ПОЛИЦЕЙЩИНА НЕ ПОМОЖЕТ!
Промчались дни, прошли тысячелетия
В грязи, в пыли…
О Русь моя! Нетленное соцветие,
Свеча земли!
Николай Тряпкин
Велик в истории наш русский народ, душою широк, умом здрав и крепок – и всё это прекрасно выражено в его искромётном фольклоре, в частности – в пословицах. Одна из них получила яркое воплощение в реагировании властей на недавние массовые молодёжные волнения в Москве и других городах: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится», притом даже такие «мужики», как президент или премьер-министр, освоившие эти жесты уже в весьма зрелом возрасте – с момента вхождения во власть.
Но вот первый гром грянул… И что же мы видим? Президент, будто спросонок, не разобравшись в чём дело, начал усиленно «креститься» и надувать в усердии щёки, играя желваками (как подметил вездесущий «эксперт» и «учитель» по всем предметам Барщевский). В благородном негодовании он требует от своей разнузданной опричнины «сажать» экстремистов – понятно куда. И это сразу ставит перед нами множество вопросов.
Кого же возжелал «сажать» наш нежно любимый высший руководитель огромной страны? Кого он имеет в виду под ярлыком «экстремисты»? Ведь около 7-8 месяцев назад министр внутренних дел (!) Р. Нургалиев честно заявил в эфире, что он не знает чёткого определения этого понятия. А сие означает, что каждый сержант либо безликий (в наморднике) омоновец сможет по своему убогому разумению «тащить и не пущать» любого гражданина России, которому нечем откупиться от истинных или ложных обвинений.
Президент со всеми своими присными в данном случае ставит телегу впереди лошади, «бьёт по хвостам», валит с больной головы на здоровую, что никак не делает чести главе государства. Дело в том, что экстремизм – подлинный, а не мнимый! – давно стал основополагающим направлением государственной политики тёмных и хищных антинародных сил, прорвавшихся к власти и завладевших страной с помощью полного набора преступно-экстремистских методов – в достаточно спокойной и благополучной тогдашней обстановке (хотя, разумеется, и не без недостатков, подлежавших исправлению и устранению), обозванной потом, для оправдания чудовищной диверсии, застоем.
Криминальный мир, активно использованный значительной частью прогнившей партноменклатуры в момент захвата власти и слившейся, спевшейся с ним, может существовать и обделывать свои грязные делишки, изящно называемые «реформами», только в обстановке оголтелого экстремизма, парализующего волю народных масс, максимально поддерживаемого и поощряемого в стране с помощью всесильных СМИ, и в первую очередь – электронных, захваченных жрущей, рычащей стаей вполне определённого окраса – и внешнего, и внутреннего – под прикрытием и руководством Его Величества Доллара.
Ежедневно и ежечасно, с утра и до утра – то нагло и грубо, то садистски сладострастно и изощрённо (по «науке») – ломать, деформировать, уродовать, бомбардировать общественное сознание информацией и «дезой» о сплошных катастрофах, заказных и прочих убийствах, расчленениях (крупным планом), изнасилованиях, а также бандитскими сериалами, окрашенными кровью, где «менты» практически ничем не отличаются от киллеров и нерассуждающих охранников, где госсотрудники ФСБ запросто «мочат» перешедших им преступную дорогу «ментов», а те – собственных товарищей-подельников (причём всё это сдобрено матерщиной и иной нецезурщиной, обязательными пошлыми постельными сценами на ходу (сродни собачьим «свадьбам») – это разве не махровый государственный экстремизм в чистейшем, вылущенном виде?!
Изощрённое косвенное рекламирование наркотиков и разгульно-пресыщенного образа жизни наркобаронов – при полном отсутствии антиалкогольной и антинаркотической рекламы – это не экстремизм?!
Повсеместные рейдерские захваты предприятий, санкционированные властями разных уровней, делёж и передел объектов разворованной бывшей общенародной собственности – под пистолетными и автоматными дулами – это разве не экстремизм?
А надругательство над памятью ветеранов войны и труда, злобное глумление над всем, что создавали и чем жили поколения отцов, дедов и прадедов нынешней молодёжи, над святынями советского периода и образа жизни, над именами Зои Космодемьянской, Александра Матросова, Николая Островского, Николая Гастелло и других героев, преступное развенчание их подвигов – это как именовать, если не экстремизмом?!
А постоянное поношение сахарно-медовыми устами дуэта первых лиц верховного государственного уровня, гнусное издевательство над именем и памятью почитаемого огромным, абсолютно преобладающим большинством народа Верховного Главнокомандующего Иосифа Виссарионовича Сталина (что ярко показала телевизионная игра «Имя России») – это вы назовёте иначе, чем закостенелый идейный экстремизм?
А разве безнаказанные противоправные бесчинства прокуроров и судей – фальсификация уголовных и гражданских дел (например, Ю. Шутова, Ю. Мухина, Б. Миронова,
А. Квачкова, И. Миронова, Г. Знаменского, А. Брагина и ещё десятков граждан России), закрытие газет («Дуэль», «К барьеру!» и многих других) – это не экстремизм в его самом демонстративно вопиющем виде?!
Нагло манипулировать такими судьбоопределяющими промышленными гигантами, как проданная-перепроданная «Сибнефть», как передача за сущий бесценок оружейного урана мультитриллионной стоимости в пользу бездонных карманов воров-продавцов, ликвидация станций слежения в Лурдесе и Камрани, затопление гордости СССР и России космической станции «Мир», этому какое дать название, если не экстремизм?
Посадить на шею Армии тупого мерзавца-торгаша, люто ненавидимого всеми фибрами души каждого честного офицера и генерала (холуи – не в счёт!) – это ли не махровый экстремизм, создающий пороховую бочку под нынешним троном?
То, что произошло в Москве – на Манежной площади и в других столичных закоулках, – это всего лишь закономерный стихийный всплеск глубинного, неустранимо вызревающего народного протеста, который совершенно естественно начался с молодёжи, причём подросткового возраста, по определению всегда наиболее бескомпромиссной и радикальной части общества. Кем бы ни использовался такой порыв (а к таким явлениям неизбежно примазываются и действительные хулиганы-экстремисты, и провокаторы – доброхотные и нанятые властными структурами в целях компрометации протестных выступлений), он является предвестником конца народного долготерпения. Замалчивание и извращение, силовое преследование без кардинального пересмотра многих составляющих общественной и государственной жизни, государственной политики тут бессильны. А для власти – они просто самоубийственны. (Почти полгода назад я обратился с открытым письмом к президенту Д.А. Медведеву, опубликованным в газете «Своими именами», №9 от 19 октября прошлошо года – как раз по поводу экстремизма, творимого властными инстанциями, особенно прокурорами и судьями – как видите, задолго до событий на Манежной площади. Но до сего времени не получил хотя бы казённой отписки, что было бы совершенно немыслимо в советский период нашей жизни. И уверен, что не получу, ибо таково истинное отношение верховных «небожителей» к гражданам управляемой ими «этой» страны.)
Тем чиновникам всех уровней – от президента до постового милиционера (или уже полицая?), которым по долгу службы надлежит решать непростые – ими же созданные! – проблемы внутрироссийского общежития, надо научиться хотя бы элементарно анализировать и осмысливать калейдоскоп народной жизни и не смешить людей грозными словесными эскападами, когда язык и перо спешат впереди ума.
Когда-то вечно юная Зоя Космодемьянская гневно бросила в злобные морды оккупантов пророческие слова: «Всех не перевешаете!». Вот и хочется дать добрый совет: не пугайте, господа, русских людей на русской земле! Всех не пересажаете… Вы ведь стоите над народом только в вашем собственном представлении. И если не будете с народом и в горе, и в радости, ничего хорошего ни вас, ни страну не ждёт (беда только, что вы напрочь лишены способностей создавать народу радость). Печально – но факт.
В.М. КОВАЛЕВ
ПОЛИЦАЙ-ДЕМОКРАТИЯ ДЛЯ ПРЕЗИДЕНТА
Самый замечательный довод в пользу переименования милиции в полицию – это довод генерала от «ЕР» Колесникова, представлявшего Закон о полиции при его «утверждении» в Госдуме. По его мнению, это некий акт исторической справедливости, возвращением царского наименования данной охранительной структуры признающей выдающиеся заслуги «несправедливо оболганной царской полиции» в деле «защиты Конституции и прав граждан в Российской Империи».
Сложно сказать, какое образование у этого «генерала». То есть, формально – он окончил юридический факультет Ростовского государственного университета (1973) и Академию Министерства внутренних дел СССР (1990). В результате, правда, так и не узнал (как дипломированный юрист):
1. Что в Российской империи конституции не было, а сам юридический порядок основывался не на «суверенитете права», что обычно все же предполагает конституция – то есть не на обязанности власти действовать в рамках строго очерченных для нее законом, а на «суверенитете власти», то есть признании того, что власть (высшая власть) правомочна в своих действиях на том основании, что она – власть. При наличии конституции имеется в виду, что власть – есть производное от права. В Российской империи само право было производным от абсолютной власти.
Соответственно, этот «генерал», окончивший два советских ВУЗа, так и не узнал, что какая-никакая, но первая российская конституция была принята в июле 1918 года. Когда полиции уже не существовало, поскольку она была упразднена даже не Советской властью, а Постановлением Временного правительства. Оно же создало и «народную милицию».
То есть полиция и конституция в России никогда не совмещались – это явления разных периодов.
2. Этот «юрист» не знает, что в Российской Империи не только никогда не было конституции, но не было и «граждан». Потому что в Российской империи были не «граждане», а «подданные». Разница, кроме терминов, и в том, что граждане имеют некие закрепленные за ними права от рождения. И главное, изначально теоретически рассматриваются как допущенные к управлению государством – то есть, по идее. Там, где есть граждане, государство существует для того, чтобы служить их интересам и выполнять их волю. Там, где есть подданные, они если и могут что-либо иметь, то только по воле и с согласия абсолютной власти. И изначально существуют для того, чтобы выполнять ее волю.
То есть, такое положение вещей может существовать и при наличии формальной конституции – по факту ее толкования и исполнения. Но категория подданичества и система самодержавия изначально предполагают, что и формально люди – лишь «обязанные» для исполнения велений власти. Они по определению имеют одно назначение – быть «слугами самодержца».
3. Соответственно, никаких прав полиция империи не защищала и не могла защищать, потому что никаких прав в нынешнем понимании у «подданных» и не было. Время от времени власть что-то разрешала – то дворянам не служить, то давала те или иные льготы, но это всегда были именно льготы и привилегии, а не права. То, что в этом отношении было сделано в «Эпоху реформ» Александром II, в основном было отобрано в ходе контрреформ Александра III. Кстати, практически с самого его момента вступления на престол в стране было введено – и в целом лишь продлялось, но не отменялось – чрезвычайное положение. И, скажем, за ту или иную «оппозиционную» политическую деятельность выселение и каторга присуждались даже не решением суда, а полицейским решением в административном порядке. На основании права, предоставленного императорским указом. С момента вступления на престол Александра III почти до конца века вообще власть решилась лишь на один открытый процесс – по делу «первомартовцев» о покушении на царя.
Полиция империи если какие-то права и защищала, то те самые дарованные «права-привилегии» и право власти быть абсолютной и неограниченной.
Насколько эффективно она это делала – это отдельный интересный вопрос.
Во всяком случае, в итоге она с этой своей задачей не справилась – и в ключевые моменты и 1905-07 гг., и 1917 года попросту разбегалась.
При этом, с одной стороны, взяточничество полиции было нескрываемой нормой, а служить туда шли большей частью неудачливые представители имущих групп, у которых не сложилась иная карьера или которые были выгнаны за неуспеваемость из гимназий и университетов.
Хотя, как и в любом деле, здесь были и заметные исключения.
Поклонник подобных нравов и назначения царской полиции «юрист» Колесников не случайно сказал то, что сказал. С одной стороны, он, как и положено полицейскому, защищал решение, принятое властью на своем высшем уровне вне зависимости от правовой его обоснованности, учета мнения граждан и здравого смысла.
С другой, он сказал именно то, что, очевидно, и думал. Что задача охранительных структур - защищать именно то, что защищала царская полиция, – абсолютную власть и права имущих, и именно так, как она это и делала – беря взятки, избивая безоружных и разбегаясь, пряча форму при первой реальной опасности.
Но, безусловно, инициатор этого переименования, как известно, не он – а другой высокопоставленный «юрист». Который тоже предложил это название не случайно. Недаром он очень гордится своим мнимым или действительным сходством с последним русским императором. И недаром недавно в Ярославле рассуждал о «Плисецких функциях демократии». И который, очевидно, тоже считает идеалом конституционности и гарантии прав граждан Российскую империю и практику русских царей.
Правда, в отличие от него, последние все же подчас делали и нечто полезное – расширяли территорию государства, создавали русскую промышленность, строили города и театры.
Теоретически вообще может существовать не только полицейское государство, но и «полицейская демократия». Это такая демократия, при которой право голоса, как и другие права, имеют только сотрудники полиции.
В идеальной «полицейской демократии» полицейские: 1. Участвуют в формировании легитимности власти. 2. Участвуют в формировании элиты страны – в первую очередь из своих рядов. 3. Определяют приоритетные цели элиты и страны. 4. Осуществляют контроль за действиями «элиты». При этом право на это имеют исключительно они.
Тоже демократия! Граждане имеют право на управление государством, равно как и другие политические права. Другой вопрос, что гражданами являются исключительно сотрудники полиции.
Кстати, это куда более демократично, чем система, где все права имеет лишь один властитель, как это было в Российской империи.
Только то, как Колесников тупо и послушно защищал (подобно всей «Единой России») волю президента Медведева, доказывает, что речь идет даже не об этом. Строго говоря, в российском общественном сознании слово «полиция» в первую очередь ассоциируется вовсе не с дореволюционными охранительными структурами. Последние больше интуитивно связываются со словами «городовой», «жандарм», «филер», «охранка». Будет срок – Медведев с Колесниковым еще объяснят России, какие это замечательные и светлые образы. Как и близкие им: например, «провокатор охранки».
Но слово «полиция» больше ассоциируется с известными картельными структурами оккупационных фашистских властей времен Великой Отечественной войны.
В этом «припоминании», полицейский - вовсе не чин правоохранительной структуры, созданной Петром I. Это – «полицай». Надсмотрщик. Каратель. Причем, в отличие от карателя-эсэсовца, это «предатель» и «прислужник карателя». Даже не фашист – прислужник фашиста.
То есть здесь система образов работает не в цепочке «полицейский-благородный шериф», а в цепочке «полицейский-полицай-прислужник».
И это не просто ассоциативная цепочка тех, кто название «полиция» не воспринимает – а известно, что, по социологическим данным, поддерживает это переименование не более 10 % граждан.
Это и реальная ассоциативная цепочка образов самих инициаторов переименования, которые не говорят, но желают – получить структуру «прислужников», лакеев. Таких, как тот же генерал Колесников. Таких, как вся «Единая Россия». Как российские судьи. Как российские депутаты. Как российские губернаторы.
Это – не «полицейская демократия» и не «полицейское государство».
Потому что в последнем хотя бы полицейские имеют права и являются гражданами. А если их еще транскрибировать благородно, по Платону «стражами»: честными, неподкупными и отважными, то еще некая и романтика с респектабельностью появляется.
Это – «полицай-демократия» и «полицай-государство». Где демократия есть прислужник власти. Главная политическая фигура – потенциальный каратель. Тоже лишенный прав за исключением права прислуживать, «инструмент в руках начальства».
Где контролером исполнения всех «прав» формального гражданина, а реального подданного стоит «херр полицай». Он же – прислужник «херра президент-полицая». Которому подчинены все, за исключением «обер президент-полицая» и подчиненных лично ему.
И где все должностные лица «херры полицаи»: «херр депутат-полицай», «херр мэр-полицай», «херр губернатор-полицай», «херр судья- полицай».
«Полицай-государство» и «полицай-демократия» как «полицай-мечта» «полицай-президента».
Сергей ЧЕРНЯХОВСКИЙ
КАК НАС ДУРЯТ
Те телезрители, которые смотрят не только кухонные «шоу» с орущим молодым Малаховым или пошлые словоизлияния задорновых-жванецких, но и предназначенные для промывки наших мозгов передачи на социально-политические темы, не одну сотню раз видели одни и те же кадры кинохроники: падающий на землю купол взорванного храма или сцену расстрела жертв «тоталитарного режима».
Это любимый (и очень избитый) приём современных политтехнологов. Давайте рассмотрим его повнимательнее.
В 1910-1917 гг., почти одновременно с русской революцией, в Мексике полыхала гражданская война, политической пестротой её участников похожая на гражданскую войну в нашей стране. Мексика - страна с католическим населением, по концентрации верующих не уступающая, пожалуй, Польше. Так вот, когда крестьянские отряды Сапаты и Панчо Вильи врывались в деревни и города, первым делом революционеры выводили из местных церквей католических священников и ставили их к стенке. Почему? А потому что католические пастыри, вместо того чтобы проповедовать библейское «всякая власть от Бога», призывали паству к борьбе с «мятежниками», т.е. становились на сторону очередного мексиканского диктатора и буржуазии. И что оставалось делать предводителям нищих мексиканских крестьян? У баррикады, как известно, нет третьей стороны. И что интересно: в современной Мексике почему-то не слышно стенаний и проклятий по поводу репрессий против церкви, произведённых мексиканской революцией сотню лет назад.
Так почему же православный патриарх, другие деятели РПЦ и сервильные СМИ России день за днём сыплют соль на одну из ран, разделившую народ нашей страны и почти совсем зажившую к началу «перестройки»? Чего не хватает сегодня нашей «всепрощающей» церкви и её главе? Открыты церкви и церковные лавки, церковный бизнес процветает, проводятся церковные выставки и ярмарки, успешно реприватизируются отобранные Советской властью и превращенные в музеи, клубы, пионерские лагеря и другие объекты культурного и промышленного назначения церковные и монастырские помещения, имущество и земли.
Почему же каждый день в какой-нибудь из телепередач нам обязательно покажут падающий церковный купол, крест или колокол? А почему бы не показать, как при Советской власти буквально из руин возрождались взорванные немецкими оккупантами храмы Пскова и Новгорода? Как при той же власти бережно реставрировались и хранились шедевры русской иконописи - творения Андрея Рублёва?
Или вот: под антисоветские завывания по ТВ показывают набившие оскомину кадры кинохроники, как какие-то люди кого-то расстреливают. В упор из пистолетов! В затылок! Видели уже сотню раз. Уже вроде бы и приелось. Уже почти не реагируем. А всё равно смотреть неприятно: ведь, несмотря на то, что пытки, убийства и извращения - любимые сюжеты российского телевидения, мы всё же ещё не садисты и не мазохисты. И ведь будут, следуя заветам Геббельса, показывать «ещё много, много, много, очень много, много раз».
Зададимся простым вопросом: «А всё-таки кто, где, когда и кого расстреливает в этой кинохронике?». Полицаи партизан в Белоруссии в 1942 году? Партизаны полицаев на Украине в 1943-м? Чекисты контрреволюционеров в годы Гражданской войны? Кулаки бойцов продотряда? Или наоборот? Без ответа. Но на зрительный ряд наложен и звуковой. Звучат ежедневные антисоветские и антикоммунистические мантры: «За годы Советской власти были уничтожены...».
А почему бы не показать, как лучшие друзья белогвардейцев, японцы, заталкивают в паровозную топку живого Сергея Лазо? Тоже было бы зрелище не для слабонервных. Нет отснятой ленты? Так ведь вы направо и налево используете кино- и фотомонтажи. Возможен и другой звуковой фон. Например: «Во время правления Колчака в Сибири было повешено, расстреляно, утоплено, запорото до смерти ...тысяч человек». Сколько? Уточните в архивах.
Ещё пример мастерства учеников доктора Геббельса.
«Российская газета», №245 от 28.10.2010. На первой странице газеты фото: лагерный охранник в ушанке и тёплом тулупе шмонает несчастного свободолюбца А.И. Солженицына. Вот они, реалии ГУЛАГА: телогрейка с номером Щ282; кепчонка с огромным, по теперешней моде, козырьком; скорбное лицо и честные глаза страдальца, словно взывая к Богу, направлены в небо; из рукава рваной телогрейки свисают какие-то жалкие веревки. Невольно возникает вопрос: что, шмон Александра Исаевича специально снимали, чтобы показать через полсотни лет всей стране? Как-то не верится.
Открываю страницу 26 газеты. Интервью второй супруги заслуженного диссидента России, Н.Д. Солженицыной (Светловой), которое она дала в связи с выходом дайджеста по мотивам главного творческого плода «великого писателя земли русской». Эпопея «Архипелаг ГУЛАГ» введена в обязательный минимум произведений классика перестроечной эпохи, которые должны «проходить» учащиеся старших классов. Три увесистых тома - непосильный груз для голов наших старшеклассников (да и для взрослых - наказание господне), поэтому Наталья Дмитриевна, с кровью отрывая куски от эпопеи, редуцировала её до одного тома. Будет что почитать ребятам на досуге в перерыве между компьютерными стрелялками и фанатскими разборками.
Введённая, как и я, фотографией в заблуждение, интервьюерша спрашивает об истории «уникального» снимка: кто, когда и где снимал. Из невразумительного ответа Натальи Дмит-риевны следует, что фотография сделана «в первые дни ссылки, а не в самом лагере». Лагерные же номера Александр Исаевич вывез из лагеря и, «уже прибыв на место (ссылки. - В.Ч.), в один из первых дней они (бывшие лагерники. - Б.Ч.) нашили те же номера на телогрейки, так, как они ходили в лагере, и сфотографировали друг друга». Но, простите, Александр Исаевич сфотографировался с поднятыми вверх руками, поскольку уже знал, что через полвека в «Российской газете» будет помещён коллаж, долженствующий выдавить слезу у простаков-читателей?
Открываю интернетовскую «Википедию». В статье о Солженицыне помещён тот же «гулаговский» снимок. И подпись: «Охранник обыскивает заключённого Солженицына. Инсцениров-ка». А мы-то думали ...
Сколько же инсценировок показали нам СМИ за это смутное время!
В.Ч.
P.S. Правда, не совсем по теме.
С нашим телевидением не соскучишься. Как говорит один мой знакомый, хоть стой, хоть падай. 13 декабря, не помню по какому каналу, кажется, по пятому, идёт обычный трёп про модернизацию, нанотехнологии и всё такое. Ведущий, молодой человек с горящими глазами, поминутно разводя руками, трещит без умолку: столько-то бабла будет инвестировано, т.е. распилено, столько-то иностранцев примчится к нам в Сколково с прицелом на шнобелевскую премию, столько-то российских блудных учёных вернутся из-за рубежа и т.п. Перечисляет русских эмигрантов, которые творили за рубежом: авиаконструктор Сикорский, изобретатель телевидения Зворыгин... Я вначале подумал, что ослышался. Но нет — на экране появляется портрет В.К. Зворыкина и крупно надпись «Зворыгин». Да, для теперешних знатоков техники что Онегин, что Зворыгин... «Проходили» что-то подобное в школе.
Сомневаюсь, что что-нибудь путное получится из нашей «Силиконовой долины». Ну, разве что какую-нибудь новую технологию имплантации силиконовых му.., пардон, грудей, изобретут. И то, только если наши штирлицы да маты хари сопрут эту технологию в промежутке между очередными своими провалами.
ПАМЯТНАЯ ВСТРЕЧА
Душным июльским вечером я прогуливалась по старым тенистым улочкам подмосковного города, в котором живу. Навстречу мне шёл высокий мужчина лет тридцати, одетый по-летнему и, так сказать, одноцветно: вся его верхняя одежда - от кепи до кроссовок - была розового цвета.
Встречный вежливо поприветствовал меня и спросил, известна ли мне кратчайшая дорога на Гидрогородок. Я ответила утвердительно и объяснила, как быстрее всего туда пройти.
В знак благодарности мужчина протянул мне свёрнутые “трубочкой” газеты и сказал:
- Доброго вам здоровьичка, бабушка! Пожалуйста, примите от меня эти газеты. Хотя они не сегодняшние, но злободневные. И очень толковые.
Так я впервые увидела три экземпляра газеты “Народный собор” (её адрес в Интернете: www.narodsobor.ru). Среди упомянутых экземпляров оказался розовый лист бумаги с печатным текстом стихотворения. Цитирую этот текст полностью.
СОН И ЯВЬ
Спит близ центра города
Особняк блестящий.
Возле свалки города
Спит барак пропащий.
Кирпичам элитным
Снится чудный рай,
А древесным плитам
Снится мёртвый край.
После ночи горе
Шествует в барак,
В особнячный дворик
Едет кадиллак.
Явью сон сотрётся.
Результат - такой:
Лоб об лоб столкнётся
Роскошь с нищетой.
М.К. ТАРАСОВА