НАКАНУНЕ ВОЙНЫ

(Продолжение. Начало в №№21,22,25,34,36,38,40,44,47,49-52 2013 г., 3-14 2014 г.)

ЧП №3

К 19 часам 21 июня положение войск у границы было следующим.

Войска ПрибОВО-СЗФ и 26-й армии КОВО находятся на боевых позициях или рядом с ними. В некоторых других местах приграничные дивизии хотя отошли от границы в полевые лагеря, но тем не менее находятся в боеготовности. А во всем Западном округе и 5-й армии КОВО боеготовность отменена почти полностью.

Но при этом командный состав знает, что завтра немцы начнут войну. Можно представить идиотское состояние офицеров двух округов: им сообщили, что завтра начнется война, но войска от границы отвели и даже отменили боеготовность! Чтобы как-то их отвлечь и успокоить, сначала приказали организовать 22 июня показные учения. А затем распорядились загнать на запланированные ранее концерты офицеров и солдат где только можно. Фактически армия по своему состоянию разделилась на две части: одна в боеготовности, другая фактически насильно «демобилизована», но тоже знает, что завтра начнется война.

Поэтому Тимошенко попытался привести к “общему знаменателю” всю армию, узаконив то, что они с Жуковым частично уже сделали явочным порядком. Составив войскам “концертную программу” и приказав командующим округами тянуть время, в 19 часов нарком обороны сделал первую попытку уговорить исполняющего обязанности Председателя СНК повсеместно убрать войска от границы.

Смысл его предложений представляется таким: немцы явно готовят крупную провокацию, поскольку с иной целью нападать неполным составом армии вторжения не имеет смысла. А мы уже и так зашли слишком далеко, выдвинув свои войска к самой границе. Чтоб устранить возможность преждевременного соприкосновения РККА и вермахта по нашей вине, войскам в боеготовности следует ждать нападения врага не на боевых позициях, а в полевых лагерях.

Тимошенко с адмиралом Кузнецовым пробыл в сталинском кабинете чуть больше часа. Не сумев добиться желаемого, в 20.15 наркомы покинули его.

Однако через 35 минут, в 20.50 Тимошенко снова вернулся туда, но уже с Жуковым. Причину этого Жуков изложил, и мы убедились, что он врет. Но поскольку «Директива №1» все же появилась, значит, за это время произошло что-то важное.

Действительно, случилось то, что было нужно для появления такой директивы, чего все ожидали и боялись одновременно – почти классическая провокация на границе. 21 июня в девятом часу вечера на литовском участке советско-германской границы разгорелся бой пограничников и частей Красной Армии с подразделением вермахта:

“На мариампольском направлении также самоотверженно действовали пограничники 3-й комендатуры. На этом участке первый бой, длившийся до 22 часов, с большой группой регулярной немецкой армии разгорелся в 20 часов 30 минут 21 июня в районе лесной чащи. Подразделение автоматчиков противника было полностью уничтожено”. (Чугунов А.И. О тех, кто встретил войну на границе. Изд-во “Знание”, М., 1975, с.11.)

Было еще светло, и пограничники легко могли отличить одетых в немецкую униформу солдат от каких-либо диверсантов или бандитов.

Нападению Германии на Польшу предшествовали отдельные стычки на польско-германской границе, бои местного значения и, наконец, генеральная немецкая провокация в Глейвице. И вот теперь, когда всем известно, что через несколько часов начнется германо-советская война, немцы вновь стали раскручивать подобный сценарий!

Перестрелки на границе случались и раньше, но то, как правило, были столкновения пограничников с бандгруппами и переодетыми в форму РККА диверсантами. Теперь же на границе произошел настоящий бой с подразделением Вермахта. Опыт 1939 года заставлял думать, что за этим должна последовать более серьезная провокация.

Для Тимошенко и Жукова, целый день пытавшихся обезопасить, как они полагали, ситуацию на границе отменой боеготовности войск, это новое ЧП стало настоящим подарком. Теперь появилась возможность уговорить главу Правительства, во избежание роковых осложнений для СССР, отвести войска от границы.

Хотя что значит – «подарок»? Успех, как правило, приходит к тому, кто его готовит. Очевидно, читатель уже заметил, что как только начинался очередной этап приведения в боеготовность Красной Армии, так почти каждый раз случалось чрезвычайное происшествие, этому мешающее. В начале мая разразился международный скандал сразу после того, как приняли решение о переброске советских войск с Дальнего Востока на западную границу. 18 июня войска заняли позиции у границы, но буквально на следующий день произошел инцидент в Перемышле, после которого наркомат обороны отвел от нее части прикрытия. И вот теперь – лишь только там опять возжелали отвести войска от границы, как тут же словно на блюдечке возникло новое ЧП!

Директива о провокациях

Закончив сказку про перебежчиков, Жуков переходит собственно к директиве:

“— Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, — сказал нарком».

Историки частенько льют слезы, что “директива №1” получилась (якобы по упертости Сталина) чересчур длинной, а ее передача и дешифровка заняли много времени, и потому-де войска не успели ее выполнить. А вместо нее следовало дать короткий сигнал – например, “ввести в действие план прикрытия-41” (либо “Буря”, “Гроза” или тому подобное). А якобы жаждавший боеготовности Жуков что-то подобное и предлагал и.о. председателя СНК. Как бы не так!

«— Читайте! — сказал И. В. Сталин.

Я прочитал проект директивы. И. В. Сталин заметил:

— Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений”. (Жуков, Т.1, с.370.)

Жуков невольно проговорился, что их с Тимошенко вариант директивы был длиннее, чем якобы «сталинский», и, самое главное, другим по смыслу. Ни о какой короткой команде типа «Приступить к выполнению плана прикрытия-41» Тимошенко с Жуковым тогда не заикались, да и не могли по известным уже причинам.

Что они предлагали конкретно, можно гадать. Повторю – скорее всего, там было указано, кого и куда отводить, чтобы избежать попадания советских войск в немецкие провокации. Но и.о. председателя СНК с ними не согласился. От него только смогли добиться указаний, что провокаций ожидать все-таки следует и на них не поддаваться. И еще они добились существенной дезориентации войск о времени нападения немцев. Если сутки назад войска правильно готовили к нападению немцев в 3-4 часа утра 22-го июня, то теперь срок был размазан на целых два дня – 22-23 июня, а само нападение из безусловно предопределенных перешло в разряд возможных событий:

«Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.

Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота.

1. В течение 22-23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.

2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

3. Приказываю:

а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Тимошенко. Жуков.

21.6.41г.».

Впервые на то, что эта директива вовсе не о “боеготовности”, а истинный ее смысл – «не поддаваться на провокации», указал Ю.И. Мухин. («Дуэль N 36(281) 3 сентября 2002) В самом деле. В преамбуле директивы прямо указана главная задача – “не поддаваться ни на какие провокационные действия”. После боя с немцами на границе появление такой задачи становится понятным. Хотя она тут же ставит серьезнейший вопрос, который так и остался без ответа: а как войска поймут, что это провокация, а не реальное нападение?

Далее идет подтверждение тому, что уже было выполнено раньше – “войскам… быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев”. То есть утвердивший директиву и.о. Предсовнаркома считал, что войска на тот момент находились в боеготовности. Что еще раз подтверждает: если ее где-то отменили, то сделали это незаконно, несмотря даже на приказ наркома.

А в приказной части перечисляются конкретные мероприятия, которые следует выполнить в эту ночь – то, что не было доделано по боеготовности в предыдущие дни и часы. Прежде всего – занять огневые точки на самой границе, что до тех пор запрещалось.

Тот самый пункт о боеготовности, по которому историки дали название директиве – стоит только на третьем месте в третьей, приказной части. Смысл его – привести в боеготовность оставшиеся части. Которые по каким-то причинам еще не были боеготовыми. Другими словами, ликвидировать оставшиеся “хвосты” в данном направлении.

Ну и бросается в глаза отсутствие связи директивы со сведениями жуковского перебежчика: ему якобы поверили в главном, что завтра утром начнется война, но вместо сообщенного им точного времени нападения – утро 22 июня – указали размазанный на целых два дня срок.

Саботаж “Директивы №1”

Итак, получив якобы столь долгожданное разрешение объявить войскам боеготовность, в 22-20 Тимошенко и Жуков вышли из Кремля с готовой «Директивой №1». Заместитель Жукова генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин сразу выехал в Генеральный штаб, чтобы немедленно передать ее войскам.

В штабы округов директиву передали в 0 часов 30 минут 22 июня, затратив только на ее отправку больше двух часов. Но для тех, кто будто бы стремился к немедленной боеготовности, это очень много. Техника того времени вполне позволяла передать текст директивы быстрее. Даже в ЗапОВО за меньшее время ее успели не только получить, расшифровать и обсудить в дружественной обстановке, но и вновь зашифровать и отправить штабам армий уже к 2 часам 25 минутам. (Галицкий К.Н. Годы суровых испытаний. М., “Наука”, 1973. с.35-36).

Но пусть какую-никакую, а директиву Жуков получил, зная при этом, что передача ее будет достаточно долгой. Если ему нужна была немедленная готовность частей на позициях, то каких действий от них следовало ожидать? Разумеется, схватить телефон ВЧ-связи с аппаратурой засекречивания речи и приказать командующим – поднимайте войска немедленно, немцы вот-вот нападут!

Тимошенко и Жуков по возвращении из Кремля действительно активно пользовались телефоном и неоднократно говорили по ВЧ с командующими округами Кузнецовым, Павловым, Кирпоносом и их начальниками штабов. (Жуков, Т.2, с.7) Может, срочный выход на боевые позиции был целью указаний? Как бы не так!

Вечером 21 июня генерал армии Мерецков как представитель Ставки выехал в Ленинградский военный округ. Перед отъездом задачу ему ставил лично маршал Тимошенко. В этот момент Директива №1 уже была готова да плюс о том, что утром немцы нападут, все узнали еще сутками раньше. Но главной задачей Мерецкова было не отбить это нападение:

«С. К. Тимошенко сказал тогда:

— Возможно, завтра начнется война! Вам надо быть в качестве представителя Главного командования в Ленинградском военном округе. Его войска вы хорошо знаете и сможете при необходимости помочь руководству округа. Главное — не поддаваться на провокации.

— Каковы мои полномочия в случае вооруженного нападения? — спросил я.

— Выдержка, прежде всего. Суметь отличить реальное нападение от местных инцидентов и не дать им перерасти в войну. Но будьте в боевой готовности. В случае нападения сами знаете, что делать.

Итак, продолжает действовать прежняя установка. Сохранить мир для страны, на сколько удастся: на год, на полгода, на месяц… если все же война начнется, но не сейчас, а потом, то тогда легче будет вступать в нее. Выиграть время во что бы то ни стало! Еще месяц, еще полмесяца, еще неделю. Война, возможно, начнется и завтра. Но нужно попытаться использовать все, чтобы она завтра не началась. Сделать максимум возможного и даже толику невозможного. Не поддаваться на провокации, ведь действует заключенный с Германией договор. Не плыть по течению, а контролировать события, подчинять их себе, направлять в нужное русло, заставлять служить выработанной у нас концепции. Но что мы сейчас можем сделать, чтобы война не началась завтра?» (Мерецков К.А. На службе народу. — М.: Политиздат, 1968, с.209-210).

Итак, Тимошенко приказывал быть в боевой готовности и попытаться предотвратить войну. Но что можно сделать сегодня для предотвращения неизбежной войны, коли враг решил непременно начать ее завтра? Если вести себя тише воды ниже травы, то так ее вряд ли предотвратишь. Но именно такую стратегию избрал Тимошенко – оттянуть войну хотя бы на неделю. И в тот вечер 21 июня главной его заботой была не встретить всей мощью врага на боевых позициях, а непонятно на чем основанная надежда оттянуть его способом, который можно назвать словом «не высовываться». А у кого чего болит, тот о том и говорит, хоть лицом к лицу Мерецкову, хоть по телефону ВЧ Кузнецову или Павлову. На допросе 7 июля бывший командующий Западным округом Павлов показал:

«В час ночи 22 июня с.г. по приказу народного комиссара обороны я был вызван в штаб фронта…

Первым вопросом по телефону народный комиссар задал: “Ну, как у вас, спокойно?” Я ответил, что очень большое движение немецких войск наблюдается на правом фланге, по донесению командующего 3-й армией Кузнецова, в течение полутора суток в Сувальский выступ шли беспрерывно немецкие мотомехколонны. По его же донесению, на участке Августов - Сапоцкин во многих местах со стороны немцев снята проволока заграждения. На других участках фронта я доложил, что меня особенно беспокоит группировка “Бялоподляска”.

На мой доклад народный комиссар ответил: “Вы будьте поспокойнее и не паникуйте, штаб же соберите на всякий случай сегодня утром, может, что-нибудь и случится неприятное, но смотрите ни на какую провокацию не идите. Если будут отдельные провокации - позвоните”. На этом разговор закончился”. (1941 год, книга вторая, с.456.)

Тимошенко, который 20 и 21 июня двумя директивами подряд письменно предупредил войска о внезапном нападении, и в час ночи 22 июня большой войны не ждал. Его по-прежнему заботила возможность провокаций, потому о срочном выводе на боевые позиции у него речи нет. Поскольку Павлов обязан был считаться с тем, что его показания может прочесть и Тимошенко, то вряд ли он сильно исказил слова наркома. Надо полагать, суть разговора он передал верно.

Между тем, пока Мерецков собирался в путь, где-то с одиннадцати часов вечера практически весь старший комсостав западных округов сидел в штабах и ждал распоряжений из Москвы. Однако никто из них команды срочно выводить войска на позиции по телефону не дождался. Наоборот, они дождались другой команды, и то, что в это время происходило, примеру, в ПрибОВО-СЗФ, уже не удивляет.

Вот приказ командира 16 стрелкового корпуса 11-й армии, отданный 5-й, 33 и 188-й стрелковым дивизиям в 1 час 30 минут 22 июня:

№0012

Серия «Г»

22.6.41.

Командирам 5, 33 и 188 сд

Командующий 11 армией приказал:

1. Мин не ставить.

2. Для охраны ДЗОТ оставить небольшие группы дозоров под командой среднего командира. Остальных людей рот, обеспечивающих полосу предполья, снять немедленно.

3. Работы на основной полосе продолжать.

Командир 16 стрелкового корпуса

Генерал-майор Иванов

Начальник штаба (подпись)

Отправлено в 1.30 22.6.41.

(ЦАМО РФ, ф.848, оп.1, д.1, л.3.)

Остановимся на нем. Около часа ночи командующий армии приказывает войскам оставить предполье. Даже просто по логике событий ни командарм, ни командующий округом по своей инициативе такой приказ не могли дать! Еще утром 21 июня они сами предупредили начсостав, до стройбатов включительно, что через сутки начнется война. За день обстановка на границе только ухудшилась, а с темнотой немцы открыто стали выходить к нашим позициям. Кто в такой обстановке станет отводить роты из предполья? Только тот, кому строго приказали это сделать!

Несомненно, такой приказ пришел с самого верха. Если из НКО до командира корпуса приказ шел по телефону, на это затратили меньше часа, если же из округа он шел шифром по телеграфу – то около 3-х часов. То есть в Генштабе приказ отдали около полуночи плюс-минус один час. В то самое время, когда, как пишет Жуков,

«…мы с наркомом обороны по возвращении из Кремля неоднократно говорили по ВЧ с командующими округами Ф. И. Кузнецовым, Д. Г. Павловым, М П. Кирпоносом и их начальниками штабов».

И эти указания – прямая противоположность указанию «Директивы №1»:

«Приказываю: а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе… Тимошенко, Жуков»!

То есть в директиве, которая в тот момент еще не дошла до войск, нарком и его начальник штаба писали одно, а по телефону приказывали прямо противоположное! Что нас уже не должно удивлять – несколькими часами ранее он также давал указания, противоречащие содержанию отданной по приказу Сталина «директивы 20.06.41».

Это было еще до прихода в ПрибОВО-СЗФ “Директивы №1». Но вот та директива добралась, наконец, до командующего округом Ф.И. Кузнецова. И что же? Давая на основе ее приказ войскам о нападении врага, Кузнецов, тем не менее, вопреки этой самой директиве, вновь фактически запрещал подразделениям занимать позиции в предполье. Вот приказ, который он дал своим армиям в 2.25 22 июня:

Военным советам 8-й и 11-й армий

22 июня 1941 г. 2 часа 25 минут

1. Возможно в течение 22-23.6.41 г. внезапное нападение немцев на наше расположение. Нападение может начаться внезапно провокационными действиями.

2. Задача наших частей – не поддаваться ни на какие провокационные действия немцев, могущие вызвать крупные осложнения.

Одновременно наши части должны быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев и разгромить [противника].

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять оборону основной полосы. В предполье выдвинуть полевые караулы для охраны дзотов, а подразделения, назначенные для занятия предполья, иметь позади. Боевые патроны и снаряды выдать.

В случае провокационных действий немцев огня не открывать. При полетах над нашей территорией немецких самолетов не показываться и до тех пор, пока самолеты противника не начнут боевых действий, огня не открывать.

(Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Выпуск 34. М., Воениздат, 1953, с.33.)

Еще раз подчеркну: прямое требование “директивы №1” – занять огневые точки на границе, что Кузнецов и запрещает делать.

Очевидно, командующий округом нарушил директиву своего прямого начальника – наркома обороны – потому, что тот по телефону прямо и приказал нарушить свой письменный приказ. Что, впрочем, опять нас не должно уже удивлять. Значит, дожал-таки в какой-то мере по телефону Жуков командующего самым боеготовым на тот момент фронтом (вспомним его ругань и угрозы в адрес Кузнецова), как тот не сопротивлялся с 20 июня, причем дожал в самый последний момент.

Видимо, решающую роль тут сыграл бой в девятом часу вечера на участке его округа: получив давно страшившую всех провокацию именно на вверенном ему участке обороны, Кузнецов на этот раз вынужден был частично уступить начальству.

Такую линию с готовностью войск Тимошенко и Жукова продолжили даже после нападения немцев. У генерала Болдина после скандала с Павловым из-за поездки в Белосток, куда Павлов очень хотел поехать, состоялся следующий разговор с Тимошенко:

“За короткое время в четвертый раз вызывает нарком обороны. Докладываю новые данные. Выслушав меня, С. К. Тимошенко говорит:

— Товарищ Болдин, учтите, никаких действий против немцев без нашего ведома не предпринимать. Ставлю в известность вас и прошу передать Павлову, что товарищ Сталин не разрешает открывать артиллерийский огонь по немцам.

— Как же так? — кричу в трубку. — Ведь наши войска вынуждены отступать. Горят города, гибнут люди!

Я очень взволнован. Мне трудно подобрать слова, которыми можно было бы передать всю трагедию, разыгравшуюся на нашей земле. Но существует приказ не поддаваться на провокации немецких генералов.

— Разведку самолётами вести не далее шестидесяти километров, — говорит нарком.

Докладываю, что фашисты на аэродромах первой линии вывели из строя почти всю нашу авиацию… Настаиваю на немедленном применении механизированных, стрелковых частей и артиллерии, особенно зенитной.

Но нарком повторил прежний приказ: никаких иных мер не предпринимать, кроме разведки в глубь территории противника на шестьдесят километров”. (Болдин И.В. Страницы жизни. — М.: Воениздат, 1961. c.85-86.)

В этом отрывке много странного. Например, почему нарком передает указания командующему округом через его зама? С чего это командующий сам не захотел говорить с наркомом? Что, нарком ему уже был не нужен? Но интересующий нас момент Болдин в основном передал верно, ибо писал эти строки при живом Тимошенко, и тот в случае большого вранья по его адресу, мог лично высказать свое ай-я-яй товарищу Болдину. А ссылка на товарища Сталина, запрещающего вести артогонь по немцам – очевидно, попытка Болдина как-то подсластить пилюлю для Тимошенко.

То есть, Тимошенко и Жуков саботировали выполнение якобы с таким трудом выбитой ими у и.о. Председателя СНК директивы. Значит, даже в таком виде «Директива №1» была для главнокомандования РККА слишком радикальной и опасной, и появилась против их желания. Следовательно, они хотели чего-то совсем другого, осторожного, если не совсем противоположного.

Конечно, Тимошенко был неправ, но, надо признать, не на все сто процентов. В тот же день сотрудники ТАСС передали из Японии, что в японском руководстве отнюдь не всем было ясно, кто начал германо-советскую войну:

Токио, 22 июня (ТАСС)

Бывший японский посол в СССР Того: “На основании газетных сообщений, - заявил Того, - пока трудно решить, какая сторона выступила первой”. (ГАРФ, ф. р-4459, оп.27, д.274, л. 186.)

Г.Н. СПАСЬКОВ

(Продолжение следует)

 

БОГАТЫЙ ХЛЕБ ЦЕЛИНЫ

В 2013 г. исполнилось 115 лет со дня рождения Трофима Денисовича Лысенко. Его невестка Александра Фёдоровна, кандидат педагогических наук, бывшая учительница школы в Горках Ленинских рассказывает о том, какую позицию занимал ученый в отношении освоения целинных и залежных земель.

После войны нашей стране нужен был хлеб, и И.В. Сталин обратил пристальное внимание на целину. Однажды президенту ВАСХНИЛ, академику Т.Д. Лысенко сообщили, что с ним хочет обсудить вопрос освоения целины Сталин. Т.Д. Лысенко хорошо знал Сибирь и Северный Казахстан, так как ему в начале войны пришлось решать там ряд проблем: спасать урожай, организовывать посев озимой ржи по стерне. Поэтому он достоверно знал природные условия целинного края: климат, почвы, растительность, занятия местных людей, о чём уже рассказывал в Кремле И.В. Сталину, а также о попытках освоения целины в царское время.

Во время встречи они говорили о трудностях земледелия из-за суровых малоснежных зим и засушливого лета, о недостаточном количестве осадков, что в дальнейшем могло превратить эти земли в пустыню, о необходимости лесопосадок. Т.Д. Лысенко, перечисляя трудности земледелия, говорил о том, что освоение целины обеспечит хороший урожай только в течение трёх лет. Потом начнутся черные бури и суховеи, которые подхватят верхний слой почвы вместе с семенами и унесут их на сотни километров. Овёс под влиянием новых условий жизни породит сорняк овсюг, который непригоден даже на корм скоту. Произойдет и биологическое засорение пшеницы: в колосе твёрдой пшеницы появятся зёрна мягкой, и семена на целину придётся завозить из других мест.

Речь шла и о том, что на целине нет дорог, зернохранилищ, жилья для тех, кто приедет туда работать, воды. А нарушение традиционного занятия местного населения скотоводством приведёт к сокращению производства мяса в стране.

Беседа переключилась от вопроса экстенсивного развития сельского хозяйства - увеличения производства зерна за счет распашки новых земель - к интенсивному его развитию за счет электрификации, химизации, механизации сельхозпроизводства, мелиорации земель. Всё это требовало специализации хозяйств, создания межколхозных предприятий по переработке продукции, выведению высокоурожайных сортов культур, высокопродуктивных видов скота. Таков должен быть путь развития нашего сельского хозяйства, особенно в Европейской части страны, убеждал учёный. В конце беседы И.В. Сталин на освоение целины махнул рукой (в буквальном смысле).

Н.С. Хрущёв в воспоминаниях пишет: «Сталин был категорически против, запрещая производить дополнительную распашку земель и вводить их в севооборот. Возможно, он хотел сосредоточить внимание на культуре земледелия, обеспечить производство зерна за счет роста урожайности, более интенсивного ведения хозяйства. Это правильный путь, но сложный, трудоёмкий... В стране существовала возможностъ расширения посевных площадей за счёт распашки целинных земель, но этого не делалось...».

Это сделал он. Спустя несколько месяцев после смерти Сталина Хрущёв ставит на обсуждение сельскохозяйственных специалистов вопрос об освоении целинных и залежных земель Южного Урала, Западной Сибири и Северного Казахстана. Спор был жарким. Т.Д. Лысенко повторил то, что сказал И.В. Сталину о целине. Он доказывал, что средства надо вкладывать в Нечерноземье Европейской части страны и организовывать там интенсивное ведение сельского хозяйства.

Несмотря ни на что, 21 января 1954 года было принято постановление Президиума Центрального Комитета КПСС «Об обеспечении зерном страны и подъёме целинных земель». Предполагалось получить 10 центнеров зерна с гектара (на посев уходит 2-3 центнера).

Т.Д. Лысенко как президент Всесоюзной ордена Ленина академии сельскохозяйственных наук имени В.И. Ленина не имел права быть сторонним наблюдателем целинных преобразований. В январе 1954 года он пишет в Совет министров Союза ССР Н.С. Хрущёву: «На осваиваемых летом 1954 года целинных и старозалежных землях, то есть по парам и ранней зяби, в степных и лесостепных районах Сибири и Казахстана можно и необходимо в 1955 году получить в среднем 15 центнеров с гектара зерна яровой пшеницы, вместо предполагаемых для записи в проекте решения 10 центнеров». В письме он обосновывает своё мнение.

Освоение целинных и залежных земель в 1954 году началось без всякой подготовки: без дорог, зернохранилищ, без квалифицированных кадров, жилья, ремонтной базы для техники. На целину отправляли все производимые в стране тракторы и комбайны, студентов на время летних каникул, механизаторов в сезонные командировки. Природные условия степей не принимались во внимание, не были разработаны щадящие условия обработки почв, не учитывались песчаные бури и суховеи. Сорта зерновых были не приспособлены к целинным районам. Авралы и штурмовщина приводили к неразберихе и неувязкам.

Освоение целинных земель превратили в очередную кампанию, способную быстро решить продовольственную проблему. За 1954-1961 годы в целину было вложено 20 процентов всех средств, выделенных для сельского хозяйства СССР. Из-за этого аграрное развитие традиционных сельскохозяйственных районов земледелия прекратилось. На целине предполагалось за первые два года распахать 13 млн. га, а распахали 33 млн. га и создали 425 зерновых совхозов. Земли целины в первые годы давали сверхвысокие урожаи, но скоро урожайность стала падать, и в неурожайные годы не могли собрать даже посевной фонд.

Произошло то, о чём предупреждал Т.Д. Лысенко, - начались страшные пыльные бури, почва выветривалась, в воздух поднимались тучи земли. Справедливости ради надо сказать, что целина дала 597,5 млн. тонн зерна.

О неподготовленности к освоению целины говорит содержание постановлений ЦК КПСС и Совмина СССР. С 22.01.1954 г. по 19.01.1984 г. их было 67. Назову некоторые из них: о переселении людей, особенно молодёжи, об улучшении торговли и питания, о медицинском и культурно-бытовом обслуживании, о строительстве жилья и зернохранилищ, об уборке урожая и вспашке зяби, о сохранности зерна, о завозе скота и развитии животноводства, о шефстве над целинными совхозами.

Несмотря на своё отрицательное отношение к освоению целины, президент ВАСХНИЛ в первых числах июля 1960 года посетил много колхозов и совхозов нескольких областей Северного Казахстана, где в тот год ожидался хороший урожай яровой пшеницы. Он выступает на совещании работников сельского хозяйства Акмолинской, Кустанайской, Кокчетавской, Павлодарской. Северо-Казахстанской, Карагандинской областей, даёт советы по созданию агротехнических возможностей раннего созревания хлебов, по борьбе с овсюгом, по стерневым посевам озимой ржи как предшественницы яровой пшеницы. Лысенко говорит о том, что уборка урожая на целине -трудное и сложное дело в земледелии края.

Уборка зерна длится с 10 по 15 сентября и продолжается до конца октября. Позднее созревание и поздняя уборка урожая в осеннюю непогоду приводят к снижению качества зерна и его потерям. Большие потери зерна происходят при обмолоте, при хранении на токах, на складах. Всё это повышает себестоимость зерна. Поздняя уборка не даёт возможности производить осеннюю (зябливую) пахоту, которая на целине крайне нужна для подготовки полей под урожай будущего года.

Обосновывая необходимость более раннего сева зерновых, Т.Д. Лысенко говорил, что самая высокая влажность почвы бывает весной. Чтобы ранние посевы не испытывали весеннего голодания, осенью в почву нужно внести удобрения. Специфические почвенные организмы своими ферментами превратят неусвояемые химические соединения почвы и элементы воздуха (азот) в усвояемые формы. А суровые зимы сохранят их для ранних посевов яровой пшеницы. Омская научно-исследовательская сельскохозяйственная станция вела несколько лет опыты с твёрдой пшеницей под руководством Т.Д. Лысенко. Она подтвердила теоретические предположения ученого.

На совещании Т.Д. Лысенко говорил о другой колоссальной угрозе земледелию - засорении полей и обочин дорог сорняком - овсюгом, что особенно опасно для рано высеянной твёрдой пшеницы. Т.Д. Лысенко разъяснял, что сорняк овсюг был порождён овсом, для которого внешние условия целины и питание оказались неподходящими. И в теле овса появились зачатки другого вида, более подходящего условиям этой внешней среды. Новый вид быстро размножился и стал вытеснять тот вид, который его породил.

Что же делать? Необходимо иметь совершенно чистый от семян овсюга семенной материал пшеницы и других культур. Высевать пшеницу там, куда ещё не проник овсюг. Соблюдать на семенных участках пшеницы строгие семенные севообороты - не сеять пшеницу по пшенице, что приведет ещё к одной беде: в колосе твёрдой пшеницы появятся зерна мягкой. Нужны срочные, радикальные способы по уничтожению овсюга - опрыскивание полей с овсюгом химическими гербицидами.

Третий вопрос, поднятый на совещании, относился к посеву озимой ржи по стерне, которая задерживает снег. Рожь созревает в конце июля, разгружает уборку, помогает бороться с овсюгом и эрозией почвы. Стерневые посевы ржи могут быть использованы как зеленая масса для скота, так и для получения зерна ржи. Главное - после уборки землю надо вспахать, обработать. И эти пашни - лучшие предшественники под ранний весенний посев яровой пшеницы.

По-видимому, кто-то из присутствовавших на совещании руководителей хозяйств и специалистов взял советы-размышления Т.Д. Лысенко на вооружение и внедрял в практику. Но каких-либо официальных постановлений и решений не последовало.

С 1964 года интерес руководства страны к целине падает. С этого года и до 19.01.84 г. было принято по целине пять постановлений. Они касались строительства на ВДНХ монумента, посвященного целинникам, наград и юбилейных поздравлений. Жаль, что на совещании у Н.С. Хрущева в те 1950-е годы не прислушались к убедительным доказательствам Т.Д. Лысенко против освоения целины. Сколько пропало денег и человеческого труда!

Вспоминаю слова Т.Д. Лысенко: «Люди же не дураки, что испокон веков занимались там скотоводством. Нужно было вкладывать деньги в Нечерноземье страны, в интенсивное сельское хозяйство, как это делают на Западе». Если бы мы не разрушили собственную страну, сейчас мы бы имели своё продовольствие, да ещё экологически чистое.

А.Ф. ЛЫСЕНКО

Фото из семейного архива, «Видновские вести», №72, 2013 г.