Искусство
«Наша Дама» Владимира Бурмейстера
ЗДЕСЬ ТАНЦУЮТ
Ноябрь. Реставрация балета «Эсмеральда» в Театре Станиславского и Немировича-Данченко
Рапортуем! За 51 номер уходящего года на страницах отдела искусства нами было отрецензировано 50 театральных премьер (включая 13 событий в области балета), подвергнуто детальному рассмотрению 19 киноновинок – как отечественных, так и зарубежных. Мы рассказали – и достаточно подробно – о том, как проходили 24 фестиваля в различных городах и весях, связанных с самыми различными видами художественного творчества. 40 свежих книг и альбомов по искусству было представлено читателям на наших полосах. Это не считая материалов обзорных, аналитических, проблемных и проч., в которых недавние события в сфере изящного также находили своё отражение. Но это всё равно – капля в море: жизнь искусства слишком необъятна для ста с небольшим газетных страниц…
Вот ещё четыре события 2009-го: каждый из сотрудников отдела вспомнил о каком-то одном своём впечатлении – не обязательно самом ярком, но «застрявшем в памяти», по тем или иным причинам не отпускающем, а значит, таящем в себе то, ради чего оно, искусство, и существует в нашей жизни. Ждём новых ярких впечатлений уже в 2010 году!
Когда Сергей Филин предложил зрителю восстановленную «Эсмеральду» Бурмейстера, у многих мог возникнуть вопрос: зачем? Есть одноимённый балет Петипа, он – часть «алмазного фонда» русской культуры. Нужна ли конкуренция в общем поле традиции? Не вернее ли ограничиться «имперской» составляющей «наследия предков»?
Нет, не вернее. Театр, обращаясь к частной мифологеме, работает в области, где неприменимы сравнительные категории «лучше/хуже», где у слова «правильно» отсутствует антоним. В этой сфере правильно всё, ибо речь идёт об основных культурных кодах, формирующих эстетическое своеобразие высказывания.
Вкратце. О чём роман Гюго «Собор Парижской богоматери»? Естественно, о самом сооружении, посвящённом «Нотр-Дам» – «Нашей Даме»: недаром огромное количество страниц отдано тщательному описанию архитектуры. Но ещё больше он – о душе, носящей Бога, подобно носившей Его телесно Пречистой. Это первое.
Второе. Гюго не зря обратился к готической архитектуре, которой Европа обязана тамплиерам.
В основе же их мировоззрения лежит жёсткий дуализм. Душа рыцаря-храмовника не стонет под гнётом романского свода – она жаждет распрямиться. Но само напряжение этого стремления обусловлено тяжестью готического свода, придающего устойчивость конструкции. В душе человека вибрирует всё и «чёрное» сосуществует с «белым». Собор украшен химерами, а Квазимодо горбат.
Подобно нервюрам храма, которому служит Клод Фролло, обнажены его нервы. Тёмная часть ego священника – дурные поступки и мысли – метафорически суть его воспитанник Квазимодо. Собственные грехи и убивают Клода. Гюго тамплиеров не любил – отсюда такое разрешение метафизики. Однако даже благоговей романист перед храмовниками, исход повествования предопределён: Фролло, увлёкшись цыганкой, нарушил обет, данный «Нашей Даме», а измена по законам военного времени карается смертью. Церковь земная – воинствующая.
И вот – сцена. Тщательно воспроизведённые химеры, реалистические панорамы Парижа. Обилие танцев соответствует многословию описаний Гюго. Бурмейстер отражает саму атмосферу романа балетными средствами. Но это пока фон – не сердцевина. Центр – девушка, именем которой назван балет.
Эсмеральда Бурмейстера легка, она не просто в наибольшей степени живёт в атмосфере танцевальности – она её создаёт. Что не противоречит Гюго, который не зря выбрал героиней цыганку, свободную от феодальных отношений: только такой могло показаться, что она со своим возлюбленным Фебом, аристократом и воином, может существовать на равных. Гюго – гуманист, и эта его особенность отражена в балете.
Признаюсь, я читал роман очень и очень давно. Но стоило мне посмотреть балет Владимира Бурмейстера, как все страницы «Собора» будто стали перед глазами. Меня оставляет равнодушным «девушка с козочкой» Петипа, ничуть не трогает душевная красота урода, воспетая Роланом Пети, но меня поражает величие постройки, воздвигнутой Бурмейстером с помощью такого эфемерного средства, как танец. В этом балете – красота готической архитектуры, точность инженерного расчёта балетмейстера-мыслителя, в нём – все смыслы, заложенные Виктором Гюго.
Тогда почему «Эсмеральда»?
А почему бы и нет, когда во время оно её исполняла легендарная Виолетта Бовт, а ныне – блистательная балерина Наталья Ледовская? Не знаю, как было раньше, но сегодня балет произведением танцевального искусства делает именно она.
И всё же главным для меня стали не отдельные прелести спектакля. Само заявление театра о сверхценности своего опыта, здоровая агрессивность в навязывании своего взгляда публике, глубочайшая убеждённость в истинности своей традиции – вот признаки здоровья.
Это горячность тамплиера, готового насмерть стоять за Нашу Даму.
Евгений МАЛИКОВ