ВЕРНУТЬ ДУШУ РУССКОГО НАРОДА!

Нам песня строить и жить помогает. В.В. Лебедев-Кумач

Мощное разрушительное цунами, мобилизованное и направленное на душу русского человека, злобные атаки на его пока ещё устоявший перед западным виртуальным нашествием светлый духовный мир, основывающийся на глубинных традициях, заложенных и выстраданных нашими далёкими пращурами, дедами и отцами, не прекращается, приобретая всё новые и всё более изощрённые формы воздействия на дезориентированные массы населения – и в первую очередь на молодёжь и подрастающую детвору.

Мы стали свидетелями последовательно-агрессивного извращения и поругания русской истории, фальсификации знаковых, сакральных явлений и событий недавнего прошлого (все этапы строительства социализма, утверждение советского образа жизни, развитие духовного мира советского человека, разные периоды Великой Отечественной войны, Катынская трагедия, внешняя политика СССР и др.), надругательств и издевательств над памятью подлинных народных героев и выдающихся государственных и общественных деятелей русского народа в его многовековой истории, над его менталитетом, глумления над нашим главным национальным достоянием – великим русским языком, фольклорным богатством, многовековой русской культурой, в том числе музыкальной культурой.

Песня – душа народа. Не знаю, кем и когда дано столь краткое, но безгранично-объёмное, исчерпывающе глубокое и потому гениальное определение этого неповторимого феномена духовной жизни человека, но оно мне сопутствует на протяжении многих десятилетий. Встречается едва ли не у каждого творца песенного искусства, им пользовались в прошлом М.В. Исаковский и А.Т. Твардовский, В.С. Соловьёв-Седой и Б.А. Мокроусов, в наши дни – А.Н. Пахмутова, М.Н. Ножкин, О.М. Погудин, Т.Ю. Петрова, А.Я. Михайлов, С.А. Маховиков, недавно ушедшие из жизни Л.Г. Зыкина, В.В. Толкунова, М.М. Магомаев, десятки признанных мастеров песенного искусства. От этой простой словесной формулы не откажется ни один человек, способный понимать и чувствовать песню.

Обращаясь к столь сверхобъёмной теме, я намереваюсь только обозначить её контуры, назвать и подчеркнуть некоторые факты, примеры и штрихи, пригласить к публичному читательскому обсуждению и личным размышлениям наедине с собой (поскольку такие раздумья и воспоминания поистине очищают душу и дарят много отрадных минут).

Песня рождается несомненно свободной душой, даже если её создатель в чём-то внешне и не свободен (а, как известно, абсолютной свободы в человеческом бытии не существует, поскольку в ней людской род не выживет). И это далеко не оригинальное умозаключение с лёту опрокидывает любые разглагольствования об извечно рабской русской душе, ибо как бы ни был закрепощён или стреножен обстоятельствами русский человек в скрытых мглой тысячелетиях, а уж тем более от времён протопопа Аввакума до наших дней – пахарь в поле, рабочий у станка, рекрут в казарме, сельский учитель в своей каморке – создавал былины и песни, живущие десятилетиями и даже веками.

Песня в самых тяжёлых, порой невыносимых условиях способна придать человеку новые силы, приподнять над морально-нравственными страданиями, явить проблеск солнечной синевы в сгустившемся смоге обыденной пошлости и мракобесия, в сточных помоях разнузданной, развратно-тлетворной эмоциональной затхлости, в болезненно-чувственном угаре массового беснования, которые создаёт агрессивно насаждаемая так называемая масс-культура, основанная и построенная на безусловных рефлексах, тупом обезьянничанье, на запредельном цинизме, торгашестве, беспринципной продажности, порочном мазохизме и сладострастно-патологическом самообнажении, выворачивании наизнанку своих тёмных внутренних закоулков и сочинителями, и исполнителями звуковых выбросов, лишь по большому недоразумению и антидуховной зашоренности называемых песнями. Всему этому зачастую способствует массовая всеядность неразборчивой аудитории, следующей не здоровому эстетическому вкусу, поскольку он либо просто не развит, либо заглушён и забит лавиной чуждой, всё подавляющей мировой какофонии, активно внедряемой и распространяемой модой – «как в цивилизованных странах». Так островные туземцы когда-то радостно бросались на блестящие стекляшки-безделушки, предлагаемые им предками нынешних европейцев и происходящих от этого корня американцев.

Песня стала объектом и средством безудержного алчного паразитирования залётных интернациональных гастролёров с гражданством двух-трёх «отечеств», бессовестных спекулянтов, бесталанных пискунов, крикунов и хрипунов, освоивших только механическую основу извлечения звуков голосовыми связками и техническими агрегатами, научившихся сочетать эти сотрясения и колебания эфира с отталкивающе непристойными вихляниями своих чресел и афедронов, демонстрацией далёких от юной свежести полуобнажённых телес (да ещё с татуировками) и потных физиономий – иногда с одышкой от всепоглощающего расчётливо-меркантильного усердия.

…И всё это происходит ныне на русской земле, на протяжении многих веков и тысячелетий слышавшей и впитавшей в себя чудесные народные мелодии, рождаемые любовью к жизни и родным просторам, неизбежными трагедиями исторического народного бытия, взлётами души лучших сыновей и дочерей нашего великого, светлого и славного народа, богатством эмоционального, духовного мира людей, тихо и преданно любивших свою Родину, глубоко уважавших традиционные национальные ценности.

На всём протяжении нашей необъятной и необозримой Родины, в каком её уголке ни остановись, дав спокойно распрямиться и развернуться душе, – в сознании сразу возникнут любимые песенные строки, зазвучит русская мелодия, так или иначе связанная с таким конкретным моментом – ибо вся Русская Земля – это Песня – нежная и лирическая, суровая и мобилизующая, спокойная и раздумчивая, весёлая и озорная, обрядовая и величальная, признание в любви и задушевная исповедь. И тогда даже публично не поющий русский человек запоёт для себя – сокровенно, интимно – по-русски…

Есть все основания предположить, что могучую, глубинную, всепобеждающую силу и красоту русской песни сумели оценить извечные враги нашего народа, не упускающие ни одного удобного случая, чтобы всеевропейским скопом вцепиться в него бульдожьей хваткой и если не уничтожить (это им пока не по зубам), то максимально ослабить, выбивая в набегах и войнах целые пласты лучших из лучших богатырей телом и духом, которые не отсиживаются в кустах (или в Ташкенте…), а первыми бросаются в бой, заслоняя собой страну и народ, то есть подлинную интеллектуальную и морально-нравственную элиту – отборный генофонд нации. Но русская душа им до сих пор не подвластна.

Поэтому история русской песни – это самая объективная, прекрасная, самая волнующая история Руси-России и великого триединого русского народа.

Отсюда естественно возникает вопрос: могут ли наши извечные недруги, создавшие десятки русоненавистнических научно-исследовательских институтов, работающих на конечную цель агрессивно-воинствующего Запада – уничтожение русского народа и даже стирание из истории его имени*, пройти мимо такого духоподъёмного фактора, каковым была его национальная культура и одна из важнейших её составных частей – русская песня? Нет! В научно выверенной последовательности разнонаправленного, разностороннего, многоканального антирусского наступления и изуверско-людоедской логике этим господам не откажешь… хотя такая логика не свидетельствует о слишком высоком интеллекте – и уж тем более о мудрости, одной из главных слагаемых которой является добро (упоминание высоких морально-нравственных категорий в таком контексте вообще неуместно и неприемлемо, а поскольку вражеские изыскания в этой области несут зло не только русскому народу, но и всему человечеству, здесь уместнее говорить о псевдонауке). Поэтому на протяжении многих десятилетий в нашу сторону направлены многочисленные сточные канавы отравленных звуковых помоев, основу которых составляют выкрикивания и выхаркивания непонятного содержания, вопли, сопряжённые с кривляниями и похотливыми конвульсиями, грохот, скрежет, лязганье, грязная гиперсексуальная одержимость, цинизм и пошлость в манере поведения, во всём – ощериваемых ртах, блудливых глазах, развязности, неопрятности и т.д. и т.п. При этом особые шик и смак для целых стад наших доморощенных обезьянничающих недоумков составляют откровения затасканных и истрёпанных закордонных кумиров в интервью либо рассказы журналистов об их бисексуальности, об извращенческих «подвигах» и других скабрезных деталях пресыщенного забугорного существования, в котором оказывается выхолощенной либо вообще теряется подлинно человеческая суть – homo sapiens.

(Сошлюсь на предельно красноречивый свежий пример. В Пермском крае скандально известным «Мемориалом», весьма нескупо подкармливаемым зелёной капустой из-за кордона, на протяжении нескольких лет регулярно и с большим размахом проводится диссидентско-изменнический шабаш под названием «Пилорама-36» на территории бывшей исправительно-трудовой колонии, в которой на протяжении 15-17 лет содержались так назывемые политзаключённые, причём их основу составляли полицаи, изменники Родины, прибалтийские «лесные братья», бандеровцы, а также более современные «борцы с тоталитарным режимом» – С. Ковалёв, В. Стус, В. Буковский и им подобные субъекты. В прошлом году этот лживый, но активно, напористо разрекламированный «пилорамный фестиваль» посетили тысячи людей, включая большой процент молодёжи и даже детей. Активно поучаствовали иностранцы – Европа всегда готова клюнуть на такую мякину. Постоянно устраивались «концерты», напоминающие вальпургиеву ночь, цинизм которых превзойти невозможно, ибо там смачно, азартно имитировалось, например, гейское соитие, а также дикая нецензурщина под агрегатный звон и грохот, уголовно-блатная лексика и прочая зловонно-грязная непотребщина – на что, однако, Пермским Законодательным собранием и губернаторами – вначале О. Чиркуновым, теперь В. Басаргиным – щедро ассигнуются бюджетные десятки миллионов рублей при вымирающем народе и миллионах беспризорников. Вот высший пилотаж современного путинско-медведевского либерализма, насаждаемого по всем землям некогда Святой Руси швыдкими, гельманами, мильграмами, гозманами и их доброхотными приспешниками у кормушки – имя им легион.)

Известный философ, логик и писатель А.А. Зиновьев (как бы к нему ни относиться в связи с определёнными политическими метаморфозами) в конце своей жизни вполне справедливо, честно и очень искренне написал: «В сравнении с современными модными воплями старые песни звучат как божественные гимны».

Там, где песня перестаёт быть явлением искусства, непередаваемым чудом магического слияния стихотворной основы, музыки и исполнительского мастерства и превращается в вожделенный объект завистливых интриг и махинаций, низкопробных спекуляций, нездорового ажиотажа, купли-продажи, кощунственной приватизации, – от неё, как от нечистот, остаётся только грязное пятно.

И в том, что подобные проявления очевидного абсурда стали неотвратимой закономерностью нашего «супердемократического» безвременья, виноваты только мы – мы сами, позволившие электронным насильникам убить в наших душах воспитанную тысячелетиями потребность в постоянном духовном самоочищении родниково-чистой песенной волной, во внутреннем самовыражении запавшими в душу стихами и очаровывающей мелодией любимых песен. Ведь человек наедине с собой напевает только самое любимое – то, что созвучно душе, что вызывает отрадные ассоциации, памятные, дорогие образы и события, в то время как при пассивном слушании в уши может вливаться любая модная дрянь даже помимо его желания. Человеку важно не качество собственного исполнения, а то особое состояние души, которое обязательно вызывает любимая песня.

Несомненно, народные песни имеют прямое родство с древними сказами и былинами, которые не случайно при публичном исполнении в те далёкие времена произносились нараспев: веками сложилась та форма доведения их до людского сознания, которая оказывалась наиболее действенной и достигала нужного психологического эффекта, передаваясь затем из поколения в поколение. И народные певцы были особо почитаемыми людьми, имена их хранились в народной памяти десятилетиями и даже веками, о чём говорит пример певца-сказителя Баяна. А какое придавалось значение песнопению в высших сословиях русского общества, свидетельствуют дошедшие до нас и восстановленные в последние десятилетия стихиры Ивана Грозного, бурная, неоднозначная, многогранная государственническая деятельность которого в то грозовое время, казалось бы, исключала для него саму возможность заниматься музыкой.

Исследования песенного искусства, квалифицированные рассудочные умозаключения о нём и характеристики с научной точки зрения я предоставляю специалистам-профессионалам, а сам говорю лишь о том, что подсказано жизнью, собственными наблюденииями, чувствами и многолетними размышлениями, – как свидетель времени, испытавший облагораживающее влияние этой музыкально-поэтической сферы лично на себе, на своих родных, друзьях и знакомых, на людских коллективах и самых разнообразных жизненных явлениях, ибо песня сопровождала нас на протяжении всей жизни, пока её не начали агрессивно вытеснять, исключать из нашей жизни и уничтожать. И говорю об этом потому, что, понимая исключительную важность поднятой проблемы, чувствую себя лично ответственным за её решение в посильной мере, причём именно личное такое участие любого моего единомышленника – и вас, читатель! – не требует материальных затрат, а нуждается только в духовной самоотдаче всегда и там, где он в данный момент находится. В этой связи вспоминается постулат Павла Нилина, вложенный в уста Вениамина Малышева (роман «Жестокость»): «Мы отвечаем за всё, что было при нас». Русский человек исторически отвечал за всё, и именно этим во все времена определялась его великая сила и благотворное влияние на другие народы.

Многие певцы и певицы (например, знаменитая солистка хора имени Пятницкого А.В. Прокошина, которая дала путёвку в жизнь целому каскаду песен на слова М.В. Исаковского, Н.А. Обухова, Л.А. Русланова), прославившие в мире русское и советское искусство, начинали жизнь в песне с семьи, в которой родители любили и знали толк в народной музыкальной культуре, где издавна соблюдалась преемственность поколений – при благоговейно-сакральном отношении к песне как духовному чуду. В одном из таких воспоминаний (автора, к сожалению, не помню) врезалась в память ярко изображённая рассказчиком картина, которая не забывается уже много лет. По субботам в их семье регулярно совершался незыблемый священный ритуал: после ужина глава многодетной семьи строго усаживал всех её членов, от мала до велика, за большой обеденный стол – и час-полтора в доме звучали песни, близкие им по духу. При этом требовательный домашний дирижёр очень взыскательно относился к вокальным данным и прилежности всех хористов независимо от возраста. На таком духовном монолите рождались подлинные русские самородки, прославившие во всём мире русское и советское музыкальное искусство.

Сейчас трудно себе представить подобный патриархальный семейный уклад: он давно и практически повсеместно нарушен, нередко порицается и осмеивается – как проявление тоталитаризма и бытовой, социальной несвободы, а взращивание талантов из народных глубин продолжается другими путями – собственным индивидуальным пробиванием в расчёте на случай, на удачу, на везение, а нередко и порочными методами. Поэтому вспоминать глубинные культурные традиции отцов, дедов и пращуров сегодня жизненно необходимо, поскольку они являются фундаментом нашего духовного мира и должны остаться таковым в будущем для наших детей, внуков и дальних потомков.

В моём роду не появилось профессиональных певцов, но песня жила всегда. Что бы в доме ни делала мать, она неизменно сопровождала свою работу песнями, перешедшими в наш быт из её большой сельской семьи, в которой росли 10 детей (дед до революции был сельскохозяйственным разнорабочим в большом белорусском селе Грудиновка – имении графини Толстой, кормилицы Николая II, а потом – землекопом). Многие из её песен я больше нигде и никогда не слышал, лишь иногда встречая некоторые строки в литературных произведениях. Очень любила она и советские песни, но, поскольку они и без неё звучали отовсюду, особое впечатление производили старинные:

Поехал казак на чужбину далёку

На борзом своём на коне вороном.

Свою Украину навеки покинул,

Ему не вернуться в родительский дом…

Напрасно казачка его молодая

И утро, и вечер на север глядит:

Всё ждёт-поджидает – с далёкого края

Когда же к ней милый её прилетит.

Далёко-далёко, где вьются метели,

Где страшно седые морозы трещат,

Где сдвинулись дружно и сосны, и ели,

Казацкие кости под снегом лежат…

Оттенок трагизма песенного сюжета в сопоставлении с нашим счастливым школьно-пионерским укладом создавал особый эмоциональный сплав, который был окрашен осознанным чувством социальной защищённости, и эти параллели приводили к раздумьям, рождая повышенный интерес к иным, незнакомым сторонам жизни и особенно – к истории. Другая песня – диалог с вороном – воздействовала ещё сильнее (в том же ключе):

…Расскажу тебе, невеста,

Не таясь перед тобой:

Под Варшавой есть там место,

Где кипел кровавый бой.

Бой кровавый – пир богатый

Буду помнить целый век.

Но пришёл туда с лопатой

Неизвестный человек.

Он прогнал меня насилу

И, спасая от зверей,

Закопал в одну могилу

Мертвецов-богатырей.

Такие песни, авторы которых оставались неизвестными, не входили в репертуары широко распространённой тогда художественной самодеятельности – и это было вовсе не обязательно чьим-то мракобесным запретительным произволом: просто они не всегда вписывались в праздничное настроение людей. Но эти выстраданные, рождённые трагическими всполохами ратных будней песни были то тревожными, то щемяще-грустными отзвуками суровой отечественной истории, отголосками многих военных и социальных катаклизмов и потому помогали разностороннему духовному развитию и более глубокому пониманию жизни – при отсутствии радио, а тем более телевидения.

Отец, сельский учитель (человек суровый, строгий, но при этом очень душевный), тоже постоянно что-нибудь напевал, занимаясь дома хозяйственными делами. Уроженец глухой захолустной деревушки, обеспечивавший в детские годы лыковыми лаптями всю свою родню, он только в 12 лет пошёл в школу, а затем, после окончания седьмого класса и Могилёвского педтехникума, в начале 1930-х годов стал учителем (заочную учёбу в институте прервала война). Поэтому он был советским до мозга костей, и любые брюзжания по поводу каких-либо отрицательных сторон деятельности Советской власти как государственной системы отметал решительно и аргументированно, однако не мирился с конкретными извращениями и искривлениями её политики в чиновничьей практике, за что был уважаем во всей округе. Отец очень любил советские песни, знал и помнил их стихотворную ткань, что в школьные годы, естественно, органично передалось и нам, троим детям. Помню его склонившимся над столом, на котором он, будучи завучем Маховской семилетней школы, долгими вечерами колдовал над составлением расписания занятий, напевая при этом одну за другой популярные тогда мелодии:

В чистом поле – поле под ракитой,

Где клубится по ночам туман, –

Там убитый, там лежит зарытый,

Там схоронен красный партизан.

Я сама героя провожала

В дальний путь на славные дела,

Боевую саблю подавала,

Вороного коника вела.

…На траву, на травушку степную

Он упал, простреленный в бою.

За Советы, за страну родную

Отдал жизнь геройскую свою…

Эта народная песня родилась в воюющем народе на основе стихотворения М.В. Исаковского, и поскольку белорусская глубинка многие годы после войны ещё жила партизанскими настроениями и памятью о славных делах народных заступников, она звучала повсюду – и в поле, и в застольной обстановке. Но чаще всего её пели женщины, среди которых было бессчётно много молодых солдатских и партизанских вдов, осознававших трагичность своего социального положения, разрушенного быта, вынужденного и почти безнадёжного одиночества. Напевная, берущая за душу такой естественной, понятной грустью, она часто – задумчиво и негромко – плыла над деревенской улицей в вечерней тишине то с дальней полевой дорожки, то с завалинки, на которой сходились после трудового дня три-четыре усталые подруги одной женской доли, одной судьбы…

В послевоенные годы происходила ежегодная ротация сельских учительских кадров, и многих учителей, переведённых из других школ, сельсовет поселял в домах колхозников. Так сложилось, что учительский коллектив отмечал многие советские праздники у нас, поскольку к 1948 году отец, получив в Госбанке кредит как инвалид Великой Отечественной войны, кое-как закончил строительство небольшого пятистенного дома. Эти праздничные вечера вошли в мою жизнь незабываемыми уроками песенного искусства. Многие новые песни советских композиторов (да и некоторые народные) я впервые услышал от учителей, и надо ли говорить, каким сплавом чувств сопровождалось их восприятие в такой неформальной, дружески семейной, очень душевной обстановке.

Ряд песен составлял в этом учительском кругу неофициальный репертуар, повторявшийся из праздника в праздник, причём даже запевали их одни и те же инициаторы (чаще женщины). Необычайно популярной была мечтательно-призывная «Казачья дума о Сталине» (стихи А. Исакова, музыка В. Колесникова):

Собирались казаченьки,

Собирались на заре,

Думу думали большую

На колхозном на дворе.

Если б нам теперь, ребята,

В гости Сталина позвать,

Чтобы Сталину родному

Все богатства показать.

Показать и похвалиться

Нашей хваткой боевой.

Приезжай, товарищ Сталин,

Приезжай, отец родной!

Помню одухотворённые, задумчивые лица более молодых учительниц при исполнении этой песни, чистые, искренние глаза, в которых даже мной, 10–12-летним мальчишкой, читались те высокие чувства, которые вызывала эта песня у всех нормальных советских людей (и прежде всего – трудовой, не избалованной интеллигенции), уровень духовности которых несравним с животными повадками нынешних обособленных людских конгломератов, когда внутреннее содержание подобной креативной особи ограничивается максимальным потреблением и чувственной физиологией (ибо барщевские, хакамады, ганапольские, венедиктовы, герберы и подрабинеки интернационального помёта на тот момент ещё либо не родились, либо пока не успели опериться за счёт народа и против народа, чтобы гадить ему во всех углах и даже на рабочий стол).

В.М. Ковалёв

*«Такое понятие, как русский народ, должно исчезнуть вообще». Аллен Даллес

(Продолжение следует)

 

ПЕШКА В ИГРЕ ПРОФЕССИОНАЛОВ

Редактор ультралиберального журнала «The New Times» торпедирует более умеренных либералов с неутомимостью подлодки Третьего рейха, атакующей конвои Антигитлеровской коалиции

Биография безупречного демократа

Работа полицейского провокатора очень непроста и требует грамотной конспирации. В противном случае мы получим дешёвку, типа участника организованных покойным движением «Наши» пьянок на озере Селигер Левона Арзуманяна. Чтобы скомпрометировать митинг на Манежной площади, направленный против кавказского криминала и крышующих его оборотней в погонах, Арзуманян пошёл демонстрировать там нацистское приветствие перед телекамерами, но попал в кадр вместе с тогдашним начальником пресс-службы московского ГУВД Виктором Бирюковым и был немедленно разоблачён.

Совсем другое дело один из величайших интриганов и провокаторов всех времён – глава Боевой организации Партии социалистов-революционеров Евно Азеф. Он в обнимку с жандармами по столице не бродил и разоблачён был лишь спустя 16 лет после вербовки. Да и то до сих пор не утихают споры: кому Евно Фишелевич нанёс больший урон – родной партии, многих членов которой он выдал полиции, или царскому режиму, уничтожив нескольких его столпов, включая министра внутренних дел Вячеслава Плеве и генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича.

Редактор журнала «The New Times» Евгения Марковна Альбац, как и Азеф, в компании сатрапов режима по улицам не гуляет, а биографию с точки зрения самого оранжевого белоленточника имеет безупречнейшую. Как журналист она выдвинулась ещё в перестроечные годы, рассказывая в оплоте демократической мысли - газете «Московские новости» о своей беременности, родах и стирке пелёнок. Затем получение предназначенной для перспективных журналистов из осваиваемых американским бизнесом стран стипендии Альфреда Френдли, сотрудничество с газетой «Chicago Tribune», работа в Комиссии по помилованиям при первом президенте России Борисе Ельцине, учёба в Гарвардском университете, членство в Общественном Совете Российского Еврейского Конгресса… Ну и наконец нынешняя должность в «The New Times», преподавание в Высшей школе экономики и авторская программа на «Эхо Москвы» с игривым названием «Полный Альбац».

Для полного совершенства Евгении Марковне имело бы смысл стать лесбиянкой, как постоянный автор «The New Times» и бывший директор русской службы «Радио Свобода» Маша Гессен, но её жизненный путь и так выглядит безупречным, как эсэсовская характеристика Штирлица.

Как им раскурочить Россию

Что должна думать столь прогрессивная дама о дикой холодной стране, в которой она имела несчастье родиться и откуда сумела отправить в цивилизованный Нью-Йорк увековеченную на страницах «Московских Новостей» дочурку? Правильно, ничего, кроме: да чтоб ты развалилась, постылая! И потому стоило только коллеге Альбац по Высшей школе экономике заместителю декана её факультета прикладной политологии Сергею Медведеву 30 сентября предложить отобрать у России арктические территории, а заодно и ядерное оружие, как редакторша «The New Times» с энтузиазмом продолжила его мысль.

«Мне кажется абсолютно неизбежным, что так или иначе Сибирь станет какой-то частью, ну, экономическим каким-то вассалом Китая, – отметила 15 октября Альбац на «Эхо Москвы». – Мне кажется, это абсолютно неизбежная вещь... Бог с ним, пусть забирает. Я не вижу в этом никакой проблемы. Я, честно говоря, не вижу особой проблемы и если Россия разделится по Уральскому хребту. Я думаю, что это неизбежно».

«Не знаю как, но Байкал у России надо отнять, – заявил 7 октября ещё до Альбац замредактора «Московского комсомольца» Айдер Муждабаев. – И передать кому угодно — хоть Японии, хоть Монголии… Мы свиньи. Где жрем, там и гадим. От нас планету в целом, конечно, надо спасать».

Далее в тему «как нам раскурочить Россию» вписалась более мелкая прозападная шушера, в ответ Владимир Путин назвал Медведева «придурком», лидер российской компартии Геннадий Зюганов и редактор газеты «Завтра» Александр Проханов призвали сажать за призывы к расчленению страны, а Кремлю в целом концерт Медведева-Альбац-Муждабаева пришёлся удивительно кстати. Ведь со своими расчленительными идеями они вылезли как раз в разгар международного скандала с активистами Greenpeace, попытавшимися захватить платформу «Газпромнефти» и отправленными за это в следственный изолятор, а тут такой подарок!

Двое защитников Greenpeace объясняют, что из экологических соображений у России надо отобрать Арктику и Байкал, а третьей и вовсе не жалко отдать большую часть державы! Ну какие ещё нужны доказательства, что вся эта борьба за сохранность природы лишь камуфляж для реализации задуманных ещё Гитлером планов уничтожения нашей любимой Родины, а оппозиционеры с экологами прямые наследники нацистских прихвостней!

Шпилька в спину «медведевским»

Стоит ли считать коварным заговором то, что можно легко объяснить простой болтливостью, в две недели поразившей сразу трёх занимающих достаточно высокие должности лиц, двое из которых имеют отношение к одному учебному заведению? Наверное, всё же нет, а вот статью «Декабрь 2011-го», опубликованную в «The New Times» 3 декабря прошлого года, случайной уже не назовёшь.

В этой статье, подписанной среди прочих и лично Альбац, подробно описывалась операция, которую главный редактор «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов и заместитель руководителя администрации президента РФ Алексей Громов провернули перед первым массовым митингом против фальсификации выборов в Государственную Думу.

Для чего эталонной либералке и убеждённой противнице режима так подставлять своих единомышленников? Всё становится на свои места, если не забывать, что в Кремле много башен и относятся к «болотным» лидерам в них по-разному. Некоторое время существовал проект формирования на основе актива митингующих структуры, которая могла бы, с одной стороны, служить опорой группировки, сформировавшейся вокруг Дмитрия Медведева, а с другой, выступать как средство давления на её противников. Программой-минимум условных «медведевцев» было сохранение позиций во власти и бизнесе. Программой-максимум — второй президентский срок Дмитрия Анатольевича с последующей отставкой Владимира Путина с поста премьер-министра. Отсюда и активная раскрутка митингов на Болотной площади телеканалом «Дождь» Натальи Синдеевой, приходящейся лучшей подругой пресс-секретарю Медведева Наталье Тимаковой, и отчаянный призыв представителя «Левого фронта» Сергея Удальцова отложить выборы на года и продлить полномочия Медведева на этот срок.

Медведев категорически отказался нарушать предварительные договорённости с Путиным, и последний был благополучно переизбран на третий срок. Тем не менее поставленную задачу никто не отменял, процесс продолжал идти, и 22 октября возник Координационный Совет оппозиции с преобладанием связанных с окружением бывшего президента умеренных либералов. В сложившейся ситуации интерес противоположной стороны максимально ослабить этот орган представлялся совершенно естественным, тем более что там сложилось мнение: удобнее иметь переформатированную оппозицию, заменив стремительно теряющих доверие вождей прошлой волны, типа Бориса Немцова и Михаила Касьянова, свежим и ещё не успевшим испортиться от постоянного употребления Алексеем Навальным, который может находить общий язык не только с либеральной, но и с националистической массовкой и при этом готов на компромисс.

Спецоперация прошла успешно. Некоторых членов Координационного Совета начали прессовать по неприятным темам — от разжигания межнациональной розни до убийства и педофилии (причём последнюю приписали близкому к Тимаковой фотографу Рустему Адагамову). На выборах в сам Совет с голосов участников финансовой пирамиды МММ были внедрены лица, целенаправленно разваливающие его работу. Ну а неустающая раскручивать Навального Альбац в компании постоянной колумнистки «The New Times» Валерии Новодворской и других авторов журнала, ударила по либерально-оппозиционной верхушке в целом, изрядно подорвав к ней доверие массовки.

Финал известен: дезорганизованный Координационный Совет полностью потерял работоспособность и тихо скончался, а на последнее шествие оппозиции пришло от силы 7 тысяч человек. На фоне прежних 100 тысяч зрелище жалкое, и товарищи с Лубянки могут поздравить себя с блестящей победой. Осознанно ли помогала одержать эту победу Евгения Марковна? Сейчас ответить на этот вопрос невозможно, однако стоит заметить, что ритуальные обличения Альбац в адрес ФСБ версию о сознательном сотрудничестве не опровергают, тем более касаются они лишь обитателей некоторых кабинетов, а других, наоборот, стараются обходить.

Например, 25 апреля 2011 года в беседе с руководителем авторской группы исследования «Власть семей» Мариной Литвинович она картинно ужасается бизнесу охранителей государственных тайн, включая бывшего директора ФСБ и нынешнего секретаря Совбеза Николая Патрушева, но в опубликованной «The New Times» 20 июня того же года статье «Всё лучшее — детям» семейство Патрушева отсутствует. Зато имеется клан патрушевского преемника Александра Бортникова, что наводит на интересные мысли об отношениях лубянских департаментов экономической безопасности и защиты конституционного строя и гибкости позиции самого редактора. Уж как раньше клеймил «The New Times» мэра Москвы Юрия Лужкова, но после решения необходимых организационных вопросов Евгения Марковна пишет про отставного градоначальника вполне лояльно и берёт у его супруги чрезвычайно благостное и сочувственное интервью, в свете чего её стенания, типа «не написала ни одной заказухи», смотрятся особенно забавно. Что же до ритуальных проклятий в адрес кровавой гэбни, то не будем забывать, что Евно Фишелевич Азеф высокопоставленнейших царских сановников не то что обличал, а вовсе убивал.

Юрий НЕРСЕСОВ, apn-spb.ru