Я думала, Сойер преувеличивал.

Я должна была знать лучше, что он не из тех людей.

Но я полагала, что никто не может вести дела в свинарнике.

Я ошибалась.

Баррет Андерсон мог и делал это.

Сойер также не преувеличивал о размерах трагедии. Это крошечное помещение с тёмным столом, стеллажами у одной стены и примерно с сотней листов бумаги, прикреплённых к другой стене. Ну и, конечно же, беспорядок. И да, я имею в виду настоящий бардак. А также полную неразбериху, горы папок, лежащих повсюду. Но по правде говоря, я была более обеспокоена его бесконечными кофейными чашками и контейнерами от еды на вынос и ужасалась возможности появления из-за них крыс, тараканов или каких-нибудь личинок.

Баррет хоть и был внешне похож на брата, но не имел с ним ничего общего. Сойер, как правило, следил за своими волосами, глядя на его брата, можно было подумать, будто он лишь проводит по ним рукой, чтобы причесать. Также щетина на лице, словно он забыл побриться, и большие, а-ля хипстерские, очки на носу. В то время , как Сойер обычно предпочитал джинсы и футболку, у его брата был какой-то стариковский свитер с заплатками на локтях. Да, с заплатками. Также в Баррете была похожая отстранённость, но у меня такое впечатление, что у Сойера это из-за тёмного прошлого в армии и его частной практики, а у Баррета, чувствую, это явилось следствием его блестящего интеллекта.

— Только не это, — предупредил он с десяток раз, когда я бралась за то, что была уверена, было случайными клочками бумаг, запихнутыми в забытый угол.

— Ничего не получится, если ты на самом деле не разрешишь мне ничего убрать, — сказала я, закатив глаза, когда взглянула на всё это. Сойер был честен на счёт польского , но он или намеренно не учёл, или забыл сказать мне, что всё было не только на польском языке, но и зашифровано. У меня в кармане имелся клочок бумаги, который предстояло расшифровать. На нём было записано около десяти слов на польском, которые я заметила в этот день.

— Ты можешь прибрать кофейные чашки, — предложил он, не отрывая взгляда от того, что пишет.

— Все семнадцать чашек сохнут на стойке в ванной.

Да, семнадцать.

У меня возникло стойкое ощущение, что когда заканчиваются чистые чашки, он просто покупает новые, вместо того, чтобы просто вымыть старые.

— Тогда, может быть, ты можешь зарегистрировать файлы…

— Да, но чтобы заниматься регистрацией, нужно чтобы фактические документы были разобраны по файлам, — известила я его напряжённым голосом, который родители используют в разговоре со своими детьми.

Тогда он посмотрел на меня, сжав губы, а взгляд стал таким знакомым, что внезапно мне захотелось увидеть, как Сойер делает это снова.

— Осторожно, — продолжил Баррет, его глаза засияли. — Это войдёт в твою трудовую характеристику.

Я рассмеялась, уверенная, что на это он и рассчитывал.

За эти часы мы проделали долгий путь. Ранее мы чуть не дошли до воплей из-за каких-то дурацких пометок, которые были так стары, что записи наполовину исчезли, но Баррет не хотел, чтобы я их выбросила по той или иной причине. Разбили одну кофейную кружку. Он жаловался на меня по телефону, я так полагаю, своему брату и угрожал отправить меня домой ровно в пять часов вечера.

Но вот уже пять тридцать, а в дверях внезапно появился разносчик. Когда я взглянула на Баррета, поднявшись, он пожал плечами, отдал мужчине деньги и взял еду.

— Нам нужно поесть. Плюс тебе будет что ещё убрать, — объявил он, ставя еду на свой обновлённый, практически прибранный стол. — Я знаю, как тебе это нравится.

— О да, я живу для того, чтобы относить коробки из-под еды в мусорный контейнер. Так что ты взял? — спросила я, пересекая комнату, мой живот заурчал от того факта, что похоже Баррет отказался от ланча, вследствие чего, мне тоже пришлось отказаться.

— Пицца пепперони, горячие крылышки, картошка фри и палочки из моцареллы, — когда мои губы растянулись в улыбке, а брови поднялись, он улыбнулся в ответ. — Сыр и что пожирнее — в большинстве случаев моё предпочтительное меню.

Вы никогда не узнаете об этом, просто взглянув на него. И хотя у него нет такого крепкого, бойцовского телосложения, он казался в достаточной степени в форме под своим стариковским свитером.

— Твоему сердцу, должно быть, это нравится, — сказала я, забирая крышку контейнера с крылышками, которую Баррет вручил мне в качестве тарелки, и кладя на неё всего понемногу. В тоже время, в отличие от него, я не могу постоянно питаться подобным образом и ожидать, что у меня не вырастет огромная попа, не появятся дряблые руки и округлившийся живот, поэтому я лишь время от времени могла потакать своим желаниям.

— Ага, если моё сердце и даст сбой когда-нибудь, то это произойдёт из-за кофеина, который я употребляю. Ох, смотрите кто… — сказал он, и я ещё долгую секунду не понимала, о чём идёт речь, потому что, когда я посмотрела на дверь, там никого не было. Но затем дверь открылась, и вошёл Сойер.

— Как ты… — начала спрашивать я, разинув рот.

— Этот странный тип знает шум двигателя моей машины, — ответил Сойер за него, войдя внутрь, его совершенное тело сделало это со своего рода лёгкой самоуверенностью.

Определение «отрада для глаз» пришло мне на ум, что мне пришлось незамедлительно прервать это, смутившись тем, что я пусть на секунду, но подумала об этом.

Сойер прошёл прямо к тому месту, где я прислонилась бедром к столу Баррета, взяв палочку моцареллы с моей импровизированной тарелки и откусив её.

— Помещение выглядит хорошо, — сказал он, кивая, пока осматривался. Странное тёплое чувство наполнило мою грудь при похвале, и я была несколько сбита с толку тем, насколько это, оказалось, значимо для меня. — Всего лишь одна чашка кофе. Бл*дь, — сказал он, улыбнувшись брату. — Помнишь бесконечный поток ругани Мардж, которым она одаривала тебя, когда ей приходилось прибирать за тобой чашки, в конце каждого рабочего дня?

— Она думала, одноразовые стаканчики помогут, — сказал Баррет, кивая.

— За исключением того, что они будут стоять тут и прилипать к бумагам, над которыми ты работаешь. Ли, при случае, ты мог бы немного позабавиться с ними и начать складывать из них, как из пивных банок, что-то вроде пирамиды.

— Её было забавно раздражать.

Сойер помотал головой, беря кусок пиццы и откусив от него.

— Знаешь, это было моё, — сказала я, приподняв бровь. В ответ Сойер лишь пожал плечами и поднёс пиццу к моему рту. И, если я не ошибаюсь, в его глазах был вызов. Как будто он проверял, пойду ли я на попятную. И, ну, я слегка наклонилась вперёд, открыла рот и откусила здоровенный кусок. Кажется, от этого его глаза засветились.

— Нашёл что-нибудь для меня, — спросил он брата.

— Уже отправил. Хотя это не то, чего ты ожидал.

На что Сойер кивнул и, схватив немного картошки, положил её на НАШУ тарелку. Он продолжил есть, когда достал свой телефон и, как я думаю, просматривал файл, отправленный Барретом.

Спустя минуту или около того, Сойер тяжело вздохнул, на что Баррет кивнул.

— Ага.

— Ладно, — сказал Сойер, забрав тарелку из моих рук и накладывая в неё всего. — Пойдём, — проговорил он, внезапно заторопившись.

— Почему мы не можем закончить…

— Нам кое-что нужно обсудить, и я не думаю, что этот разговор ты хотела бы вести перед своим новым боссом.

Я поборола желание сказать ему, что, видя, как Баррет очевидно поработал над этим делом, что он уже в курсе, и просто встала. Одно дело, что он знал некоторые детали моей жизни и совсем другое, что он выкопал их из потайных мест, передал их, а затем пожелал узнать каждую деталь подробно.

— Увидимся завтра, Баррет, — сказала я, сдержанно улыбаясь ему.

— Я бы сказал, что буду с нетерпением ждать… — ответил он, так же улыбаясь.

— Но ты не хочешь мне врать, — продолжила я, когда повернулась и вышла наружу.

— Ты возвёл грубость на новый уровень, — уведомила я Сойера, когда забрала у него тарелку и забралась в машину, дверь которой он держал для меня открытой.

Он хлопнул дверью и обошёл машину, залез внутрь, закрыв за собой дверь. В то время , как я ожидала, что он развернёт машину и поедет, он просто потянулся за тарелкой и положил её на приборную панель, затем полностью развернулся ко мне.

— Потрудись объяснить мне, почему ты не упомянула одну очень важную деталь о Майкле Робинсоне в своём рассказе о тех событиях?

Я почувствовала, как у меня скрутило живот.

Я должна была знать, что это всё равно выплывет наружу. Полагаю, что у меня было ложное чувство безопасности, пока Сойер не нарыл информацию о Майкле и моей работе.

— Рия, — произнёс он, его голос стал немного мягче. Когда я не повернулась к нему лицом, он большим и указательным пальцем схватил мой подбородок и повернул сам. — Почему ты не упомянула об этом? Ты же уже рассказала мне неприятные детали.

— Вот именно. Так почему это так важно, что я работала с ним?

— Потому что сразу, как только ты выставила его завравшуюся изменяющую задницу к его жене, то он сразу ушёл. Мне надо знать почему.

Я немного дёрнулась, это воспоминание ещё свежо для меня, потому что для меня не прошло года, это будто бы было всего пару недель назад.

— Его жена пришла на работу и закатила истерику после того, как я рассказала ей, что случилось. Она сильно смутила его на глазах у всех сотрудников, которые должны уважать его. Он… — я затаила дыхание. — Он плохо справлялся с разрывом, как таковым, а потом ещё его жена создала шумиху вокруг его…

— Постой, — оборвал меня Сойер. — Вернись к «плохо справлялся с разрывом». Объясни мне это подробней. Что он делал?

— Ну, ничего такого. Просто пытался поймать меня на работе, когда я находилась одна, и поговорить со мной. Или распускал руки, будто у него всё ещё были на это права. Мелочи…

— Мужчина прикасался к тебе, не получив на это разрешения, — это не мелочи, это во-первых. Во-вторых, его выгнали за это?

— Нет. Нет. Его жена поставила Майкла в неловкое положение, и тем вечером он написал заявление об уходе. Он, м-м-м, уехал с ней из штатов, чтобы во всём разобраться или что-то в этом роде.

— Нет, не уехал, — удивил меня Сойер. — Судя по всему, его жена всё ещё в их старом доме. Но Майкла Робинсона с ней нет, и ни один из них не покидал штатов. Он снимает квартиру.

— А-а-а, — сказала я, сведя вместе брови. На самом деле это не удивило меня. Когда мужчина лжёт тебе о своём браке, лжёт о переезде, который на самом деле был недолгим.

— Эта квартира прямо через улицу от твоей старой квартиры, детка.

Высказывание «сердце ушло в пятки» в тот момент приобрело больший смысл. Моё сердце действительно будто бросили в ноги.

Как это возможно?

— Согласно записям он всё ещё там. Не думаю, что должен говорить тебе, как подозрительно это выглядит.

Я не хотела осознавать этого.

Правда, мой мозг просто битком наполнился всякими мерзостями.

Я не хотела думать о том, что мужчина, которого я когда-то любила, с которым когда-то делила своё тело и о котором я когда-то думала, что тот любит меня, способен сделать со мной что-то, из-за чего я потеряла целый год своей жизни.

— Он доктор, — добавил Сойер, заставляя меня закрыть глаза. Ага, та ещё добавочка, не так ли? — В твоей крови был Пентобарбитал. У кого, чёрт побери , ещё есть доступ к нему, кроме доктора? — это был ещё один довольно сильный гвоздь в гроб Майкла. — Эй, — позвал Сойер, когда я не повернулась обратно к нему. — Рия…

Я выдохнула так сильно, что, кажется, потемнело в глазах.

— Мы можем просто поехать домой? — спросила я, мотая головой. — Я просто… Я больше не могу.

Проклятые слёзы снова начали жалить глаза, и я сморгнула их прочь так быстро, как смогла. Но Сойер заметил. Он всё замечает.

Его изумрудные глаза смягчились, а рука переместилась на моё плечо, и он решительно надавил, прежде чем притянуть меня вперёд. Тело выгнулось над центральной панелью, его руки скользнули к верхней части моей спины, заключая меня в объятия.

— Иногда я забываю, что прошло всего лишь несколько дней. Ты всё ещё привыкаешь.

— Буквально всё изменилось вокруг меня, — согласилась я, делая глубокий вдох, закрыв глаза из-за намёка на резкий одеколон на его шее.

— Знаешь, когда мы с Броком вернулись домой, всё было другим. Все магазины и рестораны, люди, наши семьи выглядели не так как, когда мы уходили. Я понимаю, как это дезориентирует. Ты думала, что всё останется прежним, в то время, как всё поменялось без тебя. Это странно, и ты чувствуешь, будто тебе морочат голову, но прежде чем ты осознаешь это, всё встанет на свои места. Ты будешь меньше ощущать, словно играешь в догонялки.

Это было именно то.

Я никогда не думала об этом так, будто не была единственной, кто прошёл через подобное. Есть же люди, которые выходили из комы, люди с амнезией или выборочной потерей памяти. И есть люди, которые просто долгое время находились далеко, и жизнь менялась без них. Мужчины вроде Сойера и Брока, кто был в спец. войсках.

Каким-то образом мне стало намного легче, зная, что теперь я не одна, что есть и другие, которые могут меня понять.

Особенно, когда один из таких людей обнимает меня своими сильными руками, прижав моё лицо под своим подбородком, и я слышу его устойчивое сердцебиение.

Я почувствовала, как мелкая дрожь прошла через всё моё тело.

— Поехали, отвезём тебя домой и согреем, — сказал Сойер, отпуская меня, неверно истолковав мою дрожь. Это совершенно не было связано с холодом, а только с тем фактом, что я поняла, за долгое-долгое время не было ничего такого, что бы ощущалось так уютно, так безопасно, как находиться в его руках.

— Верно, — согласилась я, когда села обратно на сидение и взяла тарелку, которую Сойер вручил мне, чтобы он смог тронуться с места.

Мы приехали домой, я проигнорировала тот факт, что действительно начинаю видеть это место своим домом. Сойер и я поели в безмолвной тишине, посмотрели ТВ, затем оба отправились спать.

Ничего не произошло.

Я нырнула в свою постель и свернулась калачиком, пытаясь убедить себя, что это к лучшему.

На следующий день я отправилась на свою новую работу, медленно, но уверенно разбирая беспорядок Баррета, и изучая то, как много общего у него с братом. Даже тот факт, что хотя они ни в какой степени и не были белыми и пушистыми, их отстранённость и нахальность каким-то образом всё ещё больше нравилась вам. После работы Баррет подбросил меня домой. После ужина Сойер и я вместе мыли посуду и обсуждали, как прошёл день.

Это было чертовски по-семейному, что ощущалось практически естественно.

На следующий день Сойер показался у Баррета с коробочкой в руках, выглядя, словно ребёнок в Рождественское утро, раскачиваясь на пятках, пока протягивал мне её.

Сдвинув брови, я подошла и взяла у него коробочку.

Открыв крышку, я обнаружила внутри свои водительские права.

— Поехали, детка, вернём некоторые кусочки твоей жизни назад.