нашёл им покупателя. Но месяца через два с удивлением узнал, что их зерно за бесценок забрал местный банк – в погашение кредита. К этому времени льготы закончились и деньги для фермеров были уже дорогими. Как и для всех.
Через год Лида позвонила снова.
– Мы купили два стареньких трактора, – сказала, – колёсный и гусеничный. А комбайна нет. Но хлеб у нас будет нынче лучше, чем у других. Нужен комбайн. Хотя бы подержанный. Мы его подыскали. Не могли ли бы занять нам деньжат? До весны? Как продадим урожай, так сразу рассчитаемся…
Весной Лида сообщила убитым голосом, что готова отдать долг. После паузы добавила: но если есть хоть малейшая возможность отсрочить его возврат, то они с Володей будут очень благодарны. Затем пожаловалась:
– Всё постоянно дорожает – топливо, удобрение, техника. А зерно осталось в прежней цене.
В голосе её будто стояли слёзы.
Прошло несколько безмолвных лет. К 1995 году указ президента о реформировании колхозов был в основном выполнен. На изменение формы собственности потрачено не три месяца, как предусматривалось, а три года. Ельцин убедился в консерватизме сельского хозяйства, в крепости этого орешка. Тысячи колхозов прошли через банкротство, уничтожившее их на корню. Численность фермерских хозяйств достигла 280 тысяч. Однако произвели они всего 1,9 процента продукции. В целом по стране валовой сбор зерновых культур ошарашил всех – 64 миллиона тонн. Это вместо 116 накануне реформ…
В 1996 году в благодарность за поддержку Ельцина на выборах Агропромбанк – второе по величине акционерное кредитное учреждение после ЦБ, имеющий самую разветвлённую сеть на территории России – более тысячи двухсот филиалов и отделений, – был подарен известному предпринимателю Смоленскому. А затем для этого гиганта была выделена огромная финансовая сумма – якобы для поддержки деревни. На самом деле сельское хозяйство осталось без средств и без своего банка. В погоне за прибылью в деревню ринулись коммерческие структуры.
Столкнувшись с несвоевременным возвратом своих кредитов из-за плохой погоды, вместо их пролонгации они начали массовое банкротство фермерских хозяйств, кооперативов и оставшихся колхозов. Скот из этих предприятий гнали на мясокомбинаты день и ночь – миллионы голов. Морские порты Эстонии, перевалочные базы Китая не справлялись с приёмкой металлолома, полученного из тракторов и комбайнов. Лишь в начале нового столетия сельскому хозяйству возвратили его банк – до предела вычерпанный. Потребуется ещё много лет на восстановление его до работоспособного состояния.
В дефолт 1998 года намолот хлеба упал до 47 миллионов тонн – уровня 50-х годов. Назревал голод. Соединённые Штаты оказали России срочную гуманитарную помощь. Зерном!
Но в 1999 году на десять лет установилась исключительно благоприятная погода. Без засух, возвратных морозов и затяжных дождей. Создалась иллюзия, что сельское хозяйство как будто бы оживает. Я был убеждён, что, раз Ефремовы не звонят, значит, всё у них ладится. Наверняка они стали зажиточными фермерами…
КОЛЕСО ИСПЫТАНИЙ
Узнав, что Ефремовы оставили землю и возвратились в Подмосковье, я позвонил Владимиру. Он искренне обрадовался. Мы условились о встрече...
В нём уже не чувствовалось прежней силы. В глазах сквозила безмерная усталость.
– Ты хочешь знать подробности о нашей одиссее? – Владимир задорно рассмеялся. – Ничего сверхъестественного. Типичная судьба русского фермера… Когда я с Лидой приехал в колхоз «Рассвет», от земельного массива которого нам отрезали триста гектаров пашни, борьба за власть в хозяйстве достигла зенита. Десятка три мужиков требовали разделить все угодья на паи – на правах пожизненного наследуемого владения, а недвижимость – на доли. Остальные – около сотни – были равнодушны к этому предложению. Или слабо сопротивлялись. Поэтому нас встретили как недобитых кулаков образца 1933 года.
В аренде пустующего дома на территории колхоза нам сразу же категорически отказали.
Он с острым любопытством взглянул на меня, тихо рассмеялся.
– Поселились мы на хуторе, в заброшенной бревенчатой избе, осевшей на один угол. До ближайшего села – километров пять, до магазина – семь. На дешёвые деньги мы опоздали. Их получила первая волна фермеров. Некоторые из них, сразу обжёгшись на земле, истратили кредитные деньги по-своему – стали владельцами магазинов в райцентре, построили новые дома, приобрели легковые автомашины. От этой волны на земле осталась лишь треть фермеров. Второй волне, в которую попали и мы, банки выдавали кредиты уже под высокий процент. А так как у нас не было ни кола ни двора, то нас профинансировали под залог будущего урожая. Купил я старенький колёсный трактор, один гусеничный и минимальный набор инвентаря…
В первый год мы с Лидой посеяли всё сами. Я водил трактор, а она стояла на сеялке. Я был хозяином, собственником и рабочим в одном лице. Идеальный вариант, как считали. Когда закончили сев, огляделись. Дом полуразрушен, колодец засыпан. Воды нет. А зима надвигается… Стал я искать строительную компанию. В молодые годы, работая в области, я знал о том, что сельское хозяйство обслуживают два мощных гиганта, самые крупные в стране министерства – Росмежколхозстрой и Минсельстрой. Возводили они не только фермы, дороги, но и жильё, школы, дома культуры, сельские больницы. Но тут оказалось, что их разогнали. Мастера разбрелись по миру. Кому строить? Города бурно обновляются, в двадцатипятикилометровой зоне вокруг них, как по волшебству, один за другим появляются коттеджные посёлки современного типа… А что происходит в глубинке? Там, где хлеб и сахарную свёклу выращивают? Здесь словно радиоактивная зона: всё вымирает. Нашёл я шабашников с Кавказа. Они кое-как подняли угол избы, затем взяли аванс под очистку колодца да исчезли. Остальное всё ремонтировал сам…
Смуглое, обветренное лицо Ефремова было невесело.
– Перед жатвой забарахлил трактор. А он в хозяйстве главный конь: ему не только пахать, но и отвозить урожай. Отправил я его чинить на ремонтный завод бывшей «Сельхозтехники». Но вскоре выяснилось, что это министерство тоже упразднили. Завод теперь частный, запчастей новых нет. Кое-как слепили мне «Беларусь», пригнали на хутор. Двигатель тут же заклинило. Плакали мои денежки! Тогда нашёл я мужиков из колхоза. Они в выходные дни на коленках починили.
Он вдруг с неожиданной силой ударил кулаком по столу.
– Зато пшеничка у нас удалась. Ох, удалась! Обмолотил я её, собрал около сорока тонн. Стал искать, кому продать. При социализме закупки зерна осуществлялись Министерством заготовок. Его тоже почему-то ликвидировали. А элеваторы и хлебоприёмные пункты сделали частными. Упразднили восемь министерств из девяти, обслуживавших деревню. Чтобы всем управлял рынок. Лишь Министерство сельского хозяйства оставили…
Накатывается зима, а у меня на хуторе только хилый сарайчик. Зерно всё в буртах лежит, под открытым небом. А тут дожди зарядили. Пришлось спасать хлеб – отвезти на приёмный пункт, сдать на хранение за грабительскую цену. Ищу покупателя. Обратился тогда и к тебе. Предложение покупателя было неплохое. Но губернатор запретил вывоз зерна за пределы региона. Иначе, по его расчётам, своего хлеба в области до осени не хватит. Месяца через два пришло время погашения кредита. Банк забрал всю пшеницу по бросовой цене. Я остался ещё и должен ему. Но продавать больше нечего. Даже на еду денег не хватит. Перебивались зиму тем, что вырастили на огороде… Утешались мыслями, что первый блин всегда комом.
Криво улыбнувшись, он продолжил.
– Взял я в помощь двух мужиков, исключённых из колхоза «Рассвет» за буйный характер. Лида теперь вела бухгалтерию, общалась с налоговой инспекцией и готовила нам еду. Ещё в первый год фермерства я понял, что выгоднее всего выращивать гречиху. Посеял её по своей технологии, с нормой высева в три раза меньше принятой. Одновременно очень хорошо удобрил. И она уродила так, что собрал её больше ста тонн. Ликовал, глядя на это богатство! Но цену нормальную мне никто не дал. Пришлось выжидать. На хлебоприёмный пункт везти опасно – не отдадут назад. Судиться потом с ними? Нет времени! В общем, ссыпал я семена в бурт, плёнкой укрыл. Начал понемногу приторговывать. В октябре, с первым снегом, разыгралась метель. Вихрем подняло плёнку и половину гречки разнесло по полям. Года три потом всходила…
Однажды хлеб у меня залило на корню. А на страхование посевов, как было до реформы, деньги государством не припасены. Остался ни с чем – на всю зиму 500 рублей и 3 мешка картошки. Ну а беда не ходит одна: снега выпало больше обычного. Гусеничный трактор садился дном на наст и, как пришпиленный жук, крутился на месте. Никто из нас не в силах был добраться до магазина. Мы так голодали, что наши работники предложили зарезать собаку. А по ночам меня грызли мысли: как заработать деньги? Как рассчитаться с долгами? Всё обдумывал, взвешивал, но выхода не находил. К тому же у меня стало болеть всё тело. Ведь приходилось работать на тракторах по 10–12 часов в сутки. В любую погоду..
НЕОДОЛИМЫЕ СИЛЫ
– Пока я размышлял о насущных проблемах, против нас, фермеров, да и против остальных пахарей объединились не только банки, хлебоприёмные организации, но и продавцы дизельного топлива, бензина, минеральных удобрений, электричества, техники. Они стали ежегодно задирать тарифы на свой товар. Это просто беспредел! Сговор! Например, солярка для тракторов и комбайнов подорожала за прошедшие годы в 20 раз! А как ведёт себя государство? «Это рынок, – говорит. – Он сам всё отрегулирует». Клич – «Сильный выживет, слабый погибнет».
Ефремов вдруг спросил:
– А знаешь ли ты, что у нас уже два десятилетия вносят в почву лишь десять процентов удобрений, применяемых до реформы? Современная история больше не ведает такого чудовищного истощения земли, как в России! Ты понимаешь, каким крахом всё может закончиться? Я три года не покупаю удобрения… Потому что цены на него не окупаются! Девять десятых удобрений новые хозяева химических заводов все годы вывозят за рубеж. За оставшиеся с нас дерут три шкуры. Однажды наша делегация была в Калифорнии. Мы увидели там мочевину, доставленную из России. Выяснилось, что она обходится американским фермерам на треть дешевле, чем нам. Это с учётом перевозки!
Неодолимые силы нависли не только над нами, фермерами, но и над хозяйствами. Тот же колхоз «Рассвет». Стоял, как Брестская крепость! Никак не могли обанкротить. А там были хорошие тракторы, чистокровный племенной скот, гибридные свиньи. Сильный был там и председатель колхоза: опытный хозяйственник и бессребреник. И вот главой района стал настоящий бандит. Он выковырнул председателя, поставил конкурсным управляющим своего человека. Тот распродал всё колхозное оптом и в розницу – для своего и бандитского кармана!
Тракторы и комбайны отправили на металлолом, а скот – на убой. После этого оставшуюся землю поделили на паи. На части угодий создали кооператив. Из 40 работников. Возглавил его человек, который разрушил колхоз, скупил почти всю землю, превратившись в настоящего барона. Многие видели, что в золоте мы не купаемся. Не стали создавать новые фермерские хозяйства. И не пошли в кооператив. Распродали свою землю залётным дельцам. Лежит она теперь мёртвым капиталом, зарастает кустарником.
А в соседнем районе появился агрохолдинг. На основе бывших пятнадцати колхозов. Создавали его крупные бизнесмены из города, скупив землю и недвижимость у крестьян. Настоящая латифундия! Некоторые холдинги имеют по сто тысяч гектаров пашни и более. Крестьянин в них стал сельским рабочим и ещё больше отчуждён от земли, чем в бывшем колхозе. И что получается? Накануне реформы в стране производилось мяса на душу населения по 75 кило при норме 85. Нынче – 60 килограммов. Россия закупает его уже в 40 странах мира. Тридцать два процента! Во всех частях света! Миллионы тонн. Этого раньше никогда не было.
ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ДИАГНОЗ
– Не так давно я простудился и попал с воспалением лёгких в больницу,– продолжил после паузы свой рассказ Ефремов. – Впервые в жизни мне некуда было спешить. Я задумался о положении в деревне, о себе.
В России сельское производство самое суровое в мире. И самое затратное – зимой шесть месяцев надо отапливать не только школы, жильё, но и животноводческие фермы, ремонтные мастерские. В жатву надо сушить зерно. Всё время приходится противостоять природе. А где помощь? В нынешнем году, ранней весной, Министерство сельского хозяйства заявило, что осуществит интервенцию на рынке зерна. То есть проведёт его частичную закупку в фонд страны. Мы знаем, что Минсельхоз заранее подготовил для хранения хлеба многие элеваторные и другие складские ёмкости. Всё чётко спланировал. Но пришла осень, а денег Минсельхозу не дали. И земледельцу некому по достойной цене продать свой хлеб. Нечем гасить кредиты! За топливо, взятое авансом, невозможно расплатиться. На сев озимых – ни гроша! На зарплату людям – ни копейки! О каком зерне может идти речь в будущем году? Такая аграрная политика постоянно отбивает всякое желание работать!
– Но зато реформа привела к многоукладности сельского хозяйства. Его полной свободе. Сколько хочу, столько и сею. Чего хочу, то и возделываю. Никакого диктата.
– Да… Нынче работают индивидуальные предприниматели. Их 31 тысяча. Много фермерских хозяйств. В последние годы их стало 253 тысячи. Средняя земельная площадь такого предприятия – 103 гектара. На ней негде развернуться современной высокопроизводительной технике, не окупаются затраты на неё. Это, как понимаешь, мелкотоварное производство. Лишь шестая часть – 14 процентов! – крестьян имеют оформленную в собственность землю. Крестьянские, фермерские и индивидуальные хозяйства производят все вместе 7–9 процентов сельхозпродукции. В большинстве своём у них нет нормального доступа к кредитам – нечего закладывать, не каждый из них может купить современные тракторы и комбайны, оснащённые электроникой. Не всем по силам внедрение и новых технологий. После двадцати лет измывательства над фермером он окончательно гибнет в тисках бездарной экономической политики!
– И ставку на него делать уже бесполезно? Тогда кто же будет производить продовольствие?
– Кроме фермеров около половины урожая дают, как и до реформы, деревенские подворья. Некоторые «аналитики» прибавляют их продукцию к фермерским предприятиям. Но это подтасовка чистой воды. Подворья давали около половины всего производства и при социализме.
Я подумал о том, что сегодня на сцену вышли сельскохозяйственные кооперативы и агрохолдинги. Они производят остальную часть продовольствия. Пока тоже не все выживают. У них есть своя переработка продукции, крупная недвижимость, которую можно заложить в банке. На смену фермеру тут пришли сельские рабочие. Выброшенных из жизни профессиональных председателей колхозов заменили крупные собственники. Количество холдингов растёт. Ликвидация немногочисленного крестьянства заканчивается.
Западная фермерская модель, которую двадцать лет навязывали стране либералы, не выдержала… Не только из-за сложных климатических условий, но главным образом из-за абсурдной аграрной политики. Наступило время, когда крестьянин в том смысле слова, как его понимали сотни лет, перестаёт кормить народ, перестаёт обустраивать землю, рожать детей… Что бы мы ни говорили, а историческая миссия российского крестьянина заканчивается.
И мы надолго замолчали.
– Допущена колоссальная историческая ошибка, – наконец сказал Ефремов. – Вместо того чтобы модернизировать лучшие колхозы, а остальные постепенно преобразовать в другую правовую форму и бережно сохранить всё крестьянство, в деревне осуществлена самая жестокая с XV века авральная реформа, приведшая к массовой безработице и преждевременному вымиранию сельских тружеников. За два десятилетия исчезло с лица нашей земли 20 тысяч населённых пунктов. При этом обострение проблемы продовольствия привело к невиданному росту цен на него.
Никогда сельское хозяйство не было так изнурено и закредитовано, как сегодня. Да, применяются субсидии, субвенции, система кредитования. В большем объёме, чем в прошлые годы. Но вот уровень поддержки сельского хозяйства: в странах Евросоюза – 300 долларов на гектар, в США – 324, Канаде – 188, в России – 10 долларов…
– Что же делать?
– Хватит шептаться о том, что фермеризация села сорвана, что фермер не накормит страну. Пора заявить об этом во всеуслышание. Открыто! И срочно разработать новую аграрную политику. С опорой на крупные кооперативы и агрохолдинги. Но при этом бережно относиться и к фермерам – великим труженикам и мужественным людям. Однако ставку сделать на крупных товаропроизводителей. Создать все условия для их быстрого перехода на суперсовременную технику и технологию. Россия имеет громадный потенциал развития сельского хозяйства. Только надо правильно его использовать.
– А что же будет с твоей землёй? – спросил я. – Ты вернёшься или…
– Продать её я не смог. Только на юридическое оформление требуется пятьсот тысяч рублей. Откуда у меня такие деньги? Сегодня зерновые трейдеры дают мне по три рубля за килограмм добротной пшеницы. А обошлась она мне – в четыре рубля. На что выживать? Рушатся не только фермерские хозяйства, но и кооперативы, даже холдинги! Если государство не поможет, никуда я не поеду. Гори всё синим пламенем!
– Сыновьям не отдашь?
– У нас в достатке живут только три процента фермеров. Я к ним не отношусь. И нищету передавать детям не хочу…
Прошло два месяца. Наступила зима. Интервенцию всё-таки обещают...
Альберт СЁМИН, доктор сельскохозяйственных наук, 14 лет возглавлял Союз семеноводов России
11.11.2009 11:30:12 - Александр Борисович Самойлов пишет:
Всё верно
Сразу чувствуется, что писал профессионал. И такое положение не только в сельском хозяйстве, но и в сельскохозяйственной науке и селекции, от которой тоже остались руины. Амбициозные заявления правительства не находят никакого воплощения в реальной протекционистской политике. Длящаяся либерализация отрасли привела к последствиям, которые уже в настоящий момент позволяют говорить о потере продовольственного суверенитета Российской Федерации.
11.11.2009 11:29:57 - Александр Борисович Самойлов пишет:
Всё верно
Сразу чувствуется, что писал профессионал. И такое положение не только в сельском хозяйстве, но и в сельскохозяйственной науке и селекции, от которой тоже остались руины. Амбициозные заявления правительства не находят никакого воплощения в реальной протекционистской политике. Длящаяся либерализация отрасли привела к последствиям, которые уже в настоящий момент позволяют говорить о потере продовольственного суверенитета Российской Федерации.