Человек
Безграничность ограниченного
БЕЗ БАРЬЕРОВ
Знакомясь с новыми людьми, мы их невольно оцениваем: что в них привлекает, что отталкивает, что настораживает. Сравниваем с собой – чем похож, а чем нет. Часто от первого впечатления зависят все будущие отношения. Теперь представьте, что у нового знакомого есть физический недостаток – он почти слеп, или плохо слышит, или передвигается на коляске. Он – человек с ограниченными возможностями. Пишу эти строки и пытаюсь вспомнить: у меня-то много друзей среди инвалидов? Пожалуй, всего трое, и все моложе меня. В детстве с такими людьми я не встречалась ни в садике, ни в школе, ни в институте. Почему так? Одна страна, один город, одна жизнь – а словно стенка между нами. Об этой странности я решила поговорить с доктором психологических наук Евгенией ВАРЛАМОВОЙ.
– В бассейне, куда я хожу, постоянно вижу мальчика без ног, он плавает, как и все, на общих дорожках. Но вообще-то, к сожалению, редко. Отчасти это, безусловно, наследие советского времени. Тогда почти нереально было в школе, в институте, в кинотеатре встретить человека на коляске. Негласно считалось, что в идеальном обществе не место неидеальным людям. Доходило до кощунства. После Великой Отечественной войны многих искалеченных солдат отправили на поселение на Валаам. Даже для детей-инвалидов создавали специальные интернаты, откуда, вырастая, они попадали в специальные артели, где набивали табаком сигареты, гнули канцелярские скрепки и выполняли прочие несложные работы. Нужные работы! Но кто знает, сколько ярких, талантливых людей не смогли развить свои способности именно потому, что их ограниченные возможности ещё больше ограничивала система фактической изоляции от общества. Лишь единицы прорывались сквозь невидимую стену, и тогда получался безногий лётчик Маресьев или поэт Асадов, потерявший на фронте зрение. Но каждый из них нашёл своё призвание ещё до трагедии. Инвалидам детства приходилось сложнее: они росли в специальных интернатах, не голодали, не мёрзли, но внимания, которое есть у ребёнка в семье, они были лишены, и будущее у них предполагалось общее – скажем, собирать электрические розетки и вилки.
– А сейчас дело обстоит иначе?
– К счастью, сейчас ситуация кардинально меняется. Упор делается не на коллективное воспитание, а на жизнь в семье, где каждый ребёнок единственный, и главное для родителей – помочь ему развить все способности, данные природой. К тому же после учёбы человеку придётся создавать собственную семью, а тому, кто рос вне семьи, сделать это гораздо труднее: нет никакого опыта, даже опыта ошибок.
– Но ведь человеку помимо семьи нужен и коллектив.
– Люди с ограниченными возможностями активно общаются в Сети, объединяются, защищают свои права на демонстрациях, например Ассоциация автоинвалидов. Они ходят в театр, занимаются спортом, водят машину, участвуют в паралимпийских играх, в городских спортивных соревнованиях, таких как бег на инвалидных колясках. Словом, очень многие из людей с ограниченными возможностями вовсе не испытывают дефицита общения, живут полноценной жизнью, хотя это и требует немалых дополнительных усилий.
– Помогает ли нам мировой опыт?
– Помогает, и очень. Мир нынче един, новая информация распространяется по планете в считаные часы. О том, что сделано в Лондоне или Токио, быстро узнают в Москве. Мы уже не помним, что совсем недавно даже туалет для инвалидов был у нас экзотикой. Теперь же многие подземные переходы, супермаркеты, новые станции метро, обычные жилые дома оборудованы пандусами. Недавно, вернувшись из поездки, рядом с моим домом на проспекте Мира я заметила странные пешеходные дорожки и сначала была удивлена: зачем делать их такими неровными, шершавыми? Потом догадалась – это для людей со зрительными ограничениями, они ногами будут чувствовать дорожку и смогут безопасно переходить улицу. За границей я такого не видела, не исключено, что это полезное новшество родилось именно у нас.
Вообще Москва постепенно становится безбарьерным городом. Чем чаще мы будем видеть людей на колясках в транспорте, в театре, в бассейне, тем быстрее к ним привыкнем. Это перестанет привлекать излишнее внимание. Человек на коляске? Нормально.
У слова «инвалид» латинский корень, в дословном переводе – немощный, обесцененный. Но человечество постепенно проходит путь от эгоистичной формулы «В здоровом теле – здоровый дух» до понимания, насколько мощным бывает дух в слабом теле, насколько ценной может быть личность человека, преодолевшего недуг. Известный психолог Эрик Эриксон был спортсменом, а в 19 лет получил серьёзную травму, которая привела к инвалидности. Однако это не помешало ему стать известнейшим психологом и быть эффективным терапевтом. Впавшие в депрессию клиенты Эриксона видели перед собой умного, сильного, уверенного в себе человека и думали: если ему удаётся быть таким без ног, неужели нам, здоровым, нельзя вернуть себе радость жизни?
Термин «люди с ограниченными физическими возможностями» пришёл к нам из английского. Я бы хотела подчеркнуть слово «физические». Ведь ограничения есть у любого из нас, и не только физические. Нас ограничивают темперамент, образование, трудовой и семейный опыт, размер врождённого таланта. Даже амбиции у нас разные. Цель человека как раз и заключается в том, чтобы использовать ресурсы личности разумно, учитывая свои ограничения.
Миру известно немало выдающихся людей, сделавших важнейшие открытия, написавших замечательные книги, несмотря на инвалидность. Английский астрофизик Стивен Хокинг последние тридцать лет своей жизни был прикован к инвалидной коляске, не мог даже говорить и общался с миром через компьютерный модулятор голоса. Тем не менее он создал теорию суперструн, претендовавшую на то, чтобы объяснить строение мира на уровне элементарных частиц. Был дважды женат, имел троих детей и даже совершил полёт на реактивном самолёте в рамках подготовки к космическому полёту, о котором мечтал всю жизнь. Дэвид Бланкет – инвалид по зрению, ходит с собакой-поводырём, но это не помешало ему несколько лет занимать должность министра внутренних дел Великобритании. Великий художник Тулуз-Лотрек ходил на костылях. Легендарный президент США, победитель Великой депрессии Франклин Рузвельт передвигался на инвалидной коляске. Да и у нас есть прекрасный пример: Николай Островский, один из популярнейших русских писателей двадцатого века, с восемнадцати лет был лишён зрения и прикован к постели.
Мы говорим «люди с ограниченными возможностями», но кто точно знает, где границы этих возможностей? В границы того же Хокинга уместилась гениальность. Снисходительно оставляя инвалидам однообразную работу в артелях, не теряем ли мы в этих шаблонах Хокинга или Бланкета? С 2011 года в Москве начнётся реализация идеи инклюзивного образования в школах и детских садах города: то есть директора не смогут отказать ребёнку с ограниченными физическими возможностями в обучении рядом с обычными ребятами. Правда, возникла новая проблема: к сожалению, не все родители хотят видеть в одном классе со своим чадом ребёнка-инвалида. Но я оптимистка и верю, что наше общество движется к большей гуманности и терпимости.
– Мне очень нравится лозунг основателя Олимпийских игр для инвалидов: «Забудьте о том, что потеряно, думайте о том, что осталось».
– Эти замечательные слова обошли мир. Но я не меньше люблю стихи нашего соотечественника Геннадия Головатого, талантливого поэта, всю жизнь боровшегося за права инвалидов:
СЛЕПЫЕ НЕ МОГУТ СМОТРЕТЬ ГНЕВНО. НЕМЫЕ НЕ МОГУТ КРИЧАТЬ ЯРОСТНО. БЕЗРУКИЕ НЕ МОГУТ ДЕРЖАТЬ ОРУЖИЕ. БЕЗНОГИЕ НЕ МОГУТ ШАГАТЬ ВПЕРЁД. НО – НЕМЫЕ МОГУТ СМОТРЕТЬ ГНЕВНО. НО – СЛЕПЫЕ МОГУТ КРИЧАТЬ ЯРОСТНО. НО – БЕЗНОГИЕ МОГУТ ДЕРЖАТЬ ОРУЖИЕ. НО – БЕЗРУКИЕ МОГУТ ШАГАТЬ ВПЕРЁД.
Беседу вела Екатерина СИЛЬЧЕНКОВА
P.S. Кстати, о советских «специальных артелях», в которых инвалиды гнули канцелярские скрепки и собирали электророзетки и вилки. После победы демократии артели – «ужасное» наследие советских времён – обанкротили, и люди, чьи возможности всё-таки ограниченны (как бы мы ни старались эту реальность толерантно обойти), оказались за бортом. Сегодня Всероссийское общество инвалидов пытается эти предприятия восстановить, потому что право на труд есть у всех, а не только у гениальных художников и поэтов, коих и среди абсолютно здоровых не так уж много. Да и президентами и министрами становятся тоже далеко не все. Даже на Западе, которым мы неустанно восхищаемся, большинство инвалидов всё-таки выполняет несложную работу. И в этом ничего ни страшного, ни обидного нет. Конечно, надо создать такие условия, когда человек мог бы выбирать себе «работу на вкус», но радоваться закрытию рабочих мест для людей по каким-то причинам не способных к творческому труду…
Ещё один либеральный миф – в Советском Союзе всех инвалидов убирали с глаз долой, и поэтому их нельзя было увидеть ни в детском саду, ни в школе, ни на улице. В моём классе в «страшные совковые времена» учился мальчик без руки – поэкспериментировал с порохом. В соседнем подъезде жила женщина с ребёнком, страдающим множественными нарушениями развития. Она каждый день вывозила своего тридцатилетнего сына на коляске на прогулку. А в сберкассе напротив дома работала женщина с деформированной кистью правой руки. Тоже, между прочим, инвалид.
Людей с ограниченными возможностями здоровья мы видели ежедневно и в советские времена, и в перестроечные, встречаем и ныне. Просто далеко не всегда эти ограничения на виду. Из 1 миллиона 200 тысяч живущих в Москве инвалидов 900 тысяч – люди пенсионного или предпенсионного возраста. Сердечно-сосудистые заболевания, лёгочные, эндокринные, неврологические и т.д. С табличкой «Я – человек с ограниченными возможностями» никто из них не ходит, и вполне вероятно, что стоящий рядом с вами в лифте тяжело дышащий сосед тоже инвалид. Людей с нарушениями опорно-двигательного аппарата, вынужденных применять различные опоры, около 24 тысяч, колясочников среди них менее 8 тысяч. Даже если мы сделаем городскую среду абсолютно безбарьерной, ежедневно встречать в огромном мегаполисе колясочников мы всё равно не будем. Так что давайте, перефразируя лозунг основателя паралимпийских игр, забудем о том, что не сделали наши отцы и деды, и начнём думать о том, что нужно ещё сделать нам.
Людмила МАЗУРОВА