После того быстрого, жесткого, скользкого секса, что у нас был, я бросила соляную «бомбочку», чтобы показать ему, как это работает , что «бомбочка» для ванны была неким «безумным девчачьим дерьмом», которое он не понимал.

Я обнаружила, что мне в какой-то степени это нравится. Это было по-мужски.

У Майкла было больше продукции для волос, чем у меня.

Это сводило меня с ума, потому что всё падало с полок, когда я доставала свой фен.

После ванны, Сойер выпроводил меня из ванной комнаты, настояв на том, что сам уберёт беспорядок. Я отправилась в свою комнату, надела трусики и безразмерную футболку. Когда вернулась обратно, Сойер был в чёрных спортивных штанах , низко сидящих на бедрах , и нарезал на кухне индейку.

— Надеюсь, тебе нравятся сэндвичи, поджаренные по бокам.

— Это лучшая часть праздников. Не нужно по-настоящему готовить.

— Как ты относишься к майонезу?

— Примерно так же, как к таким маленьким, отвратительным штучкам, называемыми авокадо.

— Понял, — сказал он с улыбкой. — Тогда что ты хочешь в сэндвич?

— Индейку и немного соли. Я поджарю по бокам, — сказала я, и мы продолжили работать на кухне в гармонии, готовя обед.

После этого мы отнесли еду к дивану и поели, пока смотрели какой-то банальный хеллоуинский фильм.

Сойер схватил футболку и забрал Слима на прогулку.

Устав, я отправилась в свою комнату, чтобы прилечь.

Только для того, чтобы понять, что когда Сойер говорил, что есть я и он, это значит, что моя задница принадлежит ему, в его постели. Этот факт я уяснила, когда он прямиком направился в мою комнату со Слимом, следующим за ним по пятам, подхватил меня и бросил на свою кровать.

Немногим позже я проснулась от того, что он прикоснулся рукой к моему бедру.

После этого, Сойер выполнил своё обещание и взял меня медленно и нежно.

Затем я снова уснула уже на его груди.

Воскресным утром я проснулась в его объятьях и быстро поняла, что Сойер очень чутко спит. Потому что он определенно спал, когда я только открыла глаза, но в ту секунду, когда я пошевелилась, он обнял меня сильнее и сказал сонным голосом:

— Ещё двадцать минут.

Поэтому я дала ему двадцать минут сна.

Затем он дал мне ещё двадцать минут, которые заставили меня серьёзно побеспокоиться о том, что мы сломаем не только спинку кровати, но и стенку, а ещё окажемся этажом ниже.

— Ладно. Мне нужно отправляться на пробежку. Ты бегаешь?

— Думаю, я бы побежала, если бы меня преследовали. Но даже тогда, это маловероятно.

На что он усмехнулся, мотая головой.

— Чем же ты занималась в спортзале, если не занималась на беговой дорожке?

— В основном, читала книгу на велотренажёре, — призналась я, не смутившись, потому что всегда работала до пота, занимаясь таким образом. — Впрочем, мне действительно нужно вернуться туда. Восстановить потерянный мышечный тонус.

— Если уж на то пошло, думаю, ты превосходно выглядишь такой, какая ты есть, но если ты хочешь немного мышц, я тоже за это. Возможно, мы сможем заскочить в спортзал Шейна после полудня, прежде чем тебе нужно будет уединиться, чтобы подготовиться для сегодняшнего вечера.

— Хорошая идея, — согласилась я. — Иди пропотей. Слим и я побудем лежебоками.

— Ладно, — сказал Сойер, зашнуровывая свои кроссовки. После этого он встал, подошёл ко мне, наклонился вниз и крепко поцеловал меня. — Вернусь в течение часа.

По возвращении он принял душ, мы оба оделись в удобную одежду и отправились в спортзал, куда я вновь записалась. Затем мы отправились обратно домой, и я провела слишком много времени, чтобы попытаться выглядеть безупречно.

Платье, которое он выбрал, было облегающее, с квадратным вырезом горловины, но современное. Длина юбки была немного короче, чем я обычно выбираю для себя, но как я выяснила, мы проведём большую часть вечера, сидя, так что мне не придётся беспокоиться о том, что я что-то уроню или кто-нибудь заглянет мне под юбку.

В конце я нанесла немного туши и подвела глаза, не став наносить никакой губной помады, за исключением бальзама для губ, оставила подвеску Сойера, надела платье, каблуки, немного вздрогнув, почувствовав высокие шпильки, от которых моё тело очевидно отвыкло за год.

Нанесла немного парфюма, схватила клатч с моим фальшивым удостоверением личности, просто на всякий случай, и вышла в коридор, в процессе чуть не завалившись на Слима. К счастью, Сойер ждал меня в гостиной и пропустил моё неуклюжее почти-падение, затем я прошлась туда-обратно, чтобы он смог рассмотреть меня всю.

Так он и сделал. Медленно.

Я тоже оглядела его, никогда не видя его в чём-то другом, кроме джинсов и футболок или внерабочей одежды. Сойер привёл себя в порядок, да, тут было на что посмотреть. Он надел тёмно-серые брюки и чёрную рубашку, обе вещи смотрелись на нём идеально. На его запястье были, похоже дорогие, серебряные часы, а волосы были немного более опрятные, чем обычно. К счастью, он до сих пор был немного неряшливым. У меня слабость к его щетине.

— Подойди сюда, — приказал Сойер, похлопав по колену. Я подошла к нему, и он, дотянувшись до меня, усадил к себе на бедро.

— Спасибо за платье. И обувь.

— Выглядит лучше, чем я представлял, — сказал он, скользя пальцами по моему бедру, направляясь к подолу платья. — Знаешь, у нас есть около…

Он затих, потому что услышал, как был введён код, и дверь открылась, представив перед нами Брока, который бросил на нас всего лишь один взгляд и расплылся в огромной ухмылке.

— Не могу сказать, что я не завидую, — сказал он, входя, спрятав руки в передних карманах. — Прекрасно выглядишь, Рия. Счастье тебе очень идёт.

Я почувствовала, как эти слова осели на моей коже и пробрались внутрь, зная, что он прав. Я была счастлива. И я поняла, что это говорило о чём-то, раз это было заметно для окружающих.

— Брок сегодня за собачью няньку, потому что мы будем поздно, — сообщил Сойер.

— У нас будет похожая ситуация, как в «Тёрнер и Хуч». Он отправится со мной на слежку, и я совершенно точно ожидаю, что он съест подголовники на моих сиденьях, выбираясь из машины.

— Это машина компании, и я говорил тебе принести каких-нибудь косточек.

— Я принёс. Но он предпочитает кожу. Ты же знаешь.

— Бл*дь, да, я знаю, — согласился он, звуча при этом раздосадовано, отмечая себе, что придётся заменить везде кожу.

— Пойдём, Слим, — позвал Брок, подходя туда, где Сойер держал поводок, и беря его. Слим вздохнул, поднялся на лапы, прошёл через комнату к Броку и сел у его ног.

Никогда в своей жизни не встречала более ленивой собаки.

— Повеселитесь там, ребятки, — сказал Брок глупым отцовским голосом. — И, Рия, если он станет распускать руки — вилкой прямо в бедренную мышцу.

На этом он ушёл, сопровождаемый звуком моего хихиканья.

— Ладно, пора выдвигаться.

Мы забрались в его машину и отправились в «Семейный». Я была в «Семейном» несколько раз в прошлом, но никогда прежде, даже когда я резервировала столик, меня не звали прямо на подиум и не провожали к одной из приватных кабинок сзади, которые в какой-то степени закрыты ото всех, чтобы предложить посетителям уединённость.

— Мистер Грасси прибудет с минуты на минуту, чтобы поприветствовать вас, — сказала администратор после долгого зрительного контакта, которым она буквально трахала Сойера, что я нашла оскорбительным.

— Выглядишь так, будто хочешь выколоть ей глаза, — сказал он, вручая мне меню.

— Это было грубо, вот и всё.

— Да, за ней водится репутация женщины, которой нравятся мужчины, у которых уже есть девушки. Они требуют меньше усилий или что-то в этом роде.

— Откуда ты знаешь?

Сойер рассмеялся.

— Работал над делом для жены, которая думала, что муж ей изменяет. Угадай с кем?

— О, это чудесно, — сказала я, отодвигая меню, даже не взглянув на него.

— Женщина, которая знает, чего хочет. Мне нравится.

— Они делают самую лучшую феттучини, которую я когда-либо пробовала. Но мы начнём с кальмаров, просто чтобы ты знал.

Нам принесли бесплатную бутылку вина и приняли заказ, когда фигура человека заслонила наш столик. Я узнала Антонио Грасси сразу, как только увидела его. Чёрт, я узнала бы его и двух его сыновей, Луку и Матео, если бы увидела их. Энтони был довольно привлекательным мужчиной, которого я когда-либо видела, высокий и худощавый, одетый в безупречный костюм, с ресницами, за которые я бы умерла.

— Сойер, рад снова тебя видеть, — сказал он, когда Сойер встал из-за стола, чтобы пожать ему руку. — А эта прелестная молодая дама должно быть Рия, — сказал он мне, даря тёплую улыбку, когда взял мою руку и сжал её. — Я так рад, что ты в порядке, моя дорогая.

— О, спасибо вам, — сказала я, слегка смутившись тем, что это было не под моим контролем. Но в его голосе не было жалости, и я приняла это спокойней.

— Я оставлю вас наслаждаться вашей трапезой. Сойер, я буду на связи.

Сойер вернулся обратно за столик.

— Это прозвучало практически зловеще. И, зная слухи о том, что семья Грасси — местная мафия, я представить себе не могу, что это что-то хорошее.

Сойер фыркнул.

— Я не ввязываюсь в криминальное дерьмо в округе. Они занимаются своими делами, а я своими. Это не моё дело.

— То есть ты нормально относишься к организованной преступности?

Голова Сойера наклонилась в бок.

— Всё не так просто. У каждой экономики есть криминальные империи. И в некотором смысле, они нужны миру.

— Значит, торговцы оружием, насильники и…

— Ты не можешь смешивать их всех вместе подобным образом, детка. Насильники совсем в другой категории, чем торговцы оружием. Как правило.

— Торговцы оружием убивают людей.

— Мне приходилось убивать людей.

Это фактически выбило почву у меня из-под ног. Я забыла, что он был бывшим военным.

— Так же как и Брок. И Тиг. Брок, потому что занимался этим со мной. Тиг, потому что у него было тёмное прошлое, и некоторые части его прошлого были жестоки.

— Тиг? Большой плюшевый мишка Тиг? — спросила я, тряся головой.

— Тиг вырос в дерьмовом окружении, с дерьмовой семьёй и с дерьмовыми перспективами выбраться из этого. Дерьмо случается.

— Ты очень равнодушен по этому поводу.

— Он делал плохие вещи, но стал хорошим человеком. Не могу же я предъявлять ему его прошлое против него, в то время как кто-то так же может предъявить мне моё.

— Но ты же был в армии.

— Существует армия и существует то, где мы с Броком были. Это всё, что я могу сказать по этому поводу без того, чтобы меня обвинили в государственной измене. Но позволь просто сказать: Тиг покажется тебе святым, если ты захочешь сравнить наши счета жизней. Да, я просто выполнял приказы. Так же как и он. Правда, мои, предположительно, были ради страны и для сохранения всех невинных в безопасности. Но это не означает, что этого не происходило и что я лучше Тига, потому что я принимал приказы от вышестоящего по должности в армии, а не от торговца наркотиками. Убийство есть убийство.

— А Грассисы убийцы?

— Знаешь, — сказал Сойер, немного улыбаясь, — я никогда не спрашивал, — он засмеялся. — Могу предположить, что, по крайней мере, Энтони проливал кровь. Подозреваю, что они все. Но поскольку я знаю их, я уверен, что ни одна из этих кровей не принадлежала никому из невинных.

— Так что — это нормально, когда одни преступники убивают других преступников?

— В большинстве случаев, да. Это система издержек и противовесов, когда полицейские силы не могут или не хотят делать что-либо для любого типичного правосудия. У мафии, как правило, есть одна хорошая черта в удержании дерьма между ними и людьми, с которыми они разбираются, не нападать на семьи или что-то в этом роде. Смысл в том, что ничто не остановит преступность. Наркоманам нужны наркоторговцы. Наркоторговцам нужны торговцы оружием. И так далее. И позволь мне заметить, поскольку я знаю много организованных преступников, в большинстве случаев, они лучше тех говнюков, над чьими делами я работаю.

Опять же, в чём-то он прав.

Я не могу заявить, что знаю множество хороших преступников или преступников вообще, но я очень хорошо знаю, как ужасны бывают люди.

И, ну, в общем, думаю, я бы лучше общалась с членами мафии, чем с не осужденными насильниками, расистами или теми, кто избивает жен. Тех, кого мне довелось узнать в своей жизни.

— Почему частный детектив? — спросила я, подняв бокал вина. — Казалось бы, что после всей той тьмы, тебе захочется заняться чем-то посветлее.

— Посмотри на это так, — сказал он, улыбаясь. — Ты присоединяешься к армии сразу после высшей школы. Получаешь обычную подготовку, затем подготовку специальной направленности, потом подготовку к тайным операциям… это оставляет у тебя очень специфический набор навыков. И когда ты решаешь вернуться в эту жизнь, выбор ограничен. Есть частные охранники, но мне не хочется быть нянькой для засранцев-миллионеров или миллиардеров. Ты можешь открыть спортзал и учить других людей бойцовским навыкам. Но у меня было достаточно тренировок изо дня в день на всю оставшуюся жизнь. Или ты можешь использовать свои навыки, чтобы отслеживать цели и научиться использовать их для нахождения пропавших людей или изменяющих супругов.

— Тебе нравится твоя работа?

— Мне нравится разбираться с дерьмом. Нравится ли мне сидеть и выслушивать одну и ту же историю о мужьях в подозрительных «бизнес-поездках » или о странных платежах из отеля по кредитным картам? Бл*дь, нет. Иногда так и хочется ударить клиентов за их тупость.

— Они глупые, потому что их супруги им изменяют? — ощетинилась я.

— Нет, детка. Они глупые, потому что ЗНАЮТ, что их супруги им изменяют. Они приходят ко мне с какой-то грустной надеждой, что я докажу им обратное. Я ни разу не доказывал, что они ошибаются. Шансы таковы, если, кажется, что они изменяют, значит, они изменяют. Даже если и не похоже, что они изменяют, они вероятно изменяют. Теперь не очень многим людям известно понятие верности.

— А тебе? — спросила я, нуждающаяся услышать это для своего спокойствия.

— Начинал ли я флиртовать с Шелли, когда я всё ещё встречался с Мег в старшей школе? Да. Мне было шестнадцать, и я был тупым хером, но я повзрослел. Я наблюдал, как бесчисленное количество семей распадалось из-за неверности. Мне приходилось успокаивать десятки рыдающих женщин в своем офисе, когда я вручал им фотографии, за которые они же и платили мне. И я становился свидетелем паршивых вещей, которые случались, когда они прекращали плакать.

— Каких?

— Они приходили к решению, что никогда не позволят себе пораниться подобным образом снова. Видишь, измена ломает не только одни отношения, она имеет тенденцию в дальнейшем влиять на каждого одинокого человека, потому что человек становится ожесточённым или напуганным, или недоверчивым. Это, черт побери , печально видеть. И это не то, что я когда-либо по своему желанию сделаю с женщиной, — он остановился, а я дала этим словам обосноваться в моей голове.

Он был так прав на счёт этого.

Из-за Дерека я никогда полностью не доверяла Тимиру.

А из-за Майкла, я обнаружила, что не ожесточиться — это сложно.

— Кроме того, если ты не можешь научиться держать свой грёбаный член в штанах, когда тебе больше тридцати чёртовых лет, то ты просто слабак, неуверенный бета, который нуждается в бессмысленном сексе для спортивного интереса, чтобы утвердить своё хрупкое эго. Это жалкое зрелище. Детка, никто никогда не назовёт меня жалким.

Разговор перешёл к лёгким темам — детству Сойера, которое звучало так, будто он по-настоящему испытывал мамино терпение и делал жизнь своего маленького брата труднее. Он рассказал мне о Броке, когда тот был ребёнком, и каким тот был, когда впервые вернулся из-за границы. Он рассказал мне все ужасающие истории, какого это было, когда Баррет работал на него, над большинством из которых я смеялась, потому что они совпадали с моим собственным опытом работы с ним.

Сойер расспрашивал меня о моём времени в системе патронатного воспитания, большинство из которого прошло в смене домов, но мне достаточно повезло, потому что большинство из них были приличными. Принимая во внимание то, что все семьи полностью избегали любого проявления ко мне любви, вот поэтому я с такой жадностью впитывала каждую толику любви от моих приёмных родителей, вылившуюся на меня.

Мы поели.

У нас был десерт.

Мы поехали домой.

У нас был секс.

Мы заснули.

Всё было идеально.

И всё продолжалось подобным образом всю следующую неделю.

До тех пор, пока однажды утром я не проснулась с пищевым отравлением, после взятия еды на дом.