ТРИНАДЦАТОЕ АПРЕЛЯ

Второй год по стране идёт череда семидесятилетних юбилеев событий Великой Отечественной войны. Казалось бы, что за семьдесят лет восприятие этих событий должно было как-то сгладиться. Но происходит обратный процесс. Тема истории Второй мировой войны, став объектом для политических инсинуаций и прямых её искажений политическими проходимцами, вносит раскол в наше гражданское общество. Безудержная фальсификация порой доходит до абсурда. Так, например, навязывается до одурения глупейшее утверждение о том, что все победы Красной Армией были достигнуты вне зависимости от действий её Верховного главнокомандующего, Иосифа Виссарионовича Сталина. Армия побеждала без своего полководца. Таких чудес история человечества ещё не знала. Западные «партнёры» требуют от своих вассалов, нынешних отечественных властителей, превратить нас, потомков победителей той войны, в глупых Иванов, не помнящих родства. Но кровь наших предков кипит в наших жилах. Наши отцы, деды и прадеды, русские, украинцы, белорусы, татары, грузины, армяне, все народы Советского Союза, совершившие величайший ратный подвиг, положившие свои жизни на алтарь победы, надеются на нас, своих потомков, и взывают к защите исторической правды.

Отшумели торжества по семидесятилетнему юбилею Сталинградской битвы. На очереди торжества по победоносной битве на Курской дуге. Но семьдесят лет назад между этими битвами произошло событие, трагические последствия которого трудно переоценить по своей масштабности. Оно коренным образом повлияло на весь дальнейший ход Второй мировой войны. Произошло оно 13 апреля 1943 года. В этот день фашистская Германия распространила по всему миру сенсационное сообщение о том, что под Смоленском, в Катынском лесу, германскими оккупационными властями были обнаружены тела 12 000 польских военнопленных офицеров. В их зверском расстреле обвинялся Советский Союз. Из репродукторов во многих уголках мира, со страниц мировых газет на Советский Союз неслись обвинения в преступлениях против человечности. Одновременно с гитлеровцами кампанию против Советского Союза начало польское эмигрантское правительство Сикорского, которое своим заявлением поддержало германское сообщение, многократно усилив этим силу гитлеровской пропагандистской машины. Правительство Сикорского активно встало на путь пособничества оккупантам своей родины. Вот что об этом писал Черчиллю Сталин. «То обстоятельство, что враждебная кампания против Советского Союза начата одновременно в немецкой и польской печати и ведётся в одном и том же плане, - это обстоятельство не оставляет сомнения в том, что между врагом союзников – Гитлером и правительством г. Сикорского имеется контакт и сговор в проведении этой враждебной кампании». Действие правительства Сикорского Сталин расценил как «вероломный удар Советскому Союзу». Для того чтобы понять, почему Сталин так категорически отрицательно воспринял действие правительства Сикорского, необходимо оценить положение, в котором находился третий рейх в апреле 1943 года.

1943 год должен был стать годом разгрома Германии. Президент США Рузвельт и премьер-министр Великобритании Черчилль в письме Сталину от 27 января 1943 года, передавая результаты своих переговоров в Касабланке 14-23 января по этому поводу писали следующее: «Мы совещались с нашими военными советниками и приняли решения об операциях, которые должны быть предприняты американскими и британскими вооружёнными силами в течение первых десяти месяцев 1943 года. Мы хотим немедленно сообщить Вам о наших намерениях. Мы полагаем, что эти операции, вместе с Вашим мощным наступлением, могут, наверное, заставить Германию встать на колени в 1943 году». В ответном письме Сталин пишет: «Понимая принятые Вами решения в отношении Германии как задачу её разгрома путём открытия второго фронта в Европе в 1943 году, я был бы Вам признателен за сообщение о конкретно намеченных операциях в этой области и намечаемых сроках их осуществления».

Планы разгрома Германии уже в 1943 году были реальны. Поражение гитлеровцев под Москвой было воспринято Германией и её союзниками как досадная осечка, но поражение в Сталинградской битве привело гитлеровский стан в смятение. «Общие потери вражеских войск в районе Дона, Волги, Сталинграда составили около 1,5 миллиона человек, до 3500 танков и штурмовых орудий, 12 тысяч орудий и миномётов, до 3 тысяч самолётов и большое количество другой техники, – пишет Г.К. Жуков в своей книге «Воспоминания и размышления». – Такие потери сил и средств катастрофически отразились на общей стратегической обстановке и до основания потрясли всю военную машину гитлеровской Германии. Враг окончательно потерял стратегическую инициативу». К тому же советские войска прорвали блокаду Ленинграда, вышли на подступы к Ростову, была освобождена большая часть Северного Кавказа. В зимней кампании 1942 – 1943 годов Красная Армия разгромила более 100 дивизий врага, что составляло до 40% всех его дивизий на советско-германском фронте. Тяжёлые поражения и связанные с ними колоссальные людские потери привели к потере боевого духа гитлеровских армий и армий союзников. В них возникли пораженческие настроения и, главное, пошатнулась вера в истинности гитлеровских идей о завоевании жизненного пространства на Востоке.

А впереди была летняя военная кампания, которая должна была стать решающей. В ней антигитлеровская коалиция планировала разгромить Германию. В этих критических условиях для вермахта как воздух нужны были успешные наступательные операции. Так, фельдмаршал Кейтель 19 мая 1943 года на совещании в имперской канцелярии заявил: «Мы должны наступать из политических соображений». Для этого необходимо было обеспечить армию не только оружием, но и живой силой. Восточный фронт требовал десятков свежих дивизий. В условиях возрастающих пораженческих настроений, охвативших население как в странах союзников и сателлитов, так и в самой Германии, у вермахта возникли проблемы с мобилизацией. Гитлер был вынужден объявить тотальную мобилизацию мужчин в возрасте от 16 до 60 лет.

Именно для обеспечения летних боевых операций против Красной Армии людскими ресурсами, выполнения мобилизационных планов гитлеровцами была организована клеветническая кампания по дискредитации Советского Союза в глазах народов стран союзников, сателлитов и самой Германии. И эта кампания гитлеровской пропагандистской машине полностью удалась, позволив успешно выполнить мобилизационные планы, пополнив Восточный фронт десятками новых дивизий. Обманутые гитлеровской пропагандой пошли убивать «кровожадных русских» французы, итальянцы, венгры, румыны и другие народы Европы. Были среди них и поляки. Шестьдесят тысяч их попало в советский плен. А сколько всего поляков, поверивших гитлеровской пропаганде, воевало в рядах вермахта? И сколько на их счету жизней советских воинов?

Гитлеровская фальшивка о расстреле польских офицеров в Катынском лесу из-за преступных действий польского правительства Сикорского придала новый импульс, новые силы фашистской войне на уничтожение народов Советского Союза. Это был «вероломный удар Советскому Союзу» правительства Сикорского. Совершенно очевидно, что именно усиление вооружённых сил Германии и её союзников к лету 1943 года привело Рузвельта и Черчилля к отмене выполнения принятых в Касабланке решений об открытии второго фронта в августе 1943 года. Они продолжили занимать выжидательную позицию (кто кого), предоставив этим Гитлеру очередной карт-бланш. Катынская фальшивка продлила войну не менее чем на год и увеличила счёт её жертв. И счёт этот огромен.

За пятилетний период оккупации Польши в ней погибло 6 миллионов гражданского населения, в среднем более миллиона в год. В Советском Союзе за трёхлетний период оккупации погибло 18 миллионов гражданского населения, в среднем по 6 миллионов в год. Продление войны на год стоило 7 миллионов жизней только гражданского населения. А если к ним прибавить боевые потери? Только на советско-германском фронте обе воюющие стороны теряли в среднем по два миллиона убитыми в год. Итого счёт продления войны на год составил не менее 11 миллионов загубленных жизней. Не сосчитать миллионы трагедий матерей, сестёр, дочерей, оплакавших погибших. Скорбь их безмерна! Вот что за день был день 13 апреля 1943 года.

Организаторами начавшейся 13 апреля 1943 года клеветнической кампании против Советского Союза были не только гитлеровская Германия и польское правительство Сикорского. Был в ней свой серый кардинал. Этим серым кардиналом был премьер-министр Англии Уинстон Черчилль.

Польское правительство Сикорского, поддержав гитлеровскую клеветническую кампанию против Советского Союза, встало на путь пособничества агрессору. По законам военного времени пособничество агрессору подлежит суровому наказанию, поэтому решение Советского правительства о прекращении отношений с предательским правительством Сикорского было полностью обоснованным. По логике военного времени и союзнического долга так же должны были поступить правительства Англии и США. Но вместо этого Черчилль шлёт Сталину письмо за письмом (24.04., 25.04 и 30.04), в которых он уверяет о своей непричастности и пытается убедить Сталина, что разрыв с правительством Сикорского ослабит антигитлеровскую коалицию.

Каким образом? За самозванным лондонским правительством Сикорского не стояли сколько-нибудь серьёзные экономические, политические и военные силы. Всю войну правительство Сикорского утверждало, что оно руководит подпольными антифашистскими организациями в оккупированной Германией Польше. Вот что о них писал Сталин Черчиллю 23 июля 1944 года, в период освобождения Польши: «Так называемые подпольные организации, руководимые Польским Правительством в Лондоне, оказались эфемерными, лишёнными влияния». Реально правительство Сикорского было лишь представительской командой, которая могла только щёки надувать. Довод Черчилля о том, что разрыв с польским правительством может ослабить антигитлеровскую коалицию – откровенная ложь, которая нужна была ему для видимого обоснования невозможности порвать с польским правительством Сикорского. Он действительно не мог с ним порвать, поскольку сам принимал участие в гитлеровской антисоветской затее.

На письма Черчилля Сталин ответил двумя. Первым коротким посланием он извещал о том, «что дело перерыва отношений с Польским Правительством является уже делом решённым», а также обращал внимание на то, что «польская официальная печать ни на минуту не прекращает враждебную кампанию, а наоборот, усиливает её с каждым днём». Второе письмо интересно тем, что Сталин в нём, не выходя за рамки дипломатического этикета, практически напрямую обвиняет Черчилля в соучастии в клеветнической антисоветской кампании, коротко замечая: «Трудно себе представить, чтобы Британское Правительство не было информировано о проектировавшейся кампании».

Польское правительство, образно говоря, ело и пило из рук Черчилля. Совершенно очевидно, что оно было полностью зависимо от британского правительства и было совершенно не в состоянии принять самостоятельное решение в таком серьёзном вопросе. Оно могло действовать только с личного одобрения Черчилля. Пусть устного, но личного. В свете этого вывода становится ясным, кому была выгодна неожиданная гибель Сикорского. Генерал погиб в авиакатастрофе 4 июля 1943 года при возвращении в Лондон из инспекционной поездки на Ближний Восток. Все материалы крушения самолёта, на котором возвращался Сикорский, были засекречены британским правительством. Гибель Сикорского была как нельзя кстати. Освобождение Красной Армией Катыни стало вопросом ближайшего времени. Приближался, как говорят, момент истины. И было неизвестно, как поведёт себя Сикорский в этих условиях, что он предпримет под давлением неопровержимых доказательств расстрела польских военнопленных фашистами. Пособничество Сикорского оккупантам стало бы очевидным для мировой общественности, что нанесло бы непоправимый вред международному авторитету польского эмигрантского правительства. Для Черчилля его подельник Сикорский стал опасен. Как говорят в народе, он слишком много знал. Единственным выходом из создавшегося положения было устранение Сикорского.

Поведение Черчилля в катынском вопросе было не случайным. Политическая деятельность Черчилля во Второй мировой войне - это деятельность двурушника. С одной стороны, он представлял себя как одного из активных организаторов антигитлеровской коалиции, а с другой стороны, он постоянно, всю войну наносил вред своему же союзнику – Советскому Союзу. Два года, с 1942-го по 1944-й, Черчилль под любым предлогом оттягивал открытие второго фронта. Кому это было выгодно? Только Германии. Получается, что Черчилль действовал на пользу своему противнику. Такая политическая деятельность может быть расценена только как подлая по отношению к своему союзнику.

12 июня 1942 года было опубликовано коммюнике об итогах переговоров в Лондоне между Черчиллем и Молотовым, в котором говорилось о полной договорённости сторон в создании второго фронта в 1942 году. Через два месяца, несмотря на подписанное коммюнике, Черчилль нагло отказывается от своих же решений открыть второй фронт в 1942 году. 13 августа 1942 года Сталин в своём меморандуме Черчиллю по этому поводу, в частности, пишет: «Легко понять, что отказ Правительства Великобритании от создания второго фронта в 1942 году в Европе наносит моральный удар по всей советской общественности, рассчитывающей на создание второго фронта, осложняет положение Красной Армии на фронте и наносит ущерб планам Советского Командования». Сталин, видимо, исходя из дипломатических норм, не пишет прямо, что отказ от создания второго фронта выгоден противнику, Германии, но это и так ясно.

На следующий день, 14 августа, Черчилль отвечает Сталину следующим: «Ни Великобритания, ни Соединённые Штаты не нарушили никакого обещания. Я обращаю внимание на пункт 5 моего меморандума, вручённого г-ну Молотову 10 июня 1942 года, в котором отчётливо сказано: «Поэтому мы не можем дать никакого обещания». В 5-м пункте своего меморандума, врученного Молотову за два дня до подписания коммюнике, Черчилль писал: «Мы готовимся к десанту на континенте в августе или сентябре 1942 года. Как уже было ранее разъяснено, главным фактором, ограничивающим размеры десантных сил, является наличие специальных десантных средств. Однако ясно, что если бы мы ради того, чтобы предпринять действия любой ценой, пустились бы на некоторую операцию, которая окончилась бы катастрофой и дала бы противнику возможность торжествовать по поводу нашего провала, то это не принесло бы пользы ни делу русских, ни делу союзников в целом. Заранее невозможно сказать, будет ли положение таким, что станет возможным осуществить эту операцию, когда наступит указанный срок. Поэтому мы не можем дать никакого обещания в этом вопросе».

В 5-м пункте отражена вся суть политической деятельности Черчилля во время войны. «Мы готовимся, но не обещаем». Меморандум Черчилля был начальным документом в переговорах с Молотовым, отражавшем позицию Черчилля в начале переговоров, а коммюнике - это документ, отражавший принятые обоими сторонами решения в результате переговоров. После подписания сторонами коммюнике меморандум Черчилля терял всякую политическую, юридическую и иную силу. Он имел только исторический интерес, отражая начальное состояние переговоров. Ссылка Черчилля на свой меморандум – это самый настоящий циничный и наглый отказ выполнить принятые на себя обязательства.

Черчилль прекрасно понимал, что при тяжелейшем тогдашнем положении Советского Союза Сталин будет вынужден проглотить такой обман. Иначе как издевательскими не назовёшь рассуждения Черчилля в ответе Сталину о том, что «разговоры относительно англо-американского вторжения во Францию в этом году ввели противника в заблуждение и сковали его значительные военно-воздушные и сухопутные силы на французском побережье Канала (Канал - английское наименование пролива Ла-Манш. – Е.И.)». Зачем, мол, открывать второй фронт, если даже разговором о нём мы оттягиваем на себя значительные силы противника.

В то время, когда на фронтах Советского Союза ежедневно гибли тысячи бойцов, гитлеровцами ежедневно уничтожались тысячи мирных граждан, Черчилль позволял себе заниматься безответственной политической игрой, словоблудием и прямым обманом. 12 февраля 1943 г. Черчилль уверяет Сталина, что операция форсирования Канала будет осуществлена в августе 1943 г., а уже в письме от 4 июня 1943 г., отказывается от своих обещаний, извещая Сталина о переносе операции на весну 1944 г. Сталин в очередной раз вынужден был смириться с обманом союзников. Обращает на себя внимание то, что Рузвельт и Черчилль обещали Сталину открыть второй фронт в августе 1943 г., т.е. тогда, когда будут известны предварительные итоги летней кампании боёв на Восточном фронте. Можно предполагать, что если бы гитлеровцы побежали так, как они побежали в 1944 году, то господа Рузвельт и Черчилль открыли бы второй фронт, чтобы поучаствовать в победе. Но усилившись благодаря успешной весенней мобилизации, гитлеровцы не побежали, а только лишь, по их же словам, планомерно отступили с целью выравнивания линии фронта. Поэтому, хотя конечная победа Советского Союза в войне уже была для всех очевидна, сил у германских войск было ещё достаточно, чтобы основательно потрепать Красную Армию и ухудшить послевоенное состояние Советского Союза. Полагаю, к такому итогу стремились господа Рузвельт и Черчилль, отказавшись открыть второй фронт в августе 1943 года.

Всю войну Черчилль занимал выжидательную позицию, которая однозначно доказывает, что он совершенно не желал победы Советского Союза. Его высокородную, спесивую душу совершенно не волновала мысль о том, что такая выжидательная позиция ведет к увеличению жертв войны, дополнительной гибели миллионов людей. За грязную политику Черчилля заплатили своей жизнью миллионы бойцов Красной Армии и мирных жителей Советского Союза. И не только нашей страны. Гибло мирное население и других оккупированных стран. Полагаю, что целью политики Черчилля было спалить Советский Союз в горниле войны с Германией, после чего Великобритания и США с малыми потерями окончили бы войну в нужную для своих стран пользу. Но впервые в истории Англии её традиционная политика помогать в войне слабейшему противнику, а затем прийти к ослабшим войной соперникам и получить лавры победительницы не сработала, хотя её руководитель, лорд Черчилль, строго этому придерживался всю войну. Англия в лице своего лидера Черчилля полагала, что вот-вот окончательно ослабший в войне Советский Союз придёт на поклон и ради военной помощи пойдёт на любые политические уступки. Именно поэтому под любым предлогом Черчилль сдерживал открытие второго фронта. Но Сталин не шёл ни на какие уступки, а только настойчиво требовал открытия второго фронта. Более того, второй фронт господами Черчиллем и Рузвельтом был открыт только лишь потому, что исход войны мог бы решиться и без участия их стран. После открытия второго фронта не Сталин к Черчиллю, а Черчилль к Сталину пошёл на поклон, когда англо-американское воинство стало в январе 1945 года беспорядочно драпать от немцев в Арденнах. Но вернёмся к событиями 13 апреля 1943 года.

Существует мнение, что правительство Сикорского не могло поступить иначе. Оправдывая действие правительства Сикорского, польские историки утверждают, что речь шла не о политическом шаге, а о трагедии, унёсшей тысячи лучших сынов польского народа. Какой пафос! Только возникает вопрос: почему о миллионах поляках, которые в это время уничтожались в нацистских концлагерях, польское правительство волновалось значительно меньше? Давайте рассмотрим действие правительства Сикорского исходя из того, что оно имело все основания считать Советский Союз виновным в зверском расстреле 12 000 польских военнопленных офицеров.

Основной и единственной целью любой воюющей страны является достижение победы. Исходя из этой цели, понимая, что поддержка гитлеровской кампании ослабит силы союзника - СССР и усилит противника - Германию, польское правительство ни в коем случае не должно было допустить своего участия в гитлеровской кампании и только лишь после разгрома Германии потребовать международного расследования этого преступления. Поскольку это преступление привело к колоссальным дополнительным потерям в войне, такое же требование с полной очевидностью должно было исходить от участников войны – Англии и США. Советскому Союзу, если бы он был виновен в расстреле 12 000 польских военнопленных офицеров, расследование было бы крайне невыгодным, опасным. Советский Союз стремился бы придать забвению это преступление. Но после войны всё произошло с точностью до наоборот. Именно Советский Союз представил на Нюрнбергском процессе материалы по катынскому преступлению и именно Англия и США, в лице своих представителей в Международном трибунале, предложили прекратить начатое было расследование. Водимо, уже тогда, в далёком 1946 году, правящими кругами Англии и США, изготовленная нацистами катынская фальшивка планировалась использованию в будущем. Поэтому они не желали внести раз и навсегда окончательную ясность в этом вопросе. Но всё же в окончательном решении Нюрнбергского трибунала катынское преступление было внесено в перечень преступлений фашизма. И это неоспоримый факт.

Нюрнбергский процесс над руководителями гитлеровской Германии проходил с 26 ноября 1945 года по 1 октября 1946 года. Одним из главных обвиняемых на процессе был министр иностранных дел гитлеровской Германии Иоахим фон Риббентроп. В ходе процесса им были написаны мемуары, в которых он пытается дистанцироваться от гитлеровских преступлений. Это естественно. Любой преступник пытается себя оправдать. Но интерес к мемуарам Риббентропа заключается в том, что изложенные в них события и отношение к ним автора не искажены послевоенной политической конъюнктурой, поскольку автор сразу после процесса был казнён. Риббентроп приводит в мемуарах доводы об отсутствии у Трибунала правовой основы. Он пишет: «Суд состоял только из представителей держав-победительниц, односторонне заинтересованных в осуждении обвиняемых. Они были судьями в своём собственном деле, что противоречит любому представлению о праве. Суд осудил обвиняемых на основании Устава, созданного пост фактум. Тем самым был нарушен другой фундаментальный принцип права: нет наказания без закона». Эти доводы были действительно сложной юридической проблемой, вставшей перед странами-победителями при подготовке процесса. В доказательство правовой несостоятельности трибунала Риббентроп приводит также доводы об отсутствии правомочности трибунала осуждать за совершенные злодеяния. Он пишет: «Между тем другой стороной в отношении немцев, особенно на Востоке, совершались злодеяния, ничем не уступающие убийству евреев. Судьям, государствами которых совершались или допускались такие зверства (к тому же после войны), не дано право выносить приговоры немцам». В этих доводах очень весомо прозвучал бы пример виновности Советского Союза в расстреле польских военнопленных офицеров в Катыни. Но Риббентроп не приводит этого примера. В его мемуарах вообще ничего не говорится о расстреле в Катыни. Может быть только одна причина такого умалчивания. Риббентроп, видимо, полагал, что факт расстрела польских военнопленных офицеров в Катынском лесу немцами окончательно раскрыт и писать об этом - только себе во вред. Умалчивание Риббентропом в своих предсмертных мемуарах Катынского расстрела свидетельствует о виновности в этом преступлении гитлеровцев.

Существует ещё один титулованный свидетель обвинения фашистов в катынском расстреле. Это не кто иной как Уинстон Черчилль, собственной персоной. Нюрнбергский процесс не прошёл и половины пути, когда он в своей знаменитой фултоновской речи обвинил Советский Союз в агрессии против западных стран, в бесчеловечности советского режима. В этих обвинениях катынский пример прозвучал бы кстати. Но он не прозвучал. Отсюда очевидный вывод: Черчилль исходил из того, что гитлеровская фальшивка полностью раскрыта и для обвинения Советского Союза уже не представляет интерес.

Всякое преступление имеет мотив. Катынское преступление не исключение. Какой же мотив, какую цель преследовали организаторы расстрела польских военнопленных офицеров? Антисоветчики, обвиняющие Советский Союз в этом преступлении, вразумительного ответа на этот вопрос не дают. Погибший в авиакатастрофе президент Польши Лех Качинский отвечал на этот вопрос просто: «Расстреляли потому, что они были поляки». Такая глупость может родиться только в воспаленном русофобией мозгу шляхтича. Одним из основных принципов советской идеологии был интернационализм. Уважение ко всем нациям воспитывалось у советских людей с детства. Вспомнить хотя бы знаменитые слова Сталина: «Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остаётся». Этой фразой он отделил немецкий народ от преступлений фашизма. Советское руководство во главе со Сталиным не имело никаких причин организовывать массовый расстрел польских военнопленных офицеров.

У фашистов причин массового расстрела поляков было более чем достаточно. Осенью 1941 года фашистские лидеры, уверенные в скорой победе над Советским Союзом, приступили к решению задачи управления народами захваченных государств. В основу управления они заложили известный в истории принцип «разделяй и властвуй», сеял вражду между покорёнными народами. Полагаю, именно эту цель преследовали нацисты, организовав массовый расстрел добровольно сдавшихся им польских военнопленных офицеров. После захвата Советского Союза гитлеровцы планировали вскрыть захоронение расстрелянных ими поляков и объявить виновниками этого преступления русских, усилив этим и без того исторически сложившуюся нелюбовь поляков к русским.

Обращает на себя внимание то, что нацистов, организаторов расстрела, совершенно не отягощала необходимость создания доказательств причастности к расстрелу русских. Ведь они уже мнили себя победителями, которым нет необходимости что-либо доказывать. Если бы они задумались на эту тему, они не расстреливали бы поляков немецким оружием, не выбрали бы местом захоронения территорию пионерского лагеря, не связывали бы руки поляков перед расстрелом немецким шпагатом. Повторяю, они уже мнили себя победителями. Но ход войны пошёл по-другому. Заранее заготовленная фальшивка потребовалась раньше. Потребовались не просто утверждения фашистов, а фактические доказательства расстрела русскими, о которых организаторы расстрела даже не задумывались. Фальшивка была настолько топорной, что она не возымела бы успех, не поддержи её правительство Сикорского.

Распространение лжи, инсинуаций, провокаций и фальсификаций являлось основным методом в фашистской идеологии. Главный обвинитель от Великобритании на Нюрнбергском процессе, Хартли Шоукросс, в своей заключительной речи привёл следующие слова Гитлера: «Победителя позднее не спросят о том, говорил ли он правду. В развязывании и ведении войны имеет значение не правда, а победа». Хартли Шоукросс назвал приведённые слова Гитлера «краеугольным камнем нацистской политики». В Карлсхорсте, в здании, в котором был подписан исторический акт безоговорочной капитуляции фашистской Германии, в настоящее время расположен музей Второй мировой войны. Переходя из зала в зал музея, рассматривая его экспонаты, я наткнулся на, записанную на диктофоне речь Гимлера, произнесённую им в Познани 4 октября 1943 года: «Истинная правда и то, что эти русские, образованны они или нет, проявляют склонность к самым извращённым вещам, вплоть до пожирания своего товарища и хранения в продуктовой сумке печени своего соседа. Это чётко вписывается в шкалу нравственных ценностей этого славянского народа и его представителей. … Мы, немцы, единственные во всём мире порядочно относящиеся к животным, будем порядочно относиться и к этим людям-скотам». Эта речь приводит в ужас. Как бы в мире относились к русским, если бы фашисты выиграли войну? Как к очевидным убийцам и зверям! Разве можно этому лживому источнику верить?

Сегодня гитлеровская фальшивка реанимирована. Политики Англии и США оказались дальновидными, помешав на Нюрнбергском процессе внести раз и навсегда окончательную ясность в этом вопросе. Но сегодня, в отличие от событий семидесятилетней давности, активными сторонниками гитлеровской фальшивки являются не только потомки и последователи правительства Сикорского. В нашей стране фальшивку поддержали члены Государственной Думы и руководство страны, совершив этим государственное преступление. Ради очернения советского прошлого они пошли на откровенное предательство. Потомки фашистских фальсификаторов торжествуют. Дело рук фашистов живёт. Реанимированная фальшивка ждёт своих очередных жертв.

Евгений Иванько, кандидат технических наук

 

ДОКУМЕНТЫ

Люди с того света

«Я потерял понапрасну день, мои друзья». Так гласит одно старое латинское изречение. Невольно вспоминаешь его, когда думаешь о потере дня 18 (5) января.

После живой, настоящей, советской работы, среди рабочих и крестьян, которые заняты делом, рубкой леса и корчеванием пней помещичьей и капиталистической эксплуатации, — вдруг пришлось перенестись в «чужой мир», к каким-то пришельцам с того света, из лагеря буржуазии, ее вольных и невольных, сознательных и бессознательных поборников, прихлебателей, слуг и защитников. Из мира борьбы трудящихся масс и их советской организации против эксплуататоров — в мир сладеньких фраз, прилизанных, пустейших декламаций, посулов и посулов, основанных по-прежнему на соглашательстве с капиталистами.

Точно история нечаянно или по ошибке повернула часы свои назад, и перед нами вместо января 1918 года на день оказался май или июнь 1917 года!

Это ужасно! Из среды живых людей попасть в общество трупов, дышать трупным запахом, слушать тех же самых мумий «социального», луиблановского фразерства, Чернова и Церетели, это нечто нестерпимое.

Прав был тов. Скворцов, который в двух-трех кратких, точно отчеканенных, простых, спокойных и в то же время беспощадно резких фразах сказал правым эсерам: «Между нами все кончено. Мы делаем до конца Октябрьскую революцию против буржуазии. Мы с вами на разных сторонах баррикады».

А в ответ — потоки гладеньких-гладеньких фраз Чернова и Церетели, обходящих заботливо только (только!) один вопрос, вопрос о Советской власти, об Октябрьской революции. «Да не будет гражданской войны; да не будет саботажа», — заклинает Чернов от имени правых эсеров революцию. И правые эсеры, проспавшие, точно покойники в гробу, полгода — с июля 1917-го по январь 1918-го, встают с мест и хлопают с ожесточением, с упрямством. Это так легко и так приятно, в самом деле: решать вопросы революции заклинаниями. «Да не будет гражданской войны, да не будет саботажа, да признают все Учредительное собрание». Чем же это отличается, по сути дела, от заклинания: да примирятся рабочие и капиталисты? Ровно ничем. Каледины и Рябушинские вместе с их империалистскими друзьями всех стран ни от заклинаний сахарного сладкопевца Чернова, ни от скучных, отдающих непонятной, непродуманной, извращенной книжкой поучений Церетели не исчезнут и не изменят своей политики.

Либо победить Калединых и Рябушинских, либо сдать революцию. Либо победа в гражданской войне над эксплуататорами, либо гибель революции. Так стоял вопрос во всех революциях, и в английской XVII века, и во французской XVIII века, и в немецкой XIX века. Как же это мыслимо, чтобы вопрос не стоял так в русской революции XX века? Как же эти волки станут агнцами?

Ни капли мысли у Церетели и Чернова, ни малейшего желания признать факт классовой борьбы, которая не случайно, не сразу, не по капризу: или злой воле кого бы то ни было, а неизбежно, в долгом процессе революционного развития, превратилась в гражданскую войну.

Тяжелый, скучный и нудный день в изящных помещениях Таврического дворца, который и видом своим отличается от Смольного приблизительно так, как изящный, но мертвый буржуазный парламентаризм отличается от пролетарского, простого, во многом еще беспорядочного и недоделанного, но живого и жизненного советского аппарата. Там, в старом мире буржуазного парламентаризма, фехтовали вожди враждебных классов и враждебных групп буржуазии. Здесь, в новом мире пролетарско-крестьянского, социалистического государства угнетенные классы делают грубовато, неумело...

В.И. Ленин

Статья была написана 18 (5) или 19 (6) января 1918 г. Рукопись не окончена.