Уважаемые читатели. Начинается постепенная выкладка переработанной версии третьей книги.

Список изменений в первой и второй книгах будет выложен позже Главой 0.

— Кирочка, девочка моя, — с приторно–сладкой улыбочкой протянул Михалыч.

Видок у него был, как у нехорошего дяди, заманивающего девочку конфеткой в тёмную подворотню.

— Ы? — вопросительно промычала я, вгрызаясь в бутерброд.

Бесплатный концерт на день города был старой (и недоброй) традицией, но именно благодаря этому администрация время от времени позволяла на вечерок арендовать муниципальные площади по свойской цене. Ради внеплановой репетиции этого мероприятия мне пришлось сорваться сразу после проводов Санька и я, сказать по правде, успела соскучиться и по новым друзьям, и по Барлионе.

— Как ты смотришь на то, чтобы снять профессиональный клип? — задал весьма неожиданный вопрос Жаба.

От удивления я подавилась и закашлялась, тут же получив дружеский удар Витька по спине.

— А чо только мнением Кирки интересуешься? — подозрительно прищурился Чарский.

Нюх на всякого рода неприятности и подлянки у него был просто феноменальный — сказывался опыт работы в разных коллективах.

— Ты, Михалыч, что уже задумал? — продолжал наш неформальный лидер. — Не томи, излагай очередной гениальный план.

— Не столько гениальный, сколько разумный, — степенно ответил Жаба. — Ваш самопальный клип с этими, как их… — он пощёлкал толстыми пальцами, вспоминая слово. Слово вспоминаться не желало, а потому Михалыч махнул рукой и продолжил: — С бабой зелёной, что муженька своего покойного возвращала, заметили и оценили.

Вся группа довольно заулыбалась. Ещё как оценили! Всего три дня прошло с тех пор, как завершилась битва за Сокрытый лес, а видео с клипом набрало больше десяти миллионов просмотров. Пусть он состоял из непрофессионально смонтированных нарезок моего видео, но фурор произвёл. И логотип спонсора, обеспечивающего нам игру, красовался в начале и в конце ролика. Надо ли говорить, что он был весьма доволен вложением? Теперь бы перезаписать балладу в нормальной студии, отснять с профессиональным режиссёром, и будет стопроцентный хит.

— А вопрос–то в чём? — поинтересовалась я, прокашлявшись. — Конечно, мы согласны снять клип! Какой дурак отказывается от такого шанса?

— Ну вот, — обрадовался продюсер.

Очень подозрительно так обрадовался, нехорошо — как всегда перед тем, как вывалить нам на головы очередной ворох безумных идей, призванных обеспечить любимым подопечным «славу и богатство».

— Студия предлагает нам контракт! — торжественно объявил Жаба и гараж наполнили наши радостные вопли.

— Молодца–а–а! — во всё горло заорал Витёк и от души треснул Михалыча по спине.

От этого жеста одобрения Жаба чуть не упал и опасливо отошёл от бесноватого басиста подальше.

— Я внимательно изучил контракт, — продолжил Михалыч, когда крики радости поутихли. — Не скажу, что там прописаны лучшие условия, но предложениями нас не заваливают.

— И что за условия? — напрягся Чарский.

— Запись студийного альбома с песнями о Барлионе, — начал загибать пальцы Жаба, — его продвижение и…. Съёмка клипа!

Переждав новую вспышку нашей радости, Михалыч заговорил вновь:

— Я изучил историю успешных проектов студии и отснятые ими клипы. В общем, будет всё как надо: сценические костюмы, спецэффекты…

Мы слушали агента с причудливой смесью восторга и опаски. Слишком уж гладко звучало, слишком хорошо. Нет, Жаба при всех своих недостатках, действительно крутился как мог и работал на совесть. Я даже не сомневаюсь, что он и впрямь вникал в тонкости съёмки клипов, продвижения в эфир и прочая. Но… слишком сладкий у Михалыча был голос.

— Вот предложенные студией костюмы для съёмок.

На включённой Жабой голограмме появились мы в стилизованных под игровые образы костюмы. У Витюхи басуха повторяла форму двуручной секиры, на голове Гарика красовались тауреньи рога, а мой костюм… Его я не узрела. Были лишь фиговые листочки, прикрывавшие тело в лучших античных традициях.

— Бельишко ничего так, — осторожно отметила я. — А костюм–то где?

— Это и есть костюм! — просиял Михалыч и гордо подбоченился. — И красиво, и атмосферно.

— А студия, надо думать, раскручивает заодно и стрип–клуб? — в повисшей тишине спросил Чарский.

— Обижаешь! — оскорблённо ответил продюсер и вытер платочком выступивший на лбу пот. — Студия рассчитывает, что вложения в этот клип не только отобьются, но и принесут неплохую прибыль.

— А как студия называется? — недобро прищурился Чарский. — Как–то ты подозрительно избегаешь произносить название…

Глазки Жабы забегали, он вновь вытер платочком обильно потеющую физиономию и невнятно проблеял:

— Систерс мьюзик.

Повисла тишина. Студию, всю продукцию которой можно было коротко охарактеризовать выражением «сиськожопая попса» знали все.

— Михалыч, — проникновенно сказала я, покрепче перехватывая гриф висящей на ремне синтегитары. — Ты же понимаешь, что если бы я любила свой инструмент чуточку меньше, он бы сейчас уже производил внеплановую стыковку с твоей черепной коробкой?

— А что такого? — искренне возмутился тот, на всякий случай отступая на шаг назад. — Студия с именем. И бабло зашибает нехилое!

— Ага, — согласилась я. — Превращая всех исполнителей в прыгающие по сцене голые задницы, открывающие рот под фанеру.

— Ты заработать хочешь, или нет? — возмутился продюсер. — У тебя купальник, поди, и то меньше размерами, но ты же в нём на пляже не стесняешься? Вот и представь, что сцена — это пляж! Как вы не поймёте, что надо музыку эротикой приправлять, а?

Михалыч прервал пламенный спич, чтобы освежить пересохшее горло минералкой, снова вынул из кармана внушительных размеров клетчатый платок, утёр им обильно потеющий лоб и продолжил:

— Вон, эта, как её… Анастасия… А, во — Анастария! Во всех борделях красуется, гребёт деньгу лопатой и ничуть не комплексует! А ты? Всего–то и делов — чуть по сцене в купальнике попрыгать, да разок за грудь подержаться, а упрямишься так, словно я тебя в порно сниматься уламываю!

— Михалыч! — воззвал к вошедшему в раж продюсеру Чарский. — Ну сколько раз тебе повторять: мы — рокеры, сечёшь? Сиськи из декольте — это не наш профиль, компренде, амиго?

Михалыч шумно выдохнул, и уже распахнул рот для отповеди, как в наступившей тишине отчётливо прозвучал задумчивый голос Страуса:

— А я б на Кирюху в таком прикиде поглядел…

От такого заявления обалдели все, включая Михалыча, привыкшего к тому, что мы всегда выступаем против его идей единым фронтом. А Страус, оглядев наши вытянувшиеся физиономии, выдал:

— Не, ну а чё? Кирюха у нас всё ж девка зачётная, поглядеть приятно.

— Ну вот и я про что! — радостно подхватил Михалыч. — Ты, Чарский, не прав в корне — вон сколько рокерш едва не нагишом поют. А тут всё довольно целомудренно, без полуголых варваров в подтанцовке. А хотя… — по задумчивому взору продюсера я поняла, что он всерьёз рассматривает эту идею.

— И то дело, — мстительно подхватила я. — Мне фиговые листочки, ребятам набедренные повязки и всем дружно жопами вилять. Охватим, там сказать, всю целевую аудиторию разом.

— Хм… — Михалыч призадумался, а вот ребята заметно занервничали.

— Кирюх, тебе Паша с Саней ничего не говорили про наказуемость инициативы? — недобро полюбопытствовал Витёк.

А вот Страус продолжил свою «шоковую терапию», выдав:

— А чё? Норм. Только мне можно будет прессуху прорисовать, как у Зверя?

— И сиськи, как у Анастарии, — передразнил его я. — Будешь секси–секси. Всё, Михалыч, разговор окончен. Хочешь — сам наряжайся во всё это или вообще отплясывай голышом. Я — пас.

— Дура ты, — обречённо махнул рукой продюсер. — Такой шанс готова профукать из–за каких–то там комплексов. Вон, бери пример с товарища, — он ткнул пальцем в сторону Страуса. — На всё готов ради успеха. Если думаешь, что тебе чего не хватает — так не девятнадцатый век на дворе, всё что нужно увеличат или уменьшат на головидео. Ну сама же прекрасно знаешь золотую формулу «секс продаёт». А у нас выбора нет — или продавать, или загнуться с голодухи. Ты вокруг оглянись! Работы уже нигде нет — везде одни имитаторы. Ваше счастье, что они ещё в творческую сферу не вошли в полный рост. Тебе всего–то надо жопой покрутить, потрогать себя, губки надуть и всё — барыши в кармане! Живи и радуйся!

На лицах моих товарищей обозначилась тоскливая задумчивость. Страус подлил масла в огонь, заявив:

— Михалыч дело говорит, братва. Не знаю, как вам, а меня уже предки припёрли к стенке — или я продолжаю играть, и тогда хрен они мне ещё денег подкидывать буду, или начинаю зарабатывать. Ну что нам стоит чуть по сцене попрыгать, а? Облезем или что? Зверь, вот не надо рот раскрывать — тебе лишь бы на бухло хватало, а закусь не обязательна. Чарский, ты парень умный, побольше нашего и пожил, и повидал. Вот скажи: не надоело по корпоративам да чужим днюхам бренчать, а? Сейчас реально можно приподняться, понимаете?

Повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь напряжённым сопением Жабы. Каждый взвешивал на внутренних весах то ли души, то ли совести все плюсы и минусы открывшейся перспективы.

Все мы с каждым годом всё отчётливей понимали, что если в ближайшее время не удастся пробиться в шоу–бизнес, группе не жить. Чарский планировал завести семью и по всем прикидкам не мог её прокормить. Гарик заботился о престарелых родителях, ужимаясь во всём. Даже в благополучном мирке Страуса назрело судьбоносное решение. Да и я, даже с учётом подработки, едва обеспечивала себя едой, крышей над головой и предметами первой необходимости. Только Витьку было сугубо наплевать на бренное бытие — лишь бы не расставаться с басухой и наскрести на выпивку.

Вот и выходит, что нужно либо отказываться от мечты и пытаться найти нормальную работу в эпоху тотальной безработицы, либо начинать думать о барышах и переступить через некоторые принципы. Но почему–то ни тот, ни другой вариант радости не вызывали.

— Пора взрослеть, ребятки, — неожиданно тихо и проникновенно произнёс Михалыч. — В жизни всегда так: за юношескими идеалами следует понимание, что где–то нужно прогнуться, а где–то продаться. Иначе не выжить.

Витёк сжал кулаки и собрался что–то возразить, но его остановила поднятая рука Чарского.

— Дай нам время подумать, Михалыч, — попросил он, и бросил на меня вопросительный взгляд. Ответом ему было растерянное пожатие плечами. — Неделю. Это непростое решение.

— Думайте, — обрадовался продюсер и вновь утёр лоб платком. — Хорошо думайте…