ЖМУРИК И МАЛЬБРУК, ПОСОБНИКИ
(Окончание. Начало в N7)
Россию не пускают туда,
Россию не пускают сюда.
Над нею требуя суда,
стукач в расцвете, господа.
И на Россию он стучит,
Не ведая стыда.
Юнна Мориц
Я думал, что антисоветские жмурики и мальбруки орудуют только на телевидении, как те самые Сванидзе, Радзинский, Млечин, Пивоваров, Познер, да в московских газетах, ну вот ещё и в частных письмах, но, оказывается, они уже и районную прессу оседлали и там верещат. Вот прислали мне газету «Щелковчанка» из подмосковного города Щёлково. Не шутите, тираж 50 тысяч. Далеко не всякая московская газета может похвастаться таким тиражом. На её страницах можно видеть интервью повсеградно известного Михаил Шемякина, там печатается обладатель неисчислимых премий Тимур Зульфикаров, там и меня разок нежданно-негаданно напечатали, там прочитал я и статью полковника в отставке Владимира Ащина «Каким может стать новый учебник истории» (N14’2014). Он уверен: «История страны долгое время выполняла заказ КПСС», и потому в ней много всего нехорошего. А вот он, бывший член КПСС, трудится не по заказу, а от души и, может быть, даже без гонорара.
Полковник весьма озабочен, как бы учебник не оказался не таким, как ему хочется видеть там кое-что, главным образом, маршала Жукова, ему и посвящена статья. Он называет маршала «лакмусовой бумажкой». И это верно: по отношению к нему можно отличить подлеца от порядочного человека, олуха от умного, склочника и злобного клеветника от достойного гражданина.
Ещё в 2011 году полковник украсил страницы газеты своей антижуковщиной. А в прошлом году в этой же газете выступил с такого же пошиба статьёй и решил, что «тему Жукова следует закрыть», поскольку, мол, «всё по ней сказано». Его сахарными устами. Но вот не выдержал и в этом году опять разразился статьёй о маршале под видом заботы об учебнике для наших детишек. Словом, перед нами хронический разоблачитель, считающий, что его устами говорит «объективная история».
Он, как антисоветчик, заявляет, уверенный, что вот врезал: «Цель оправдывает средства – один из главных принципов коммунистических руководителей». Что ж, в иных случаях цель действительно оправдывает средства. Например, крайне жестокое средство - смертная казнь. Но если оно используется в интересах родины, то эта цель вполне оправдывает такое средство - казнь изменников, допустим, генералов Краснова, Шкуро, Власова, нанесших стране огромный урон. Следовало бы повесить за язык и Резуна, но он, кажется, уже проготил свой язык.
Цель полковника Ащина – убедить читателя, что действия Жукова во время войны и до нее «выглядят не очень умными и даже преступными». Что значит выглядят, умник? Надо писать внятно, чётко: «выглядят в моих умных и прозорливых глазах». В таком свете его глаза видят действия или бездействия Жукова, например, на Ленинградском фронте, под Москвой, в Сталинградской битве. На его взгляд, Жуков «не имеет прямого отношения к битве на Курской дуге и ко многим другим операциям». Посмотрим, какими же «средствами» пытается тов. Ащин достичь этой великой «цели».
К давним статьям сочинителя вроде бы нет нужды возвращаться, коли есть новая, а жукофобская и невежественно-клеветническая суть их одна и та же, но о прошлогодней кое-что сказать всё-таки надо. Уж больно красочная и характерная картина. И потом ведь кто автор-то? Не какой-нибудь Сванидзе, и в армии-то не служивший, а полковник! Поди, и орденоносец. Может быть, даже герой Сталинграда…
Довольно косноязычно Ащин пишет, что Жуков «не самый удачливый из наших полководцев в плане выигрышных(?) битв, а не личной карьеры». Да, коряво сказано, но догадаться всё-таки можно: карьериcт, мол... Что ж, придется напомнить карьеру маршала. Если коротко, то вот…
1916 году призван в армию. Участник германской войны. Был контужен. Получил два георгиевских креста. Унтер-офицер.
В августе 1918 года вступил в Красную Армию. В 1919 году - в партию, из которой Ащин сбежал. Участник Гражданской войны на Урале.
В сентябре 1919 года участвует в обороне Царицина, которой руководил Сталин, и они могли встретиться уже тогда. Ранен. Лазарет. После выздоровления – кавалерийские курсы. На фронте против Врангеля…
Участвовал в подавлении антоновщины. Вот несколько строк об одном из боёв: «Во время рукопашной схватки одни антоновец выстрелом из обреза убил подо мной коня. Падая, конь придавил меня, и я был бы неминуемо зарублен, если бы не выручил подоспевший политрук Ночевка. Сильным ударом клинка он зарубил бандита и, схватив за поводья его коня, помог мне сесть в седло…
Уже в селе, спасая пулемет, я бросился на группу бандитов. Выстрелом из винтовки подо мной вторично за этот день была убита лошадь. С револьвером в руке пришлось отбиваться от наседавших бандитов, пытавшихся взять меня живым. Опять спас политрук Ночевка, подскочивший с бойцами Брыксиным, Горшковым и Ковалевым». Подобные эпизоды есть и в воспоминаниях Рокоссовского. Вот так они делали карьеру во главе эскадронов, чтобы через двадцать лет возглавить армии и фронты Великой Отечественной. Вы-то, сэр Ащин, не в кавалерии служили? Никто не пытался вас зарубить?.. На Отечественной войне Жуков первым получает может больших наград. Впрочем, книг о маршале немало, и каждый, в том числе Ащин, могут их прочитать.
В той предпоследней статье полковник поносит Жукова посредством книги Владимира Карпова о нем. Он считает писателя «ортодоксальным коммунистам». Этот «ортодокс» был первым секретарём правления Союза писателей СССР, а также членом ЦК и Верховного Совета да ещё Героем Советского Союза. Но вот запахло жареным, и он, вместо того чтобы по обязанности и по долгу службы стать грудью на защиту Союза, отстаивать его издательства, здания, дома творчества, поликлинику, этот член ЦК и Герой просто смылся, дезертировал с высокого поста. Хорош ортодокс! Вот так же Ащин разбирается и во всем остальном.
Он начинает с цитаты из Карпова: «Как пишется история? Она пишется дважды, трижды, и каждый раз события истолковываются по-разному». Конечно, есть такие историки. И среди них не последнее место, увы, принадлежит самому В. Карпову. Об этом в свое время я писал довольно обстоятельно в связи с его повестью «Полководец». Даже о важных событиях в собственной жизни он повествовал именно «по-разному». Так, в помянутой повести он изобразил себя жертвой культа личности, пострадавшей из-за пламенной любви к В.И. Ленину. Однажды, говорит, в 1941 году в Ташкентском военном училище, готовясь в библиотеке к семинару, я читал брошюру о работе «Что делать?», и в ней 60 раз упоминалось имя Ленина и 80 раз – Сталина. И он возмущенно сказал соседу по столу: «Черт знает что! Почему нужно Сталиным заслонять Ленина?
Я показал соседу свои подсчёты. Этого было достаточно. Меня арестовали. В 19 лет я стал «врагом народа» (Полководец. М. 1985. С.237). Враньё здесь уже в том, что «заслоняли Ленина». Его книги издавались огромными тиражами, в том числе – четыре многотомных собрания сочинений, был орден Ленина – высший из орденов, ему ставили памятники, был проект Дворца Советов, который собирались увенчать его грандиозной скульптурой, о Ленине пели песни, писали картины, книги, ставили пьесы, фильмы… И даже училище, курсантом которого был Карпов, носило как раз имя Ленина. А главное, журналист А. Головенко разыскал ту брошюру, о которой писал Карпов, и ничего похожего на соотношение 60 и 80 там нет. Совсем наоборот!
Но вот прошли годы, началось ещё более свирепое поношение Сталина, и Карпов ещё настойчивей изображает себя жертвой культа. Во время следствия, говорит, «была изъята моя переписка с друзьями и знакомыми, она состояла из 300 писем». (Какие цифры-то все круглые. Карпов не знал, что врать надо в нечётных числах?). Но откуда изъята переписка? Где она хранилась? Ведь писал-то он разным людям. И все они хранили его драгоценные письма? Да кому интересно следить за перепиской безвестного 16-19-летнего молодого человека, школьника, а потом курсанта училища? Ведь военной цензуры не было, как во время войны. И в одном письме знакомой девушке из этих ровно трехсот, говорит, я «оскорбительно высказался по адресу «вождя народов», и вот был осужден на пять лет лишения свободы» (Большая жизнь. М. 2009. С.45). В другом месте этой же книги пишет, что осужден на десять лет (с.35). Чему верить?
Дальше в цитате Карпова сказано, что до смерти Сталина «в наших исторических трудах он был назван великим полководцем всех времен и народов». Кем назван? В каких трудах? Разумеется, это чушь, как и «корифей всех наук». Это придумали позже трепачи вроде Радзинского и приписали каким-то неизвестным историкам и их трудам.
Потом «имя Сталина в истории войны попытались заменить именем Хрущёва». Опять вздор. Всем известно, что Сталин был Верховным Главнокомандующим, председателем Ставки и наркомом обороны, а Хрущёв – всего лишь одним из многих членов Военного совета некоторых фронтов. Ну, может, где-то какой-то псих и пытался «заменить», но всё-таки, - кто это?
В 60-70 годах твердили, мол, что «наши победы вдохновлялись с «Малой земли» и были одержаны на том пути, где вел 18 армию начальник политотдела полковник Брежнев». О брошюре «Малая земля» действительно было много шума, но, во-первых, до вышеприведенных нелепостей, разумеется, никто не договаривался; во-вторых, бои за плацдарм на берегу Цемесской бухты, о которых говорится в брошюре, это действительно героическая страница войны, на которой записаны имена 21 Героя Советского Союза и многих орденоносцев. Они вместе с павшими на Малой земле никак не виноваты за шумиху вокруг брошюры.
Сочувственно процитировав всё это из ортодокса Карпова, Ащин продолжает его ортодоксальное направление, пишет о главном, что ему спать не даёт: «В шестидесятые годы историки и писатели начали рисовать единственным спасителем Отечества, победителем Германии и возносить на пьедестал славы маршала Жукова». И тут, мол, особенно отличился Карпов. Славы четырежды Герою хватало, но «единственный спаситель отечества» и персональный победитель Германии - это опять плод умственной горячки.
В. Карпов писал мне в связи с выходом его книги о Жукове:
«Владимир Сергеевич,
как обещал, посылаю тебе три книги о Жукове, результат моего 9-летнего труда.
Ни одна газета и журнал «не заметили» этот немалый труд (даже в дни 100-летия Жукова). «Демократические» СМИ плотно сжали зубы и промолчали. Только «Красная звезда» обещает откликнуться.
М.б., ты скажешь пару слов? Вдруг проникнешься и хотя бы за девятилетние мои усилия и немалый фактический материал похвалишь?
Если появятся вопросы, звони: 249-26-12.
Будь здоров!
С приветом.
1.3.97».
На просьбу автора я не отозвался.
Уверенный в том, что Карпов - главный строитель пьедестала славы «спасителю Отечества», В.Ащин рисует такую картину, словно рядом с Жуковым никого и не было -– «мы считаем, что Жуков как начальник Генштаба готовил страну к обороне» - он, дескать, один вершил все дела и за все неудачи, ошибки, которые были и их не скрывают, несет ответственность только он. Он так видит. А что же делали ЦК, Политбюро, правительство, лично Сталин, Тимошенко, Шапошников, наркомы? Они Ащина совершенно не интересуют. У него другая цель. Вот вцепился в одного и не может разжать челюсти. А «средства» против Жукова у него, например, такого рода.
В начальную пору, в первые же дни и недели войны – «захват в плен около четырех миллионов красноармейцев». Кто виноват? Жуков. Во-первых, не в начальную пору, а за всю войну у нас попало в плен 4 млн. 559 тыс. человек. Но тут патриот Ащин должен бы напомнить, что и у немцев почти столько же – 4 млн. 376 тыс. А просто честный человек должен бы напомнить и о том, что в советском плену умерло 580 тыс. немцев, а наших немцы уморили 2 млн. 500 тыс. (Г. Кривошеев и др. Книга потерь. М.2009. С.376). Посчитайте, сударь, сколько вернулось домой немцев и сколько наших. Жуков и в этом виноват?
«Мы потеряли 85% военной промышленности». Значит, осталось по вине Жукова только 15%. Вот с этими процентами мы и воевали? А слышал ли маэстро что-нибудь об эвакуации людей и промышленности летом и осень 41 года – о невиданном в истории подвиге советского народа? И о том, что на новом месте заводы в кратчайшие сроки стали давать нужную фронту продукцию? Но мало того, мыслитель уверяет, что буквально «в первые же (!) дни войны мы потеряли практически почти всю армию». Что такое первые дни? Это дней 10-20-25, дальше идут уже месяцы. И вот армии практически уже нет. За такой срок подготовить и ввести в бой, да просто доставить резервы невозможно. Спрашивается: что же помешало немцам дней через 30-40 захватить беззащитную Москву и беспомощный Ленинград, обреченный Киев?
Ащин считает, что за 4 млн. пленных, за 85% военной промышленности и за потерю армии Жуков должен был застрелиться, но – «смелости не хватило». А вот ащинский духовный собрат М. Веллер, вертящийся, как пропеллер, вопит, что надо было расстрелять. Интересно, на что хватит смелости у Ащина после этой статьи.
В поношении маршала Жукова полковник, судя по всему, хотел бы использовать и такое «средство», как малограмотный клеветнический вздор известного перебежчика Резуна: но, говорит, «не осмелился: всё-таки (!) предатель. Могу представить себе реакцию моих оппонентов, если бы сослался на него». Да, нетрудно предвидеть реакцию порядочных людей на сотрудничество с этим предателем и провокатором, давным-давно разоблаченным и высмеянным даже в Израиле. Профессор Габриэль Городецкий в книге «Миф «Ледокола» ещё в 1995 года показал всё умственное и моральное убожество этой беглой козявки, взявшей себе великое имя Суворова.
Однако тут Ащин лицемерит: без кавычек и ссылок, без упоминание его имени он, однако, пересказывает и протаскивает в газете самую главную клевету Резуна - о том, что СССР готовился к злодейству. Так и шпарит: «Красная Армия готовилась к нападению на Германию, затем и Европу (мировая революция)». И в свете этого коварства ему «действия Жукова видятся логичными и правильными». Если над изменником Резуном, удравшим в Англию, можно только посмеяться, то как быть с человеком, живущим в русском городе Загорянка на улице 26 Бакинских комиссаров? Полковник, поцелуйтесь со своим Резуном, но очухайтесь всё-таки!.. Как мог СССР, армия которого в ту пору реформировалась, перевооружалась, думать о каком-то нападении на Германию, сильнейшая в Европе армия которой была отмобилизована, прекрасно вооружена, в том числе оружием, захваченным в Чехословакии, Франции, Бельгии, и имела отменный двухлетний боевой опыт, обретенный при разгроме дюжины европейских стран. Это примерно то же самое, как если бы вы, ваше благородие, вздумали напасть, допустим, на премьера Медведева за то, что милицию обозвал полицией и стрелку часов крутит, но он ведь имеет охрану, которая скрутила бы забияку в мгновение ока и отправила в «Матросскую тишину». Да и зачем была война стране, занятой великим мирным строительством? А какая «мировая революция»? О ней давным-давно перестали говорить.
Но Мальбрук продолжает славный поход, вооруженный подручными «средствами»: «Кто сдерживал врага до появления Жукова, если он появился в Ленинграде 13 сентября, а немцы подошли к городу 10 июля?» Во-первых, что за несуразный вопрос – кто сдерживал? Наши войска под командованием генерал-лейтенанта М. Попова, потом - маршала Ворошилова. Во-вторых, сдерживать-то не очень удавалось, вынуждены были отходить. В-третьих, откуда взял стратег, что немцы «подошли к Ленинграду» 10 июля, т.е. всего на 18-й день войны? Темп, как в Польше, правительство которой сбежало из столицы через неделю после нападения Гирмании? Да, видно, это у него из чрезмерного доверия к словам Карпова, что наши «войска бежали и впадали в панику», чего сам он видеть не мог, так как в это время сидел в лагере, а на фронт попал только в конце 42 года и в 44-м уже убыл в училище. Автор дважды воспроизводит эти слова и добавляет от себя, малюя любезную его сердцу привычную картину: «бежали лишь потому, что Жуков» и т.д. Действительно, кое-кто бежал, например, будущий писатель Гранин, как сам он рассказывает. Но ведь многие и не бежали – в Брестской крепости, в Таллине, в Одессе… С другой стороны, настал день, когда побежали немцы. В своих воспоминаниях бывший офицер-разведчик 6-й армии Паулюса писал о битве под Сталинградом: «Мы вынуждены были начать отход по всему фронту… Однако отход превратился в бегство… Кое-где вспыхнула паника. Путь наш был устлан трупами… Мы уже отступали без приказа».
А к 10 июля, запомните и передайте внукам, немцы не только не «подошли» к Ленинграду, т.е. не захватили еще, допустим, близкие к нему Гатчину, Мгу, Тосно и Шлиссельбург, но даже не взяли ни Таллин, ни Псков, ни Новгород, отстоящие на сотни километров, им удалось это, соответственно, лишь 28 августа, 9 июля, 19 августа и 8 сентября. Наконец, Жуков прибыл в Ленинград не 13-го, а 10 сентября. Хоть на три денька, но не может их благородие не соврать. А ведь это дни войны, и каждый тяжко весил… 11 сентября был подписан приказ о назначении Жукова командующим Ленинградским фонтом.
Дальше г. Ащин сообщает, что «обнаружил» убийственные для репутации маршала Жукова приказы и директивы. Нет нужды цитировать эти документы. Достаточно принять во внимание, что полковник сделал из них вывод, будто немцы и не желали захватывать Ленинград, а намеревались лишь соединиться с финнами и окружить город. Слово окружить он в приказе многократно подчеркнул и торжествует: «По этим документам получается, что Жуков отражал штурм, которого не только не было, но который и не планировался». Да, взросла целая генерация полковников мальбруков, для которых любая бумажка важнее реальной жизни. «По этим документам получается…» Никогда не слышали они стишок
Гладко было на бумаге,
Да забыли про овраги,
А по ним ходить…
Мало ли что можно написать в приказе и директиве! Читали директиву N2 Тимошенко, Маленкова и Жукова от 22 июня 41 года? «К исходу 24 июня овладеть районом Люблин… окружить и уничтожить» и т.п. Таких директив хватало и у немцев. А в реальной жизни порой происходит совсем иное.
Так вот, удалось немцам согласно приказу соединиться с финнами? Не удалось. Удалось окружить Ленинград? Удалось. А что такое операция по окружению? Как видно, Мальбрук считает, что это нечто вроде прогулки с тросточкой, которой наши войска и не препятствовали. Нет, сударь. Немцы рвались в Ленинград и окружали его, а наши войска яростно бились, сопротивлялись этому и до Жукова и при его командовании фронтом. У Ащина выходит, что окружение города это нечто простое и безопасное, а вот штурм это совсем другое дело, но его-то, по убеждению стратега, и не было. Не понимает, что окружение может быть первой фазой операции, а потом – уничтожение города средствами голода, обстрелов и бомбежек или прямого штурма танками и пехотой. Так было, например, у нас в Сталинграде: окружили немцев, предъявили ультиматум и после его отклонения начали бомбежки, обстрелы, а затем начался штурм. Так бы действовали и немцы с Ленинградом, но в 41 году не удалось, хотя и окружили, и бомбили, и обстреливали.
11 сентября, в тот день, когда Жуков принял командование, немцы, преодолев наше сопротивление, захватили Дудергоф, 12 сентября – Красное село, 13-го – Гатчину, 15-го –Ропшу… Всё ближе и ближе к городу… 17-го - Слуцк, 18-го – Пушкин, 19-го – Урицк… Это уж совсем близко… Но тут их и остановили. А что это было, как не штурм? И это, повторю, при ожесточённом сопротивлении войск фронта, которыми командовал генерал армии Жуков. А ещё 11 сентября начальник Генерального штаба немецких сухопутных войск генерал-полковника Ф. Гальдер записал в дневнике: «Наступление на Ленинград 4-го моторизованного и 38-го армейского корпусов развивается вполне успешно. Большое достижение!.. На фронте группы армий «Север» отмечены значительные успехи в наступлении(!) на Ленинград». 13 сентября: «У Ленинграда значительные успехи». 14-го: «У Ленинграда – значительные успехи». 15-го: «Наступление(!) наших войск на Ленинград развивается планомерно… вполне отрадно». 16-го: «Успешно развивается наступление(!) на Ленинград». 19-го: «Под Ленинградом на некоторых участках наши части снова добились отрадных успехов» (т.3, кн.1, с.337-362). На этом радостные записи в дневнике иссякли. Да, во многом благодаря Жукову. И он имел полное право позже сказать: «Я горжусь, что в тот период, когда враг подошел вплотную к Ленинграду и над ним нависла смертельная опасность, мне было поручено командовать войсками Ленинградского фронта, защищавшими город».
Не изменились намерения немцев в отношении Ленинграда и следующем году. В «Истории Второй мировой войны» читаем: «Действия советских войск под Ленинградом и в районе Демянска весной 1942 года лишили немецкое командование возможности перебрасывать силы группы армий «Север» из этих районов на юг. Более того, противник вынужден был пополнять свою группировку для возобновления штурма Ленинграда… Руководство вермахта тщательно готовило очередной штурм города» (т.5, с.237) . Когда 4 июля 1942 года после 250-дневной обороны Севастополь пал, Гитлер решил перебросить из Крыма под Ленинград 11 армию, которой командовал генерал-фельдмаршал Манштейн, считавшийся специалистом штурмов.
21 июля в директиве ОКВ N44 говорилось: «Не позднее сентября Ленинград должен быть взят» (там же).
23 августа Гальдер записал в дневнике: «У фюрера. Совешание с Кюхлером (фельдмаршалом, командующим группы армий «Север») о положении на фронте группы армий и о планировании наступления на Ленинград». На этом совещании Гитлер заявил: «Задача: 1-й этап – окружить Ленинград и установить связь с финнами; 2-й этап – овладеть Ленинградом и сровнять его с землей» (там же, с.238). Словом, первоначальные намерения Гитлер не изменил.
В. Ащин пишет, что Жукову надо было не штурм отбивать, которого, дескать, и не было, а «сосредоточить основные силы на том, чтобы отбить станции Мга, Любань, Тосно и Чудово». Он лежит на диване, у него за щекой ириска, прихлебывает кока-колу и знает, что надо было делать командующему фронтом 73 года тому назад: отбивать!.. Не соображает, что между «надо» и «возможно» - дистанция огромного размера. Вот Путин всё твердит нам, что надо, а мы и сами знаем это, но как сделать ему неизвестно, он не умеет и не может. Ну, отгрохал Олимпиаду и что? Сил-то, чтобы создать народу нормальную жизнь, нет. Миллионы живут впроголодь… А прислать из Бразилии соболезнование родственникам полоумной русофобке Новодвроской, почившей 12 июля, ума не надо.
Именно для таких, как Ащин, Хвостов и Путин маршал Жуков писал: «В ошибках и просчётах чаще всего обвиняют И.В. Сталина. Конечно, ошибки были, но их причины нельзя рассматривать изолированно от объективных исторических процессов и явлений, от всего комплекса экономических и политических факторов.
Нет ничего проще, чем, когда уже известны все последствия, давать различного рода оценки и советы. И нет ничего сложнее, чем разобраться во всей совокупности, вопросов, во всем противоборстве сил, противопоставлении множества мнений, сведений и фактов непосредственно в данный исторический момент».
Реальность тогда была такова, что не хватало сил, не имелось возможности ни удержать перечисленные выше города, поселки, ни отбить их.
Но дело не только в нехватке сил… Сударь, вы же не умеете читать военную карту. Как вам не совестно! Вот так же когда-то помянутый выше Виктор Астафьев. Ему втемяшилось, что каждая стрелка на карте означает армию, и, увидев на каких-то картах больше красных стрелок, чем синих, он объявил на весь свет, что мы во всех сражениях имели большое численное превосходство над немцами. На самом деле стрелка означает ситуацию на фронте, состояние войск – наступление, отступление, оборону. Ну, в иных случаях у основания стрелки указывается, что это за войска: дивизия, корпус, армия, фронт. Астафьеву его невежество в какой-то мере простительно. Он же был рядовым красноармейцем, ротным телефонистом. А вы-то до полковника дослужились и не умеете читать! Может, по политчасти лямку тянул?
Он назвал станции, которые лежали в полосе войск Г.И. Кулика, ядро которых составляла 54 армия. А Кулик подчинялся не Жукову, а непосредственно Ставке да ещё был маршалом. Позже 54 армия вошла в состав Волховского фронта. Войска этого фронта и освободили в 1944 году Мгу - 21 января, Тосно – 26-го, Любань - 28-го, Чудово - 29 января. А тогда, если хватало бы сил освободить эти города, это была бы задача маршала, а не генерала армии.
Но что же делал Жуков на Ленинградском фронте? У Ащина выходит, что ничего не делал: указанные ему нашим диванным стратегом станции и города не освободил, а предотвратить окружение Ленинграда не смог, ибо город был окружен еще за два дня до прибытия туда Жукова.
Неугомонный полковник продолжает гвоздить: «Действия Жукова (вернее, бездействия, да? – В.Б.) привели к тому, что блокада была снята только с четвертой попытки, хотя могла быть снята гораздо раньше. (Он знает! Ему с дивана видней. - В.Б.). А это переводит Жукова из спасителей Ленинграда в несколько иную категорию». Прирожденная деликатность не позволяет их благородию назвать категорию, но мы любим называть вещи своими именами и потому прямо говорим: полковник Ащин принадлежит к многочисленной категории пустобрёхов, которые часто просто не соображают, что говорят. Как в данном случае.
Первая попытка прорвать блокаду была предпринята еще в сентябре 41 года вскоре после блокирования, вторая – в октябре того же года, третья – в январе 42-го, четвертая – в августе-сентябре 42-го, пятая – в январе 43 года, когда в ходе операции «Искра» блокада было наконец прорвана. О прорыве блокады и об участии в проведении операции «Искра» Жукова как представителя Ставки наш правдолюбец не счёл нужным даже упомянуть. А полностью блокада была снята не с четвертой, а с шестой попытки. Шесть попыток! Ленинград был постоянной заботой и болью советского руководства и командования.
Подумал бы Ащин хоть о том - да как же после такого конфуза, описанного им, Сталин отзывает Жукова в Москву и поручает командовать самым большим и мощным, самым важным фронтом обороны столицы – Западным?! Знаете ли вы, обличитель, чем закончилась Московская битва и какую роль сыграл в ней Западный фронт под командованием Жукова?
Разделавшись с ленинградской страницей военной биографии маршала, Мальбрук шагает дальше: «Жуков объявлен спасителем Москвы. Не спорю». С кем это он не спорит, с кем согласен? Где и от кого слышал такое объявление? Конечно, роль Жукова была велика, но чтобы единоличный спаситель… Однако автор опять лишь прикинулся, что согласен, на самом деле у него и тут «есть нюанс». Оказывается, говорит, за победу под Москвой «командармы Западного фронта Власов, Рокоссовский, Голиков, Говоров, были награждены орденами Ленина, а Жуков не получил ничего». Власов у него, конечно, на первом месте, но он получил орден не Ленина, Красного Знамени. А Жукову, выходит, не за что было давать - вот что автор имеет в виду.
Да, он тогда не получил орден. Но Ащину не приходит в голову, что при награждении разумное начальство может принимать во внимание и то, как у того или иного претендента в данный момент уже обстоит с этим дело. Так вот, Жуков тогда уже был генералом армии, а названные командармы – генерал-лейтенантами, т.е. комфронта был на две ступени выше их всех. У него были орден Красного Знамени, два ордена Ленина и Золотая Звезда… В таком случае можно было и повременить с новыми наградами. К слову сказать, и Верховный Главнокомандующий тоже не был ничем взыскан.
Но Ащин своим прозорливым оком видит здесь совсем другое: «Вот что говорил Главный маршал авиации А.Е. Голованов: «Жуков предлагал сдать Москву». Ну и что? Разумеется, дело неприятное, но вполне можно представить такое военное положение, такой план, такой оборот борьбы, что целесообразно оставить тот или иной город, даже столицу. Известно, что Жуков предлагал заблаговременно оставить Киев и был прав. А Кутузов в 1812 году оставил Москву, и тоже был прав. Или царь лишил его звания фельдмаршала? И американцы в 1814 году оставили англичанам Вашингтон…
Но главное, Голованов врал о Жукове. Никаких подтверждений письменных или хотя бы устных его вранью нет. А дело-то очень важное, о нем не могли не знать и другие. Но вполне возможно, что врал и не Голованов, а писатель Феликс Чуев, который трудился над его воспоминаниями и был таким же ненавистником Жукова, как Хвостов и Ащин. В этих воспоминаниях немало всякого вздора. Чтобы не отвлекаться, приведу только один факт. Рассказывается, будто Голованов всю войну вел активнейшую переписку со Сталиным, она составила аж три тома. Да какая могла быть переписка у страшно загруженного Верховного Главнокомандующего с одним из бесчисленных офицеров? И какая необходимость? Есть же телефон, есть телеграф, есть аппарат Бодо. Он даже на письма Рузвельта и Черчилля порой отвечал с большой задержкой, а тут, видите ли, Голованов… три тома… Затем автор или Чуев уверяет, что Хрущёв уничтожил переписку. Но ясно же, что он мог уничтожить лишь письма Голованова, которые могли храниться в архиве Сталина. А где же драгоценные письма Сталина, которые автор должен был хранить и беречь? Увы, их нет. Скорее всего, это тоже выдумка Чуева.
Но «спаситель Москвы» - это присказка покуда, а вот и сказка: «Наиболее ярко фальсификация военной истории проявилась при создании образа Г.К. Жукова как единственного спасителя родины, победителя Гитлера». Вон что! Уже спаситель не Москвы только, а самой родины. Ваше благородие, надо же совесть иметь! Кто, когда, где называл Жукова «единственным спасителем»? Что вы лапшу-то не по назначению употребляете? Некоторые авторы называют спасителем родины Сталина, так надо же понимать, и даже ефрейторы понимают, в каком это смысле, а вы полковник. В том самом, в каком Пушкин писал о Кутузове:
Народной веры глас
Воззвал к святой твоей седине:
«Иди, спасай!» Ты встал – и спас…
Единственный спаситель – он, Кутузов! Что, сударь, вы готовы катить бочку и на Пушкина? Возьмите в помощники себе Ирину Яровую из Думы.
Что дальше? Сталинградская битва. Ащин объявляет: «В. Карпов посвятил ей целую главу. Основным действующим лицом был, конечно, Жуков… но (представьте себе выражение лица правдолюба, когда он объявлял это великое открытие. – В.Б.) но Жукова там не было». Кого не было? Жукова, Жукова. Как не было? Ну, абсолютно, совершенно, ни разу. А где же он был? «Он в это время проигрывал(!) битву на ржевско-вяземском направлении».
Об этой битве, об операции «Марс», говорит полковник, у нас молчат. Кто молчит? Жуков писал: «13 ноября (1942 года, т.е. за шесть дней до начала нашего великого контрнаступления под Сталинградом, - В.Б.) мы с А.М. Василевским были у И.В. Сталина… Мы обратили внимание Верховного на то, что немецкие командование, как только наступит тяжелое положение под Сталинградом и на Северном Кавказе, вынуждено будет перебросить часть своих войск из района Вязьмы на помощь южной группировке.
Чтобы этого не случилось, необходимо срочно повести наступательную операцию севернее Вязьмы и разгромить немцев в районе Ржевского выступа силами Западного и Калининского фронтов.
- Это было бы хорошо, - сказал И.В. Сталин,- Но кто из вас возьмется за это дело?
Мы с Александром Михайловичем предварительно согласовали свои предложения. Поэтому я сказал:
- Сталинградская операция во всех отношениях уже подготовлена. Василевский может взять на себя координацию действий там, а я могу взять на себя подготовку наступления Западного и Калининского фронтов.
Верховный, согласившись, сказал:
- Вылетайте завтра утром в Сталинград. Проверьте ещё раз готовность войск и командования к операции.
14 ноября я вновь был в войсках Н.Ф. Ватутина, А.М. Василевский – у А.И. Еременко» (С. 406-407)
Об операции «Марс» вспоминал и Василевский, о ней неоднократно говорится и в «Истории Второй мировой войны», охаянной Ащиным. Например: «Планируя контрнаступление под Сталинградом, Ставка учитывала, что командование вермахта попытается перебросить на помощь южной группировке часть войск из других районов, в частности из района Ржева и Вяэьмы. Тогда-то и должна была начаться операция «Марс». Её цель состояла не только в том, чтобы сковать силы противника и нанести ему поражение в районе ржевско-вяземского выступа, но и привлечь на это направление дополнительно вражеские резервы» (т.6, с.20).
Напомню ещё раз: «В это время Жуков проигрывал битву на ржевско-вяземском направлении». Что значит проиграть битву? Это, иначе говоря, потерпеть поражение, это - войска разбиты, отброшены со своих позиций, они бегут или даже уничтожены. Ничего подобного в операции «Марс» с нашими войсками не было. На войне, как и вообще в жизни, далеко не всегда бывает или-или, или победа или поражение. Вспомним Бородино. Французы считают, что победили они, поскольку русские отступили, а мы считаем, что это была наша великая победа, поскольку вскоре после нее французы бросились наутек, их армия в сущности погибла и только жалкая кучка добралась до Парижа. В операции «Марс» нам удалось сковать здесь немецкие войска, не дать перебросить их под Сталинград, но разбить эти силы не смогли. То есть это не проигрыш сражения, а в одном замысле – успех, в другом - увы, неудача! И вот Ащин, Хвостов, Даниил Гранин возмущаются и клеймят нас за то, что мы не слагаем псалмы в честь наших неудач, не любуемся всеми подробностями наших промахов, не празднуем годовщины поражений. Недавно умер критик Бенедикт Сарнов. С поразительным цинизмом он писал, что ежегодно 5 марта они с друзьями собираются и радостно празднуют день смерти Сталина… Дядя Ащин, сколько вам лет? Ведь, поди, за семьдесят. Неужели до сих пор не заметили, что о своих неудачах и поражениях люди всегда говорят сквозь зубы, а то и заикаясь? И мы – такие же люди. А вы с Хвостовым и прочими, похоже, скоро будете праздновать 22 июня и 28 июня, 23 и 24 августа, 19 сентября и другие подобные даты
Но вернемся к отчасти уже затронутому вопросу о роли Жукова в Сталинградской победе. Ащин упорствует: «Жукова там не было». Господи, офицер, а врет, как маркитантка… Не верите, говорит? И опять ссылается на того же правдолюба Голованова-Чуева: «Жуков не имеет прямого отношения к Сталинградской битве». Да ещё довесок: «как и к битве на Курской дуге и ко многим другим операциям». Видимо, включая Берлинскую.
Какое представление о реальной жизни! Да как мог не иметь отношения «ко многим операциям» член Ставки и заместитель Верховного Главнокомандующего, притом единственный!
На самом деле 26 августа 42 года Жуков был назначен заместителем Верховного Главнокомандующего, вызван с фронта в Москву, и после обстоятельной беседы со Сталиным 29 августа прибыл в Сталинград. И что он там делал? Уже находившийся там Василевский писал: «На Г.К. Жукова было возложено общее и непосредственное руководство всеми войсками, привлекавшимися к ликвидации прорвавшегося к Волге врага и восстановлению нарушенного фронта наших войск в районе Сталинграда. Через несколько дней после прибытия Г.К. Жукова по распоряжению Ставки я вернулся для работы в Генеральном штабе» (Цит.соч., с. 216).
И дальше до середины ноября Жуков мотался – четыре часа самолётом - между Сталинградом, где как заместитель Верховного был главным руководителем, и Ставкой, где Сталин выслушивал его доклады, советовался, где они и Василевский строили планы.
3 сентября Жуков получил на фронте телеграмму Сталина: «Положение со Сталинградом ухудшилось. Противник находится в трех верстах. Город могут взять сегодня или завтра. Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и придти на помощь сталинградцам. Недопустимо никакое промедление… Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду». Жуков попросил перенести операцию на 5 сентября и сообщил: «Я сейчас же дам приказ авиации бомбить противника всеми силами».
5 сентября на рассвете началось наступление. После залпов «катюш» наши пошли в атаку. «Я следил за ней, - писал Жуков, - с наблюдательного пункта командующего 1-й гвардейской армии». «Ах, следил! - слышу я голос полководца Ащина-Мальбрука,- Вот если бы он сам бежал с винтовкой в атаку, тогда бы мы с Чуевым и Хвостовым признали, что он «участвовал», а так»…
«Поздно вечером позвонил Верховный.
- Как идут дела?
Я доложил, что весь день шло очень тяжелое сражение...
На другой день бой разгорелся с ещё большим ожесточением… Кроме фронтовой, была введена в бой авиация дальнего действия под командованием генерал-лейтенанта А.Е. Голованова».
12 сентября по вызову Верховного Жуков опять был в Ставке. На этот раз они с Василевским высказали Сталину идею контрнаступления под Сталинградом, осуществить которую после коллективной детальной разработки удалось лишь в ноябре.
На другой день Жуков опять вылетел в штаб Сталинградского фронта. «13,14,15 сентября были для сталинградцев тяжелыми, слишком тяжелыми днями… В конце сентября И.В.Сталин вызвал меня в Москву для более детального обсуждения плана контрнаступления… После обсуждения плана Верховный сказал мне:
- Вылетайте обратно на фронт. Принимайте все меры, чтобы измотать противника». И так без конца. Читайте дальше сами, полковник Ащин, если умеете.
А за два недели до окончания Сталинградской битвы, когда немцы были уже давно окружены и великолепный итог битвы стал уже очевиден, 18 января 1943 года, Жукову первому за время войны было присвоено звание Маршала Советского Союза, вскоре он получил орден Суворова 1-й степени N1, потом – орден Победы N1. Василевский вскоре тоже стал Маршалом и кавалером орденов Суворова и Победы.
Неужели, Ащин, в вашу высоколобую полковничью голову не приходит простая мысль: кто лучше знал и мог судить о Жукове, оценить его дела – Сталин, который плечом к плечу прошел с ним всю войну, считал нужным посылать его на самые трудные и ответственные участки фронта, и при этом присвоил ему высшее звание, награждал самыми почетными орденами, наконец, поручил принять капитуляцию немцев, а потом – принимать Парад Победы, Сталин или вы, созерцавший на диване лишь портрет маршала и даже, судя по вашим статьям, лишь одним глазом прочитавший его воспоминания?
А ведь вы в своём разоблачительном энтузиазме, который точнее было бы назвать оголтелостью, доходит до попытки представить маршала Жукова в образе «мальчика, не выучившего домашнее задание» и получившего за эту взбучку от Сталина. Приводите текст этой «взбучки»: «Ваше сообщение о нехватке штурмовиков на 1-м Украинском фронте не соответствует действительности. Вас, должно быть, ввели в заблуждение… У Вас 336 штурмовиков. Я думаю, что этого пока достаточно» и т.д. И где же тут мальчик для битья? Твердые, но вполне корректные слова строгого и справедливого начальника своему подчиненному без всякого намёка на невыученные уроки. Наоборот, Сталин даже находит извинительную причину ошибки: «Вас ввели в заблуждение…» Такой тон был характерен для Сталина. Но порой он бывал гораздо более резок и язвителен.
Маршал Василевский вспоминал об эпизоде во время боев на Харьковском направлении в 1943 году: «Утром 17 августа я получил от И.В. Сталина следующий документ: «Маршалу Василевскому. Сейчас уже 3 часа 30 минут 17 августа, а Вы еще не изволили прислать в Ставку донесение об итогах операции за 16 августа и о Вашей оценке обстановки. Я давно уже обязал Вас как уполномоченного Ставки обязательно присылать к исходу каждого дня операции специальные донесения. Вы почти каждый раз забываете об этой своей обязанности.
16 августа является первым днем важной операции на Юго-Западном фронте, где Вы состоите уполномоченным Ставки. И вот Вы опять забыли о своем долге перед Ставкой и не присылаете донесений.
Последний раз предупреждаю Вас, что в случае, если Вы хоть раз еще позволите себе забыть о своем долге перед Ставкой, Вы будете отстранены от должности начальника Генерального штаба и будете отозваны с фронта. И. Сталин» (Дело всей жизни. С.335).
А Рокоссовский вспоминал, что однажды был невольным свидетелем столь взаимно резкого разговора Сталина и Жукова, что счел нужным сделать замечание своему старому товарищу.
Ащин не понимает, что война это не игра в пинг-понг, где можно быть безукоризненно деликатным. На войне страсти порой накаляются до предела. Тот же деликатный Рокоссовский вспоминал, что однажды едва не пристрелил какого-то полковника за трусость и наглость.
И тут я должен сказать ещё вот что. Книги В. Карпова о Жукове вышли двадцать лет тому назад, автор уже умер, и вот только теперь Ащин отважился на критику. Что ж так долго ждал? Не офицерское это дело – стрелять в спину или топтаться на могиле, ты сойдись «лицом к лицу, как в битве следует бойцу». Могут сказать, что тогда невозможно было выступить с критикой столь высокопоставленного писателя, всем известного Героя Советского Союза. Да нет, господа, можно было, если поднатужиться… Позвольте привести хотя бы один вопиюще нескромный пример из собственной жизни.
В. Карпов был разведчиком и воевал достойно. Но по мере его литературного восхождения росло в печати число лично взятых им «языков»: 22… 36… 54… 67… И так дошли до 79. Наши отношения с ним начались с того, что я написал ему несколько писем с критическими соображениями о его повести «Полководец», посвященной генералу армии И.Е. Петрову. Она печаталась в 1983-1984 годах во многих номерах «Нового мира», где Карпов был главным редактором. Он не отвечал. Такое высокомерие в ответ на добрую бескорыстную помощь, разумеется, задело меня и я прекратил писать. Но когда дошло до издания повести отдельной книгой, Карпов позвонил мне, поблагодарил, сказал, что мои замечания ему полезны, он учёл их и спросил, есть ли у меня что ещё. Я ответил, что есть, и немало, но, уже понимая, с кем имею дело, я предложил поставить наши отношения на деловую почву: пусть Воениздат закажет мне внутреннюю рецензию на повесть, и я выскажу замечания по оставшейся части текста. Карпову это не понравилось, он не хотел предстать перед издательством в нежелательном для него виде.
14 ноября 84 года, как фронтовик, движимый понятным желанием, чтобы книга о достойном человеке вышла в достойном виде, я написал Карпову новое письмо:
«Уважаемый т. Карпов, Вы сказали, позвонив мне 5 ноября, что Ваша повесть уже набирается в Воениздате. Не трудно догадаться, что тут же миллионным тиражом она выскочит и в «Роман-газете».
Как фронтовик фронтовика, как однокашник по Литинституту, я Вам советую: не спешите, задержите выход. Повесть требует серьёзной доработки: она рыхла, многословна, изобилует ошибками, нелепостями, грубым искажением фактов. Вы часто с апломбом пишете о вещах, о которых мало понимаете. И ведь рано или поздно люди это поймут.
Вот Вы на мои слова, что «Петров не тянет на маршала», возмущенно заявили: «Это ваше личное мнение». Как раз Ваше мнение сугубо личное. Кроме Вас, никто никогда не говорил, что Петров это маршал, обойденный вниманием. И мое мнение это мнение авторитетнейших лиц и инстанций: Верховного Главнокомандующего, Ставки, ГКО, Политбюро, наркомата обороны, СНК – никто не поднимал вопроса о присвоении ген. Петрову звания маршала не только в годы войны, но и после, когда шести генералам армии присвоили маршала. И Петров вовсе не был обделен: войну он начал генерал-майором, командиром дивизии, а закончил генералом армии и командующим фронтом, Героем Советского Союза… Право же, не спешите, Вы же знаете, где нужна торопливость».
Карпов не внял моему совету, и повесть вышла космическим тиражом сразу после «Нового мира» в Воениздате и в «Советском писателе».
На обсуждении повести в Союзе писателей в апреле 1985 года я высказал некоторые критические суждения о ней, упомянув заодно и о том, что 79 лично взятых «языков» - липа, взятие «языка» это целая операция, в которой участвует несколько человек. Карпов тогда был уже и первым секретарём Союза писателей СССР, и депутатом Верховного Совета, и даже членом ЦК. И вот он подал на меня в суд. А у меня ничего, кроме медали «За отвагу». Представляете поединок? Чемпион по боксу в тяжелом весе и противник в весе «мухи». Да еще в «Московской правде» по этому поводу выступили против меня в защиту Карпова писатели Астафьев, Гофман, Михалков и Шкляревский – три Героя и один лауреат. Что делать? А Карпову мало было иска, он ещё и выступил против меня на партийной конференции.
Я искал примирения и 15 ноября 85 года написал ему новое письмо (всё это я печатаю сейчас впервые):
«Я был крайне удивлен, огорчен и даже не верил, когда мне вчера рассказали о Вашем, Вл-р Вас-ч, конференции. Будто бы Вы читали с трибуны мои письма, ни для кого, кроме Вас, не предназначенные; называли меня бесплодным завистником; уверяли, что я навязывался Вам в соавторы, и даже шили мне политическое дело на том основании, что я будто бы ставил Вам в образец гражданского и морального поведения Солженицына…
Неужели всё это правда? В-р Вас-ч, побойтесь Бога! Я же написал Вам чуть не десяток писем, в которых много полезных для Вас замечаний, советов, и Вы благодарили за них. И вдруг!.. Какой «соавтор», если повесть уже напечатана под Вашим именем? А политическим поклёпом Вы поставили себя на один уровень с тем сексотом, который заложил Вас в мае 41 года. (Тогда другие версии его ареста были мне неизвестны…) Вы можете себе представить, чтобы Твардовский, в кресле которого Вы сидите, читал с трибуны чужие письма с целью уязвить их автора? Или Симонов, в кресле которого Вы опять же сидите?
В.В., что Вы натворили! Вас же теперь люди обходить будут, как зачумленного. Письма писать Вам будут опасаться, разговаривать с Вами… Вы удивительно не дорожите своим добрым именем. Недавно в одном журнале я читал о Вас: «Разведчиком, как рассказыает В-р Вас-ч сам (!), он стал в морозную декабрьскую ночь под Москвой, когда открыл свой счет «языкам».
В.В., ну зачем Вы так? Ведь в декабре 41-го в боях под Москвой Вы не участвовали, даже в армии еще не служили, а находились в лагере за тысячи верст от передовой. На фронт Вы прибыли в самом конце 42 года, а убыли на учебу весной 44-го. Так зачем же, как тот Солженицын, писать что «прошел всю войну». Разве мало того, что есть? Вот трижды Герой И.Н. Кожедуб. Он начал войну ещё позже Вас – в марте 1943 года, но не пишет же, не говорит, что сбил первый самолёт под Москвой… Горько за Вас.
Однако надеюсь на доброе разрешение нашего конфликта. Надеюсь, Вы найдете в себе мужество взять нелепые слова назад, извиниться, мы пожмём друг другу руки и разопьём бутылку ныне почти запрещенного коньяка. Не должны же мы, вымирающее племя фронтовиков, затевать распри на глазах публики, веселя этим наших врагов. А что подумает о нас молодежь? У Вас есть дети?
Вот моя рука – В. Бушин».
А иск-то его в суде. Я встретился со следователем Адамовым. Он сказал: «Если сейчас знают о конфликте только в Союзе писателей, то ведь если будет суд члена ЦК и Первого секретаря Союза с рядовым членом, прибежит орава иностранных журналистов… Мировой скандал! Что вы намерены делать?». Я сказал, что подам встречный иск. И подал. Видимо, он был написан столь убедительно, что Карпов свой иск отозвал. Только так я и спасся от суда да и Карпова спас.
Но он не успокоился и возбудил против меня дело в партийной организации Союза писателей. Там не могли не потрафить первому секретарю и влепили мне выговор с занесением в личное дело. Мало того, об этом было напечатано – первый же! - и в «Московском литераторе», и в «Литературной России», и в «Литературной газете», т.е. ославили меня и на московском уровне, и на российском, и на всесоюзном. Мне звонят родственники и друзья из разных городов: «Старик, ты жив?»…
А такие выговора надо было утверждать в райкоме. И, слава Богу, нашлись там светлые головы, которые во всем разобрались и отмели выговор парткома без всяких последствий. Но ни одна газета, куда я обращался с просьбой сообщить о решении райкома, не сделала этого. Как же-с, первый… Да, полковник Ащин, не просто, не легко встать во весь рост и сказать живому-здоровому вельможе то, что он заслуживает.
Позже в газете «Патриот» я напечатал пространную статью, целую работу о повести «Полководец». Карпов был жив-здоров и мог мне ответить, но ответа не последовало. Эта неласковая статья, озаглавленная «Под видом суровой правды» вошла в мою книгу «За Родину! За Сталина!». Она была напечатана в 2004 году, т.е. тоже при жизни В. Карпова. При жизни! Именно поэтому я и решился поведать ныне о той давней истории и сказать кое-что критическое.
Впрочем, мое пожелание в последнем письме сбылось - позже мы помирились, Карпов выступал однажды с добрым словом на моем творческом вечере в ЦДЛ, а я защищал его от клеветы Дейча в «Московском комсомольце».
Однако пора закругляться, и под конец нельзя умолчать еще о книгах по истории Великой Отечественной войны, поскольку они так безбожно шельмуются нашим полковником и его единомышленниками. В. Ащин цитирует гневное заявление представителя ЦГАСА М.В. Стаганцева: «Наше советское общество до сих пор не имеет полной, объективно написанной истории Великой Отечественной войны». Вы заметили: советское общество. Т.е. гнев товарища Стаганцева имеет 25 летнюю выдержку. Где ныне этот товарищ, полковник? Нет ли у вас посвежее материала? За эти четверть века изданы горы самых разных книг о войне - от правдивых, грамотных, добросовестных, как, например, книги Алексея Исаева, хотя бы его «Мифы и правда о маршале Жукове», до невежественных и лживых, как хотя бы «Мой лейтенант», сопровождаемый устными разглагольствования Героя Социалистического Труда Даниила Гранина.
Есть иллюстрированная энциклопедия войны (2005), есть двухтомная «Книга для чтения» о войне (2005), вышла «Всероссийская книга памяти» (Обзорный том - 2003). В Туле в 2010 и 2012 годах издан двухтомник «Мы помним. Книга воспоминаний и размышлений поколений». Тут довелось принять участие и автору этих строк.
Или вот ещё хотя бы «Великая Отечественная война», вышедшая в прошлом году в издательстве «ОЛМА Медиа Групп». Роскошный фолиант! 447 страниц формата 30х25 см, множество красочных иллюстраций – фотографий, картин, плакатов. В книге 58 глав от «Планы агрессора» до «Парада Победы», «Капитуляция Японии» и «Награды Родины». Чего тут только нет о войне! Есть даже глава «С кем был Бог?». И убедительно показано, что Всевышний был на стороне нашего Верховного, а не с теми, у кого на пряжках ремней сверкало «Gott mit uns!» и кого, как уверяет патриарх Кирилл, Господь избрал для наказания нас за безбожие. Да, Всевышний был с нами, ибо видел, что советские безбожники гораздо ближе к нему, чем все эти святоши с пряжками, свечками, крестами и без.
Правда, есть тут и сознательные или невольные промашки, умолчания в угоду нынешнему режиму. Так, на первых ста страницах этой книги портретов Гитлера в три раза больше, чем Сталина: 18 и 6. Выступление Молотова по радио 22 июня 1941 года, перевернувшее всю нашу жизнь, ухитрились втиснуть в 24 коротких строки, а великой речи Сталина 3 июля 1941 года вообще не нашли места.
А в Советское время написано о войне ещё больше. Тут воспоминания и рядовых участников, и прославленных героев, как Александр Покрышкин, и генералов, адмиралов, маршалов, министров. Опубликованы директивы Ставки, приказы по фронтам и армиям, переговоры по ВЧ, много издано и фундаментальных научных работ, в том числе 12-томная «История Второй мировой войны». Читай не хочу! Конечно, есть и в этих публикациях ошибки, неполнота, умолчания. Но если хочешь знать истину, - сопоставляй, копайся.
Но полковник Ащин открывает погреб и оттуда раздаётся пронзительный голос широко известного нам Марка Солонина, рыцаря истины: «Даже центральные газеты предвоенного и военного времени были изъяты из открытых фондов общедоступных библиотек». Назови хоть одну библиотеку. И что в этих газетах было скрывать – строительство Днепрогэса, Челябинского тракторного? Или – разгром немцев под Москвой, красный флаг над рейхстагом? И когда «изъяли» - в Советское время или ныне ваши друзья? Ведь в стране произошла контрреволюция. Не заметил? И кому это было нужно?
«Даже речи Молотова и Сталина, тексты международных договоров, заключенных Советским Союзом в 1939 – 1941 годы – это тайна - уверяет Солонин .- Страшная военная тайна». Речи Молотова? Вот передо мной трехтомник «Вешняя политика Советского Союза в годы Отечественной войны», вышедший тиражом в 25 тысяч. На страницах 27-29 первого тома – речь Молотова 22 июня 1941 года. Тут много разных документов, подписанных Молотовым, Вышинским и другими дипломатами, высокопоставленными лицами, причем не только советскими, но и американскими, английскими, французскими и т.д. Это советское издание. А вот нынешнее –«Рассекреченное лето 1941 года» (2011).
Вам речи Сталина? Много раз издавалась его книга «О Великой Отечественной войне Советского Союза». В ней его обращения к народу, речи, приказы, интервью. У меня два издания этой книги - 1947 года (2 миллиона экз.) и 2002-го. Вам мало? Хотите ещё его переговоры по прямому проводу? Обращайтесь в «Русский архив», тт. 5(1) и последующие. В погреб это вам никто не принесёт. Так вылезайте из погреба, поищите, поработайте, а то ведь совсем обленились, 22 килограмма лишнего веса.
А вот ещё в подтверждение своей позиции Ащин приводит заявление генерал-полковника юстиции А. Муранова. Тот лет двадцать тому назад писал: «Многие страницы фронтовой летописи были искажены усилиями сталинско-брежневской идеологической команды до неузнаваемости». Подумать только, до неузнаваемости! А где, ваше превосходительство, вы пребывали, когда «команда» занималась этим преступным делом? Почему молчали лет двадцать-тридцать? Вы ж генерал!
Но в чем именно «неузнаваемость»-то? Может, поражения изображали как победы? Уверяли, что Брестскую крепость, Одессу, Севастополь немцы так и не взяли? Скрыли, что немцы доперли до Москвы, а потом до Волги? Гнали туфту, что от Сталинграда до Берлина мы дошли за три месяца? Клялись, что наши потери был в десять раз меньше, чем у немцев?.. Рисовали такую картину, будто немецкие военачальники были сплошь малограмотны и бездарны? Вот это действительно было бы – «до неузнаваемости». Но ведь ничего похожего в серьезных публикациях, в официальных заявлениях не было. Мы знали и писали, что наш враг силен, опытен и коварен.
К слову сказать, когда началась война, в Красной Армии было только пять Маршалов Советского Союза: Ворошилов, Буденный, Шапошников, Тимошенко и Кулик, а в вермахте – 13 фельдмаршалов! Почти всем было за шестьдесят, у них за плечами опыт не только Первой мировой войны, но и современной. Когда Красная Армия после Сталинградской победы перешла в общее наступление, то у нас в 1943-1945 годах Маршалами стали восемь 40-45-летних генералов, а в вермахте, в эти же годы терпящем поражение, появилось 9 фельдмаршалов. Значит, всего их у Гитлера стало 22.
И вот примечательно, наши военачальники, в частности, Маршалы были из простонародья: Верховный Главнокомандующий – сын сапожника, его заместитель Жуков – сын скорняка и сам в молодости скорняк, начальник Генштаба Василевский – сын сельского священника и т.д. Самым большим аристократом среди них мог считаться Рокоссовский, отец которого был машинистом паровоза. А у немцев из 22 фельдмаршалов 12 - потомственные «фоны»: бароны, графы и т.п. Так что Отечественная война в известном смысле это война молодого простонародья против престарелых вельмож. Показательно и то, что семь своих фельдмаршалов-фонов Гитлер за неудачи на фронтах уволил. Например, фон Браухич, который был Главнокомандующим до того, как им стал сам Гитлер, подал в отставку 6 декабря 1941 года, на другой день после начала нашего контрнаступления под Москвой, которое могло кончиться полной катастрофой для немцев, и Браухич, видимо, понимал это. Гитлер через несколько дней вообще уволил фельдмаршала из армии.
У нас этого не было. Хотя некоторых маршалов передвинули на другие должности, однако Ворошилов до конца войны оставался членом Ставки и Главнокомандующим партизанским движением; Буденный – заместителем народного комиссара обороны и командующим кавалерией Красной Армии; Тимошенко – членом Ставки и командующим ряда фронтов.
А уж чего стоит участие некоторых фельдмаршалов в заговоре против Гитлера. После его неудачи фельдмаршал Роммель отравился, а фельдмаршал Вицлебен был повешен.
И неудачи свои на фронте немецкие фельдмаршалы переносили плохо. Фон Рейхенау 12 января 1942 года, в пору нашего контрнаступления под Москвой, умер в Полтаве от инфаркта. Фон Клюге 18 августа 1944 года покончил собой, поскольку не сумел предотвратить вторжение союзников в Нормандии. 30 апреля 1945 года, за неделю до безоговорочной капитуляции, то же самое сделал и фельдмаршал Модель. Ну это всё к слову.
А разглагольствования о том, что кто-то неведомый до неузнаваемости исказил какие-то неизвестные страницы истории войны, - не стоящая внимания демагогия. Конечно, всегда можно найти пустозвонов. Но ты мне скажи, кто и какие страницы, и я тебе отвечу. Я-то знаю таких мыслителей. Вот хотя бы писатель Виктор Астафьев как раз уверял в «Правде», что наши потери были в десять раз меньше немецких. Но ему тут же дали отпор. После контрреволюции уже в антисоветских «Московских новостях» он стал твердить обратное: немецкие потери было в десять раз меньше. Но опять получил достойный отпор, невзирая на то, что Горбачев повесил ему Золотую Звезду.
Полковник Ащин бросается на выручку генералу Муранову: «Фундаментальных исследований по истории Второй мировой и Великой Отечественной войн просто нет». И в доказательство этого заявляет об упомянутой 12-томной «Истории» (1973-1982), что она «может считаться фундаментальной только по объёму печатных листов, участию маститых академиков и генералов, по затраченным на них финансам». Ну, чужие финансы всегда интересуют таких полковников. А что, собственно, вам известно о финансовой стороне этого издания? Кому там заплатили баснословный гонорар? Ведь ничего же не знаете, но бросить тень, опорочить страсть как хочется. Опять же не офицерское это дело, ваше благородие. Уже один этот финансовый интерес полковника, заставляет насторожиться.
А где вы там рассмотрели академиков да генералов? Вот редколлегия первого тома: Г. Деборин, О. Сувениров, В. Клевцов, Е. Никитин, Ю. Поляков, В. Серегин, К. Шииня. И кто тут маститый академик? Вот редколлегия последнего 12-го тома: С. Тюшкевич, Г. Горошкова, А, Данилевич, И. Джорджадзе, К. Зародов, Б. Зверев, Г. Комков, Г. Кравченко, Г. Куманев, Н. Мараков, М. Повалий, Ш. Санакоев, Н. Сбытов, Ю. Якунин. И кто тут генерал? Не Горошкова?
Это 1-й и 12-й тома. Остальные десять проверьте, полковник, сами. Может, и сыщите парочку академиков да генералов. И почему это плохо - потому что выше вас по званию, но ниже по знанию? Такие вещи надо доказывать. Впрочем, вы можете найти даже двух маршалов: председателем главной редколлегии первых семи томов был А.А. Гречко, последующих – Д.Ф.Устинов. Оба были тогда министрами обороны. И что плохого в том, что эти знающие дело люди, честные коммунисты возглавляли работу? Ведь не Сердюков же, не Чубайс.
И вот мимоходом плюнув на один труд многочисленного коллектива, Ащин то же самое проделывает с другим - с известной работой «Гриф секретности снят» Г.Ф. Кривошеева с соавторами: «Даже при беглом его прочтении появляются сомнения в достоверности указываемых им чисел потерь». У него, видите ли, беглые сомнения! А кому какое дело до них? Вы докажите, что цифры Кривошеева неправильны, тогда вас будут слушать, а вы продолжаете сотрясать атмосферу. Если решились высказать мнение о книге, то читать её надо не бегло, а с карандашом в руках. Или вы своими глазами видели, что, скажем, в Сталинградской битве погибло не столько, как указано у Кривошеева?
Полковник Ащин мобилизовал против маршала Жукова огромные силы – от древнеримского историка Тацита до современного американского историка Дэвида Гланца, тоже полковника. Этому Дэвиду не по нутру наши победы, ибо они, видите ли, «в свою очередь (?) искажают (опять до неузнаваемости? – В.Б.) историю войны на восточном фронте». А наши поражения, следовательно, рисуют её истинную картину. Мерси, полковники. И нельзя не подчеркнуть, что если для Гланца, как и для немцев, это была «война на восточном фронте», ибо у них был еще и западный, то для нас – Великая Отечественная война.
Гланц продолжает: «Победы превозносят заслуги военачальников, доводя их до сверхчеловеческих масштабов, заставляя читателей забыть о том, что эти полководцы – человеческие существа, которым, как всем людям, свойственно ошибаться». Да, и за океаном водятся такого же пошиба полковники… А мы не только не забыли древнюю истину, которую знал еще Тацит – Errare humanum est – но и считаем человеческими существами даже и нынешних полковников, как наших, так и заморских. И маршал Жуков считал и признавал, что и он и его товарищи по войне способны были ошибаться и ошибались. Этот Гланц, как и Ащин, просто не читал воспоминания Жукова.
Там маршал много говорит о допущенных Советским и военным руководством ошибках, просчетах, упущениях. Вот хотя бы: «В работе самого аппарата Генштаба были недостатки». И дальше следует их перечень и последствия их. О Курской битве: «Основная ошибка состояла в том, что Ставка поторопились с переходом в наступление». О Белорусской операции: «Будучи представителем Ставки, я во время не поправил командование фронта», что привело к замедления наших действий. О Берлинской: «На подготовку операции мы имели ограниченное время, но это не может служить оправданием. Вину за недоработку вопроса я должен взять прежде всего на себя». И так от начало книги до конца – от предвоенной поры до победных дней. То же самое в воспоминаниях А.М. Василевского, К.К. Рокоссовского, Н.Г. Кузнецова, А.И. Покрышкина и других военачальников. Где ж тут «сверхчеловеческие масштабы»? Читать надо, полковники, а не бумагу марать!
И вот что ещё примечательно. Взывая к авторитету Тацита и Гланца-заокеанца, ефрейтор Ащин в своем малевании образа Жукова даже не упомянул ни одного нашего полководца или военного историка – что они-то думали о маршале? Ведь иные из них знали его много лет, как и Сталин, вместе работали, служили. Я упомяну только двоих.
Особенно интересно мнение К.К. Рокоссовского. Они знали друг друга давно, в молодости Рокоссовский был начальником Жукова, во время войны – подчиненным, они были друзьями-соперниками, случались между ними и конфликты, Рокоссовский несколько поотстал только потому, что два года был в заключении под следствием, а Жуков как раз в это время одержал блестящую победу на Халхин-Голе, был повышен в звании, стал Героем Советского Союза, был назначен командующим Киевского военного округа, а вскоре и начальником Генштаба.
Так вот, Рокоссовский, у которого было немало претензий к Жукову, в итоге писал: «С Г.К. Жуковым мы дружим многие годы. Судьба не раз сводила нас и снова надолго разлучала. Мы познакомились ещё в 1924 году в Высшей кавалерийской школе в Ленинграде. Прибыли мы туда командирами кавалерийских полков… Жуков, как никто, отдавался изучению военной науки… Георгий Константинович рос быстро. У него всего было через край – и таланта, и энергии, и уверенности в своих силах... В моем представлении Георгий Константинович остается человеком сильной воли и решительности, богато одаренным всеми качествами, необходимыми крупному военачальнику» (Солдатский долг, с.119).
Порой довольно трудные отношения были у Жукова с адмиралом Кузнецовым, тоже случались конфликты, и тут я на стороне адмирала, но, высказав и несогласие и обиды, вот что он пишет: «Победа под Москвой, Сталинградом, на Курской дуге и участие почти во всех «сталинских ударах» создали высокий авторитет Жукову… К концу войны у меня сложилось мнение о нем как о талантливом полководце. Он всю войну находился в центре самых важных событий на фронтах. Его имя часто упоминалось в Ставке и в приказах Верховного Главнокомандующего… Всякий человек обладает личными качествами и недостатками, но это никогда не должно заслонять главного – того, что он сделал для своей Родины. Встречаясь с маршалом в интимной обстановке в окружении друзей, я наблюдал, каким уважением он пользуется, и я считал это заслуженным…
Запомнился приём на даче у И.В. Сталина после первомайского парада 1 мая 1945 года… Жукова не было, он находился в самом пекле борьбы за фашистское логово. Разговор о нем начал сам И.В. Сталин, прочитав телеграмму Жукова о том, как ему немцы предлагали пойти на перемирие и как он ответил, что только безоговорочная капитуляция закончит войну. «Молодец!» - сказал Сталин. Мы подняли тост за победу. Это была вершина славы, заслуженной славы маршала Жукова» (Цит. по В. Краснов. Неизвестный Жуков. М.2000. С. 354-355).
Владимир БУШИН
P.S. Мне могут сказать, что я уж очень резко пишу о «почетном ветеране России». Возможно, но, во-первых, у меня речь идет лишь об одной мало кому известной личности районного масштаба, а он поносит известных всей стране людей, скопом - всех советских руководителей, имеющих немалые заслуги перед страной. Во-вторых, он и сам за словом в карман не лезет. Так, об одном ветеране пишет: «бесчестный поступок… Каким же бесстыдством и цинизмом надо обладать…» А обращаясь к Владимиру Карпову белокрылый Ащин вопрошает: «Зачем писать было, если стыдно станет перед потомками?». Что потомки!.. Но неужели самому-то не стыдно за своё убогое враньё перед современниками. Хотя бы перед женой, детьми, внуками?..