Народ ашуку умел выращивать огромные клубни инья́ма, и каждый земледелец стремился доказать, что в этом искусстве он превосходит остальных. Устраивались даже настоящие состязания. Так, например, все молодые мужчины, включая вождя, соревновались за то, кто первым и лучше всех окучит целое поле иньяма. Выигрывали, разумеется, наиболее ловкие и выносливые.

Во все времена молодые люди испытывали потребность в соревнованиях — не важно, в какой области, — потому что там могли продемонстрировать свое превосходство над другими. Вот и теперь под палящим полуденным солнцем темнокожие юноши яростно вонзали свои мотыги в увлажненную первыми дождями землю. Близился праздник сбора урожая. Могучие молодые мужчины радостно окучивали огромные, почти созревшие клубни иньяма, а следом за земледельцами шли гриоты и пели в их честь хвалебные песни, которые должны были подбодрить работников и поднять их боевой дух.

Соперники трудились не разгибая спины до тех пор, пока гриоты не стали созывать их к трапезе. Когда соревнования в разгаре, их участники вполне могут забыть о еде и проработать без передышки до самой ночи или до тех пор, пока кто-то, совсем лишившись сил, не сдастся первым. Камелефата хорошо помнил рассказы отца о слишком ретивых работниках, умерших вот так, с мотыгой в руках. Эти несчастные были слишком самолюбивы, чтобы оказаться в числе побежденных, и слишком жаждали почестей, за что и понесли наказание, увы, слишком жестокое.

С восьми лет юные ашуку учатся возделывать землю. Они несколько раз проходят посвящение в различные возрастные классы, прежде чем вступят в младший мужской класс «дого», после чего получают наконец право работать наравне со взрослыми мужчинами.

В день начала очередных соревнований Камелефата и в мыслях не держал, что придется снова что-то кому-то доказывать. Он уже давно доказал всем, что значительно превосходит своих сверстников в этом искусстве, и хотел просто присутствовать на соревнованиях, где бороться за звание лучшего будут другие, еще не успевшие должным образом показать себя. Но судьбе угодно было изменить ход событий: Агба Эде настоял, чтобы Камелефата при всех принял его вызов и вышел с ним соревноваться.

С виду этот старший из братьев Агба был страшен и могуч, как огромный дикий вепрь, и к тому же весь покрыт волосами, как павиан. Он рассчитывал победить соперника благодаря своей нечеловеческой силе. И мечтал при всех посрамить Камелефату-Освободителя: ведь тогда он одержал бы над своим врагом двойную победу.

Камелефата почуял опасность, но не испугался. Он решил еще раз продемонстрировать племени свою силу и умение, и, хотя некоторые удерживали его, он стремительно вырвался из их рук и бросился в бой. Его мотыга пушинкой взлетала в воздух, и Камелефата играючи опередил соперника, чем вызвал полный восторг в рядах женщин.

Солнце поднялось уже высоко, но ни Камелефата, ни Агба Эде, казалось, не замечали чудовищной жары и двигались в том же стремительном темпе. По обе стороны окучиваемых рядов иньяма вырастали одинаково высокие и мощные отвалы земли.

Все остальные, побросав мотыги и присоединившись к зрителям, с тревогой следили за ходом этого поединка, который приобретал все более опасный характер. Камелефата отказался от предложенной пищи, так же поступил и Агба Эде.

Солнце уже совсем склонялось к горизонту, и Камелефата решил завершить борьбу. Он незаметно ускорил темп и стал понемногу отрываться от Агба Эде, оказавшегося не в силах догнать соперника. Агба Эде видел, что тает его последняя надежда хотя бы продержаться вровень с Камелефатой до темноты — все же это было бы каким-то утешением. Но теперь он понимал, что это невозможно. Камелефата продолжал неутомимо продвигаться вперед, а следовавшие за ним гриоты неистово вопили самые лестные похвалы в его адрес.

И тут Агба Эде не выдержал. Силы его иссякли, и, с большим трудом разогнув спину, он с размаху отшвырнул свою мотыгу, чувствуя себя побежденным и униженным.

Над полем загремели радостные крики, все восхищались Камелефатой, который, хотя и устал до изнеможения, все же продолжал окучивать борозду так же легко и умело, как в самом начале состязания. Но тут чья-то рука мягко остановила его мотыгу: это была Ситье.

Она заботливо и нежно помогла юноше распрямить усталую спину, взяла его за руку и, не говоря ни слова, повела в деревню, а за ними двинулась толпа односельчан, обрадованных победой своего любимца.

Когда Камелефата, смахнув со лба пот, поднял наконец глаза, то увидел, что глаза его спутницы полны слез.

— Почему ты плачешь? — встревоженно спросил он.

— Я ужасно боялась, как бы этот человек не обогнал тебя, — улыбнулась она сквозь слезы, которые придавали ее улыбке непередаваемую ангельскую прелесть.

Камелефата тоже улыбнулся. Он рад был еще раз дать урок своим молодым соплеменникам. При каждой возможности он старался убедить их, что вкус хорошей работы куда лучше вкуса оружия, и сейчас был уверен, что сегодня ночью приснится многим юным ашуку. И они будут мечтать вот так же победить когда-нибудь в состязании на поле, чтобы гриоты воспевали их в хвалебных гимнах, следуя за ними по борозде.