Cовместный проект "Евразийская муза"

На плёнке арычной ленты

ПОЭЗИЯ УЗБЕКИСТАНА                                                                                                                                                           

Вадим МУРАТХАНОВ

Прохлада

Лето. Людей покинули силы.

Кружку к губам донести – и ладно.

Где-то там, за горами синими,

ходит вдали от людей прохлада.

Ходит вдали белоснежным телёнком.

И от неё получает лето

только с трудом узнаваемый голос

на плёнке арычной ленты.

Автопробег

Те дамы и мужчины,

кто ловок и богат,

шикарные машины

получат напрокат.

А нам с тобой, неброским

и подошедшим после,

достанутся повозка

и низкорослый ослик.

Он двигателем хлопать

хотя и не умеет,

зато о горных тропах

понятие имеет.

Зато, услышав «трогай»,

без гаек и моста

он тронется в дорогу

в заветные места.

И в час, когда усталый

кортеж назад вернётся,

наш путь к далёким скалам

едва-едва начнётся.

***

Опали листья только-только.

Но видно с улицы: уже

одна рождественская ёлка

горит на верхнем этаже.

Безлюдно в комнате и зябко.

Но смотрит, нарезая сыр,

нетерпеливая хозяйка

на календарные часы,

и лихорадочно считает

она бокалы для вина,

и только снега не хватает

в квадрате чёрного окна.

***

Мой город будущему нужен.

Теряя времени налёт,

он в мутные глядится лужи –

и сам себя не узнаёт.

Всё меньше складок и морщин.

Уже мелькают слишком скоро

фигуры новые машин

в зрачке потухшем светофора.

Там, где гортанные карнаи

над крышами взмывали вверх,

он глинобитными корнями

свой прошлый доживает век.

Там люди долгого труда

стареют и уходят тихо.

И провисают провода

над гладью сонного арыка.

Рип Ван Винкль

В ходе несчитаных лет

ты усох под колючим кустарником.

Не волнуйся, что будешь нелеп

в куртке истлевшей и странной.

Нет жены. Дом отдали под слом.

Разбрелись молодые ван Винкли.

Занимайся своим ремеслом.

Мы к тебе постепенно привыкнем.

Дети разве что будут дразнить

вопреки хромоте и сединам,

вынуждая бессильно грозить

заржавевшим твоим карабином.

Душа

«Что же ты всё больше о телесном,

что же так наивна и слаба?

Ведь уже почти открытым текстом

говорит суровая судьба.

Отчего в преддверье скорби вечной

ты, душа, упорствуешь в грехе?»

Смуглотелой девочкой-узбечкой

на лугу танцует вдалеке.

Облакам и утреннему солнцу

оставляет в травах след босой.

Запрокинув голову, смеётся,

пропасти не видя под собой.

Город

В кабинке шаткой чужака

напрасно к небу поднимают –

необозримые века

лукавой сказкой подменяет

обманщик-город. В свой черёд

и я бродил по тёплой пыли.

И разум спал. И ничего

глаза в пыли не находили.

Состарившись, приду опять

в чинар высокое собранье

босыми пятками читать

развёрнутую книгу Брайля.

Баходыр  АХМЕДОВ

Цикл 1                                                                                                                                            

Рассматривая картину

средневекового

китайского художника

Иероглиф судьбы чёрной тушью

 на тонкой бумаге…

И прозрачный пейзаж, где гора

 и тропинка петляет.

И глядишь, и как будто бы

слышишь журчание влаги.

И как будто бы видишь,

как старый монах у ручья отдыхает.

И подумаешь грустно:

 какое по счёту рожденье?

Через сколько ещё предстоит мне

 пройти умираний?

В этом мире, где каждый

сражается с собственной тенью.

В поднебесной, где спрятана

где-то ошибка страданий.

Иероглиф судьбы, но прозрачна

картина, как воздух,

Чтобы свет нам дарить

 и тропинкой вести на вершину.

Где ладони щекочут большие

 колючие звёзды

И монах, улыбаясь, глядит

 на ночную долину.

***

я думал, что мир – это звук

я думал, что жизнь –

это нежность рук

я думал, что смерть –

это тишина перед хором

я думал, что время –

 это двух стрелок ссора

но оказалось, что мир –

это усталость ветра

но оказалось, что жизнь –

ожиданье рассвета

что стрелки ссорятся только

 с вечностью

и что мы обесцвечены

нашей беспечностью

а хор небесный звучит постоянно,

но мы не слышим его,

 вот как странно...

***

Для точного времени

слишком светло.

Избыточен образ и ждать тяжело.

Избыточен дождь,

 отменивший весну.

Лишь старые письма хранят тишину.

Как будто усталость,

но что-то ещё...

Последняя малость,

 неточный расчёт.

Остаток надежды с нулём впереди.

И вечная нежность как кокон в груди.

В нём дремлет всё то,

что потом обретёт

Прозрачную радость и лёгкий полёт.

Свободу размера, дыханье цветка –

Всё то, к чему тщетно

стремилась строка.

Сосед

А выше этажом живёт старик…

К нему уже давно никто не ходит.

Он одинок. В квартире много книг,

И он их все читал когда-то вроде.

Но всё смешалось в нём уже давно:

Названия, стихи, воспоминанья.

И по утрам дешёвое вино

Ему даёт иллюзию познанья.

Он каждый день стирает

с книжек пыль –

Стремление к порядку выше смерти.

Он верит, что всего важнее стиль,

Как адрес на давно пустом конверте.

Вот так он и живёт.

Приходит к нам

И говорит о Рембрандте и Прусте.

И вновь судьбу читает по глазам,

В которых иногда так много грусти.

***

Вселенский снег. Конца и края

Не видно белизне слепой.

Стоят дома, как буквы Брайля

В раскрытой книге мировой.

Хайку

***

Резкий короткий звук

в опустевшей квартире.

Ты ушла, и лопнула пружина времени,

заведённая до отказа…

***

«..И это пройдёт...», –

произнёс я тихо

и отпустил бабочку боли

в сад камней.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии: