НАКАНУНЕ ВОЙНЫ

(Продолжение. Начало в №№21,22,25,34,36,38,40)

Укрощение «старого боевого коня»

И тем не менее Черчилль этого не сделал. Почему? Есть основания полагать, что «старого боевого коня», как тот ни лягался, опытные ковбои сумели удержать в узде антигитлеровской коалиции. Причем решающую точку в этом деле поставили почти в последний момент.

Последние два дня перед нападением немцев на СССР премьер-министр Англии У. Черчилль провел за городом. По его словам, еще в пятницу 20 июня 1941 г. он планировал вечером следующего дня – в субботу 21 июня – выступить с официальным заявлением по поводу предстоящего нападения Германии. Что именно хотел он сказать в том заявлении, неизвестно, поскольку днем 21 июня от своего намерения он отказался.

Причиной отказа стал визит в субботу посла США в Англии Д. Вайнанта (Уайнанта), передавшего Черчиллю послание президента Рузвельта:

«Американский посол, проводивший уик-энд у меня, привез ответ президента на мое послание. Президент обещал, что если немцы нападут на Россию, он немедленно публично поддержит «любое заявление, которое может сделать премьер-министр, приветствуя Россию как союзника». Уайнант передал устно это важное заверение » (Черчилль У. «Вторая мировая война». — М., Воениздат, 1991, сс.167-168.).

Из всего послания Рузвельта Черчилль смог привести только короткую фразу, где Рузвельт требовал от него заявления, публично объявляющего Советскую Россию союзником в борьбе против Гитлера. Да, теперь, когда все знают, что четыре года войны существовала могущественная антигитлеровская коалиция, это выглядит совершенно естественно. Но это оказался единственный момент послания, что Черчилль смог сообщить читателю.

Потому что внимательный читатель уже наверняка заметил абсолютную противоположность намерений руководителей двух великих англосаксонских держав в отношении Советского Союза, а именно.

Воюющий с Гитлером Черчилль в эти дни вознамерился нанести удар по СССР, а пока еще нейтральный Рузвельт страстно желал видеть Англию союзником СССР! Воевать с СССР и быть его союзником – вещи несовместимые, то есть позиции Черчилля и Рузвельта по фундаментальному вопросу, от которого зависела судьба мира, были диаметрально противоположными. Для Рузвельта же необходимость в тот момент сделать Англию союзником СССР была такова, что потребовала от его друга Д. Вайнанта, американского посла в Англии, совершить настоящий подвиг.

Джон Вайнант был известен как преданный и надежный соратник Рузвельта и в то же время как человек, симпатизирующий Советскому Союзу. Незадолго до вторжения немцев в СССР его вызвали в Вашингтон. После кратковременного пребывания на родине ранним утром 20 июня 1941 года он срочно вылетел обратно в Лондон на четырехмоторном бомбардировщике. Но в начале полета вышел из строя один из двигателей. Лететь на аварийном самолете дальше, через весь океан, было близко к самоубийству, поэтому командир корабля, военный летчик, справедливо предложил Вайнанту вернуться обратно. Но посол, сугубо гражданский чиновник, приказал продолжить полет. Вайнант не стал терять на смену самолета даже несколько часов, потому что вёз срочное личное послание от президента Рузвельта премьер-министру Черчиллю, которое сам должен был тому передать (Верховский Я.Г., Тырмос В.И. «Сталин. Тайный «Сценарий» начала войны».- М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2005. С.471).

Тут сразу вопрос – если оно срочное, то зачем его почти сутки везти аварийным самолетом через океан, вместо того чтобы передать шифром по радио? Или, что еще надежней, телеграфом по трансатлантическому кабелю? Уже через 2-3 часа после дешифровки в Лондоне помощник Вайнанта вручил бы его лично Черчиллю. Выигрыш во времени составлял часов двадцать и, самое главное, не надо было рисковать жизнью людей. Излишне напоминать, что американцы буквально тычут всем в глаза своим якобы уважением к ценности человека и стремлением беречь жизни своих граждан.

Но в Белом доме на это не пошли. Сообщение было столь секретным, что его не доверили не только глазам шифровальщиков и прочих допущенным к секретам чиновников. Текст послания не доверили даже бумаге: доверенный человек Рузвельта держал его в голове и передал утром 21-го июня Черчиллю УСТНО (там же). Так поступить могли только потому, что в том послании содержалось что-то из ряда вон выходящее.

В итоге прочесть весь ответ Рузвельта, переданный Вайнантом, теперь нельзя. За исключением усеченной фразы Черчилль из текста послания не привел ничего, и это было максимумом того, что он мог сделать (о планах бомбежки Баку в июне 41-го он вообще ни словом не обмолвился). Сейчас рассекречено многое из того, что, казалось бы, «не лезет ни в какие ворота». Уже стал известен сенсационный план Черчилля, разработанный в мае 1945 года, начать войну с СССР 1 июля 1945 г. Операция называлась «Немыслимое» (Ржешевский О.А. «Секретные военные планы У. Черчилля против СССР в мае 1945 г.» http://militera.lib.ru/research/ rzheshevsky1/01.html).Но ключевые моменты мая-июня 1941-го – сговор с Гитлером и настоящие обстоятельства отношений Черчилля и Рузвельта – тщательно скрываются до сих пор.

Вывод из этих фактов и соображений очевиден. Когда Черчилль со своей командой, спасая Британскую империю, попытался выйти из войны с Германией путем удара по СССР, на него сильнейшим образом надавили. Надавили Рузвельт со Сталиным, причем роль тарана тут выполнил именно Рузвельт. Полагаю, в ультимативной форме от Черчилля потребовали отказаться от нападения на СССР.

Видимо, полностью ответ Рузвельта мы уже никогда не узнаем. Он исчез вместе со смертью Черчилля, Рузвельта и его соратника Вайнанта. Причем не исключено, что последнему именно этот поступок стоил жизни. В 1947 году, когда самого Рузвельта и его политический курс в отношении СССР уже похоронили, а Черчилль оказался на побегушках у американских ястребов, Д. Вайнант был обвинен пресловутой «Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности» в этой самой деятельности (формально – по другому поводу) и покончил жизнь самоубийством(Бесси Альва «Инквизиция в раю». – М., Искусство, 1968.).

Но тогда, в 1941 году, у президента США было достаточно способов, чтобы взять Черчилля, прошу прощения, за нежное место, даже без применения военной силы. Достаточно указать, что снабжение Британских островов в основном шло из США, через США или вблизи берегов США. И если бы Черчилль вдруг рискнул обойтись без американских техники, продуктов и сырья, в том числе и нефти, то сосредоточиваемых на границе с Ираном тридцати советских дивизий, включая девять бронетанковых, с избытком хватило бы, чтобы лишить англичан еще и ближневосточной нефти.

В конце концов, можно было и не искать за тридевять земель кощееву смерть. В Англии шпионов и предателей в военное время обычно вешали. Противники Черчилля, которых в Англии было немало, вполне могли с помощью «доброжелателей» из США и СССР «выкатить» факт его сговора с врагом и, следовательно, предательства во время войны. Особенно убойной, как предположил Ю. Мухин, могла стать договоренность партнеров бомбить гражданские объекты друг друга. Такой «договорчик» вполне тянул на виселицу. Поскольку Сталин был в курсе сверхсекретных мероприятий Черчилля о подготовке ударов по Баку, то есть основания полагать, что ему были известны подробности сговора с Гессом. И успеешь ли теперь, после жестоких бомбардировок жилых кварталов английских городов авиацией Германии, объяснить рядовым британцам, что им так было выгодно, а к этим прелестям надо еще добавлять и войну с СССР? Пока осознают, что Гитлер теперь друг, а Рузвельт – враг, Черчилля вполне могли вздернуть на виселице.

Тяжесть всех этих проблем, очевидно, и не позволила ему полностью осуществить задуманное. Хотя определенный вред Советскому Союзу он все же сумел нанести. Вместо того чтобы сразу сосредоточивать все силы против Германии, СССР был вынужден часть их отвлекать на южные границы, где бряцали оружием англичане. И впоследствии он пакостил Советскому Союзу, как мог, почти всю войну.

Не сумев отбиться от союза с СССР и будучи не в состоянии противостоять нажиму США, Черчилль продержался недолго. Уже в августе 1941 года его вынудили подписать Атлантическую хартию с США, которая сыграла роковую роль в судьбе Британской империи.

И хотя практически всю войну между ним и Рузвельтом шла жесточайшая борьба за верховенство, Черчилль и империя были обречены. Сын Ф.Д. Рузвельта Эллиот, выполняя функции президентского адъютанта на встречах с Черчиллем, видел эту схватку своими глазами и хорошо отразил ее в своей книге. Наблюдая постоянные стычки отца с главой британского правительства, Эллиот с тем большим удивлением рассказывает о совершенно иной атмосфере личной встречи Сталина и Рузвельта. Исключительно доброжелательный интерес друг к другу, искреннее взаимное уважение. А между ними как задиристый петушок, наскакивая то на одного, то на другого, но каждый раз получая отпор, мечется Черчилль.

Еще большее удивление Эллиота и его читателя вызывает нахождение главой капиталистов и вождем коммунистов взаимоприемлемых решений почти в любых сложных международных вопросах! Полная противоположность тому, как Рузвельт буквально выкручивал руки классово близкому Черчиллю, заставляя его делать уступку за уступкой в судьбоносных для британской и французской империй вопросах! Незадолго до Тегеранской конференции Эллиот, выражая опасения насчет того, что может помешать личному контакту глав СССР и США, заметил отцу:

“— К тому же он [Сталин. – Г.С.], должно быть, несколько опасается.

— Опасается? Чего?

— Скажем, того, что вы с Черчиллем объединитесь против него или чего-нибудь в этом роде.

Отец усмехнулся.

— Я подозреваю, что русские довольно хорошо осведомлены о том, какие мы «друзья» с Уинстоном , — сказал он несколько загадочным тоном” (Рузвельт Э. «Его глазами». — М., Издательство АСТ, 2003, с.158).

Да, Рузвельт-младший угадал ровно наоборот! Именно его отец был главным врагом Черчилля в деле, которому тот посвятил свою жизнь, – деле сохранения Британской империи. И как Черчилль ни упирался, но все больше и больше уступал своему «другу» Франклину. Поэтому абсолютно точно подметил Ю. Мухин закономерность того, что якобы «победителя» в войне У. Черчилля сразу после победы над Германией в родной Британии выкинули из власти (Мухин Ю.И. «Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно», с.172).Победив Гитлера, Черчилль проиграл дело Британской империи своим главным врагам – Рузвельту и Сталину.

Этим обстоятельством так же объясняется и ненависть к Черчиллю германского фюрера Адольфа Гитлера. Для сравнения возьмем его отношение к личности главы СССР И.В. Сталина, врага гораздо страшнее Черчилля, тем более что в конце концов Германия пала под ударами именно сталинской Красной Армии. Тем не менее даже на пороге своей гибели Гитлер в приватном кругу никогда не выражался о нем не то чтобы неуважительно, а даже со злобой. Напротив, он говорил о нем с неизменным уважением.

А вот Черчилль, которому ума, воли и упорства было так же не занимать, в итоге заслужил от Гитлера следующую оценку:

«Если бы ему пришлось выбирать между Криппсом и Черчиллем, то такая слабовольная скотина, как Черчилль, который полдня пьянствует , ему всё же во сто раз милее, чем Криппс; ведь такого человека, как Черчилль, который уже в силу своего возраста и неумеренного потребления табака и спиртного вот-вот впадет в маразм , все же следует опасаться меньше, чем Криппса — типичного интеллигента и салонного большевика. Черчилль в минуты просветления еще вполне способен осознать , что империя неминуемо распадется, продлись война еще 2—3 года» (Пикер Г. «Застольные разговоры Гитлера». Смоленск: Русич, 1998, с.133).

Именно так – слабовольная скотина, которая полдня пьянствует и находится на грани маразма. И это о человеке, который во время войны оказал Гитлеру столько услуг, да еще каких! Чего стоит только его упорство перед Сталиным и Рузвельтом с задержкой открытия второго фронта в самом опасном для Гитлера месте – Нормандии. Или, к примеру, перерыв поставок по ленд-лизу через Мурманск в момент кульминации сражения под Сталинградом. Можно вспомнить и то, как Черчилль отдал на съедение гитлеровцам полярный конвой PQ-17. Заслуженно тянет на Рыцарский крест с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами сразу! Да и неужто Сталин был юношей в сравнении с Черчиллем (разница всего 4 года) или потреблял меньше никотина (вспомним знаменитую сталинскую трубку)?

Злоба и раздражение Гитлера объясняются одним – Черчилль не смог выполнить свое ГЛАВНОЕ обязательство перед Гитлером. Всё, что он потом для него сделал, оказалось мелочью в сравнении с тем, что он должен был сделать в интересах Германии и родной Британской империи в июне 1941 года.

Но этим же, в свою очередь, объясняется и категорическая позиция Черчилля в вопросе суда над руководством нацистов и прежде всего – Гитлером. Всю войну Черчилль настаивал, чтобы главари рейха вместе с фюрером были казнены без следствия и суда сразу же, как только их возьмут в плен. Если бы Гитлер попал в руки англичан, то Черчилль казнил бы его сразу без всяких колебаний, о чем заявил еще в декабре 1942 года: «В случае если Гитлер попадет к нам в руки, мы, несомненно, казним его» (http://www.rosconcert.com/common/arc/story.php/242324).

Причем вопреки здравому смыслу Черчилль с соратниками настаивали, чтобы требование о немедленной казни Гитлера без суда было объявлено публично, на весь мир! Но ведь такое заявление однозначно усилило бы сопротивление немцев и увеличило потери союзников. Почему Черчилль делал такую, казалось бы, глупость? Потому что ему было что скрывать, в чем он сам и признался: «Если допустить справедливый суд, то возникают разного рода осложнения» (там же).

Осложнения – это, в том числе, и сговор Черчилля с Гитлером. Не исключено, что на этом суде СССР и США не преминули бы предать его огласке, чтобы нанести еще один удар по Британской империи. Поэтому осуществить своё намерение Черчиллю не дали. Сталин и Рузвельт настояли на проведении открытого суда над элитой Третьего рейха.

Уже после смерти Сталина, не смея укусить американцев и как бы вымещая на нем обиду и злость от упущенных возможностей, Черчилль написал в мемуарах:

“Война – это преимущественно список ошибок, но история вряд ли знает ошибку, равную той, которую допустили Сталин и коммунистические вожди, когда они отбросили все возможности на Балканах и лениво выжидали надвигавшегося на Россию страшного нападения или были не способны понять, что их ждет. До тех пор мы считали их расчетливыми эгоистами. В этот период они к тому же оказались простаками.

Сила, масса, мужество и выносливость матушки-России еще должны были быть брошены на весы, но если брать за критерий стратегию, политику, прозорливость и компетентность, то Сталин и его комиссары показали себя в тот момент совершенно недальновидными”.

Как мы видели, не такими уж простаками оказался Сталин с его комиссарами. Главные  задачи в 1941 году – обеспечить своей стране один фронт борьбы, разъединив Германию и Японию, не допустить союза Англии с Германией и сделать США с Англией своими союзниками – они выполнили. Чем предопределили Победу своей страны над смертельно опасным врагом.

Последний поворот

Итак, после визита Гесса Англия начала подготовку удара по СССР. Следовательно, Черчилль сговорился с Гитлером, и против Советского Союза наметился еще один фронт. Поэтому план стратегического развертывания, известный ныне как «Соображения от 15 мая», быстро и существенно переделали. Для отличия нового варианта от предыдущего условно назовем его «Соображениями о стратегическом развертывании от 1 июня» (поскольку сам документ, сведения из которого содержала записка Генштаба от 13 июня, составлен существенно раньше датированной этим числом записки).

Новый план резко менял группировку и характер боевых действий только на границе с Ираном. Количество соединений для этого ТВД увеличили в два раза, причем появились девять бронетанковых дивизий, которых раньше там не было вовсе. Значит, на английское нападение последовал бы ответный удар мощной сухопутной группировки Красной Армии, который мог ликвидировать английское присутствие на Среднем Востоке. Во всяком случае, лишил бы Черчилля ближневосточной нефти.

Английская угроза вызвала и появление в Крыму 9-го отдельного стрелкового корпуса. Пресловутый «Богданыч» объяснил это тем, что Сталин-де хотел высадить десант в Румынии и захватить тамошние нефтепромыслы. Очередная глупость «отца превентивности»: с Румынией мы имели почти тысячу километров сухопутной границы, и достать нефтепромыслы гораздо проще по суше, чем предпринимать рискованный десант с моря. Турция же в то время хотела и остаться в стороне от большой войны, и колебалась между ориентацией на Германию или Англию. Но если бы усилиями Черчилля тайный альянс Германии с Англией превратился в открытый, то колебаться ей стало бы негде – теперь с двух сторон ее заставили бы втянуться в войну с СССР (которая, впрочем, при таком раскладе для Турции уже не была бы очень трудной). Вот тогда, при угрозе прохода в Черное море английского флота, оборона Крыма и высадка того корпуса на берегах Босфора становилась просто необходимой.

Таким образом, новый план был обусловлен появлением английской угрозы южным границам СССР. А поскольку Британия активно готовила удар в Закавказье вплоть до самого 22 июня, то и советские планы против неё должны были оставаться в силе — до того момента, когда глава британского правительства публично признает Советский Союз своим союзником против Гитлера.

Однако здесь нас ожидает новый сюрприз — «Соображения от 1 июня» оказались не последним планом стратегического развертывания! Совершенно неожиданно на фоне зловещих событий, связанных с готовящимся Черчиллем ударом по Баку, в первой половине июня этот план вновь резко изменился. Причем из него убрали именно ту часть, которая была запланирована для противодействия английской угрозе! В «Справке от 13 июня» указано, что при благоприятной обстановке с южного ТВД (САВО, СКВО и ЗакВО) на Запад могут быть переброшены дополнительно 15 дивизий, включая все бронетанковые («1941 год», Книга 2, с.359.)

И вот очевидный факт — в июне наращивания войск на южном ТВД не производилось. Напротив, дислоцированные там войска (Северокавказского округа) продолжали перебрасываться на запад. Более того, уже находившиеся на пути в Закавказье соединения прямо в пути были перенацелены на западную границу. Генерал-майор Лобачёв, член Военного Совета перебрасываемой из Забайкалья в Закавказье 16-й армии, вспоминает:

«10 июня я приехал в столицу, и теперь по-новому переживал встречу с Москвой…

Поздний вечер, однако в Наркомате обороны все на местах. Генеральный штаб, Управление политической пропаганды работают почти круглые сутки. Василий Данилович Соколовский — теперь уже заместитель Начальника Генерального штаба, сообщил, что наша 16-я армия должна была отправиться в Закавказье, к границе с Ираном, но в связи с обострением обстановки на западных рубежах эшелоны повернуты на Украину :

— Дислоцироваться будете в Киевском Особом военном округе. Лукин уже уехал в Киев» (Лобачев А.А. «Трудными дорогами». http://militera.lib.ru/memo/russian/lobachev_aa/09.html).

Значит, международная положение изменилось так, что благоприятная обстановка для изменения планов и переброски войск с юга на запад наступила.

Но как она могла измениться, если именно в тот момент подготовка к удару по Баку достигла в Англии кульминации, начав воплощаться из политических решений непосредственно в военные?! И что поразительно, руководство СССР это прекрасно знало!

Причина могла быть только одна: у Москвы появились основания считать, что, несмотря на приготовления, Великобритания не сможет совершить нападение на СССР. И когда Гитлер двинется на Восток, у нас будет только один фронт.

Причиной такой уверенности могло быть только заключение соглашения Сталина с Рузвельтом о совместных действиях против Гитлера и, прежде всего, Черчилля. Видимо, окончательно союз Сталина и Рузвельта оформился где-то к началу июня. После чего, поставив теперь себя на место Черчилля и оценив его проблемы, руководство СССР пришло к выводу, что выступить против СССР он не сможет, как бы того ни хотел. И Сталин все силы стал сосредоточивать против главной опасности – Гитлера.

Таким образом, обстановка менялась настолько стремительно, что в течение месяца «Соображения от 15 мая» переделывались еще дважды. Вот почему утверждение уже готовых планов прикрытия округов откладывали до окончательной готовности Плана развертывания ВС СССР и соответствующих ему оперативных планов округов. Поэтому план прикрытия, к примеру, Одесского округа разрабатывался по директиве от 5 мая 1941 года, сведения о противостоящей группировке противника там оставлены по данным на 30 мая, а подписан (с небольшой доработкой) Военным советом округа только 20 июня. К этому сроку и все остальные округа закончили свои оперативные планы («планы первых операций») и вместе с планами прикрытия отправили их в наркомат обороны. Именно эти документы Баграмян 20 июня отослал в Москву.

Быть в курсе союза с Рузвельтом и полностью понимать ситуацию вместе со Сталиным могли только его соратники из Политбюро. Военные знать о союзе Сталин-Рузвельт не могли. Слишком важной была эта политическая тайна. Поэтому у главнокомандования РККА не было оснований считать, что Черчилль откажется от нападения на СССР. Почему это они должны были поверить, что «антикоммунист №1» вдруг возьмет и просто так, со столь же авторитетным антикоммунистом Гитлером пожалеет большевиков?

Исходя из этого, Тимошенко с руководством НКО продолжали считать Черчилля прямым военным противником СССР (отказ от переброски войск на Средний Восток против англичан им могли объяснить необходимостью концентрации сил на главном направлении). Они знали, что Черчилль готовит военную акцию против СССР, которая должна быть проведена в момент нападения Гитлера либо сразу после него. А если начало войны с СССР Гитлер представит как советскую агрессию и его в этом поддержит Черчилль, то, скорее всего, к ним присоединятся и японцы. СССР это поставило бы в тяжелейшее положение. Поэтому все помыслы теперь были направлены на то, чтобы любой ценой предотвратить или хотя бы оттянуть нападение Гитлера. Либо, если это не удастся, свести к минимуму риск того, чтобы враги смогли выставить нас перед миром в качестве агрессора.

Г.Н. СПАСЬКОВ

(Продолжение следует)

 

ВЕРИЛ ЛИ ГОРБАЧЁВ В РЕФОРМЫ?

Неизбежный конец советской системы становился все ближе, и Горбачёв в полной мере осознавал этот факт. В государственной машине начались сбои. Как бы то ни было, к тому моменту она уже набрала достаточную скорость, чтобы провести сверху реформы, которые бы позволили ей прочно утвердить новую схему управления. Генеральному секретарю нужно было ловко лавировать, вскружить голову партии, армии и народу ворохом «ленинских» постановлений, которые были составлены привычным для всех канцеляритом и в лучших советских традициях. А затем небольшими штрихами, шаг за шагом укоренить в самом сердце коммунизма... свободу! И поставить всех перед свершившимся фактом.

«Другого пути нет, — не раз говорил мне Яковлев в те времена. — Если мы объявим о реформах перед тем, как их ввести, КГБ и партия спустят с нас шкуру. Но если же мы откроем путь свободе, разыгрывая при этом красного царя, никто ни о чем не заподозрит! Главное, чтобы у нас была свобода. В тот день, когда она де-факто вернется, никто больше не сможет ничего с ней сделать...» Кроме того, Горбачёв и Яковлев верили (как оказалось, ошибочно), что располагали ключевыми ресурсами для реализации этой подпольной операции: речь шла о Европе, Америке и Японии, которые поддержали необратимую либерализацию советского режима в конце «второй холодной войны». Тем временем заявленный новым главой государства курс на борьбу с упадком СССР с помощью политики перестройки преследовал три главных задачи: сокращение военных расходов благодаря международной разрядке, активизация производства путем мобилизации материальных и технических ресурсов, оживление общества с помощью гласности. Проведение этой политики Горбачёв намеревался доверить насчитывавшей 19 миллионов членов правящей партии, единственной в стране организации, которая обладала четким аппаратом. «Мы используем КПСС, инструмент Сталина, чтобы уничтожить сталинизм!» — без конца твердил мне Яковлев. «Нельзя оставить это чудовище на свободе...» — повторяли они оба с завидной убежденностью и рассудительностью.

Горбачёв начал с «чистки» Политбюро от всех его заклятых врагов и прочих представителей старой гвардии. После избрания в Политбюро Яковлев занялся укреплением контроля генерального секретаря над основными центрами принятия решений в стране, а в дальнейшем посвятил себя «внешнеполитической идеологии». Тем не менее, он допустил одну роковую ошибку: «Мы хотели сохранить влияние в партии, но совершенно забыли о КГБ, настоящем государстве в государстве, самом опасном противнике реформ...» Горбачёв старался поддерживать уважительные отношения с Комитетом, опираясь на его поддержку в борьбе за власть. Тем не менее это его поведение породило одностороннюю точку зрения на события, которой придерживались ветераны спецслужб и некоторые западные кремленологи: КГБ приписывалось изобретение перестройки. Подобное утверждение было связано с тем, что члены Комитета (а их традиционно рассматривали как элиту страны) казались единственными, кому было под силу рассмотреть вопрос изменения режима с подходящей для того высоты. Вот что пишет, например, пожизненный секретарь Французской академии Элен Каррер д’Анкосс: «КГБ в России — это то же самое, что Национальная школа администрации во Франции. КГБ готовил руководящие кадры. В КГБ набирали самых умных людей. В КГБ приглашали людей с лучшим образованием. Шпионская часть его работы известна всем и сегодня не представляет интереса. Главное в том, что КГБ готовил представительские кадры. Именно так его и нужно рассматривать».

Нужно сказать, что когда Брежнева в 1976 году хватил первый сердечный приступ и власть в стране перешла к триумвирату Андропов-Громыко-Устинов (КГБ-МИД-Минобороны), руководство погрузилось в глубокие размышления по поводу реального положения дел в стране. Андропов в тот момент находился под влиянием стиля Дэна Сяопина, который заключался в сохранении существующего политического строя при определенной открытости в экономическом плане. Он получал всю полноту информации по СССР и понимал его истинное положение. За красивым фасадом официальной статистики, которая служила для одной лишь пропаганды, скрывались точные цифры по смертности (в первую очередь в связи с алкоголизмом), шедшей на военные нужды доли ВВП (не меньше половины), масштабах теневой экономики и т.д. Для объективной оценки текущих условий нужно было объективно оценить взаимодействие теневой экономики и официального рынка...

Именно эти причины подтолкнули окружение Андропова к тому, чтобы окрестить себя отцами перестройки. По словам Яковлева, в стране столкнулись друг с другом два непримиримых проекта реформ: нацеленный на сохранение системы проект КГБ и его собственный план, который предусматривал ликвидацию коммунизма. Представители спецслужб и военно-промышленного комплекса, которые сформировали группу своего рода «авторитарных модернизаторов», были категорически против подобных послаблений и выступали за укрепление роли государства в производственной сфере. Они обвинили Яковлева в том, что тот поддался порыву и «заворожил» Горбачёва, подтолкнул его к действиям без подготовки и чёткого плана.

Как бы то ни было, из кремлевских архивов (самый надежный источник для анализа существующих теорий) следует, что в записке идеолога реформ генеральному секретарю от 6 декабря 1985 года прописывается система действий, которая в полной мере соответствует стратегии перестройки. В политическом плане этот документ предусматривал полное преобразование существовавшей системы. Его задачей было не дать стране погрузиться в кровавый хаос, к которому неизбежно привело бы сохранение тоталитарного режима. В частности, программа предусматривала проведение свободных выборов по многопартийной системе, гарантии свободы прессы, парламентаризм и независимость судов. Что касается экономической сферы, которая стала главным вопросом всей перестройки, здесь рекомендации были гораздо туманнее. Яковлев намеревался отказаться от монополии государства на внешнюю торговлю и собирался предоставить предприятиям гораздо большую свободу в рамках рыночной экономики. Кроме того, высказывалось предложение (сегодня оно выглядит совершенно нелепым) по избранию глав предприятий их же сотрудниками, что представлялась как проявление демократии.

Таким образом, свобода, демократия, нравственность и природа формировали основу нового политического мышления, которое отличалось сознательно показным идеализмом и, следовательно, совершенно не походило на реалистический настрой государственных деятелей времен холодной войны. Тем не менее, у Горбачёва не было возможности опереться на средний класс мелких собственников, как это было в ряде европейских государств в XIX веке, на самой заре капитализма, в результате чего он мог предложить лишь сложное умственное построение, которое делало упор на борьбе «прогрессивных сил» с консерваторами. Эта конструкция, которая закрывала глаза на стоявшие перед СССР национальные, социальные и экономические проблемы гигантских масштабов, затеняла и существовавшие линии раскола советского общества.

В качестве старта своего проекта реформ генеральный секретарь в 1986 году обратился с призывом к интеллигенции и запустил свою политику гласности. Интеллигенты, которые стремились к царившей до революции нравственности, в очередной раз сделали упор на этической ответственности. Власть согласилась признать диссидентов: Андрею Сахарову разрешили вернуться из ссылки в Горьком, политзаключенные смогли выйти из лагерей и психиатрических больниц, Александр Солженицын был реабилитирован и смог выпустить книги, эмигранты получили добро на возвращение в СССР. Затем Яковлев предложил установить отношения с Папой римским. Он был убежден в необходимости найти со Святым престолом общий язык «на основе общечеловеческих ценностей». Именно в этой связи Горбачёв сделал заявление о том, что общечеловеческие ценности стоят выше ценностей классовой борьбы. Иоанн-Павел II, в свою очередь, сыграл значительную роль в развитии горбачёвской мысли, особенно в Польше. Тем не менее, когда я спросил Яковлева, действительно ли Горбачёв искренне отстаивал эти идеи, он ответил мне совершенно неожиданным образом: «Горбачёв лгал, а старик Рейган верил. Горбачёв водил всех за нос, а Миттеран, этот хитрый лис, тоже поверил ему. Но он врал так хорошо, что в конце концов сам начал верить!».

Владимир ФЕДОРОВСКИЙ, “Atlantico”, Франция, inosmi.ru

Об авторе. Владимир Федоровский, дипломат во времена больших потрясений на Востоке, дает читателю возможность познакомиться с уникальными свидетельствами очевидцев и неизвестными ранее архивными данными о Михаиле Горбачеве, его супруге Раисе и западных партнерах. Отрывок из «Романа о перестройке».

От редакции. В стремлении оправдаться за своё участие в уничтожении страны автор делает вид, что не знает о сознательной работе А. Яковлева на Соединённые Штаты. Поэтому в данном материале он выглядит наивным до тупости сторонником «перестройки». Горбачёв, в силу мелкости своей натуры, был способен обмануть только честных людей (потому что они честные), а для прожжённых политиканов он был и остаётся не более чем удобный для манипулирования субъект, которого сумели провести на высший пост вражеского государства.