САГА О «ЗАКОННИКАХ»
И впрямь, «Учитель в законе» напоминает сагу. Может быть, более впечатляющую, чем знаменитая «Бригада», распочковавшаяся на десятки и сотни последышей. Всё же «Бригада» - трагедия, её герои в то же время и жертвы - времени, обстоятельств. А в «Учителе» - обыденность. Он – страшнее!
Как-то по-особому не нравятся современные российские телефильмы. Не люблю и зарубежные, но по-другому. По крайней мере, там, у них, хотя бы и на экране, зло всегда наказано и тёплых чувств к преступникам не допускается.
У нас же валом пошло кино, симпатизирующее «браткам». Не спонсируют ли они его? «Учитель в законе», «Мент в законе» - кого ещё «в законе» не было? Прокурора, депутата? Зрителю ли не догадаться, что лишь «законники» у нас и командуют?
Итак, об «Учителе в законе». Первый сериал запомнился тем, что ради сына именитый вор возвращается к нормальной жизни. Расправившись с наркоторговцами, он уходит на покой, становится директором детского приюта. Как такое могло произойти в жизни, не о том речь. Главное случилось во втором сериале, показ которого НТВ завершил 22 марта.
А было много чего – недаром не просто «Учитель в законе», а «Возвращение»! К чему? Вначале подумалось: к обществу, к людям. Но имелось в виду другое возвращение, к бандитам! Не в этом ли и суть? Авторы убеждают зрителя, что воры и бандиты, как и все, могут быть плохими и хорошими. Преступный же мир – часть России, с которой приходится соглашаться, мириться, а порой и гордиться. Сериал свидетельствует о том, что криминальная революция у нас продолжается.
Ни о какой «перековке», как в советские времена («Путёвка в жизнь», «Педагогическая поэма», «Республика ШКИД», «Калина красная»), и речи нет. Не склоняют ли зрителей к тому, что по понятиям жить не хуже, чем по законам? И не соединяются ли «понятия» с законами? Не к тому ли дело идёт? Криминал у нас повсюду и, конечно, во власти!
При всех достоинствах сериала (а смотрится он, когда забываешь, кто такой Богомол, с интересом) выбор главного героя асоциален. Думают ли авторы, кого ставят в пример молодым? Ведь именно им в первую очередь адресован фильм. В советское время не было для произведения искусства более страшного обвинения, нежели в безыдейности. И «Учитель в законе» - не безыдейный. Идея есть и работает. Вот только не на нас. Отнюдь не пропаганде «перековки», преображения, ухода от порока посвящён новый фильм. Скорее, он доказывает, что, ступив на этот путь, сойти с него невозможно.
А что за впечатление производит на молодых, авторы поспешили показать в самом фильме. Ваня, сын Богомола, смотрит на отца, поди, такими же восторженными глазами, что и юные зрители. И отнюдь не нравственным перерождением он восхищён, а преступными навыками. Создатели сериала постарались!
Ну нет у «демократов» других героев и быть не может! Попытки поднять на пьедестал Колчака, Каппеля и Деникина – провалились. Ельцина, Чубайса и Егора Гайдара – народ не приемлет. Ищут среди уголовников. Пока в художественных фильмах, но того и гляди дойдёт до реальной жизни. Уж больно упорно копают.
За последние годы ТВ показало нам череду сериалов, про - «Соньку-Золотую ручку», «Мишку Япончика», «Нестора Махно». Про «штрафников», которые все сплошь уголовники, но герои, без которых Великая Отечественная война была бы проиграна, и про героев, по сути, уголовников. К ним можно присовокупить и «Котовского», ибо легендарный комбриг показан в нём форменным бандитом. И «Последний бой майора Пугачёва», в коем за героем войны из лагеря на волю рвутся те же бандиты, что и в «Учителе». И много других - устанешь перечислять. Поиски героического в уголовной среде давно стали отличительным признаком российского кинематографа.
На диво хорош «законник» Богомол! Благородней его нет ни в милиции, ни в полиции, ни окрест. А всё потому, что, и раскороновавшись, живёт по понятиям. Отдал сумку с миллионами, занятыми «Циркачём» из общака, ворам в законе, и спрашивает - чист ли перед ними! И миллионы, и алмазы - награбленные, но какими же «правильными» показаны и Богомол, и Якут, и даже Князь. Вот Богомол принимает поручение от умирающего вора в законе Седого и передаёт его дочке царский подарок, два с половиной миллиона евро. Та ничего не знала про отца (говорят, «законникам» не положено иметь семью), и наследство упало ей, как снег на голову. Исчадие ада, главарь Циркач, отнимает у неё богатство, она теряет мужа и сама чудом остаётся в живых. Общий вздох телезрителей: жалко девчонку. Жалко отца, воровавшего для того, чтобы обеспечить будущее дочери, жалко дурочку, не сумевшую воспользоваться ворованными деньгами, жалко Богомола, который ищет 80 тысяч евро, чтобы вызволить больного сына из-за решётки. Спекулируют авторы на добрых чувствах зрителей, ох и спекулируют!
Не ясно ли, к чему ведут подобные спекуляции? К оправданию в глазах общества неправедно нажитых капиталов. Мол, Седой, конечно, своровал, но уже его дочь со спокойной совестью может распоряжаться наследством. «Демократы» уверяют, что, награбив, криминал покончит с дурной привычкой и станет респектабельным. Таким же, как Морганы в Штатах, ведущие начало от морского разбойника. И станет РФ благородной республикой.
В XVII веке уже была одна «благородная» - на острове Тортуга в Карибском море. Читатели знают о ней по книгам Сабатини. Не она ли вдохновляла авторов «Учителя в законе»? Разницы между Богомолом и капитаном Бладом – никакой. Разве что последний по случаю попал в пираты, а первый – по случаю из них вышел. С незапамятных времён робин гудов мотивировали лучше, чем сегодня. О прошлом Богомола не распространяются – хватит и того, что надоело воровать. А здравый смысл подсказывает, за плечами у любого вора в законе такой букет преступлений, что отказаться от них невозможно.
За время многосерийного фильма лишь вначале благородный Борис Андреевич Богомолов работал директором какого-то странного приюта. Но в деньгах не нуждался – ни на московскую гостиницу, ни на хлеб насущный для себя, жены и сына, ни на фальшивые документы. Хорошо живут воры, даже бывшие, не сеют, не пашут, а всё у них есть! Кстати, не напомнить ли зрителям, что по понятиям вору в законе зазорно трудиться? В фильме же у всех у них бизнес. Не говорит ли это о том, что такого рода деятельность трудом в их среде не считается?
«Молодым везде у нас халява» - называется статья Аделаиды Сигиды в «Мире новостей», №12 от 12 марта. Вот такую халяву и предложили молодым в сериале. «Чем сейчас хвалятся молодые москвичи? - спрашивает она, и отвечает, - Не своими достижениями, не своей учёбой. А тем, что «я наследник нескольких квартир, дождусь, пока предки помрут, продам квартиры и начну отрываться по полной». У нас уже выросло целое поколение, которое уверено: родители обязаны меня содержать, раз сверстников содержат. Это целое явление – социальный паразитизм». И не к нему ли склоняют в сериале образом «честного» Богомола? А чем гордится Ваня Богомолов? В каком-то смысле он самостоятельней многих: уверен, картами и кражей барсеток можно прожить. А в случае чего – отец выручит.
* * *
Сага заканчивается «пирровой победой» Богомола. Ни кола, ни двора, ни работы – единственное достояние – сын, которого больших трудов стоит удержать от криминала. Чем будет заниматься герой? К детям его близко не подпустят, даже если поверить, что у него какой-то особый педагогический талант, а больше он ничего не умеет – вор в законе работать не привык. Не иначе придётся заняться прежним «ремеслом». Тупиковая ситуация! Боюсь, винить в ней молодые телезрители будут самого Богомола – незачем было рвать со средой, в которой так хорошо устроился.
Даже сравнивать не стоит сериал с советскими фильмами на тему перековки. Там впереди у героев – светлое будущее. Никого не удивляло, если бывшие уголовники становились уважаемыми людьми, орденоносцами, героями труда. А какое будущее у Богомола? Один путь – обратно в криминал.
Правда, авторы ещё в первом сериале подстраховались, объявив, что герой болен неизлечимой болезнью. Жизнь его они могут оборвать в любой момент. Тем не менее, вряд ли это помешает ему выступить в таком количестве сериалов, какое покажется интересным НТВ. И всё в том же духе. Неубедительный получился фильм с точки зрения воспитания добропорядочных граждан. А думали ли авторы о воспитании?
* * *
«Сага о законниках» отнюдь не исключение из правила. Коль речь идёт о воспитании, вспомним сериал «Под прикрытием», идущий на первом канале с начала апреля. В нём криминал выступает на равных с государственными структурами. Чтобы поймать «законников», разворачивается целая «войсковая» операция, задействовано всё, что можно. Может быть, так оно и есть, но зрители-то, что должны думать? Им, бедным, бояться высунуться на улицу?
И это тоже воспитание. Воспитание страхом, воспитание уверенностью, что «мафия бессмертна»! Право же, если и побеждают на ТВ «правоохранители», то через силу, на пределе возможностей. И обывателю нетрудно догадаться, за кем победа в реальной ситуации. Если уж на экране так трудно, что же в жизни?
А в жизни совсем хреново, утверждают СМИ. Нападавшие на Сагру отделались лёгким испугом, громкий процесс над кущёвскими бандитами спускается на тормозах, на днях случилось вообще небывалое – забастовка офицеров ФСБ!
О каком воспитании может идти речь при такой-то реальности? Поди, она и есть – лучший воспитатель! А «Сага о законниках» - это так, для виду и в дополнение!
Ю.М. Шабалин
К ЧЕМУ ВЕДЕТ Т. КУЦЕНКО?
23 мая 2013 г. в газете «Время» опубликована статья Александра Анничева: «Тарас Куценко: «Мы должны не потакать публике, а вести её за собой». Постоянные читатели газеты привыкли с доверием и уважением относится к публикациям А. Анничева, ожидая, что в них, как в художественном зеркале, отражена творческая жизнь Харькова. Поэтому вышеупомянутая статья вызвала у нас, по меньшей мере, досадное недоумение…
Казалось бы, речь в ней пойдет, как заявлено в предисловии, о замечательном творческом коллективе – Харьковском академическом молодёжном симфоническом оркестре «Слобожанский» (МАСО), которому действительно исполнилось (только не весной, а осенью прошлого 2012 года) 20 лет. Тем не менее, пусть и с некоторым опозданием, но статья о непростой истории рождения оркестра была бы очень своевременной: о его творческих достижениях, свершениях, а главное – о людях, стоявших у истоков его создания. Все эти годы неустанным, бескорыстным трудом, день в день творили славу оркестра, а порой просто отстаивали право на его существование художественные руководители оркестра Г. Абаджян, В. Соляников, Ш. Палтаджян. Именно благодаря этим людям оркестр получил высокое звание академического, стал лауреатом Всемирного международного форума молодёжи в Копенгагене и был назван лучшим молодежным оркестром Европы, обрёл заслуженный авторитет и славу.
Увы, как оказалось, наш корреспондент встретился с Т. Куценко, чтобы он «рассказал нам о себе и о творческих планах этого уникального содружества музыкантов», к которому сам Т. Куценко присоединился только неполных три месяца назад и к событиям, упомянутым выше, не имеет никакого отношения.
И хотя «осознание себя дирижёром» уже пришло к Тарасу Витальевичу и он готов «расширять зону профессионального роста оркестра», пока что ему самому только предстоит завершить собственное профессиональное образование, так как он на сегодняшний день является студентом IV курса кафедры духовых инструментов и оперно-симфонического дирижирования Харьковского национального университета искусств им. И.П. Котляревского.
И пока Т. Куценко собирается сделать «бренд оркестра «Слобожанский» узнаваемым, желанным и востребованным на мировой арене», напомним ему, если он забыл или по молодости лет до сих пор не знает, что у оркестра уже есть своя огромная благодарная зрительская аудитория, своя славная история и свой «бренд», одной из основных составляющих которого является именно сотрудничество дирижёров и исполнителей с мировыми именами. И в этой важной и сложной работе оркестру помогает с первых дней его существования народная артистка Украины, ректор ХНУИ Татьяна Борисовна Веркина. Именно благодаря её содействию наш город посещают именитые исполнители-музыканты и дирижёры.
Первый концерт оркестра с успехом прозвучал на открытии Второго Международного фестиваля «Харьковские ассамблеи» в 1992 г. под руководством известного английского дирижёра Дэвида Драммонда. Скрипичный концерт А. Шнитке в программе концерта исполнила народная артистка России Т. Гринденко, оба известные музыканты были приглашены Татьяной Веркиной.
На протяжении 20-ти лет с оркестром играли многие выдающиеся музыканты и дирижеры мирового уровня.
Поводом для написания статьи в газете и встречи послужил «грандиозный концерт, на котором была великолепно исполнена музыка Сергея Рахманинова и Франца Шуберта». Только вот и маэстро, и корреспондент почему-то забыли упомянуть, кто действительно великолепно исполнил музыку концерта, обеспечив его ошеломительный успех, а это дирижёр П. Товстуха, солист Константин Товстуха (фортепиано) и Молодёжный академический симфонический оркестр «Слобожанский». А Т. Куценко опять же к этому успеху не имеет никакого отношения.
Далее в статье следует безличная фраза по поводу того, что сейчас ведутся переговоры с виолончелистом Денисом Севериным. И ни слова о том, кто именно ведет эти переговоры. А ведь только благодаря Татьяне Борисовне и её творческой дружбе с Д. Севериным уважаемый профессор, а вместе с ним и Жан Пьер Бери (валторна) и Жак Можеи (тромбон) посещают наш город и сотрудничают с оркестром.
В статье, посвящённой 20-летию МАСО «Слобожанский», мы увидели, к сожалению, не фотографию оркестра, а Т. Куценко и его семью.
«Современный дирижёр, - говорит в статье Т. Куценко, - должен прежде всего хорошо ориентироваться как в мире музыки, так и в области предпринимательской деятельности».
По прочтении статьи у нас возникла тревога, как бы Т. Куценко вместе с предпринимательской жилкой и введением поп-классики в репертуар не привнёс бы в коллектив и понятие «поп-интеллигентности», которое, к сожалению, нередко позволяет людям не на Бога надеяться, а, забыв о скромности, скорее, самим не плошать. Именно этими словами завершается статья.
Ведущие преподаватели Харьковского национального университета искусств им. И.П. Котляревского, в том числе:
Б.О. Богданов, заслуженный артист России, доктор искусствоведения, профессор;
В.М. Птушкин, народный артист Украины, профессор;
К.И. Середа, председатель профсоюза ХНУИ;
Е.В. Кононова, декан ХНУИ, профессор;
В.В. Чуриков, доцент ХНУИ;
Н.О. Говорухина, зав. кафедрой обучения иностранных студентов ХНУИ;
.Г. Цуркан, профессор кафедры сольного пения ХНУИ;
Полный профессорско-преподавательский состав кафедры оркестровых духовых инструментов и оперно-
симфонического дирижирования ХНУИ им. И.П. Котляревского, артисты оркестра МАСО «Слобожанский»
МОРЕ
Давно это было. Так давно, что уже начинаешь сомневаться: да было ли всё это на самом деле или это только горячечный бред переполненной жизненными воспоминаниями моей седой головы. Страшно подумать – ведь это было в прошлом веке. И даже не в прошлом веке, а в прошлом тысячелетии.
А было это в середине 60-х годов нашего, тогда ещё советского века.
В тот год я, неженатый, только что окончивший институт инженер-конструктор, поддался на уговоры купить дешёвую, почти дармовую путёвку в заводской пансионат на Чёрном море. Купил за 19 рублей билет на самолёт до Адлера, покидал в чемодан из рыжего дерматина с гладкими металлическими углами и выдавленным на крышке оленем брюки, рубашки, носки, плавки и прилетел к уже остывающему в конце октября морю.
Пансионат, в котором мне предстояло отдыхать, представлял собой деревянный одноэтажный барак комнат этак на двадцать, совершенно пустой в межсезонье. Кроме нас, то есть меня и молодого, но уже лысеющего самодельного заводского поэта Славки, в пансионате проживала всего одна семья: он, она и их малолетний сынишка.
Нас со Славкой поселили в одну из больших пустующих комнат. В ней – минимум комфорта, но зато была кухня, где мы жарили на газовой плите собранные в неподалеку расположенном лесу каштаны, грызли грецкие орехи и ели крупный инжир, белый и красный, благо всего этого добра в лесу было много, а местных жителей дикие плоды щедрой краснодарской земли почему-то совсем не интересовали.
Большую часть времени мы валялись на пляже. Ласковое нежаркое солнце, пустынный берег, убаюкивающий шорох перекатывающихся по мелкой гальке волн, расслабляющая дремотная тишина... И мы, распластавшиеся, словно тюлени, на прибрежном песке, застеленном прихваченными из пансионата махровыми полотенцами. До чего же приятно было, ни о чём не думая, лежать, слушать шуршание волн, ощущать каждой клеточкой своего тела мягкое солнечное тепло.
Где-то там, далеко-далеко, в сырой осенней Москве мои товарищи, коллеги по работе в конструкторском бюро, по утрам спешили в переполненных вагонах метро и автобусах в свой ставший родным домом секретный «почтовый ящик», стояли у кульманов с эскизами авиационных конструкций, рассчитывали напряжения в силовых узлах, изобретали, спорили, бегали по выставкам, бурно обсуждали театральные постановки, поругивали начальство, порой и между собой ссорились по пустякам, снова мирились. Но сейчас, здесь, на пляже, далеко от Москвы всё это: и работа с её проблемами, и магазины с их очередями, и переполненный транспорт, и литературные новинки в толстых журналах, и всё-всё остальное было уже за рамками нашего отпускного существования...
Вот так и блаженствовали мы у остывающего моря в счастливом неведении, что придёт иное время, когда появившиеся вдруг, словно черти из табакерки, напористые горластые политиканы убедят нас в том, что мы, несчастные дети тоталитаризма, лишённые всех прав и всяческих свобод, бедно, голодно и неинтересно прозябаем в своём «Гулаге», в то время как в иных государствах существует рай на земле, и мы, поверив в сказки сладкозвучных сирен про счастливое сытое зарубежье, по брёвнышку раскатаем родной дом, развалим ставшую «этой» свою невезучую страну и свалимся в мутное болото «перестройки».
А пока...
А пока приходила к нам в свободные от работы часы девушка-повариха из соседнего рыболовецкого колхоза и присоединялась к нашей тюленьей лёжке. Повариха была спокойной доброй русской девушкой с совсем не располагающими к флирту лицом и фигурой. Да, откровенно говоря, у нас, несмотря на наш адреналиновый возраст и расхожие легенды о южных любовных подвигах приезжих ловеласов, особого желания флиртовать не было. Мы просто лежали на песке и грелись на солнышке, лениво обсуждая проблемы нашего беззаботного житья-бытья.
Однажды пришла и села недалеко от нас на край обрывистого берега моря старушка в белом платочке. Пришла, села и, подперев по-деревенски щёку рукой, стала пристально всматриваться в даль моря.
Почему-то при взгляде на неё у меня сразу защемило сердце. Не знаю что – то ли вся её кроткая, тихая, ненавязчивая фигура, то ли горестно подпёртая рукой щека или что-то ещё – но её появление произвело на меня сильное впечатление. Какое-то щемящее чувство глубокого горя, безнадёжной потери, безмерной печали выражало всё её существо. Это впечатление было настолько сильным, что я, молодой парень в расцвете нерастраченных сил, не переживший ещё в своей жизни ни больших потерь, ни сильных потрясений, вдруг почувствовал что-то необъяснимо горестное, жуткое, грозящее большой бедой.
Посидев минут десять, старушка бесшумно встала и ушла. Ушла тихо-тихо. Просто исчезла, словно испарилась в пахнувшем морской свежестью осеннем воздухе.
Неясное, смутное ощущение горя, какой-то жизненной неустроенности вошло с этого момента в мир моих чувств и переживаний.
Прошёл день, другой. Старушка не появлялась. И это неясное чувство беды стало постепенно уходить из моей души. Но на третий день старушка появилась снова. И всё повторилось как в первый раз: в той же позе, подперев щеку рукой, словно пригорюнившись и в то же время спокойно и бесстрастно, долго-долго сидела она, всматриваясь в даль, туда, где бесконечное море сходится с бездонным небом. Потом встала и тихо ушла.
«Знаешь, кто это?» – спросила меня повариха, заметив, что я не спускаю со старушки глаз. «Во время войны её сына, совсем молодого парня, почти мальчика, немцы расстреляли у неё на глазах за связь с партизанами. Говорят, что с тех пор она тронулась рассудком. Стала такой тихой-тихой, ни у кого ничего не просит и всё время молчит. А в остальном ведёт себя как нормальные люди. Часто приходит на это место, сядет вот так, и всё смотрит, смотрит вдаль. А потом вдруг встанет и уйдёт».
Прошли годы. Где-то там, в туманной дали, растаяли и люди, и события, и беды, и радости моей жизни. Стали заграницей и большая часть побережья милого мне Чёрного моря, и сладкий, весь в нежных пастельных тонах вечно весенний Крым, и шумная Одесса, и бывшая российской, а потом советской Прибалтика, в которой мне так и не пришлось побывать.
Много людей и событий прошло сквозь мою жизнь. И многое позабылось. Но отчего же в памяти навсегда отпечатались сухонькая фигурка старушки, белый её платок, скорбно приложенная к щеке рука, взгляд, устремлённые туда, где небо встречается с морем... и всё это неразрывно слито с ощущением текучего времени, невидимым потоком проходящего через моё тело, мысли и чувства...
Может быть, оттого, что всё это напоминает мне мою мать, полная тревог и лишений жизнь которой пришлась на трудные, скупые на радость, но такие славные годы яростного прорыва нашей страны в достойную людей жизнь.
А может быть, оттого, что на моих глазах была растоптана, разорвана в клочья и оболгана моя Родина, память о которой будет до конца храниться в моей душе в скорбном образе безмолвной старушки в белом платке.
В.Ч.
НИЩИЙ
Было еще не очень поздно. Но уже стемнело. Осенью темнеет рано. Михаил Иванович Бойков возвращался от родственников домой, где его ждала приболевшая жена. Жили они в пятиэтажном кирпичном доме в старой двухкомнатной квартире, полученной во времена Советской власти и обставленной тоже старой, советской мебелью. Идти приходилось довольно далеко, чуть ли не через весь город, но Михаил Иванович ступал бодро, напевая про себя марш «Прощание славянки», который всегда поднимал его настроение.
На автобус у него не было денег, да и обычные автобусы, в которых можно было попытаться проехать бесплатно, прикинувшись пенсионером, забывшим льготную карточку, ходили очень редко, а после восьми вечера практически и не появлялись на улицах, только блестящие автолайны-такси проносились по слабоосвещенным кварталам города.
Михаилу Ивановичу унизительно было прикидываться пенсионером, всякая, даже вынужденная фальшь возмущала его душу. Поэтому он предпочитал ходить пешком, если позволяла погода и обувь, так он чувствовал себя спокойнее и увереннее. До пенсии ему оставалось еще целых десять лет, хотя раньше он сказал бы: всего десять лет. Неожиданно быстро пролетели двадцать пять лет интересной и бурной жизни, когда он, окончив филологический факультет московского университета, стал учителем русского языка и литературы.
Преподавательская работа сначала в школе, а потом и в местном пединституте, различные творческие планы, периодические поездки по огромной стране - всё это создавало впечатление вечного движения вперед, и казалось, что так будет всегда, до самой глубокой старости. Но последнее время, особенно в этот год, Михаил Иванович неожиданно обнаружил, что из бодрого, молодого еще мужчины превратился вдруг в какого-то измученного, неуверенного в завтрашнем дне старика.
Постоянное безденежье, плохое питание, отсутствие отдыха и нервное напряжение - всё это накапливалось, и вдруг количество перешло в качество. Он как-то резко сдал: пропала уверенность в себе, в полезности своей деятельности, исчезло вообще понимание смысла жизни. Со всех сторон напирало и давило животное, хищное начало, всё чаще казалось, что общество окончательно превратилось в хлев, где сытые и голодные звери только и думали о еде и о том, кого бы ещё съесть.
Всё чаще на него нападала сильная усталость, не хотелось видеть людей, и даже успехи школьников и студентов реже радовали.
Жизнь стала представляться каким-то мрачным, фантастическим и беспросветным сном, когда в воспаленном мозгу, как в телевизоре, чередуются сплошные кошмары и ужасы. И это состояние всё больше переходило в хроническое, всё реже в душе загорался молодой задор, когда хотелось бороться и петь.
Сейчас, возвращаясь домой по знакомым улицам любимого города, Михаил Иванович ощущал именно такой редкий момент. И бодро вышагивая в своих старых высоких ботинках и в старом демисезонном пальто, негромко напевая марш «Прощание славянки», он чувствовал себя независимым от всей современной пошлости жизни.
Михаил Иванович шёл, высоко подняв голову, и в груди его призывно звучали слова:
И снова в поход труба нас зовет,
Мы все встанем в строй
И все пойдем на смертный бой!
Встань за правду, русская земля!
На улицах после недавнего дождя было сыро, прохладный воздух приятно освежал лицо, поэтому дышалось легко и ни о чём плохом не думалось. По сторонам неширокой улицы мелькали редкие прохожие, во дворах домов кое-где еще играли дети. Желая сократить путь, Михаил Иванович свернул с улицы в темный двор между двухэтажными кирпичными домами. Тут в темноте он оступился, и правый ботинок подвернулся на ноге.
Так как идти стало неудобно, Михаил Иванович наклонился, чтобы поправить ботинок и потуже затянуть шнурки. Проделав эту привычную для него операцию и выпрямившись, он неожиданно увидел перед собой в трех шагах крупного средних лет мужчину с видом, не предвещающим ничего хорошего. Михаил Иванович инстинктивно решил выйти из темного двора и повернулся назад. Но сзади уже стоял другой мужчина с жестким выражением лица и холодным взглядом.
Так хищник, поймавший жертву, смотрит на нее стальными глазами, в которых нет места чувству жалости и снисхождения. Подобные глаза видел Михаил Иванович по телевизору у героев американских боевиков.
Он понял, что попал в засаду. Грабителям на вид было лет по сорок. Их худощавые, но крепкие фигуры не давали повода к оказанию сопротивления. «Будут бить, - подумал Михаил Иванович, - чтобы взять у меня деньги на бутылку». Бежать было некуда, драться у него не было сил. Охватило чувство безнадежности.
Грабители не спешили, видя, что жертва слабая, и примеривались к дальнейшим действиям. Вглядевшись в их лица, Михаил Иванович оценил их простые русские физиономии, и тут в нем инстинктивно сработало внутреннее психологическое чутье учителя.
- Все равно я нищий, - спокойно и проникновенно сказал он.
- Я нищий, у меня ничего нет, - твердо и доверительно повторил он, - совсем ничего. Можете, что хотите со мной делать, но у меня ничего нет, ни гроша.
Грабители оценивающе оглядывали фигуру Михаила Ивановича, его старое, потертое темно-серое пальто, купленное лет десять назад, и один из них, тот, что стоял сзади, спросил: «И никакой куртки?».
Видимо, он почему-то подумал, что под пальто Михаила Ивановича может быть надета какая-нибудь куртка, которую можно загнать за бутылку.
- Никакой куртки, - безнадежно подтвердил учитель, - я нищий, совсем нищий, я учитель.
Грабители сразу как-то обмякли и посерели лицом. Видно, не в первый раз попали они на такого беднягу, как Михаил Иванович. Какая-то легкая жалость и сочувствие к ним шевельнулись в его душе. Он ничем не мог помочь им. Наверное, что-то подобное чувствам Михаила Ивановича передалось и грабителям, а может, их просто разозлила очередная неудача.
- Я бы их всех расстреливал, бил бы по мордам и расстреливал, - злобно сказал, непонятно к кому обращаясь, грабитель, стоявший сзади.
И тут неожиданно что-то прорвало, как плотину, в душе Михаила Ивановича, и он громко, с надрывом закричал: «А я, будь моя воля, их бы только расстреливал, расстреливал, расстреливал...».
Вся накопившаяся ненависть к тем жирным мордам, которые не вылезают из телевизора и без конца всё что-то врут и врут, вдруг бурным потоком хлынула из груди Михаила Ивановича, и он, захлебываясь в диком чувстве, ещё несколько раз, задыхаясь, повторил: «Только расстреливал бы, расстреливал…», - и проснулся...
Он лежал на больничной койке на принесенном из дома постельном белье в нищей районной больнице, куда попал, схватив неожиданно двустороннее воспаление легких. За окном светило яркое летнее солнце, стояла середина июля, и день обещал быть опять бесконечно душным и жарким.
В. БОСОВ, г. Горький
БАЛЛАДА О ДЕТСТВЕ И СТАРОСТИ
Меня на рынке мама потеряла.
Сбиваясь с ног, с испуганной тоской,
У каждого прилавка повторяла:
«Не видели? Чернявенький такой…»
Само собою, я нашелся вскоре,
Тогда чеченских не было воров,
И с мамой мы забыли это горе:
Какое ж горе, если жив-здоров.
Я был не то чтоб избранной породы,
Но добрым делом время измерял,
И сам себя искал все эти годы,
И находил, и попусту терял.
Но вот пришла эпоха криминала.
И вновь брожу среди прилавков я, -
Меня Большая мама потеряла,
Обманутая Родина моя.
И беспредел над ней, как ветер, свищет,
И рынок нагл, жуликоват и сер.
А мама стала Рашей и не ищет:
Зачем я ей, седой пенсионер?
И чувствую – она совсем не мама,
И я вот-вот сорвусь на горький крик:
Ты мачеха из штата Алабама,
К тому ж уже не баба, а мужик…
Юрий ДЕГТЯРЕВ