Я еще спал, когда в дверь кто-то настойчиво начал звонить. Нужно сказать, что мой сон после коньяка Африкана и почти полной бутылки виски, которую я высосал как-то очень незаметно, предаваясь размышлениям и воспоминаниям, напоминал детский. Да и уснул я словно в детские годы — в девять вечера. Уснул, будто провалился, едва голова коснулась подушки. Что на меня так повлияло, сам не пойму. Обычно я торчу в Интернете до двух, а то и трех часов ночи, а потом дрыхну едва не до обеда.

Кто бы это мог быть? — думал я, прыгая на одной ноге, чтобы попасть другой в штанину спортивных брюк. Мать в такую рань никогда ко мне не приезжала, а остальных родственников я видел раз в год, на каком-нибудь празднике типа именин. Они не очень меня привечали. Виной тому был мой острый язык. Иногда я мог ляпнуть такое, что всем становилось неловко. Вот не любит наш народ правду-матку, и все тут…

Открыв дверь, я невольно отшатнулся. Передо мной стоял Африкан, изменившийся до неузнаваемости. Казалось, что за ночь он сбросил килограмм десять веса и настолько же лет постарел. Старик превратился в Кощея Бессмертного, каким его показывают в мультиках, — кожа да кости. Только глаза Африкана горели как у человека, страдающего похмельным синдромом, который никак не может наскрести денежек на опохмелку.

— Алексеюшка, ты уж извини, что разбудил… — Африкан сразу подметил, что я прямо из постели. — Но у меня есть большая просьба. Я буду тебе чрезвычайно признателен…

— Елпидифор Африканыч, о чем базар! Всегда готов вам помочь. Вы же знаете.

— Да-да, знаю. И очень ценю твою доброту.

Действительно, я не раз исполнял мелкие поручения старика: отвозил на своей машине его постельное белье в стирку, а ковры в химчистку; когда был продовольственный кризис, закупал ему продукты мешками — гречку, рис и сахар, летом привозил арбузы и дыни… Оно и понятно — старик с его слабыми силенками конечно же не мог таскать большие тяжести. А мне это ничего не стоило — не на своем же горбу переть. Правда, все это я лично поднимал по лестнице, но только до двери его квартиры.

— Вот… — Он приподнял вместительную клеенчатую сумку, которую держал в руках. — Это моя Аида… — Тут старик всхлипнул, но не заплакал, только скорбно вздохнул. — Нужно ее похоронить. Достойно похоронить. Мне что-то неможется, поэтому, будь добр, сделай это ты.

«Может, еще и отпеть ее в церкви?» — едва не сорвалось у меня с языка, но я вовремя задавил на корню неуместный в этой ситуации сарказм и ответил:

— Конечно-конечно, сделаем.

Я взял сумку. Она была гораздо тяжелее тельца вороны. Неужто Африкан соорудил своей любимице целый саркофаг?

— Только выкопай ей могилку не где-нибудь возле свалки, — продолжил Африкан, глядя на меня мгновенно потяжелевшим взглядом, — а на Круглой горе, под Чертовым Пальцем. Это было любимое место Аиды. Она подолгу там сиживала.

Я невольно поежился. Круглая гора пользовалась у горожан и жителей окрестных сел дурной славой. Старики шептались, будто бы ведьмы, слетаясь на свой шабаш в Вальпургиеву ночь, останавливались на Круглой горе, чтобы передохнуть. Ходили слухи, что иногда там пропадали люди, а однажды какая-то тетка — не из местных — сошла с ума. Зачем она поперлась на Круглую гору, история умалчивает, но там ей привиделось нечто настолько страшное, что ее слабая голова не выдержала. Женщину пытались лечить по новому методу — под гипнозом, — и она такое рассказала, что у лечащего врача и медсестры тоже едва крышу не снесло.

В общем, местечко было еще то…

— Как скажете, Елпидифор Афрыканыч, — кивнул я и хотел было закрыть дверь, но тут старик цепко схватил меня за руку.

— Запомни — под Чертовым Пальцем! — молвил он, зловеще сверкнув глазами (а может, мне просто показалось).

— Вам поклясться на Библии? — спросил я с иронией, все-таки не сдержался!

— Нет-нет, я тебе верю! Ты хороший мальчик… — Тут он полез в карман халата и достал оттуда очень даже приличный и явно недешевый цифровой фотоаппарат. — Сфотографируй мне это место… на память.

Ну старый хрыч, ну перестраховщик! Я даже рассердился на этого Фому неверующего. Но оставил свои мысли при себе, ничего не сказал в ответ. Что со старика возьмешь? С годами люди становятся просто невыносимыми. Африкан на фоне некоторых вредных старушек из нашего подъезда выглядит белым и пушистым.

Позавтракав, я завел свою «мазду» и отправился в траурное путешествие. Меня так и подмывало заглянуть в сумку, чтобы посмотреть на «саркофаг» с вороной, но я стоически сдержался.

Скорее всего, Круглая гора была творением рук человеческих. Места у нас равнинные (правда, балки и яры встречаются), и нигде нет ничего похожего на эту гору. Наверное, она была курганом, могилой какого-нибудь скифского или сарматского вождя. Потому-то Круглую гору любители легкой наживы изрыли вдоль и поперек, надеясь найти золотые украшения, которыми варвары щедро снабжали своих правителей — чтобы они купили себе на том свете местечко получше, соответствующее их земному положению. По этой причине Круглая гора издали напоминала термитник, так много было на ней нор и траншей.

Увы, все потуги «черных археологов» оказались напрасными. Если под Круглой горой что-то и было, оно лежало под ее подошвой, на большой глубине, куда без мощной землеройной техники добраться невозможно. А это уже серьезный криминал. Впрочем, будь наши толстосумы уверены, что там и впрямь покоятся сокровища, я совершенно не сомневаюсь, что гору давно срыли бы. При этом имея на раскопки вполне официальное разрешение.

Оставив машину внизу, я взял сумку и саперную лопату, забрался на вершину Круглой горы и подошел к Чертову Пальцу. Возле него нор было еще больше, чем на склоне горы. Наверное, «черные гробокопатели» думали, что под Чертовым Пальцем уж точно что-то спрятано. Это обстоятельство меня порадовало — не нужно ковыряться в земле, чтобы похоронить убиенную ворону.

Чертов Палец был достопримечательностью областного масштаба. А может, и общегосударственного. Он представлял собой обычную каменную бабу, коих немало разбросано по тем местам, где кочевали скифы, сарматы, половцы и прочие варварские племена. Необычным являлось то, что эту «бабулю» изготовили из потрясающе твердого черного камня, привезенного бог весть откуда. Некоторые фантазеры даже предполагали, что Чертов Палец был братом мусульманской святыни — Каабы и прилетел к нам из космоса.

Не знаю, верно это или нет, но, по уверениям знающих людей, черный камень обладал такой твердостью, что его не брало даже каленое зубило. Высотой около трех с половиной метров, почти круглый в сечении и примерно метр с небольшим в диаметре, Чертов Палец сидел так глубоко в земле, что до его нижней оконечности никто не мог докопаться. Ко всему прочему, начиная с метровой глубины шла каменная забутовка, что и вовсе затрудняло работу искателям сокровищ.

Но даже это не было главным. Когда-то Чертов Палец имел «лицо», судя по едва намеченным контурам рук, сложенных на животе. И кто-то этот лик безжалостно стесал, уж неизвестно каким инструментом. Поэтому с некоторого расстояния камень и впрямь напоминал палец с длинным острым ногтем. А еще у рук идола было по шесть пальцев. В общем, чертовщина, и только.

Наконец я открыл сумку и увидел «саркофаг» с вороной. Это был небольшой симпатичный ящичек-гробик из дубовых дощечек, на крышке которого Африкан красной нитрокраской начертал какие-то таинственные знаки. Судя по, так сказать, дизайну и тщательности отделки, гробик приготовили заранее. Его даже отлакировали.

У подножия Чертова Пальца я нашел самую глубокую яму, опустил туда «саркофаг» и сделал несколько снимков. Ту же процедуру я совершил и после того, как засыпал яму землей, бросив туда и сумку. Уж не знаю, какой бес в меня вселился, но я нарвал на склоне горы букетик полевых цветов, положил его на могилу бедной вороны и сфотографировал. При этом я почему-то нервно хихикнул.

После всей этой процедуры я сел немного поодаль черного камня и закурил. Передо мной открывался великолепный вид: леса и перелески, серебристая чешуя реки, раскинувшей петли, словно сказочный китайский дракон, на фоне кое-где тронутой ранней ржавчиной кудрявой зелени, и дальние поля, уже освободившиеся от тугих колосьев, однако по-прежнему казавшиеся золотыми из-за жнивья. Солнце светило неярко, оно купалось в туманной дымке. Но все равно было тепло и приятно, а легкий ветерок ласково щекотал разгоряченное работой лицо.

И тут случилось то, чего никак нельзя было ждать. Мое внимание привлекла небольшая тучка, которая стремительно росла, увеличиваясь в размерах. Вскоре я уже мог различить, что она собой представляла. Это было скопище ворон! Огромное количество черных птиц летело по направлению Круглой горы.

Я не раз наблюдал, как стаи ворон отправляются вечерней порой по одному и тому же маршруту на ночлег, а ранним утром возвращаются на поля, чтобы подкормиться. Это было естественно и привычно. Но в данный момент часовая стрелка на моих «командирских» — память об армии — указывала на цифру одиннадцать, а в это время, как я уже знал, вороны давно харчились. Что их подвигло оставить столь приятное и полезное занятие и дружно подняться на крыло?

Пока я думал и соображал, неожиданно подул сильный холодный ветер. Казалось, кто-то открыл заслонку и на наши равнины вырвался поток стылого арктического воздуха. Он принес с собой серые облака, которые вмиг закрыли солнце, и весь мир тотчас поблек, покрылся траурной вуалью. Тем временем воронья стая долетела до Круглой горы, и над моей головой начало твориться что-то невообразимое.

Вороны выстроились в круг и с истошными криками закрутили колесо, к которому все присоединялись и присоединялись другие черные птицы. В конце концов их стало так много и они опустились так низко, что я, сказать честно, испугался. Втянув голову в плечи, я бросился вниз и посмотрел на это диво лишь тогда, когда укрылся в кабине «мазды». Вороны по-прежнему летали над Круглой горой, и издали казалось — над Чертовым Пальцем висит живая воронка, постоянно меняющая очертания.

Озадаченный столь неординарным явлением, я не стал дожидаться конца вороньего шабаша. Вырулив по проселочной дороге на шоссе, я добавил газу, и машина понеслась к городу. Вскоре небо прояснилось, ветер утих, и природа вновь явила миру свой добрый и светлый лик. Я понемногу успокаивался, и на подъезде к городской околице кошки, которые скребли у меня на душе, убрались восвояси, и ко мне вернулась моя обычная беззаботность.

Наверное, именно из-за этого состояния я и не углядел опасности, которая поджидала меня на очередном перекрестке. Я ехал по главной улице, поэтому не обращал особого внимания на машины, выезжающие из переулков. И напрасно. КамАЗ вылетел с левой стороны на проезжую часть как пробка из бутылки шампанского. Когда я увидел его, расстояние между «маздой» и бампером самосвала было не более двух метров.

Все-таки мой ангел-хранитель и в этом случае не оставил меня в своих милостях. Я вдавил педаль газа до самого пола, и машина буквально выпрыгнула из-под колес многотонной железяки. КамАЗ, не снижая скорости, пересек шоссе и исчез в переулке. Похоже, его водитель был пьян. А иначе чем можно объяснить такой смертоубийственный трюк?

Я остановился на обочине, вышел из машины и сел на траву над самым дорожным откосом — ноги не держали. Етит твою в кочерыжку! Почти два года меня расстреливали в Чечне, взрывали, даже зарезать хотели на рынке, и ничего, выжил. А тут я едва не отправился по всем известному маршруту за здорово живешь. Попался бы мне сейчас тот козел, что сидел за рулем КамАЗа…

Приехав домой, я первым делом начал искать спиртное. Увы, бутылка виски, которую я вчера успешно вылакал, была последней в моем «винном погребке». Выругав себя нехорошими словами, я переоделся и потопал в близлежащий бар. Его держал бывший бандит и рэкетир по прозвищу Чабер. Всех его дружков выкосили менты, а он каким-то чудом уцелел и даже остепенился.

Когда-то мы учились в одном классе и ухлестывали за одной девицей. Но в этом вопросе вышел облом и ему, и мне. Наверное, поэтому мы и стали приятелями, хотя в школе часто дрались и недолюбливали друг друга.

Посетителей в баре было немного. Обед — это не вечер. По вечерам у Чабера тусуется большая часть молодежи нашего квартала. Обычно в такое время я не хожу в его бар. Что мне делать с несовершеннолетними соплячками и их кавалерами, успешно откосившими от армии? В свои тридцать лет на фоне этих маменькиных сынков я смотрюсь безнадежным стариком, эдаким брюзгливым патриархом.

— Привет, — сказал я Чаберу, который стоял за стойкой бара. — Подменяешь?

— Привет, — ответил бывший рэкетмен. — Поймаю эту стерву — ей-ей, замочу!

— Опять в загуле?

— Замуж вышла. И умотала в свадебное путешествие на юга, даже не помахав на прощанье ручкой. Мало того, она сказала, что может вообще не вернуться в бар. Вот зараза!

— Иди ты! — У меня от удивления глаза полезли на лоб.

Речь шла о его помощнице, которую звали Юнона. Мое удивление имело под собой основу — она на дух не переносила мужиков и терлась с девками. Вообще-то в паспорте барменша была записана под именем Юна, но она решила добавить себе значимости и взяла имя древнеримской богини Юноны, которая была супругой самого Юпитера, повелителя богов, ни много ни мало. В общем, девка была еще тем фруктом.

— Да не за мужика, — рассеял мое недоумение Чабер. — Ходила тут к нам такая же дура со сдвигом по фазе. Вот они и скентовались. Раньше за такие дела статью схлопотали бы и на нары, а сейчас это в порядке вещей. Даже модно. Ты посмотри зомбоящик — одни голубые и розовые на экране мелькают. Блевать тянет уже от одного их вида.

Я сел в углу и начал наливаться весьма недурным виски, которое Чабер держал лишь для друзей и добрых знакомых. А все то, что стояло в красивых бутылках с яркими этикетками у него за спиной, на зеркальных полках, относилось к разряду примитивного пойла, сварганенного отечественными самогонщиками. Но среди пацанов, завсегдатаев бара, не было истинных ценителей виски, и все эти подделки они принимали за чистую монету — пили да нахваливали. А Чабер лишь лыбился и подсчитывал немалую прибыль.

Я усиленно размышлял. После того, что я увидел в небе над Круглой горой, мне стало немного не по себе. И вообще, вся эта история с вороной дурно пахнет. Сначала серебряная пуля, потом стаи ворон, слетевшихся на «похороны», — мистика! — а затем КамАЗ, едва не отправивший меня на тот свет. Что за дьявольская цепь случайностей? Или это какая-то закономерность? Но при чем тут я? Получается, что целились в Африкана, а едва не попали в меня? Бред!

Нет, здесь что-то не так. Нужно разобраться. Делать мне все равно нечего, тоска зеленая, вот и займусь хоть чем-то полезным. Тем более что полезнее дела, которое должно сберечь собственную жизнь, трудно придумать. А я уже нутром чуял, что против своей воли влип в какую-то скверную историю. Мне хорошо знаком неприятный холодок, который после случая с КамАЗом угнездился между лопаток. Он был признаком надвигающейся смертельной опасности. Это предчувствие не раз выручало меня и моих товарищей, когда мы лазили по горам, отыскивая базы чеченских боевиков.

Африкан… Милый вежливый дедуля. Полунищий пенсионер, обстановка квартиры которого тянет минимум на пятьдесят тысяч зеленью. (Это если не считать картин, фарфора и серебра.) Почему он был таким скрытным? Когда я привозил ему мешки с сахаром и крупой или ковры из химчистки, он дальше лестничной площадки меня не пускал и все перетаскивал в квартиру сам, хотя силенок у него, по идее, было маловато, что в такие преклонные годы вполне естественно. Тогда я не придавал этому факту большого значения, считая это стариковским капризом, но теперь вся история начинала видеться мне в другом свете.

— Что загрустил, старина?

Вопрос прозвучал над ухом как выстрел, я вздрогнул и резко отклонился назад.

— Да ты, брат, совсем сдал. В Чечне пулям не кланялся, а на гражданке мух начал пугаться.

— Пеха?! Ты по-прежнему ходишь неслышно, как кот.

Возле столика стоял мой закадычный армейский дружок Петр Симаков. Я не видел его как минимум пять лет. Он куда-то уехал, и за все это время я не получил от него ни письма, ни телефонной весточки. Пеха как в воду канул. Я даже начал подумывать, что с ним стряслась какая-то беда.

— Так ведь нашу выучку не пропьешь и не потеряешь. Ну здорóво, Алекс…

Мы обнялись и расцеловались. Я махнул рукой Чаберу, который внимательно наблюдал за нашими лобзаниями, тот понимающе кивнул, и вскоре мой столик ломился от хорошей выпивки и еды.

— Круто… — сказал Пеха, с восхищением глядя на это гастрономическое изобилие. — Давно такого не едал. Это же сколько все это стоит по нынешним временам? Я маленько отстал от современной жизни.

— За деньги не переживай. Я угощаю.

— Хрен ты угадал! Думаешь, я пустой? Хе-хе… — Пеха вытащил из кармана бумажник, раскрыл его, и я увидел, что он плотно набит баксами. — Так что сегодня моя очередь платить по счетам.

— Никак получил наследство? — Я был удивлен и заинтригован.

— Потом расскажу. А пока давай выпьем за встречу.

Мы выпили, съели по бутерброду с икрой и сразу же повторили. «Между первой и второй промежуток небольшой — чтобы даже пуля не пролетела», — шутили мы в армии. Немного утолив голод, Пеха закурил и с удовлетворением откинулся на спинку креслица.

— А что, брат, хорошо тут у вас… — сказал он и окутался сизым дымным облаком.

— Как ты здесь оказался? Ведь твой дом на другом конце города.

— Зазноба тут моя живет. Вернее, жила. Приехал навестить.

— Куда-то съехала?

— Хуже. Вышла замуж… зараза! Вот и верь бабам. Клялась, что будет ждать, но едва я уехал, как спустя полгода ее потащили в ЗАГС. И уже, кстати, брюхатую.

— Все, что ни есть, — к лучшему, — заявил я философски.

— Может, и так.

— Не горюешь?

— С чего бы? Умерла так умерла. Нонче девок на одного парня целый взвод. Так что у меня все еще впереди.

— И то верно. Только современные девицы предпочитают бизнесменов. Им такая гопота, как мы с тобой, на одно место упала.

— Ты тоже до сих пор не женился?

— Я же говорю, что девушки любят богатых и красивых. Я, конечно, богат, но духовно, а что касается красоты, то моей мордуленцией только непослушных детишек пугать.

— Брось. Не прибедняйся. То, что твою физиономию слегка осколками покорябало, не беда. Шрамы украшают мужчин. Зато вон ты какой здоровущий вымахал. В нашей роте с тобой никто не хотел выходить на спарринг. Даже я боялся. Твоими кулачищами только тесто месить. А тут — по мордам.

— Спасибо, утешил. За что и выпьем.

— Наливай…

Пеху потянуло на откровения только после того, как бутылка отборного виски показала дно.

— Почему не спрашиваешь, где я был все эти годы? — Мой армейский друг засмолил очередную сигарету и уставился на меня удивительно трезвым взглядом.

Я знал это состояние. Наша служба в десанте была богата на маленькие и большие тайны, и самой серьезной, самой тягостной проблемой на гражданке оказалась невозможность из-за подписки рассказать посторонним о своих приключениях и вообще о своей армейской жизни. И мы — бывшие соратники по оружию — изливали душу лишь во время редких встреч. А иногда так хотелось выговориться…

Похоже, и Пеха оказался в такой же ситуации. Только его намерение отвязать язык, судя по всему, не имело никакого отношения к нашей армейской службе.

— Я не очень любопытен, ты это знаешь, но, если честно, такой вопрос уже полчаса вертится у меня на языке.

Пеха коротко хохотнул:

— Не могу я на него честно ответить, дружище. — Он принял загадочный вид. — Это чтобы между нами не было неясностей. И чтобы ты не забивал голову разными глупостями. Могу только сказать, что работал я по нашей воинской специальности. И все! Точка.

Я рассматривал его загорелую до черноты простодушную физиономию и мысленно едва сдерживал смех. Тоже мне конспиратор… Такой загар можно получить только в Африке. Я уже видал ребят, которые работали на Черном континенте в качестве «диких гусей» — наемников. У них была именно такая кожа — почти черная и сухая, а сами они напоминали отощавших до предела псов — точно как сидевший передо мной Пеха.

«Врешь ты все, балабол, — подумал я, потянувшись за сигаретой. — Тебе страсть как хочется поделиться со мной сокровенным. Ведь никому другому, кроме меня, ты не рискнешь открыть свои тайны».

Я скептически посмотрел на Пеху и коварно ухмыльнулся.

— Кончай лыбиться! — рассердился мой армейский друг. — Я серьезно.

— Так ведь и я клоуном не работаю. Ты где кантовался, в Гвинее или Сомали?

— Вот змей! — Пеха огорченно крякнул. — Все-таки догадался.

— Подумаешь, тайны мадридского двора… Зная твой неуемный характер, можно было не сомневаться, что ты обязательно влипнешь в какое-нибудь дерьмо.

— Брось. Деньги не пахнут. А я, как ты помнишь, после армии едва побираться не пошел. Ни работы, ни перспектив. Хорошо, ты подбрасывал мне на пропитание, иначе точно пошел бы и завалил какого-нибудь богатого буржуина. А там зона — и все, кранты. Оттуда я вряд ли бы вышел.

— Ну и как тебя заманили в стан «диких гусей»?

— А, это еще та история… Немного помыкавшись, я решил пойти служить по контракту. Просмотрев мое личное дело, военком — сытая морда! еще тот котяра — сказал, что меня, конечно, возьмут на контракт, но есть и другие возможности для таких парней, как я, хорошо заработать. Риск больший, зато и деньги гораздо серьезней. Долго раздумывать я не стал — в тот момент мне было безразлично, за кого или против кого воевать, лишь бы хорошо платили. И я согласился. После сборов, длившихся неделю, где я познакомился с остальными членами команды, нам приказали собраться в условленном месте. Нам предписывалось быть коротко (но не слишком) подстриженным, борода и усы исключались. Форма одежды — неброская, гражданская. Повезли на аэродром, посадили в гражданский самолет. Уже в Африке мы пересели на транспортник. Оказались на военной базе. Какой? Ну, это уж точно тебе ни к чему. Там нас переодели в камуфляж без знаков различия. Представили нашего командира на время проведения операции — прапора в годах, повадками очень смахивающего минимум на подполковника. Его приказы, само собой, не обсуждались…

Пеха закурил, несколько раз жадно затянулся и продолжил:

— Мы сдали все личные вещи и погрузились в вертолет. В полете получили боевую задачу. По прилету на место каждому вкололи дозу какой-то дряни, чтоб во время операции ни есть, ни пить, ни спать, ни отправлять естественные нужды не хотелось. Марш-бросок — сто километров. Задача: в деревне под охраной содержится человек, которого нужно или вывести оттуда, или ликвидировать. К деревне вышли удачно, нас там не ждали. Отработали без потерь. Пленного пришлось ликвидировать. Его пытали, сам он уже идти не мог. Когда отходили, поставили несколько растяжек. Услышали два взрыва, ясно было, что погоня за нами прекратилась. Опять марш-бросок. Пришли в деревню. Туда и прилетел вертолет. Пилот летел за «геологической партией», а тут — мы… Эвакуировались. Трое суток отходили… Выжили благодаря беспробудной пьянке. И само собой — расчет. Заплатили очень даже прилично. Мне этот момент очень даже понравился! — Пеха хохотнул. — Без особых хлопот заработать три штуки зеленью — это супер. Правда, так хорошо платили нечасто.

— А если бы вас там и положили? Ведь бывает же, что наемников ликвидируют как нежелательных свидетелей.

— Конечно бывает, а вот насколько часто… Про то мне неизвестно. Ведь если уничтожают, то всех, об этом рассказать уже некому.

— Какие-нибудь премиальные у вас существовали?

— Нет, конечно. Задача должна быть выполнена именно так, как она поставлена. Инициатива в этом деле не поощряется. Один мой приятель попал как кур в ощип. Была поставлена задача: уничтожить два кому-то мешающих селения. Срок — месяц. Команда постаралась, и управились за две недели. Так им половину оговоренной суммы и выплатили. Если вооруженный конфликт должен продолжаться месяц — значит, месяц, и ни днем меньше, ни днем больше. Да и за лишние головы тоже никто платить не намерен.

— А бывало, что вы встречались на поле боя с наемниками, знакомыми по прежним совместным операциям?

— Бывало. Иногда попадаются даже выпускники одного и того же училища.

— И какие чувства ты испытывал, увидев в команде противника старых знакомых?

— Да никакие. Некогда. Увидел — сразу стреляешь. У «диких гусей» — наемников — философия на этот счет проста: или ты его, или он тебя. Прав тот, кто выжил. Нет ни хороших, ни плохих парней, а есть люди, выполняющие свою работу. Просто в этот раз они оказались по другую сторону баррикады. Бывало так, что сегодня ты воюешь против него, а через полгода с ним же водку пьешь. И никаких эмоций — работа такая, ничего личного. Да и столкнувшись с такими же профессионалами, стараешься отойти. Пока отстреливаешься, рвешь когти, смотришь — а их тоже уже нет. Хотя в Африке наиболее частая работа — инструкторская. Дают тебе сорок отловленных в джунглях негров, и ты за неделю пытаешься научить их пользоваться оружием. Одним словом — пушечное мясо. Уже на второй день они отпиливают у винтовок приклады — говорят, в джунглях так сподручней. А что попасть потом в цель из такого оружия сложно — до них это как-то не очень доходит.

— А как можно найти «покупателя»?

— Что, и тебе приспичило?

— Нет. Просто интересуюсь.

— Как рассказывали новобранцы, сейчас с этим сложнее стало. Один из вариантов — попытаться выйти на вербовщика в военкоматах, хотя и это не очень просто. Можно попробовать попасть во французский Иностранный легион — взять туристическую путевку в славный французский город Лион и там предложить свои услуги. Можно попытаться самостоятельно добраться к месту боевых действий.

— То, что человек сам предлагает свои услуги, как-то сказывается на оплате?

— Нет. Здесь проблема в другом. Белому человеку сложно оказаться в той же Африке. Белых наемников там ненавидят, и смерть прийти может от кого угодно — от старика с луком и отравленными стрелами, от десятилетнего ребенка с калашом. А если такой фраер все же добрался и его взяли — платят как всем. Но шансов попасть именно к нужным людям практически никаких. К тому же там не очень любят брать тех, кто сам слишком уж рвется воевать, — романтически настроенные юноши, садисты и дебилы никому не нужны. Война — это очень серьезная, грязная работа. Ты сам это знаешь. В ней мало места романтике и удовлетворению каких-то прихотей.

— Короче говоря, жизнь тебя покатала…

— Еще как.

— Вернешься?..

— Да ни в жисть! Манал я этих ниггеров и их «благословенную» Африку. Что самое паршивое было, так это местный гнус. От него нет спасу. Никакие спреи не помогают. Особенно когда сидишь в засаде, где даже шевельнуться лишний раз нельзя. Эти мелкие твари вплоть до мошонки добираются. Вот это муки, я тебе доложу.

— Работу уже присмотрел?

— Рано. Я при деньгах, так что спешить мне некуда. Пооботрусь немного на гражданке, глядишь, найду что-нибудь приличное.

— И то верно.

— А знаешь, вышел у меня в Африке один интересный случай… Ты веришь в мистику?

Вопрос застал меня врасплох. Мало того, он снова воскресил в памяти и убиенную птичку Африкана, и тучи воронья над Круглой горой, и самосвал, который едва не сделал из меня одесский форшмак. Я невольно вздрогнул и, кажется, побледнел. Пеха заметил мое состояние и встревожился:

— Ты чего?

— А… — Я вяло отмахнулся. — День выдался суматошный. Моя тачка едва не попала в аварию.

— Это бывает. Машин стало на улице — как грязи. Я пока добрался сюда на такси, больше часа в пробке кантовался. То ли дело африканская саванна — простор! Едешь куда хочешь, и никакая сволочь тебя не остановит, чтобы влепить штраф за превышение скорости. — Тут Пеха снова хохотнул. — Ну разве что из-за кустов, автоматной очередью…

— Так что там у тебя в Африке стряслось? — спросил я, чтобы быстрее сменить неприятную для меня тему.

— Однажды нам пришлось освобождать одну деревню от таких же «гусей», как мы. Меня послали разведать обстановку, и я нечаянно наткнулся на место, где производилась экзекуция жителей деревни. Отвратительное зрелище! Я, конечно, привык к крови, но то, что мне довелось увидеть, буквально перевернуло мою душу. За деревней находилась небольшая рощица, и мои, так сказать, «коллеги» из вражеского лагеря развлекались, отрубая неграм голову старинным (видимо, фамильным) ятаганом. По разговорам я понял, что это янки, а поэтому долго не размышлял. Они как раз хотели сделать секир-башка белобородому древнему старику с удивительно светлой для негров кожей. Я дал очередь и завалил троих, а один оказался ну очень шустрым и спрятался за корневищем. Уж не знаю, что меня толкнуло на этот подвиг, но я не стал устраивать с ним перестрелку (некогда было менять пустой рожок), а рванул вперед, как на буфет, и мы схватились с янкесом врукопашную.

Пеха налил себе колы и жадно выпил бокал до дна. А затем продолжил свой рассказ:

— Должен сказать тебе, Алекс, американцы неплохо учат своих псов войны. Здоровый попался бык. Сержант, судя по нашивкам. А еще садист и сволочь — у него на груди висело ожерелье из ушей убитых негров. Наверное, для понтов. Чтобы показать, какой он крутой. Сцепились мы с ним, как два волка во время гона. Может, американец и отступил бы, но тут я выругался по-русски, и этот «гусь» понял, кто перед ним. Похоже, он понимал нашу речь. Видимо, был спецом по России. Короче говоря, понеслась потеха. В какой-то момент я проморгал один его коварный приемчик, и американец едва не засадил мне в бочину свой «танто» с двухсторонней заточкой. Я упал, он навалился на меня, и моя бедная душа вот-вот должна была затрепетать невидимыми крылышками и вознестись на небо — янкес был как каменная глыба, и я понимал, что мне уже из-под него не вырваться. И тут случилось неожиданное. Он вдруг ни с того ни с сего ослабил нажим, и я сумел перехватить руку с ножом, а затем, сбросив с себя тушу янки, я вогнал ему в горло его же «танто». Уф!

От воспоминаний Пеха так разволновался, что даже вспотел. Промокнув бумажной салфеткой пот со лба, он наконец поставил в своем повествовании эффектную точку:

— Когда я поднялся на ноги, то увидел, что рядом стоит спасенный мною седобородый старец и что-то бормочет, потряхивая амулетами. Он был в трансе — ничего не видел и не слышал. Подождав, пока старый перец придет в себя, я знаками показал ему, что мы (в это время бой в деревне уже заканчивался) друзья его народа. Он хмуро кивнул, снял с себя какую-то хрень (как мне тогда показалось) и вручил мне ее со словами: «Носи, и тебя не возьмет ни пуля, ни нож». А говорил он, между прочим, по-русски! Правда, с сильным акцентом. Если честно, я обалдел. И пока приходил в себя, старика словно нечистый прибрал. Вот он был, стоял передо мной — и вот его нет. Хоть в разведку деда бери. И только после этого до меня дошло, что это старик наколдовал мне победу над янки. Правда, по истечении некоторого времени я начал сомневаться в этом умозаключении, но амулет все-таки нацепил на шею. И что ты думаешь — старик оказался прав! Раньше мне немало доставалось, ты это знаешь, но за все эти годы — ни одной царапины. А мне приходилось несколько раз попадать в серьезные переделки.

— Ты и сейчас его носишь?

— А как же. Вот, смотри… — Пеха расстегнул рубаху.

Там, рядом с православным крестиком, висели на кожаном гайтане пестрые перышки какой-то птицы и конический камешек, круглый в сечении, похожий на пулю от патрона трехлинейки. И он светился, словно полудрагоценный камень опал.

Я сразу догадался, что это, — видел в геологическом музее. Это был опализированный ископаемый белемнит. Были когда-то в глубокой древности такие моллюски, внешне похожие на кальмаров. Лучше всего в ископаемом состоянии сохраняется ростр белемнита — прочное коническое образование на заднем конце тела. В народе их называют «громовая стрела», «стрелы Перуна» и еще как-то. Белемниты можно найти на любом континенте. Но опализированные встречаются только в Австралии. Каким образом этот амулет попал в Африку?

— После этого случая я уверовал, что есть нечто такое… — Пеха прищелкнул пальцами. — В общем, словами не передать.

— Смотри не допрыгайся до пациента психоневрологической клиники. Тебе просто повезло. Лучше думай так.

— Не-ет, дружище, я с тобой не согласен. А чтобы и ты уверовал, дарю тебе одно перышко, самое красивое. Ты мне как брат, поэтому мне для тебя ничего не жалко. Пусть мы сейчас и на гражданке, но вокруг полно опасностей. Только дай слово, что не выбросишь!

— Гад буду! — Я уже здорово опьянел и почувствовал, что меня понесло. — Спасибо, Пеха.

Мой армейский дружок протянул мне перышко, и я спрятал его в бумажник.

— Только купи медальон, спрячь в него перо и повесь на шею, — посоветовал Пеха. — Так надежней, гарантированно не потеряешь.

— Бу сделано. Выпьем?

— Спрашиваешь…

Нагрузились мы изрядно. Конечно же Пеху домой я не отпустил, пригласил в гости, потому как мы просидели до позднего вечера. Зная его шебутной характер, я боялся, что моего армейского друга может потянуть на приключения. Что всегда чревато. Тем более в ночное время.

Мы шли по сонным улицам города и орали во все горло песню «солдат удачи»:

Что ж, день, конечно, выдался не ахти, но вечер явно удался.