БЕСПРЕДЕЛ?

Помнится, в свое время в СМИ обсуждалась отставка Ю.М. Лужкова. Это обсуждение было широким, но не продуктивным – из-за того, что его участники оперировали понятиями только формальных законов.

Законы формальные и неформальные

Дело в том, что в любой социальной структуре наряду с формальными действуют и неформальные законы и правила. Неформальные правила – естественная реакция системы на несовершенство формальных установок. Неформальные правила дополняют, уточняют или исправляют формальные законы и в каждой социальной структуре они имеют свои отличия. Невозможно разработать формальные законы, пригодные для любых структур при всех конкретных условиях. Поэтому для нормального функционирования общества вместе с формальными законами необходимы и негласные правила и установки.

Вот пример. Согласно Строевому уставу Советской Армии, вне строя солдат в расположении воинской части обязан был передвигаться только бегом или строевым шагом. Но, кажется, еще никто не видел в обычных частях солдат, направляющихся строевым шагом в туалет или в медпункт. А вот в дисциплинарных батальонах это положение устава выполнялось неукоснительно.

А вот пример абсурдности ситуаций, возникающих при исключении неформальных правил. В караульной роте служил простодушный парень с пятью классами образования по фамилии Акулич. Первое время он добросовестно нес службу, надеясь на исполнение своей мечты – назначения на должность командира отделения. Когда же Акулич осознал несбыточность своей мечты (в роте его считали слегка придурковатым), то решил комиссоваться из армии и придумал гениальный способ реализации своего решения: он стал строго выполнять некоторые положения уставов.

Часовые, охранявшие стоянки самолетов, вопреки уставу никогда не задерживали нарушивших границы поста летчиков, возвращавшихся домой после ночных полетов. Акулич же, действуя строго по уставу, продержал более часа на двадцатиградусном морозе легко одетого летчика. Командование, которому доложили о происшествии на посту, вынуждено было объявить Акуличу благодарность «за бдительное несение караульной службы». Через несколько дней Акулич повторил свой «подвиг». Ему опять объявили благодарность, но в караул после этого его больше не назначали.

Вместо караула Акулича стали регулярно назначать дневальным. Но и в этом качестве он сумел отличиться. По уставу при каждом появлении в казарме командира роты дневальный был обязан подавать команду «рота, смирно!». Командир роты в течение дня неоднократно входил и выходил из казармы. Поэтому обычно дневальный подавал команду при первом появлении командира роты в казарме, а при последующих его появлениях только показывал желание подать команду, получал от командира роты соответствующий знак и отказывался от своего намерения. А вот Акулич при каждом появлении командира роты в дверях казармы набирал в легкие побольше воздуха, а затем, точно в ухо командиру, орал: «Рота, смирно!!!». На возмущение командира: «Ты что, дурак?», Акулич непонимающе отвечал: «Ну, ты, в натуре, я же команду подал». Очень скоро его направили на обследование в госпиталь. Врачи обследовали Акулича около года, психических отклонений в его здоровье не нашли, но на всякий случай рекомендовали не давать ему в руки оружия.

Может быть, кому-то покажется, что рассмотренные примеры свидетельствуют об абсурдности советских уставов. Но это не так. Эти уставы разрабатывались не на пустом месте, а на основе военного опыта многих поколений. Просто уставы, как и любые формальные правила, необходимо использовать с умом, т.е. в комплексе с негласными правилами.

Какие опасности могут возникнуть при игнорировании формальных законов, показывает следующий пример. Молодой солдат впервые в жизни заступил на пост. А в это время местный прапорщик, собравшийся на ночную охоту, для сокращения пути решил проехать через охраняемый объект. Когда часовой остановил машину, из нее выскочил нетрезвый прапорщик и с бранью двинулся к часовому. От растерянности у молодого солдата выскочило из головы всё, чему он успел научиться за короткое время службы в армии, и он начал палить из СКС (самозарядный карабин Симонова) в воздух. Причем молодой солдат, видимо, вспомнив просмотренные в детстве фильмы, после каждого выстрела передергивал затвор (для перезарядки СКС этого делать не следует – карабин после выстрела перезаряжается автоматически), из-за чего патроны из магазина вылетали на землю. И только когда прапорщик приблизился к часовому почти вплотную, часовой решился выстрелить в человека и последним патроном ранил прапорщика в плечо. Этот инцидент разбирался командованием очень долго. Ведь часовой, хотя и задержал нарушителя, действовал явно не по уставу. В конце концов, было решено закрыть глаза на неумелые действия часового. Прапорщика после лечения в госпитале уволили из армии, а солдата поощрили двухнедельным отпуском.

Это происшествие закончилось относительно благополучно и для прапорщика, и для солдата. Для прапорщика – потому что на посту оказался неопытный солдат. Опытный часовой уложил бы прапорщика на землю уже вторым выстрелом (первый выстрел – в воздух), и вряд ли он отделался бы легким ранением. А часовому повезло, что у него остался последний патрон. Иначе прапорщик мог бы сделать с часовым всё, что пришло бы в его пьяную голову.

Неформальные правила действуют только в тех социальных структурах, для которых они предназначены, а перенос их в другие структуры не приносит эффекта. На Камчатке командир роты провожал на самолет уволившихся в запас военнослужащих. В аэропорту к солдатам с радостными объятиями кинулся знакомый им подвыпивший мужичок. Этот безобидный мужичок работал кочегаром в котельной. Ни дома, ни семьи у кочегара не было, а ночевал он на куче угля в котельной. На Камчатке довольно заметную часть населения составляли люди, побывавшие в местах заключения, и наш мужичок относился к их числу. Но, судя по его рассказам, и в блатной среде мужичок занимал очень низкое место.

Мужичок был рад даже сдержанной реакции солдат на его приветствия – они стояли выше него на социальной лестнице, и с пониманием воспринимал брезгливое презрение, исходившее от офицера – капитан Советской Армии и не мог иначе относиться к простому бомжу. Но офицеру, наконец, надоело присутствие бомжа и он ему бросил: «Канай отсюда!». После этих слов мужичок преобразился: «Канай?! Ты что, блатной?!». В мгновение ока в глазах мужичка капитан был сброшен с недосягаемых высот на уровень существа, незаконно использующего воровской жаргон. А перед ним стоял уже не бомж, а человек, имевший право говорить на фене.

В последнее время в повседневную лексику из воровского жаргона вошло слово «беспредел», означающее нарушение всех писаных и неписаных законов. Именно в таком значении это слово является одним из немногих заимствований, не засоряющих, а обогащающих язык, ибо в русском языке не было слова, обозначающего это явление. Нарушения формальных законов происходят довольно часто. Негласные правила нарушаются гораздо реже. Это и понятно – ведь они становятся правилами тогда, когда их начинает выполнять большая часть данной социальной группы. Негласные правила играют значительно большую роль в жизни общества, нежели формальные законы. Если для толкования формальных законов общество содержит целую армию специально обученных людей – юристов, то негласными правилами пользуются все члены общества самостоятельно. И если наряду с формальными законами нарушаются и неформальные установки, то в данной социальной структуре наступает настоящий «беспредел». Члены этой структуры теряют ориентацию в своих действиях и структура погружается в хаос. Естественно, что в любой структуре совершенно объективно появляются механизмы, направленные на сохранение устойчивости структуры. Поэтому и наказание за нарушение неформальных законов, как правило, неотвратимо.

В одном южном вузе в среде преподавателей-взяточников установился определенный обычай приема экзаменов. Перед экзаменами староста группы по установленной таксе собирал со студентов деньги, а затем передавал экзаменатору собранную сумму вместе со списком студентов, отказавшихся платить за оценку. Экзаменатор, оценивая знания студентов, как правило, завышал на один балл отметки студентам, оплатившим экзамен и на столько же занижал оценки «неплательщикам». Конечно, экзаменатор в некоторых случаях мог по своему усмотрению отступить от этого правила, но в любом случае он не имел права изменить истинную оценку более, чем на два балла. Иными словами, незнающий студент не мог получить «пятерку», а знающий предмет на «отлично» - «двойку».

Но среди преподавателей нашелся один доцент, отказывавшийся подчиняться неписаным законам. Всем «неплательщикам», независимо от их знаний, доцент ставил «двойки». Причем если за первый экзамен доцент требовал 100 руб., то за повторный – уже 200 руб. Если же студент продолжал упорствовать, то за сдачу экзамена в третий раз плата увеличивалась до 300 руб. Такое поведение доцента очень не нравилось его коллегам, и доцента регулярно освобождали от должности, как не прошедшего по конкурсу. Но каждый раз, пользуясь поддержкой в министерстве, доцент восстанавливался.

Доцент не отступал от своих принципов и на приемных экзаменах – никто не мог получить у него положительную оценку бесплатно. В один несчастный для себя день доцент принимал вступительный экзамен у девушки, приехавшей из глухой деревни. Эта девушка была гордостью не только своей семьи, но и всей деревни. Ее родители наивно считали, что их умную дочку примут в институт без всяких взяток, да и денег больших в семье не было. Доцент же, не получив взятки, без колебаний поставил ей «двойку». Но на его беду та приехала в город не одна, а с недавно вернувшимся из армии братом. Увидев плачущую сестрёнку, горячий парень прорвался в аудиторию, вытащил доцента из-за стола, нашел в столе список оплативших экзамен абитуриентов, а затем сдал доцента вместе со списком в милицию. За доцента никто не заступился, и он получил максимальный срок, предусмотренный уголовным кодексом за взяточничество. Эта история завершилась счастливым концом – «добро победило зло». Девушка поступила в институт, ее брат вернулся в деревню героем, ее жители могли гордиться односельчанами, победившими «городских взяточников», преподаватели и студенты вуза наконец-то избавились от ненавистного доцента, правоохранительные органы «разоблачили» крупного взяточника, а горком партии отрапортовал об успехах в борьбе с «антиподами социалистической морали». Самое же главное, была восстановлена «справедливая» система обучения в институте: не хочешь учиться – плати деньги, нет денег – тогда, извини, придется учиться.

В данной истории рядовой член структуры был наказан за нарушение неформальных законов этой структуры. А вот обратный пример, когда уже сам неформальный закон защитил рядового члена структуры. В этом же южном городе торговая система функционировала в тесном взаимодействии с правоохранительными органами, выплачивая «налоги» не только в денежном, но и в «натуральном» выражении. «Натуральный налог» заключался в выделении торговой структурой из своих рядов людей, которых правоохранительные органы могли привлечь к ответственности. Торговец, выбранный в качестве жертвы, обязан был принять всю вину на себя и не говорить ничего лишнего. Взамен он получал небольшой срок, в течение которого его семья материально обеспечивалась торговой структурой. После отбытия срока торговец как герой возвращался на прежнее место работы.

Но вот однажды один из торговцев, отбывавший заключение, на свидании с женой узнал, что его семья обещанной помощи не получает. Проверку полученных сведений заключённый поручил «независимому адвокату». В этой хорошо отлаженной криминальной системе существовал и такой институт, эффективности которого официальная юстиция может только позавидовать. «Адвокаты» в этой системе выступали в качестве экспертов, консультантов, посредников, третейских судей и т.п. Эти «адвокаты» были действительно независимыми, а их независимость обеспечивалась тем, что они, в отличие от современных частных адвокатов, платы с клиентов не брали. Вознаграждение за свою работу «адвокаты» получали от системы за само нахождение в своей «должности». А сохранить свою «должность» «адвокат» мог только безусловной объективностью – в противном случае его авторитет в глазах членов сообщества сразу бы пошатнулся. Получив от «адвоката» подтверждение нарушения «договора», торговец счел себя свободным от взятых ранее обязательств и дал показания на всех работников магазина. Правоохранительные органы на этот раз оказались неподкупными и с удовольствием «раскрыли» «сверхплановое» преступление.

Всё это – простые примеры из уже далёкого советского прошлого. И приведены они только для иллюстрации, казалось бы, совершенно очевидной, но почему-то игнорируемой большинством нынешних аналитиков истины – в любом обществе кроме формальных действуют и бесчисленные объективные неформальные законы. Формальные и неформальные законы взаимосвязаны, но принципиальное различие между ними заключается в том, что формальные законы – продукт творчества ограниченного числа людей, а неформальные – отражение объективной реальности.

А что же собой представляет РФ?

Нынешняя РФ кардинально отличается от СССР. Естественно, что резкая смена экономической модели должна была повлиять как на формальные, так и на неформальные законы.

Изменения произошли во всех слоях российского общества и проявляются даже в мелочах. В советское время мальчики считали неприличным употребление нецензурных выражений в присутствии девочек и взрослых. А сейчас уже сами девочки непринуждённо матерятся в любом обществе. Раньше очень редко можно было встретить на улице курящую женщину, а сейчас женщины курят на ходу. Когда-то не считалось зазорным попросить у незнакомого человека на улице закурить, а сейчас такое встречается редко. И так далее.

Но все эти изменения в мелочах являются производными изменений самой основы государства. И, конечно же, изменения этой основы не могли не привести к появлению нового кодекса поведения внутри правящего слоя.

В былые времена в высшем руководстве СССР, безусловно, существовали определенные правила поведения, неформальные иерархия, принципы карьерного роста, групповой борьбы и т.п. Все эти неформальные правила со временем менялись – при Брежневе они были уже совсем не такими, как при Сталине.

Конечно, очень многое в жизни правящей элиты регулировалось негласными правилами. Но эти правила в принципе не могли поколебать основы государственной системы, т.к. сами неформальные правила являлись отражением и частью системы.

Более того, система ограничивала действие неформальных законов. Представители элиты жили в хороших многокомнатных квартирах – но не во дворцах. Их дети учились в престижном МГИМО – но не в Оксфорде или Кембридже. Руководители СССР были людьми небедными – но счетов в зарубежных банках у них не было. Конечно, высшие чиновники могли порекомендовать своих хороших знакомых на высокие должности, но как бы хорошо они не относились, например, к знакомому продавцу спальными гарнитурами, продвинуть его на должность министра обороны было им не под силу. Неформальные законы позволяли представителям правящей элиты удовлетворять все свои разумные (а, может быть, и некоторые неразумные) потребности.

Именно поэтому руководители страны, распоряжаясь огромной собственностью, оставались наемными работниками системы – хозяина этой собственности. Плохими или хорошими были они работниками – другой вопрос. Но объективно руководители страны были вынуждены действовать, в меру своего понимания, в интересах системы – просто потому, что тот максимум личных благ, который они могли получить от системы, был ничтожно мал по сравнению с управляемой ими собственностью. А уровень жизни населения СССР напрямую зависел от эффективности функционирования этой системы.

Иную картину представляет собой государственное устройство западных стран. Эти страны, по сути, являют собой конфедерации крупных корпораций, действующих на их территории. Соответственно, первоочередной задачей западных государств является защита интересов этих корпораций. В обязанности государственных органов входят: защита интересов корпораций на внутреннем и внешнем рынках, регулирование отношений между этими корпорациями, обеспечение работоспособности общегосударственных систем (политической, финансовой, социальной, правоохранительной и др.). Все же государственные чиновники, начиная с самого нижнего ранга и кончая премьер-министрами и президентами, фактически являются наемными работниками крупных корпораций. А благосостояние населения западных стран определяется прежде всего эффективностью крупных корпораций. Всё остальное – вторично.

Конечно, как и в любой социальной структуре, в западных странах наряду с формальными действуют и неформальные законы. Ни в одной конституции нет статей о подчинении государственной власти крупным корпорациям, тем не менее руководство западных стран никогда не принимает решений, противоречащих интересам крупных компаний. Нет формальных законов, предоставляющих отставным министрам места в советах директоров крупных компаний, но почему-то министры после отставки усаживаются в эти уютные кресла.

Нынешнее устройство западных стран в принципе сложилось уже более полувека назад. В последнее время непрерывно отлаживались применительно к изменяющимся условиям как формальные, так и неформальные законы. А некоторые негласные правила оформлялись юридически в качестве официальных законов, например, законы о лоббировании или финансировании избирательных кампаний. Но основа государственного устройства (подчинение власти интересам крупных корпораций) остается незыблемой.

Что же представляет собой РФ? Ее государственное устройство принципиально отличается как от советской, так и от западной системы. Наверное, справедливо считать это устройство переходной моделью. Но если отправная точка этого перехода нам знакома, то конечная точка – совершенно неизвестна. А чтобы хоть что-то разглядеть в туманном будущем, полезно присмотреться к настоящему. Но и с настоящим разобраться непросто, если учитывать только формальные законы, действующие на территории РФ. Ну а учесть все неформальные законы, в силу их многообразия и негласного характера, практически невозможно.

Для оценки общего характера происходящих в обществе процессов достаточно определить главные задачи, решаемые государственной властью. В СССР – это защита политических и экономических интересов страны как системы, в западных странах – защита интересов крупных корпораций.

В РФ задачи государственной власти лучше всего выражает приписываемый «демократами» большевикам лозунг – «отнять и поделить!». Приписывание большевикам этого лозунга выглядит весьма странно, т.к. сделать это можно только при полном невежестве в арифметике, истории и экономике. Даже из этимологии слова «коммунистический» ясно, что лозунгом носителей коммунистической идеологии никак не могло быть разделение собственности. Если же очень хочется использовать арифметические метафоры, то идеологию большевиков лучше всего выражает лозунг: «отнять, сложить, а сумму умножить!».

На самом деле это их собственный лозунг! Ведь приватизация есть не что иное, как раздел собственности. Что же касается слова «отнять», то изъятие собственности – непременное условие любого изменения формы собственности. Только большевики отнимали собственность у частных владельцев, а «демократы» - у государства.

По сравнению со сложением, деление – более сложное арифметическое действие. Основная сложность операции заключалась в том, что изъятую у государства собственность предстояло разделить неравномерно между всеми членами общества (ясно, что делить равномерно – всё равно, что вообще не делить).

Для решения сложной проблемы на помощь «демократам» пришли иностранные «консультанты». Совместными усилиями были назначены первые «олигархи»: Березовский, Гусинский, Смоленский, Ходорковский, Фридман, Авен, Потанин. Эта группа представляла собой довольно разношёрстную компанию: доктор физ.-мат. наук, малоизвестный режиссер, комсомольский функционер, ельцинский министр…

Стороннему наблюдателю невозможно понять, какие критерии были приняты во внимание при выборе олигархами именно этих людей. Казалось бы, во главе «бизнеса» должна была встать самая обеспеченная часть советского общества – так называемая «творческая элита». Тем более, что именно ее представители громче всех рассказывали об «основах рыночной экономики». Но когда дошло до дела, «властители дум» отошли в сторону. В лучшем случае они приобрели рестораны, магазины, аптеки. И только малозаметный провинциальный режиссер Гусинский бесстрашно окунулся в рыночную стихию, став единственным «представителем культуры в крупном бизнесе».

Наверное, могли бы рассчитывать на долю «трофейной» собственности в числе первых и другие лица: высшие функционеры КПСС, генералы КГБ, военное руководство, обеспечившее «нейтралитет» армии, диссиденты – ветераны войны против СССР.

Увы, их надеждам не суждено было сбыться. Одни партийные функционеры устроились в администрации новой власти, другие подыскали местечки в структурах «оппозиционных» партий, а большинство – тихо ушло на пенсию. Генералы КГБ пошли в услужение новоявленным «олигархам», возглавив службы безопасности банков и компаний. Маршалы и генералы Советской Армии удовлетворились отдыхом на уютных дачах, а про диссидентов вообще забыли.

Даже бывший командующий «внутренним фронтом» М.С. Горбачев оказался обделенным. После получения Нобелевской премии мира он вроде бы нашел себя в рекламе пиццы, но очень скоро эту «халяву» у Горбачева отобрали, и остался он со своим жалким «фондом Горбачева». А как бедняга старался! Обидно…

Разношерстную компанию первых «олигархов» объединяет одно: все они в конце 80-х годов занимались спекуляциями. Но спекулянтов такого ранга в то время в СССР было очень много. А выбрали «олигархами» именно эту группу. Такой выбор кажется случайным. Но, как известно, всякая случайность – непознанная закономерность.

Шло время, иностранные «советники» разъехались по домам, а неподелённой собственности в РФ оставалось еще очень много. Нелегкие заботы по разделу оставшейся советской собственности пришлось взвалить на свои хрупкие плечи молодой российской власти.

В течение двух десятилетий список «олигархов» постоянно пополнялся. Если назначение первых «олигархов» еще можно было назвать случайным, то дальнейший раздел и передел собственности уже после отъезда основной массы зарубежных «специалистов по приватизации» должен был регулироваться какими-то негласными законами. Тем более, что свои права на «трофейную» советскую собственность предъявили некоторые крупные западные компании.

Неформальные законы, в отличие от формальных, невозможно принять «сразу в трех чтениях». Для их утверждения в качестве фактически действующих законов необходимо определенное время. Путинская администрация сделала очень много для становления более или менее устойчивой системы отношений в обществе. Время правления Путина по праву может быть названо «периодом стабилизации». «Стабилизация» проявилась в следующем: утверждение негласных правил раздела и передела собственности, а также доходов от ее эксплуатации, возникновение симбиоза государственной власти и «бизнеса», установление определенной неформальной иерархии внутри этого симбиоза, расширение круга лиц, пользующихся доходами от использования «трофейной» собственности.

Несомненно, путинская администрация пользовалась гораздо большей самостоятельностью, нежели ельцинская. Если, благодаря рекомендациям зарубежных «специалистов», в 90-х годах удалось дезорганизовать экономическую жизнь в РФ, погрузив ее в хаос (кстати, это – очень важное и необходимое условие раздела советской собственности), то на плечи путинской команды легла тяжелая задача навести какой-то порядок в разделе «трофейной» собственности. И с этой задачей команда успешно справилась.

Теперь собственность стала попадать в руки не кому попало, а исключительно «хорошим людям» (они же – «эффективные собственники»). А «хорошие люди» - те, кто выполняет требования негласных законов. Конечно, при наведении порядка не обошлось без сопротивления некоторых «олигархов». Но, как и положено, нарушители «законов» были наказаны. Гусинский и Березовский отправились в Лондон, Невзлин и братья Чёрные – в Израиль, а Ходорковский – в тюрьму. И все они лишились большей части приобретенного в 90-е годы богатства.

Важную роль в стабилизации обстановки в РФ сыграло образование симбиоза власти и «бизнеса». В иных странах это явление называется «коррупцией», но у нас это – фактор стабилизации. И в таком утверждении нет ни тени иронии. Как отмечалось выше, в западных странах государственная власть подчиняется крупным корпорациям. Это естественно: у корпораций есть деньги, и на эти деньги они нанимают государственных чиновников, вплоть до президентов и премьер-министров

Ситуация в РФ совершенно иная. Во-первых, в РФ очень мало компаний мирового уровня. К таким компаниям, безусловно, относятся Русал, Газпром, Сбербанк, может быть, Роснефть, Норникель и еще пара-тройка нефтяных и металлургических компаний. А крупных машиностроительных корпораций, подобных Дженерал электрик, Сименсу, Альстому у нас вообще нет.

Во-вторых, у нас собственность во время приватизации раздавалась не компаниям, которых в то время еще не было, а частным лицам. И только потом эти лица организовывали свои компании. Таким образом, в отличие от западных стран у нас первичными являются интересы не компаний, а их собственников. Принципиальное различие! Так, например, власти США обязаны защищать интересы компании Дженерал электрик независимо от того, кто ею владеет. А наша власть должна была бы отстаивать интересы «эффективных собственников» вне зависимости от того, какими компаниями они владеют, что эти компании производят и производят ли они вообще что-либо, на каких островах компании зарегистрированы.

В-третьих, защищая интересы «эффективных собственников», государственная власть не может им подчиняться, т.к. совсем недавно сама же их и создавала. Для устранения именно этого противоречия необходимо образование симбиоза власти и частных собственников.

А этот симбиоз невозможен без установления определенной иерархии чиновников и «бизнесменов». Эта негласная иерархия сильно отличается от формального «табеля о рангах», а о фактическом положении того или иного чиновника или «бизнесмена» в «вертикали власти» могут точно судить только люди, близкие к этой «вертикали». Но и непосвященным ясно, что, например, бывший формально первым лицом государства Д. Медведев по степени своего влияния вряд ли входил даже во вторую десятку. Зато в высоком статусе Абрамовича и Дерипаски никто не сомневается. О реальности симбиоза власти и «бизнеса» свидетельствуют хотя бы такие факты, как назначение депутатами и губернаторами крупных «бизнесменов» или «успешный бизнес» близких родственников высоких чиновников. О существовании же в этом сообществе негласных законов можно судить по высокому представительству во властных структурах выходцев из «славного города Питера» и не менее «славных органов госбезопасности».

Безусловно, путинская администрация может поставить себе в заслугу расширение круга лиц, получающих доходы от использования захваченной собственности. В ельцинские времена на первом этапе проведения «реформ» власть прежде всего решала задачу «отнять». Причем путем обесценивания была изъята общенародная собственность как в натуральной, так и в денежной форме. Большинство граждан РФ довольно равнодушно отнеслось к отчуждению принадлежащих им «фабрик, заводов, газет, пароходов», но реакция на обесценивание несравнимо меньших личных денежных вкладов была более болезненной, но не очень резкой. Граждане РФ надеялись, что «эффективные собственники» рано или поздно поделятся с ними награбленным.

На втором этапе «реформ» основной стала уже задача «разделить» отнятое. И каждый гражданин что-нибудь да получил. Самые «эффективные» стали владельцами сверхприбыльных нефтяных и газовых месторождений, гидроэлектростанций, металлургических предприятий, банков и т.п. Менее эффективные, естественно, приобрели и менее прибыльную собственность. Разросшийся «средний класс» получил «джентльменский набор»: квартиру с «евроремонтом», дачу, автомобиль, компьютер, прочую бытовую и оргтехнику, отдых за рубежом. Кому-то достались квартиры от преждевременно ушедших из жизни родителей, бабушек и дедушек. И даже бомжи взамен отобранного у них жилья получили в свое полное распоряжение помойки с не только обилием пустых бутылок и жестяных банок, но и выставленной там довольно добротной одеждой и обувью. А средний уровень жизни в РФ к настоящему времени, по сравнению с ельцинским периодом, безусловно, повысился. И даже достиг, наверное, доперестроечного уровня (если учитывать только его материальную составляющую).

К несомненным заслугам путинской администрации следует отнести удаление с экономической арены РФ мелких полукриминальных зарубежных фирмочек. Сейчас на территории РФ всё увереннее чувствуют себя крупные зарубежные корпорации. Солидные фирмы и ведут себя солидно: платят своим сотрудникам высокую по российским меркам зарплату, предоставляют им различные бонусы (медицинская страховка, бесплатные обеды, оплата мобильной связи и т.д. и т.п.), исполняют требования российского законодательства, в отличие от российских фирм, честно платят налоги. И деятельность этих корпораций объективно стабилизирует экономическую обстановку (даже если она одновременно способствует разрушению отечественного производства).

Как и во всем мире, российская власть стремится привести формальные законы в соответствие с неформальными положениями, но добиться их полного соответствия даже теоретически невозможно. В этой связи стоит отметить два законодательных акта, имеющих особое значение. Это – закон об экстремизме и положение о возможном смещении чиновников из-за «утраты доверия президента». Согласно закону об экстремизме практически любой житель РФ может быть осужден «за экстремизм». А положение «об утрате доверия» позволяет уволить чиновника независимо от результатов его работы без каких-либо формальных оснований. Фактически оба акта призваны показать главенство действующих негласных «законов симбиоза власти и «бизнеса» над официальным законодательством РФ.

В этой связи можно понять обиду Ю. Лужкова на свою отставку. И дело даже не в самой отставке, а в том, как она была обставлена. Ю.М. Лужков был, безусловно, самой «авторитетной» фигурой в правящей верхушке, два десятилетия «вращавший финансовые потоки». А тут некто голословно обвиняет его в нарушении неформальных законов, в становлении системы которых сам Лужков принимал непосредственное участие. Естественно, он оценил такое отношение к себе как «беспредел». Лужкова можно понять, но, если оценивать ситуацию диалектически, можно понять и его оппонентов. Неформальные законы, конечно, устойчивее формальных, но и они могут изменяться. А Лужков этого не понял.

А. Каменщик