ЗАДАЧИ В ОТНОШЕНИИ РОССИИ

Директива Совета Национальной Безопасности США 20/1 18 августа 1948 г.

(Продолжение. Начало в N28)

2. Изменение теории и практики международных отношений, которым следует Москва

Наши сложности с нынешним Советским правительством связаны главным образом с тем, что его лидеры исповедуют в теории и практике международных отношений концепции, не только противоположные нашим собственным, но и очевидно несовместимые с мирным и взаимовыгодным развитием отношений между этим правительством и другими членами международного сообщества, как индивидуальными, так и коллективными.

Главными среди этих концепций являются следующие:

(а) что мирное сосуществование и взаимное сотрудничество суверенных и независимых государств на основе равенства и взаимного уважения иллюзорно и невозможно;

(б) что конфликты являются основой международной жизни, при этом, как в случае Советского Союза и капиталистических стран, ни одна сторона не признает превосходства другой;

(в) что режимы, не признающие авторитета и идеологического превосходства Москвы, безнравственны и пагубны для прогресса человечества, и долг всех здравомыслящих людей повсеместно добиваться свержения и ослабления таких режимов любыми тактически подходящими методами;

(г) что в дальней перспективе невозможно сближение интересов коммунистического и некоммунистического мира путем взаимного сотрудничества, эти интересы в основе своей антагонистичны и противоречат друг другу;

и

(д) Что произвольные индивидуальные контакты между людьми из мира под коммунистическим господством с людьми за пределами этого мира являются злом и не способствуют общему прогрессу человечества.

Очевидно, что недостаточно прекращения доминирования этих концепций в советской или российской теории и практике международных отношений. Необходима их замена на практически противоположные.

А именно:

(а) что суверенные и равноправные страны могут мирно сосуществовать бок о бок и сотрудничать друг с другом без претензий или попыток установить одностороннее господство;

(б) что конфликт не является необходимой основой международной жизни, что народы могут иметь общие интересы, не имея полного согласия в идеологии и не подчиняясь единому авторитету;

(в) что народы других стран имеют законное право преследовать национальные цели, расходящиеся с коммунистической идеологией, и что долг всех здравомыслящих людей исповедовать терпимость к чужим идеям, скрупулезно соблюдать невмешательство во внутренние дела других на основе взаимности и использовать только порядочные и честные методы в ведении международных дел;

(г) что международное сотрудничество может и должно сближать интересы обеих сторон даже и при различии их идеологических платформ;

и

(д) что индивидуальные контакты между людьми по разные стороны международных границ желательны и должны поощряться как процесс, способствующий общему прогрессу человечества.

Тогда немедленно встает вопрос, является ли принятие Москвой таких концепций задачей, которую мы можем всерьез надеяться решить, не прибегая к войне и к свержению Советского правительства. Мы должны смотреть в лицо тому факту, что Советское правительство в его нынешнем виде является и будет оставаться постоянной угрозой нашему народу и миру.

Совершенно ясно, что нынешние лидеры Советского Союза никогда не смогут сами воспринять концепции, подобные изложенным выше, как разумные и желательные. Точно так же ясно, что переход к доминированию таких концепций в русском коммунистическом движении в нынешних обстоятельствах означал бы интеллектуальную революцию внутри этого движения, равносильную преобразованию его политической индивидуальности и отказу от основных претензий на существование в качестве особой жизненной силы среди множества мировых идеологических течений.

Такого рода концепции могли бы возобладать в российском коммунистическом движении, только если бы в результате длительного процесса перемен и эрозии это движение изжило те импульсы, которые изначально породили его и дали ему жизненную силу, и приобрело совершенно иное, отличное от сегодняшнего, значение в мире.

Тогда можно было бы заключить (а московские теологи немедленно именно так бы это и проинтерпретировали), что заявление о нашем стремлении к принятию Москвой этих концепций равносильно объявлению нашей задачей свержение Советской власти. С этой точки зрения можно было бы утверждать, что такая задача неразрешима без войны, и мы тем самым якобы признаем, что нашей задачей по отношению к Советскому Союзу в конечном счете является война и насильственное свержение Советской власти.

Принять такую точку зрения было бы опасной ошибкой.

Во-первых, мы не связаны никакими временными ограничениями в решении наших задач в условиях мира. У нас нет никаких жестких временных периодов войны и мира, которые подталкивали бы нас к необходимости решения наших задач мирного времени к определенной дате, "иначе будет поздно". Задачи национальной политики в мирное время никогда не следует рассматривать в статических терминах. Постольку, поскольку это наши основные ценностные задачи, они не относятся к тем, которые допускают полное и окончательное решение, подобно конкретным боевым задачам на войне. Задачи политики мирного времени следует рассматривать скорее как направления движения, а не как физически достижимые пункты назначения.

Во-вторых, мы полностью в своем праве и не должны испытывать чувства вины, работая над разрушением концепций, несовместимых с миром и стабильностью во всем мире, и заменой их на концепции терпимости и международного сотрудничества. Не наше дело вычислять, к какому внутреннему развитию может привести принятие таких концепций в другой стране, мы также не обязаны ощущать какую бы то ни было ответственность за это развитие. Если советские лидеры обнаружат, что растущее преобладание более просвещенных концепций международных отношений несовместимо с сохранением их внутренней власти в России, ответственность за это несут они, а не мы. Это дело их собственной сознательности и сознательности народов Советского Союза. Работа над принятием справедливых и внушающих надежду концепций международной жизни является не только нашим моральным правом, но и нашей моральной обязанностью. Поступая таким образом, мы можем не заботиться о том, куда полетит стружка в вопросах внутреннего развития.

Мы не можем определенно утверждать, что успешное решение нами обсуждаемых задач приведет к распаду Советской власти, так как нам неизвестны соответствующие временные факторы. Вполне возможно, что под давлением времени и обстоятельств определенные исходные концепции коммунистического движения могут постепенно измениться в России примерно так же, как изменились определенные исходные концепции Американской революции в нашей собственной стране.

Мы, однако, имеем право полагать и публично заявлять, что наша задача состоит в том, чтобы всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами донести до российского народа и правительства более просвещенный взгляд на международные отношения, и что, поступая таким образом, мы, как правительство, не занимаем никакой позиции по отношению к внутренним делам России.

Ясно, что в случае войны вопросы такого рода стоять не будут. Если бы война между нашей страной и Советским Союзом началась, наше правительство было бы свободно в выборе средств, направленных на решение основных задач и условий, исполнения которых оно пожелало бы потребовать от российской власти или российских властей при успехе военных операций. Будут ли эти условия подразумевать свержение Советской власти, является исключительно вопросом целесообразности, который обсуждается ниже.

Вторая из двух основных задач, таким образом, также может решаться как во время мира, так и во время войны. Эта задача, как и первая, может соответственно считаться основополагающей, откуда и вытекает формулировка нашей политики в условиях как мира, так и войны.

IV. РЕШЕНИЕ НАШИХ ОСНОВНЫХ ЗАДАЧ ВО ВРЕМЯ МИРА

Обсуждая интерпретацию этих основных задач соответственно во время мира и во время войны, мы сталкиваемся с проблемой терминологии. Если мы будем продолжать говорить о конкретных ориентирах нашей политики в условиях мира или войны, как о "задачах", мы можем столкнуться с семантическими сложностями. Поэтому исключительно ради ясности введем произвольное различие. Мы будем говорить о задачах только в смысле основных задач, выделенных выше, тех, которые являются общими как для войны, так и для мира. При ссылках же на направляющие ориентиры нашей конкретной политики в военное или в мирное время, мы будем говорить не о "задачах", а о "целях".

В чем могли бы состоять цели национальной политики США во время мира?

Они логично вытекают из двух главных задач, обсуждавшихся выше.

1. Сокращение российской мощи и влияния

Сначала рассмотрим сокращение чрезмерной российской мощи и влияния. Мы видели, что этот вопрос распадается на проблему зоны сателлитов и проблему коммунистической активности и советской пропаганды в удаленных странах.

В отношении зоны сателлитов цель политики США в мирное время состоит в создании максимально возможной напряженности в структуре отношений, обеспечивающей советское господство, постепенного, при помощи естественных и законных усилий Европы, оттеснения русских с их главенствующей позиции и предоставления возможности этим странам вернуть себе свободу действий. Эта цель может быть достигнута и достигается многими способами. Наиболее впечатляющим шагом в этом направлении было оригинальное предложение о Программе Реконструкции Европы, сформулированное в гарвардской речи секретаря Маршалла 5 июня 1947 года. Вынуждая русских либо позволить странам-сателлитам вступить в отношения экономического сотрудничества с Западной Европой, что неизбежно усилит связи между Западом и Востоком и ослабит исключительную ориентацию этих стран на Россию, либо заставить их остаться вне этой структуры сотрудничества ценой тяжких экономических жертв со своей стороны, мы тем самым вносим серьезное напряжение в отношения между Москвой и странами-сателлитами и без сомнения делаем для Москвы более неудобным и затруднительным поддержание ее непререкаемой власти в столицах сателлитов. Фактически все, что срывает покрывала, которыми Москва пытается замаскировать свою власть, и заставляет русских проявить жестокость и подчеркнуть безобразие своего контроля над правительствами стран-сателлитов, служит дискредитации этих правительств в глазах их собственных народов, увеличивает недовольство этих народов и их стремление к свободному объединению с другими нациями.

Недовольство Тито, для которого напряженность, связанная с проблемой плана Маршалла, несомненно, сыграла определенную роль, ясно показало, что напряжение между Советами и сателлитами могут привести к реальному ослаблению и прекращению российского господства.

Таким образом, наша цель должна состоять в том, чтобы продолжать делать все, что в наших силах, увеличивая это напряжение и в то же время создавая возможность правительствам сателлитов постепенно освободиться из-под российского контроля и найти, если они пожелают, приемлемые формы сотрудничества с правительствами Запада. Это можно реализовать искусным использованием нашей экономической мощи, прямой или косвенной информационной деятельностью, приложением максимально возможной нагрузки на железный занавес, созданием у Западной Европы перспектив и энергии стать в конце того пути, по которому она движется, максимально привлекательной для народов Востока, и многими другими средствами, слишком многочисленными, чтобы их все упоминать.

Мы не можем, конечно, сказать, что русские будут спокойно сидеть и позволят сателлитам таким образом освободиться из-под русского контроля. Мы не можем быть уверены, что на каком-то этапе русские для предотвращения такого исхода этого процесса не предпочтут прибегнуть к какому-то насилию: например, к какой-то форме военной оккупации или, возможно даже к серьезной войне.

Мы не хотим, чтобы они пошли на это; и с нашей стороны мы должны делать все возможное, чтобы сохранить гибкость ситуации и способствовать освобождению стран-сателлитов такими способами, которые не нанесут непоправимого ущерба советскому престижу. Но даже при самых больших предосторожностях мы не можем быть уверены, что они не предпочтут прибегнуть к оружию. Мы не можем надеяться автоматически повлиять на их политику или обеспечить достижение каких-то гарантированных результатов.

То, что мы прибегаем к политике, которая может повлечь такой исход, вовсе не означает, что мы выбираем курс на войну; и мы должны быть крайне внимательны, чтобы сделать это очевидным и во всех случаях опровергать обвинения такого рода. Дело в том, что из-за антагонистических отношений, которые пока являются основой отношений между Советским правительством и некоммунистическими странами, возможность войны постоянной присутствует, и никакой из курсов, выбранных нашим правительством, не привел бы к заметному уменьшению такой опасности. Политика, обратная вышеизложенной, а именно : согласие с советским господством в странах-сателитах и непринятие никаких мер для противостояния ему, ни в коей мере не уменьшит опасность войны. Наоборот, вполне логично утверждать, что в долговременном плане опасность войны будет больше, если Европа останется разделенной по нынешней линии, чем в случае, если российская мощь в благоприятный момент будет отодвинута мирным путем и в европейском сообществе восстановится нормальный баланс.

Соответственно, можно констатировать, что наша первая цель в отношении России в мирное время состоит в том, чтобы содействовать и поощрять невоенными средствами постепенное сокращение несоразмерной российской мощи и влияния в нынешней зоне сателлитов и выхода восточноевропейских стран на международную сцену в качестве независимого фактора.

Однако, как мы видели выше, наше исследование проблемы остается неполным, пока мы не рассмотрим вопрос о территориях, находящихся в настоящее время внутри советских границ. Хотим мы или нет сделать нашей задачей достижение каких-то изменений границ Советского Союза без войны? Мы уже давали в III разделе ответ на этот вопрос.

Мы должны всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами поощрять развитие в Советском Союзе институтов федерализма, которые позволили бы возродить национальную жизнь прибалтийских народов.

Можно спросить: почему мы ограничиваем эту цель прибалтийскими народами? Почему мы не включаем другие национальные меньшинства Советского Союза? Ответ состоит в том, что прибалтийские народы - это единственные народы, чьи традиционные территории и население в настоящее время полностью включены в Советский Союз и которые продемонстрировали способность успешно нести ответственность за свою государственность. Более того, мы все еще формально отвергаем законность их насильственного включения в Советский Союз, и поэтому они имеют в наших глазах особый статус.

Затем перед нами стоит проблема разоблачения мифа, посредством которого Москва поддерживает свое чрезмерное влияние и фактически дисциплинарную власть над людьми в странах вне зоны сателлитов. Сначала несколько слов о природе этой проблемы.

До революции 1918 года русский национализм был сугубо российским. За исключением нескольких эксцентричных европейских интеллектуалов XIX века, которые даже тогда заявляли о мистическом предназначении русской силы в разрешении болезней цивилизации, русский национализм не был обращен за пределы России. Наоборот, относительно мягкий деспотизм российских правителей XIX века был, возможно, более известен и более осуждаем в западных странах, чем куда большие жестокости советского режима.

После революции большевистским лидерам удалось путем умной и систематической пропаганды внедрить в широкие круги мировой общественности определенные концепции, весьма способствующие их целям, в том числе следующие : что Октябрьская революция была народной революцией; что советский режим был первым настоящим правительством рабочих; что Советская власть определенным образом связана с идеалами либерализма, свободы и экономической безопасности и что она предлагает многообещающую альтернативу национальным режимам, при которых живут другие народы. Таким образом, в умах многих людей установилась связь между русским коммунизмом и общими трудностями, возникающими в окружающем мире из-за влияния урбанизации и индустриализации или же вследствие колониальных волнений.

Таким образом, московская доктрина стала до некоторой степени внутренней проблемой каждого народа мира. В лице Советской власти западные государственные деятели сталкиваются с чем-то большим, нежели с очередной проблемой международных отношений. Они сталкиваются также с внутренним врагом в своих собственных странах - врагом, целью которого является подрыв и в конце концов разрушение их собственных национальных сообществ.

Уничтожение этого мифа о международном коммунизме представляет собой двойную задачу. Во взаимодействие вовлечены две стороны, поскольку оно осуществляется между Кремлем с одной стороны и неудовлетворенными интеллектуалами (именно интеллектуалы, а не "рабочие" составляют ядро коммунизма вне СССР) с другой. Для решения этой проблемы недостаточно заставить замолчать агитаторов. Гораздо важнее вооружить слушателей против атак такого рода. Есть некая причина, по которой к московской пропаганде так охотно прислушиваются, почему этот миф с такой готовностью воспринимается далеко от границ России. Если бы эти люди слушали не Москву, то нашлось бы что-то еще, столь же экстремистское и столь же ложное, хотя, возможно, менее опасное. То есть задача уничтожения мифа, на котором покоится международный коммунизм, не только подразумевает действия по отношению к лидерам Советского Союза. Она также требует чего-то по отношению к несоветскому миру, и более того, к тому конкретному обществу, частью которого являемся мы сами. Насколько мы сумеем устранить растерянность и непонимание, на почве которых процветают эти доктрины, насколько мы сможем устранить источники горечи, приводящие людей к иррациональным и утопическим идеям такого рода, настолько мы преуспеем в разрушении зарубежного влияния Москвы. С другой стороны, мы должны признать, что лишь часть международного коммунизма вне России обусловлена влиянием окружающих обстоятельств и может быть соответственно откорректирована. Другая часть представляет нечто вроде результата естественных биологических мутаций. Она порождается наследственной склонностью к "пятой колонне", которой подвержен определенный малый процент членов любого сообщества, и отличается отрицательным отношением к собственному обществу, готовностью следовать за любой противостоящей ему внешней силой. Этот элемент всегда будет присутствовать в любом обществе и использоваться не слишком щепетильными аутсайдерами; единственная защита от опасного злоупотребления им - отсутствие стремления со стороны могущественных режимов использовать эту несчастную особенность человеческой природы.

К счастью, Кремль к настоящему времени сделал для развенчания собственного мифа гораздо больше, чем смогли бы сделать мы сами. В этом смысле югославский инцидент, возможно, наиболее впечатляющий случай; но и вся история Коммунистического Интернационала полна примеров сложностей, с которыми сталкивались нероссийские лица и группы в своих попытках следовать московским доктринам. Кремлевские лидеры настолько пренебрежительны, настолько безжалостны, властны и циничны в тех требованиях соблюдения дисциплины, которые они предъявляют своим последователям, что лишь немногие способны выдерживать их власть достаточно долго.

Ленинско-Сталинская система основана главным образом на власти, которую отчаявшееся меньшинство заговорщиков всегда может обрести, по крайней мере временно, над пассивным и неорганизованным большинством человеческих существ. По этой причине кремлевские лидеры в прошлом были мало обеспокоены тенденцией своего движения оставлять за собой устойчивый шлейф бывших последователей, утративших иллюзии. Их цель была не в том, чтобы сделать коммунизм массовым движением, а в том, чтобы работать с малой группой безупречно дисциплинированных и полностью заменимых последователей. Они всегда были терпимы к уходу тех людей, которые оказывались не в состоянии вынести их особые требования к дисциплине.

В течение долгого времени этот метод довольно неплохо работал. Получить новых рекрутов было легко, и Партия жила за счет постоянного процесса естественного отбора, оставлявшего в ее рядах только самых фанатично преданных, наиболее лишеных воображения, самых тупых и беспринципных.

Случай с Югославией поставил большой вопросительный знак на том, насколько хорошо эта система станет работать в будущем. До сих пор ересь могла безопасно подавляться либо полицейскими репрессиями в пределах Советской власти, либо отработанными методами отлучения и убийства за ее пределами. Тито показал, что в случае лидера-сателлита ни один из этих методов не является безусловно эффективным. Отлучение коммунистических лидеров, находящихся вне эффективного радиуса действия Советской власти, обладающих собственной территорией, полицией, военной силой и дисциплинированными последователями, может расколоть все коммунистическое движение так, как ничто иное, и нанести наиболее тяжелый урон мифу о всемогуществе и всеведении Сталина.

Таким образом, условия благоприятствуют тому, чтобы с нашей стороны сконцентрировать усилия на извлечении преимуществ из советских ошибок и возникших трещин, поощрять постоянное разложение структур морального влияния, при помощи которого кремлевские власти управляли людьми далеко за пределами достижимости советских полицейских сил.

Поэтому мы можем сказать, что наша вторая цель по отношению к России в мирное время заключается в том, чтобы информационной активностью и любыми другими имеющимися в нашем распоряжении средствами подорвать миф, при помощи которого люди вдали от российского военного влияния удерживаются в подчинении Москве, добиться того, чтобы весь мир увидел и понял, что представляет из себя Советский Союз, и сделал бы логичные и реалистические выводы из этого.

Перевод Николая Саквы

http://www.sakva.ru/Nick/NSC_20_1.html

(Продолжение следует)

 

«А НА ГРУДИ ЕГО СВЕТИЛАСЬ МЕДАЛЬ ЗА ГОРОД БУДАПЕШТ»

Великая Отечественная война против фашизма слагалась не только из больших операций и сражений, но также из каждодневных боев, отдельных подвигов и героических поступков воинов. Ниже речь идет об эпизодах, которые были хорошо известны мне, военному корреспонденту на Дунайской флотилии.

«Морские кроты»

Помимо кораблей, морской пехоты, береговой артиллерии в состав Дунайской флотилии входил также отряд морских разведчиков. Я был знаком с бравыми «рыцарями плаща и кинжала», которые кроме кинжалов были вооружены еще автоматами, пистолетами, гранатами. Плюс к этому обладали и такими качествами, как исключительная находчивость, выдержка, смелость. Все это помогало им выполнить подчас труднейшие боевые задачи.

Бои за Будапешт, где находилась крупная, почти двухсоттысячная группировка противника, длились 109 тяжелых дней и ночей. В конце 1944 г. потребовалась помощь флотилии в переброске войск на другой берег, которым предстояло плотнее сжать кольцо окружения вокруг Будапешта. А бронекатера не могли там беспрепятственно действовать из-за плотного минирования Дуная. Тральщикам же потребовалось бы много времени для очистки фарватера.

Получив задание командующего флотилией конр-адмирала Георгия Холостякова, командир отряда разведчиков задумался: как достать карты минирования Дуная? Идею подсказал доброволец флотилии югославский лоцман Любиша Джорджевич. До войны он бывал в Дунайском пароходстве, расположенном в Пеште, и заверил командование: карты должны быть именно там.

Отряд смельчаков ночью «перешагнул» через линию фронта. Местные патриоты помогли пробраться в здание пароходства, а сейф вскрыть разведчикам - пара пустяков. Недолго рассматривали в штабе драгоценные карты. По ним, опять-таки ночью, тральщики освободили фарватер от зловещих немецких мин. И вскоре бронекатера, эти мощные «морские танки», приступили к боевой работе. Если учесть, что во время Будапештской операции флотилия переправила через Дунай почти полмиллиона советских, болгарских и югославских воинов, более тысячи танков и орудий, то станет понятен «скромный» вклад в это дело разведчиков.

«Ну раз вы так ловко действовали в Пеште, то теперь надо не менее успешно проникнуть в Буду, - сказал командующий командиру отряда разведчиков Виктору Калганову. - Вот оттуда и требуется доставить сведущих «языков»». Подчеркнул, что это приказ самого маршала Федора Толбухина, который похвалил моряков за добычу карт минирования и наградил их.

Но пробраться в Буду, где каждый квартал был занят оккупантами, очень не просто. Попытки использовать для прохода дворы, чердаки, подвалы не увенчались успехом. Обреченные гитлеровцы усилили бдительность. Старший лейтенант Калганов вспомнил: его ребята не раз устраивали засаду в колодцах пожарной магистрали и канализации. Ухватившись за эту мысль, разведчики познакомились с инженером, ведавшим городским хозяйством Будапешта. С его помощью начертили схему подземной канализации города. Рассматривая ее, контр-адмирал Холостяков задумался. Он начинал службу на подводных лодках и хорошо знал, что могут моряки под водой. Но вот под землей?..

Разработав вместе с разведчиками весь ход подземного рейда в стан врага, Холостяков благословил их на смелый боевой эксперимент. Ведь штабу фронта очень нужны были сведения о противнике. В назначенное время «морские кроты», как их окрестили друзья, поочередно нырнули в каменный колодец. Хотя канализация тогда не работала, но идти в трубе в полной темноте, в полусогнутом состоянии было очень трудно, еще труднее - местами ползти, погружаясь в холодную зловонную жидкость. Даже противогазы не спасали от неприятного запаха. Калганов изредка включал электрический фонарик, поглядывая на схему и проверяя время.

Через три часа изнурительного пути группа, возглавляемая Калгановым, вышла южнее Королевского дворца, а группа Венедикта Андреева - севернее. Разведчики засекли артиллерийские позиции и захватили весьма ценных «языков»: майора из штаба бригады штурмовых орудий и обер-лейтенанта - офицера оперативного отдела штаба генерала Вильденбруха, командовавшего окруженной группировкой. Обратный путь, да ещё с пленными, был еще более трудным. Все основательно вымотались. У некоторых от перенапряжения шла носом кровь. Когда вышли на поверхность, майор дрожащим голосом еле вымолвил: «Я расскажу все. Но сначала дайте вымыться и переодеться». А обер-лейтенант, прося о том же, не переставал удивляться: «Неужели я вышел живым из ада? Нет, это хуже ада!» И на допросе «языки» дали ценные сведения о расположении артиллерии и других объектов, раскрыли намеченный план прорыва из окружения. Эти сведения и данные, полученные разведчиками, сыграли важную роль в разгроме врага, и 13 февраля Будапешт был взят нашими войсками. В плену оказалось 138 тысяч немецких солдат и офицеров. В эту победу внесли свой боевой вклад герои фантастического подземного рейда.

Саперы

А еще в Будапеште был такой редкий боевой эпизод. В левобережном Пеште наши войска захватили несколько складов с боеприпасами, где немцы бросили десятки тысяч снарядов, бомб и мин. Уничтожение их в черте города очень опасно для жителей. Использовать снаряды артиллеристы не могли из-за разности в калибрах. А у авиационных бомб отсутствовали взрыватели. И тогда офицеры 27-й инженерной бригады Михаил Додуладов и Федор Степанов задались лихой целью: боеприпасы обрушить на головы их бывших владельцев. Произвели необходимые расчеты по метанию боеприпасов с помощью направленных взрывов. По ночам на набережной недалеко от здания парламента закипела работа. Под руководством капитанов Михаила Чихичина и Василия Лядова бойцы выкапывали углубления под определенным углом в направлении на набережную Буды, где сосредоточились танки и артиллерия противника. Ну это все техническая сторона дела, а его эффект для врага оказался ошеломляющим.

Наступило утро 5 февраля 1945 г. Майору Степанову, находившемуся на наблюдательном пункте, который был оборудован на втором этаже Парламента, доложили - всё готово! Но вдруг ударила артиллерия с набережной Буды. Один из снарядов попал в фасад этого великолепного сооружения. Взрывной волной офицера отбросило от окна к противоположной стене. Очень разозлился тогда Степанов на гитлеровцев. Схватил телефонную трубку и скомандовал: «Вася, дорогой! По вражеским позициям - первой, второй, третьей и четвертой батареями - огонь!». Подчиненный отреагировал мгновенно, и сотня крупнокалиберных снарядов с грозным шумом и свистом полетела в «гости» к своим бывшим хозяевам. Атаки «саперной артиллерии» продолжались. Орудия и танки в Буде были разгромлены и советскими, и немецкими снарядами, бомбами, минами. Обстрел здания парламента и всего Пешта прекратился. Наряду с артиллеристами, пехотинцами, летчиками сапёры гордятся своей причастностью к разгрому группировки противника и полному освобождению Венгрии 4 апреля, Федор Павлович Степанов удостоен ордена Богдана Хмельницкого, советской медали «За взятие Будапешта», венгерской золотой - «За участие в освобождении Венгрии».

Автоматчики

Первыми в Эстергом ворвались танки во главе с бравым, бесстрашным разведчиком танкового соединения майором Евгением Шкурдаловым. Его гимнастёрку уже украшали боевые ордена и Золотая Звезда Героя Советского Союза, которыми он был награжден за подвиги в танковых сражениях под Сталинградом и Курском. В Эстергоме тоже совершил подвиг, стоящий на грани боевого и нравственного.

Под напором наших стальных машин противник поспешно бежал из этого венгерского города, что на высоком правом берегу Дуная. Танкисты подкатили к удивительно красивому храму с белыми колоннами и большим зеленым куполом. Открыли люки, а некоторые вышли, любуясь необычным зданием. И вдруг с колокольни посыпался град пуль, грозно застучав по броне. Несколько бойцов было ранено.

«По машинам!» - скомандовал майор, закрывая за собой люк танка. К нему обратился по рации командир роты старший лейтенант Василий Авдеев: «Однако зло кусается это святое место! Прикажите, и мы вмиг разнесем вражеское гнездо прямой наводкой!» «Не торопитесь, - ответил майор. - Пушки наведите, но без команды не стреляйте!» А сам связался с командиром бригады и доложил ему свой план взятия очага сопротивления без применения артиллерии.

Вскоре в его распоряжение прибыли автоматчики во главе с опытным офицером, старшим лейтенантом Николаем Катышевым. Смельчаки незаметно подкрались к выходу и бесшумно сняли часового. Затем тихо поднялись на колокольню и с помощью гранат и автоматов заставили диверсантов замолчать. Но каково же было удивление Шкурдалова, Катышева и воинов-автоматчиков, когда они очутились на побежденной колокольне! Оказалось, засевшие там пулеметчики были пристегнуты к своим местам... цепями! «Да, именно цепями, замкнутыми замками!» - подтверждает Шкурдалов. На фронте он впервые столкнулся с таким фактом. Оставшиеся в живых, раненые осколками гранат немцы слезливо подтвердили это. Отрезвев от шнапса, кричали: «Гитлер капут!» Откровенничали: покидая нас, командиры сказали, что собор - это неприступная крепость, да и русские, мол, вряд ли решатся ее разрушить. А вы пока по ним стреляйте, мы же потом вас выручим... Вот так гитлеровцы играли судьбами оболваненных солдат-роботов. Да разве только в Эстергоме! - там была остановлена лишь горстка обреченных смертников. А ведь уже был Сталинград с окруженной и не сдавшейся 300-тысячной армией. И Будапешт - с 188-тысячной группировкой. Но все было принесено в жертву берлинскими маньяками ради своих бредовых планов. И даже злодейское убийство двух парламентеров на подступах к Будапешту.

Весной 1945 г. пришла Победа. Дорогой ценой досталась она народам многих стран, прежде всего Советского Союза.

Леонид ЧЕРНОУСЬКО, капитан 1 ранга, ветеран войны и труда