Жаба поднял нас ни свет ни заря — в одиннадцать часов утра. Мы как раз накануне отыграли концерт на корпоративе и, судя по рожам моих друзей, больше похожих, как говорил мой дед, на жёваную промокашку, детали сего мероприятия в их патлатых головах не отложились. Жаба, Степан Михалыч, наш продюсер, получивший подпольную кличку за жуткое жлобство и одутловатую, вечно недовольную физиономию, взирал на нас с видом разочарованного родителя.

— Какого хрена? — выразил общее мнение наш басист, Зверь. Прозвище полностью отражало его натуру: Витёк был дик и необуздан как на сцене, так и в жизни, и весьма скор на расправу. Когда он пребывал в раздражённом состоянии, то лишний раз драконить Витю не рисковала даже я.

— Ранняя пташка съела червячка, — наставительно поднял вверх палец Жаба. Он вообще любил цитировать всякие пословицы и народные мудрости. То ли считал, что так выглядит солидней, то ли свои мысли были в дефиците.

— Ага, а раннего червячка схарчили, — напомнила я о другой стороне медали.

Нога затекла, спина болела, а всё почему? Потому что спать надо в кровати, а не развалившись в дрянном кресле захудалого гостиничного номера. Жаба опять решил сэкономить и снял для нас один номер на пятерых. С одной стороны, цена, которую запрашивали за эту халупу, была явно завышена и тратить лишние деньги никто не хотел, а с другой всех уже изрядно достали эти пионерские ночёвки в спальниках. Единственная кровать, которую ребята честно мне уступили, так воняла дешёвым стиральным порошком, что после моего отказа занять её рискнул только Витя. И, судя по его недовольной роже и постоянным почёсываниям, он уже жалел о своём решении.

— А ты вообще не умничай, — Жаба с готовностью переключился на меня. — Вместо того, чтобы тусоваться тут с этими бухающими обалдуями, лучше бы сходила в спа-салон, привела себя в порядок. Мне твою рожу ещё продавать, между прочим.

— Не надо меня продавать, — возмутилась я. — Ни в расчленённом виде, ни целиком.

— Да кто тебя такую купит, — горестно отмахнулся продюсер. — Хоть бы сиськи себе нарастила, чтоб публике было на что посмотреть. Я и операцию оплачу, — с надеждой завёл старую пластинку Михалыч, за что был немедленно послан в давно известном и хорошо изученном направлении.

— Да что ты к ней пристал-то? — подал голос Чарский, наш неформальный лидер, соло-гитара, бэк-вокал, а также «глас народа» по бытовым и денежным вопросам и чемпион по поглощению алкоголя. Его тощая, покрытая татуировками рука, похожая на паучью лапу, высунулась из-под разложенного на полу спальника, вмещавшего Чарского, его сапоги-казаки и, судя по стеклянному дребезжанию, опохмелку. Рука нащупала край одеяла, явив нам помятую физию Юрика.

— Ты, Михалыч, с попсой переобщался, — Чарский встал и, не обращая внимания на Жабу, подошёл к зеркалу.

— Ну и рожа… — Юрка брезгливо скривился, глядя на своё отражение. — Так вот, Михалыч, мы — рокеры, можно сказать, последние из могикан уходящей эпохи настоящей рок-музыки. А ты хочешь, чтобы у нас со сцены вместо текста сиськи из декольте выпрыгивали. Давай уж определяйся, что тебе нужно: рок или стриптиз…

— Одно другому не мешает, — сварливо ответил Жаба, но вопрос хирургического вмешательства в творческий путь группы отложил до лучших времён.

— Хорошо, — Чарский брякнулся на пол рядом с моим креслом и недовольно воззрился на Жабу. — Переходим к следующему вопросу: какого рожна ты нас поднял в такую рань? Мы, бляха-муха, вчера на этом корпоративе грёбаном до двух ночи лабали, потом квасили, а ты подрушлять спокойно не даёшь! Мы такими темпами ласты склеить можем, дядя! — в переводе на человеческий язык это означало, что отыграв до двух на сцене, мы отметили успешное выступление и теперь искренне хотим спать. — Будешь себе новых питомцев искать. Короче, если не концерт какой — делов сегодня не будет. У нас вон башки с бодунца трещат так, что на улице слышно. Вить, пихни Гарика, а то всю веселуху проспит!

— Я не сплю, — не открывая глаз, отозвался наш ударник. — Просто чего зря воздух сотрясать? Михалыч, Юра дело говорит. Ты лучше башли отсчитай, что нам причитаются, и дай оклематься. Лично я, например, вообще вставать минимум до обеда не намерен.

— Всё вам деньги подавай, — при мысли, что надо отдать кому-то денег, у Жабы разом начинали болеть сердце, желчный и геморрой. — И думать не хотите, как их заработать. Я тут кручусь, как пчела, договариваюсь, ищу для вас интересные предложения, а вы… — Михалыч тяжко вздохнул и обречённо махнул рукой.

— А мы, — согласно закивал Чарский. — Гады-сволочи-паскуды, ага. Михалыч, ты это, говори, да не заговаривайся, лады? Ты на нас бабло рубишь, как Карабас, мать его, Барабас, так что не изображай благодетеля при тунеядцах, ага?

Справедливости ради, тут Юрка сильно преувеличил. Записанный на дешёвой аппаратуре альбом продавался, мягко говоря, плохо, только среди городских поклонников группы, а основной заработок мы получали с живых выступлений на корпоративах, свадьбах и прочих городских мероприятиях. Ясное дело, народу наше творчество было как-то по барабану, но с живой музыкой в нашем захолустье дефицит, а всем хотелось выпендриться, так что кочевали мы с юбилея Фиделя Рачиковича на свадьбу Асгхал Епрекян, а потом мчались на корпоратив ООО «Рога и копыта». Исполняли в основном древние хиты, перешедшие в разряд общественного достояния и не охраняемые авторскими правами, но и песни нашего сочинения имели успех у публики. Правда исполняли мы их в основном во второй половине вечера, когда набравшаяся до полного изумления публика уже плевать хотела, что слушать и под что танцевать. Душу отводили на местечковых концертах, но сборов с таких хватало аккурат на дорогу, жратву и скромное празднество по его окончанию, а кушать хотелось каждый день. Собственно, если бы мы в лихой час не встретились с предприимчивым Михалычем, не видать бы нам и того. Как водится у большинства музыкантов, творчество у нас плохо совмещалось с предпринимательством, да и не было в нас той деловой хватки и торговой жилки, так что Михалыч стал для нас хоть и сомнительным, но спасением. Да и мы для него тоже: в наш век растущей безработицы бывший работник городского дома культуры не мог рассчитывать на нормальную должность. А тут он набрал себе четыре коллектива разной музыкальной направленности и вовсю крутился, обеспечивая нас работой, а себя процентами. Так мы и жили, без особой любви, но с чётким осознанием взаимной необходимости.

И ведь, что самое обидное, мы ведь не плохо играем, вот только раскрутка в теле и радио эфире стоила столько, что надежды выбиться в люди таяли с каждым днём.

— Мы своё отработали полностью, — продолжал тем временем Чарский, — так что будь добр — деньги на бочку, и прекрати строить из себя ограбленного еврея. — Конец пламенного спича был малость подпорчен смачным зевком Гарика и оглушительным храпом Страуса, клавишника и последнего (не по значимости) члена нашей группы. Удивительное дело, я ясно помню, что в самом начале разговора Страус не спал.

— Да ладно, чего ты завёлся, — тут же пошёл на попятный Жаба. — Я ж пришёл с уникальным предложением. Шанс получить многомиллионную аудиторию с следующим записанным альбомом.

Надо сказать, что эти слова заставили всех проснуться. Даже Страус, спешно поднятый пинком Вити, завертел головой, изображая внимание.

— Ну, не томи, — утомлённая затянувшейся мхатовской паузой поторопила я Михалыча.

— Знаете, где в основном зависает молодёжь, слушающая рок? — продолжил накручивать интригу Михалыч.

— Да ты задрал уже со своими шарадами! — оглушительно хлопнул рукой по столу Витя, с бодуна пребывавший в особенно скверном расположении духа. От этого звука подпрыгнули все, начиная от Жабы и заканчивая окончательно проснувшимся Страусом. — Чё ты там удумал, упырь?!

Михалыч поморщился, но с Витиными манерами он давно смирился.

— В Барлионе они зависают, мой нетерпеливый друг. Как и пара миллиардов наших сограждан.

— В игрухе-то? И чё?

— А то, что они — ваша целевая аудитория и есть. Вы о чём поёте? Эпохальные битвы, мечи, магия, герои, короли, войны… Всё это там, и народ играет в поисках средневековой романтики.

— Идею мы уловили, — согласился Чарский. — Что предлагаешь? Писать про Барлиону?

— Вот именно! — просиял Жаба. — Посмотрите на «Нубяр» с их хитами «Три оркины под окном жрали гнома вечерком» и «Маменькины донатеры»; или «Потомки тарантулов» с их «Именем Ялиники». Хрен его знает, что всё это значит, но народ слушает! Они неделями на вершинах хит-парадов висят.

— Как ты только что верно заметил, мы будем далеко не первые, кто пишет песни по играм. В чём фишка?

— Ну ты сам говорил, что вы таланты, — напомнил Михалыч. — Сделаете пару хитов, и о вас заговорят. Причём, заметь, без всякой дорогостоящей раскрутки на ТВ и радио.

— Не, ну я так-то не против, — подал голос Страус. — Сам в Барлиону играю, без проблем так-то.

— Кирка, ты ж вроде тоже геймер, — повернулся ко мне Чарский. Моё имя он исковеркал в первый же день знакомства, поставив ударение на последний слог и превратив его в прозвище.

— Я больше по олдскулу всякому, — на всякий случай напомнила я. — ADnD, старые синглы, казуальные небольшие онлайн миры. В Барлионе не в зуб ногой. С моими заработками я ежемесячную оплату аккаунта и покупку фирменной капсулы не тяну. Но если накладные расходы оплатят — я только за.

— А чё? Идейка-то неплохая, — поддержал Зверь. — Шанс хорошо продвинуться.

Гарик только молча кивнул, как всегда соглашаясь с мнением большинства.

— Резон в том есть, — подвёл итог Чарский. — С одной стороны, не охота становиться коньюктурщиком, а с другой… Один фиг о том примерно и пишем. Ну будет у нас не абстрактное королевство, а, скажем… — он покосился на Страуса, как на самого опытного геймера в компании.

— Малабар. Или Картос. Не, Картос даже круче. Брутальней. Таурены там, нежить всякая.

— А что, Михалыч, мы жрать будем, пока в игре зависаем? Пока освоимся, пока чего напишем. А ещё надо на репетиции успевать, да и другие дела есть.

Тут я слукавила — никаких других вменяемых занятий у меня не было, но грех не выбить халяву, пока есть такая возможность.

— Ага, и капсулы прикупить надо, — напомнил Страус. — И аккаунты оплатить. Тоже не самое дешёвое удовольствие.

Группа согласно закивала и Жаба нехотя протянул:

— Ладно, придумаю что-нибудь. Спонсоров каких найду, всё же Барлиона — всемирный бренд, под это дело могут и раскошелиться. А теперь харе дрыхнуть, бегом приводите дела в порядок и чтобы из капсул вылезали только на репетиции! Давайте, соколики мои перегарные, пошли-пошли, — и он захлопал в ладоши в излюбленной своей манере.

— Куда пошли? — осадил командирские порывы Жабы Чарский. — Тебе, блин, на каком языке сказать, что на сегодня мы пас?

Михалыч оглядел наши физиономии и махнул рукой.

— А, чёрт с вами, деятели культуры… — и полез в карман своего модного сюртука, делавшего нашего продюсера похожим на Чичикова, каким его изображали на иллюстрациях в учебнике.

— Только, чур, не набираться, — предупредил он, рассчитываясь с нами.

— Ты нас с панками спутал, — успокоил его Чарский.

Репетировали мы традиционно, в старом гараже, принадлежащем семье Страуса. На нашем фоне Страус вообще был изрядным мажором, но от коллектива не отрывался и всегда мог подкинуть деньжат в трудную минуту, так что за неподобающее творческому человеку благосостояние мы его не упрекали. Сегодня вместо репетиции мы обсуждали план действий на ближайший месяц. Новенькие игровые капсулы, неизвестно где и как добытые Жабой, уже были установлены у нас в квартирах. Михалыч сквозь слёзы оплатил нам игровые аккаунты, и теперь дело оставалось за малым — понять, что со всем этим делать.

— Своего перса я не удалю, даже не просите, — сразу огласил свою позицию Страус. — Так что играть будем за Картос, я туда на прошлой неделе персонажа перевёл.

— Ну тогда ты, как самый опытный, говори кем и где нам создаваться, — предложил Чарский.

— Я за гоблина гоняю, — сообщил Страус, игнорируя посыпавшиеся тут же подколки типа «да ты и по жизни гоблин, братан», — так что вам лучше генеряться за эту расу. Ближе стартанёте — группой качаться легче.

— Погоди, — встряла я в этот гладкий план действий. — Мы туда зачем идём? За новыми впечатлениями, за вдохновением. А какие новые впечатления, если я тут ваши рожи вижу, и там буду видеть? И видеть будем одно и то же, а значит, мысли будут течь примерно в одном направлении. Нет, предлагаю создаться за разные расы, проникнуться местной атмосферой, подкачаться, а потом уже собраться вместе. А на репетициях будем делиться впечатлениями, искать новые темы.

— Кирка дело говорит, — одобрил Чарский, открывая гайд по расам Барлионы. — Гоблины уже заняты, так что выбираем из оставшихся вариантов.

Витя сразу забил себе красного орка, Чарский остановился на дроу, Гарик долго метался между тауреном и троллем, в итоге плюнул, подбросил монетку и выбор судьбы пал на рогатых картосцев.

— А мне нравятся сильвари, — заявила я, глядя на расу человекоподобных растений.

— Они ж хардкорные, — сверившись с гайдом напомнил Страус.

— Только сильвари, только хардкор. Да и всегда успею удалить персонаж и создать нового. Впечатления-то никуда не денутся.

— Ну как знаешь, — равнодушно пожал плечами Чарский. — Раз всё обговорили, пора по домам, начинать игру.