Ему это привиделось. Он не ощущал лихорадки, но чем иным можно было объяснить видение, если не горячечным бредом? Обнаженная богиня стояла перед камином.

Он ясно видел ее профиль: она сушила у огня пышную, непокорную гриву темно-рыжих кудрей. В склоненной позе се спина изгибалась длинной грациозной дугой, белые груди слегка порозовели в пляшущих отсветах пламени и выглядели спелыми и сочными, как созревшие плоды. Длинные руки, длинные стройные ноги, кожа белая и гладкая, как мрамор. Тут она выпрямилась и повернулась прямо к нему; рассыпавшиеся по плечам волосы накрыли одну грудь, вторая была на виду. Статная, с неширокими, но округлыми бедрами, она казалась сильной, как Диана, и прекрасной, как Венера. Нет, все это, конечно, ему почудилось: пока он любовался ею, Венера подхватила свою изношенную сорочку и натянула ее через голову. И тут он узнал ее. Это была не богиня, это была Лили Траблфилд.

Она заметила его восторженный, открыто устремленный на нее взгляд, как только ее голова показалась из-за выреза сорочки. Подавив в груди испуганный возглас, девушка стремительно отвернулась лицом к огню.

– Вы за мной подглядывали! – воскликнула она, задыхаясь от возмущения. – Не смотрите!

Послышался шорох простынь. Оглянувшись через плечо, Лили увидала, что он натянул покрывало себе на лицо.

Нервный смех застрял у нее в горле. Она надела чулки, а затем и платье, рассеянно отметив, что чулки высохли, а вот платье – нет. Сорочка тоже была полусухая. На ходу застегивая рукава. Лили сделала несколько робких, нерешительных шагов к постели.

– Ну ладно, – сказала она, остановившись в шести футах от кровати, – готово.

Он снизу подхватил пальцами покрывало и стянул его с головы. Тонкая ткань проползла по его волосам, взлохматив их, по лбу, по кончику носа, по губам. На мгновение Лили заметила тот же лихорадочный блеск в его глазах, что и раньше, но вскоре он сменился веселой улыбкой. Девушка застыла в изумлении. Ей приходилось видеть прихотливую и частую смену настроений в выразительной синеве этих глаз, но ни разу она не замечала в них веселья.

Вскоре оно исчезло, сменившись – увы! – слишком хорошо знакомой Лили угрюмостью.

– Который час?

– 1 Я не знаю. Еще рано, часов пять утра. Мне придется уйти.

– Уйти?

– Мне надо приниматься за работу.

– Зачем?

Она уставилась на него в недоумении.

– Ну что ж, иди, – согласился он, отмахнувшись от нее небрежным жестом.

До него слишком поздно дошло, что она права: для них обоих очень важно сохранить видимость обыденного распорядка.

– Что вы собираетесь делать? Кто-то должен вам помочь. Прошу вас, позвольте мне…

– Не начинай сначала. Лили. Никто, кроме тебя, мне не поможет.

Дэвон попытался подтянуться и сесть в постели. Боль пронзила его раскаленной иглой, заставив выругаться сквозь зубы.

– Не пускай сюда Трэйера, – прохрипел он.

– Каким образом?

– Откуда мне знать? – Он крепко зажмурил глаза, пытаясь сдержать раздражение. – Оставляю это на твое усмотрение. Просто не позволяй ему входить, и все. Никого сюда не впускай. Скажи, что я заболел, и сама принеси мне завтрак. – Открыв наконец глаза, он увидел, что она смотрит на него так, будто он попросил ее вброд пересечь Ла-Манш. – В чем дело? Ты же делала это раньше?

С тяжелым вздохом Лили подумала, что он понятия не имеет о том, как устроена жизнь в подвальном этаже, какой привилегией считается среди слуг право принести хозяину поднос с завтраком и какую трудную задачу он перед нею поставил. Отвести в стойло его горячего жеребца было просто детской забавой в сравнении с этим!

– Да-да, все в порядке. – Лили подошла к изголовью кровати и потянулась к шнурку звонка. – Подождите пять минут, а потом позвоните, – сказала она, вкладывая витой шнурок с кисточкой ему в пальцы. – Пять минут. Главное, не засните. Сэр, – добавила она, спохватившись, – что вам принести на завтрак?

– Коньяку.

– Еще что-нибудь в дополнение к этому?

– Нет.

Лили отвесила ему один из своих издевательских реверансов. Он проводил ее глазами до дверей.

"Еще что-нибудь к дополнение к этому?” Разве служанки так разговаривают? Эта девушка была из образованных, но по каким-то причинам скрывала это. Дэвон закрыл глаза и глубже погрузился в подушки, поморщившись от боли. Бог с ним, с разговором, есть куда более интересный вопрос: разве служанки так выглядят? Засыпая, он вспомнил, как она стояла у огня нагая, более прекрасная и желанная, чем любая из когда-либо виденных им женщин. Включая Мауру.

Может, подобные твари встречаются парами? Обе они низкого происхождения, обе слишком умны для той общественной роли, которую уготовила им судьба, У обеих чистые лица и добрые, ангельски невинные глаза. Но Маура обладала черной душой предательницы. Какое счастье, что душа Лили Траблфилд не волнует его даже в самой отдаленной степени!

Зато его волнует ее тело. И даже слишком сильно. Машинально перебирая пальцами золотистую бахрому шнурка, Дэвон уставился на все еще горящие угли камина. Через минуту он яростно дернул за шнурок, а потом дал еще четыре звонка через равные промежутки, каждый следующий сильнее предыдущего. В его взгляде не осталось ни следа веселья.

Лили, запыхавшись, вбежала в кухню за полминуты до того, как он позвонил. Она успела поздороваться с поварихой, второй посудомойкой и сонным лакеем, то есть со всеми, кто уже был на ногах в столь ранний час, когда колокольчик на стене зазвонил, и все удивленно повернули головы. Номер четыре – спальня хозяина.

– Я пойду, – торопливо проговорила Лили. В кухне больше не было никого из тех, кто мог бы пойти.

Она поспешно вышла в коридор, но у подножия лестницы повернулась на каблуках и свернула направо, в открытую дверь конторы управляющего. Оказавшись внутри, девушка отошла к дальней стене тесной, но опрятной комнатки мистера Кобба, чтобы никто из случайно оказавшихся в этот момент в коридоре не смог ее увидеть, и стала ждать, считая минуты. Все должно было выглядеть правдоподобно: ей ведь предстояло подняться наверх, выслушать приказ хозяина и затем вновь спуститься. Лили вытерла вспотевшие ладони о подол. Интересно, заметила ли Лауди ее отсутствие прошедшей ночью? Когда она пять минут назад прокралась в каморку на чердаке, чтобы надеть чистый фартук, ее подружка не сказала ни слова (скорее всего потому, что по утрам ей с трудом давалась связная речь).

Решив, что прошло уже достаточно времени. Лили вернулась в кухню.

– Мистер Дарквелл просит немедленно подать ему завтрак, – сказала она поварихе. – Он чувствует себя неважно. Хочет горячего бульона с поджаренным хлебом и яйцом, а также кувшин пива.

Миссис Белт окинула ее подозрительным взглядом и тут же принялась за дело.

– Эй, Доркас, принеси яйцо из кладовой, да поживее, – скомандовала она, снимая с полки рашпер для поджаривания хлеба над огнем.

В кухню вошли дворецкий и несколько зевающих слуг, все пожелали друг другу доброго утра. Лили не сводила глаз с подноса для хозяина, моля Бога, чтобы он оказался готов раньше, чем в кухне появится экономка. Главной темой для разговора служило “недомогание” мистера Дарквелла, все гадали, в каком часу ночи он мог воротиться домой.

– Готово, – провозгласила миссис Белт, накрыв поднос салфеткой, и сделала знак Лили взять его.

– В чем дело? Куда это ты собралась? Миссис Хау встала в дверях, загораживая дорогу, массивная, черная и неприступная, как утес. Позади нее Лили заметила Трэйера с точно таким же, как у матери, злобным выражением на лице. Они походили на двойняшек.

– Это… это завтрак для хозяина, – еле выговорила она, заикаясь. – Он позвонил сегодня рано и велел мне принести ему поднос. Он плохо себя чувствует.

– Велел тебе принести ему поднос? – Трэйер вошел в кухню следом за матерью и встал перед носом у Лили, подбоченясь и стиснув кулаки. – Это дело Розы. Я сам отнесу ему завтрак, если она еще не встала.

В паническом страхе Лили крепче ухватилась за поднос. Именно этого она и опасалась!

– Мистер Дарквелл велел мне принести его, – ответила она, стараясь говорить как можно спокойнее.

– Я отнесу, – упрямо повторил Трэйер.

– Нет. Хозяин велел мне принести завтрак. Он сказал, что не хочет никого видеть. И еще он просил передать, чтобы вы его сегодня не беспокоили. Он… не хочет вас видеть.

В кухне наступила гробовая тишина. Лили старалась смотреть вперед, на Трэйера, но кожей ощущала устремленные на нее любопытные взгляды остальных. Они оценивали ее шансы.

– Врешь! – прорычал Трэйер. Лили покачала головой. Вновь установилось напряженное молчание.

Его нарушила миссис Хау.

– Ну так иди, – произнесла она тихим голосом, ужаснувшим Лили больше, чем крик. – Ты же не хочешь, чтобы все остыло, верно? Ступай наверх, да возвращайся поживей, надо помочь миссис Белт с выпечкой.

Еле слышно пробормотав: “Да, мэм”, Лили вышла из кухни. Она держала голову низко опущенной и старалась ни на кого не смотреть, но успела услыхать тихое перешептывание у себя за спиной. Не успела девушка дойти до середины коридора, как ей уже вынесли приговор.

Открыв дверь в комнату Дэвона, она нашла его на ногах. Белый, как мел, опираясь спиной о высокую конторку, он пытался побриться.

– Матерь Божья! – Лили поставила поднос на стол и бросилась к нему. – Что вы делаете?

Она отняла у него бритву и, обхватив рукой поперек спины, отвела обратно в постель, тихонько ворча по дороге:

– Честное слово, я думала, у вас больше ума! Сядьте, пока не упали! Вам нехорошо? Да вы белее этой простыни! И что на вас нашло…

– Лили, – строго одернул ее Дэвон, – хочу тебе напомнить, что хозяин тут я и не тебе указывать мне, что делать и чего не делать. Все обстоит как раз наоборот: я буду говорить тебе, что ты должна делать, а твое дело – исполнять, ясно?

– Да, это совершенно ясно. Прошу прощения, милорд, я немного забылась. Что вам будет угодно?

Невозможно было догадаться, насколько искренне она раскаивается. Взглянув в ее ясные серо-зеленые глаза, на рот без улыбки и скромно сложенные на поясе руки, Дэвон решил, что она прикидывается. Однако это не вызвало у него раздражения.

– Я хочу, чтобы ты помогла мне побриться, – неохотно уступил он. – Похоже, мне самому с этим не справиться.

Лили сменила гнев на милость.

– Ну что ж, прекрасно. Садитесь. Мыло высохло, – деловито заметила она, вернувшись обратно к конторке за его бритвенным прибором, окунула руку в таз с водой и принялась взбивать у него на лице мыльную пену. Потом Лили смочила лезвие, стряхнула его и стала прокладывать дорожки в белой пене, другой рукой поддерживая его подбородок. – Извините, вода холодная. Ваш камердинер, наверное, ее подогревает.

– Угу. – Он думал в эту минуту о том, какой у нее красивый рот. – Трэйер доставил тебе много хлопот?

– Ну… – Она пожала плечами.

– Да или нет?

– Ничего особенного. Сделайте вот так. Лили втянула верхнюю губу. Он повторил ее жест, и она принялась брить у него под носом. Когда она закончила, он заметил:

– Я вижу, тебе это не впервой. Кого ты брила раньше? Своего жениха?

Лили не торопясь занялась его левой щекой.

– Разумеется, нет. Мой отец иногда нуждался в моей помощи.

– Как это?

До чего же он любит задавать вопросы! Она решила сказать ему правду.

– Иногда он слишком сильно пил и если бы на следующий день попытался побриться сам, то, наверное, перерезал бы себе горло. Ну вот, – Лили смочила полотенце и стерла с его лица последние следы пены, – дело сделано. Ваш завтрак стынет. Почему бы вам не прилечь? Конечно, если вам угодно, – торопливо добавила она. – Позвольте сервировать вам поднос. Вы смогли бы…

– Оставь. Помоги мне одеться.

– Но… зачем?

Его мрачный взгляд, враждебный и презрительный одновременно, заставил Лили затаить дыхание.

– Еще раз прошу прощения, – проговорила она с трудом и, не в силах смириться с его капризами, добавила:

– Извините, что даю вам советы, но вы тяжело ранены, и мне кажется, вам следует оставаться в постели. Позвать доктора вы не разрешаете, значит, рану некому зашить. Если она опять откроется и начнет кровоточить…

– Черт побери, я и сам это знаю. – Дэвон заметил, как она нахмурилась и сжала губы, удерживаясь от дальнейших замечаний. – Послушай, – сказал он, – вполне возможно, что сегодня днем у меня будут посетители. Я должен быть готов их принять. По причинам, которые тебя не касаются, очень важно, чтобы эти господа остались в неведении относительно причин моего… недомогания. Ты меня поняла?

– Вы не хотите, чтобы эти “посетители” узнали, что прошлой ночью кто-то пырнул вас ножом в плечо.

Это ясно. Не могу только понять почему.

– А тебе и не нужно знать “почему”. Достань мне чистую рубашку Пожалуйста, – добавил он великодушно.

– Скажите мне только одно: ваш брат в безопасности?

Он весь напрягся.

– Это не твое дело.

Лили не двинулась с места. Держа бритву в одной руке и таз с мыльной водой в другой, она встретила его яростный взгляд с полным самообладанием.

Дэвон возмущенно потряс головой. Ему нужна была рубашка, – значит, придется рассказать ей о Клее.

Эта женщина напоминала гончую, преследующую лисицу.

– Клей в полном порядке. Ни царапины. Мне повезло меньше.

Ей хотелось спросить, правда ли, что его брат правит своим собственным кораблем и является предводителем шайки контрабандистов, но она чувствовала, что минута откровенности миновала, поэтому она сменила тему:

– Где вы держите свои рубашки?

Лили надела на него чистую рубашку и галстук, а также бархатную домашнюю куртку, упорно игнорируя само существование штанов из оленьей шкуры. Однако уловка не сработала.

– Лили, – терпеливо проговорил Дэвон, сидя на краю постели (чтобы сохранить сидячее положение, ему приходилось держаться за столбик), – твоя девичья скромность, конечно, очаровательна, но в нынешних обстоятельствах немного неуместна. Я больше не могу оставаться в этих охотничьих штанах. Помимо всего прочего, они просто не идут к бархатной куртке. Даже Трэйер понимает такие вещи, хотя ему и не приходилось вращаться в светском обществе. – Он склонил голову к столбу и прижался к нему виском, утомленный разговором. – Найди мне какие-нибудь панталоны, – закончил он с закрытыми глазами. – Мы найдем способ их натянуть, не оскорбляя твои чувства.

В конце концов все устроилось, так как его длинная белая батистовая рубашка скрыла от девушки наиболее смущавшие ее части мужского тела. Его шутливый тон дал ей понять, что она ведет себя как дурочка, и Лили стало легче, когда она открыто призналась, что стесняется Дэвона.

– А теперь, я думаю, вам следует прилечь, – сказала она, нагибаясь, чтобы надеть на него чулки и башмаки. – Если ваши “посетители” действительно явятся, у вас будет достаточно времени, чтобы сесть прежде, чем они войдут.

– Я приму их внизу.

– Но это же безумие! – Увидев его выражение, она наклонила голову. – Я хотела сказать, милорд, что вы…

– " Я тебе уже говорил: перестань величать меня милордом.

– Да, сэр. Я только хотела сказать, что мне это кажется неразумным.

– А почему ты считаешь, будто твое мнение меня интересует хоть в малейшей степени?

Лили закончила шнуровать ботинки и плавно поднялась на ноги.

– Я вовсе так не считаю. Извините. Сама не могу понять, что это на меня нашло.

Она стояла, опустив глаза, но губы у нее сжались от возмущения. Дэвон увидел, как ее пальцы сжались в кулаки раз, другой, третий, пока она наконец не овладела собой настолько, чтобы поднять голову и посмотреть на него. Он подивился ее самообладанию: лицо девушки было спокойным, зеленые глаза смотрели холодно и строго. Но он почувствовал, как под этой напускной холодностью бурлит гнев.

Сделанный ею реверанс был безупречно грациозен и на сей раз лишен иронии. Если она ему больше не нужна, проговорила Лили, она просит разрешения уйти.

Но она выдала себя, когда повернулась и направилась к дверям, так и не дождавшись разрешения.

– Лили.

– Милорд?

Завязался немой поединок взглядов. Лили уступила первая.

– Сэр? – кротко переспросила она. Прошла еще минута. Наконец Дэвон тоже пошел на попятный:

– Возможно, ты права, мне следует принять их здесь. Сидя за столом.

– Очень хорошо, сэр.

Ей хотелось сказать совсем другое. Например:

"А почему вы считаете, будто ваши действия меня интересует хоть в малейшей степени?” Это доставило бы ей несказанное удовлетворение, хотя и не было правдой.

– Вы сможете позавтракать самостоятельно? – спросила она бесстрастно.

– – Да, спасибо.

Теперь его голос звучал вежливо, почти по-доброму. Это было своего рода перемирие.

– Тогда я пойду. Миссис Хау меня, наверное, уже ищет. Я вернусь, если хотите. Как только смогу.

Он кивнул. Еще мгновение их взгляды оставались скрещенными, а потом она ушла.

Лили думала, что ее отсутствие было не таким уж долгим, однако, спустившись в столовую для прислуги, убедилась, что завтрак уже закончился и в помещении никого нет, кроме Доркас и еще одной судомойки, убиравших со стола. Личико Доркас, обычно неотличимое по цвету от ее холщового чепца, раскраснелось.

– Миссис Хау говорит, вы должны зайти к ней в комнату. – доложила она, едва завидев Лили.

– Когда, Доркас? Когда она велела мне зайти?

– Прямо сейчас, мисс. Ух, и злющая же она! – Тусклые глазки непривычно блеснули от возбуждения.

Лили оглядела длинный стол в надежде найти какие-нибудь остатки завтрака – обломок бисквита или недопитую чашку чая, – но он был пуст: даже полчища саранчи не могли бы обглодать его так чисто. На нее обрушилась волна усталости и тоски. А теперь ее ждет встреча с рассерженной и мстительной миссис Хау, которая, несомненно, возложит на нее какую-нибудь тяжелую работу за то, что она опоздала, а у нее даже нет под рукой никакого правдоподобного объяснения.

Комнаты экономки находились в коротком конце узкого, загнутого в форме буквы L коридора. Быть приглашенной туда для беседы само по себе считалось среди прислуги ужасным наказанием, которого всеми силами следовало избегать. С Лили этого пока не случалось, но среди слуг до сих пор были живы воспоминания о том, что произошло с Норой Пенглнан, шестнадцатилетней горничной, служившей в Даркстоуне за несколько месяцев до появления Лили. Подвальная версия совершенного ею злодеяния сводилась к тому, что она забыла переменить простыни в комнате младшего мистера Дарквелла в день стирки. Тот факт, что в роковой для нее день Нора по неизвестным причинам дважды лишилась чувств, очевидно, не был принят во внимание. Что именно произошло между девушкой и миссис Хау, так и осталось тайной; Нора вернулась после беседы вся дрожа и побелев, как мел, но ничего рассказывать не стала. Через несколько дней она сбежала из дома.

"Я не боюсь миссис Хау, – твердила себе Лили, проходя по коридору. Однако она заметила, что не спешит; непредвзятый наблюдатель сказал бы даже, что она еле волочит ноги. – Я ее не боюсь. – повторила она, фыркнув и решительно расправляя плечи, – потому что я не какая-нибудь Нора Пенглнан, бедная, необразованная девушка, которую может запугать угрозами мелочно жестокая экономка. Я – Лили Трихарн. Моя мать была настоящей леди, мой отец был дворянином”. Правда, ее отцу приходилось зарабатывать себе на жизнь, и некоторые из его занятий нельзя было считать безупречными в самом строгом смысле этого слова. Но он был хорошо воспитан и прилично образован, к тому же, насколько было известно Лили, он никогда не совершал бесчестных поступков.

Какой же все это вздор! Честное имя ее отца не имело никакого отношения к делу, да и ее собственное имя тоже. Ей предстоит выдержать неприятный разговор со злобной и вздорной женщиной, вот и все. Но что, если, изображая из себя прислугу на протяжении двух с лишним месяцев, она и в самом деле начала думать и чувствовать как прислуга? Вздор, повторила про себя Лили и решительным жестом трижды постучала в дверь комнаты миссис Хау.

– Да?

Она открыла дверь и вошла. Запах свежей выпечки все еще витал в комнате. Еще бы: этим утром миссис Белт пекла ячменные лепешки, которых никому из слуг, за исключением разве что Трэйера, не суждено было отведать. Экономка сидела за конторкой, просматривая счета. Она сделала вид, что не замечает Лили, и та поняла, что это первая стрела из ее арсенала. Сложив руки на поясе, девушка приняла, пожалуй, несколько преувеличенную позу вежливой покорности. Секунды шли, и ей стало отчасти даже смешно: она ожидала от своей противницы более хитроумной тактики. Но было нечто настораживающее в руках миссис Хау, лежавших на столе, – в этих тяжелых, по-мужски грубых руках. Одного вида этих рук было довольно, чтобы сделать самую мысль о веселье неуместной, не соответствующей моменту. Беспокойство Лили возросло вопреки ее собственной воле.

После затянувшегося молчания миссис Хау положила наконец перо и подняла голову. Она так долго поедала Лили взглядом, не говоря ни слова, что девушку стал разбирать нервный смех. Бедная Лили была готова выпалить в лицо экономке признание в совершении самых невероятных преступлений, лишь бы не видеть устремленного на нее, невыносимо действующего на нервы пристального взгляда. Это трюк, напомнила она себе, специально рассчитанный на то, чтобы смутить и запугать невежественную служанку. И все же ей с первого взгляда стало понятно, что эти свирепо выпученные бульдожьи глазки ничего не упустят. Возможно, в эту самую минуту они отыскивали на платье Лили непросохшие места или, хуже того, неотстиравшиеся пятна крови, которые она попыталась скрыть под фартуком. Тем не менее она каким-то чудом сумела сохранить спокойствие и не отвести глаз, хотя ей очень этого хотелось. Она знала, что того же хотелось и самой миссис Хау.

Экономка поднялась на ноги, тяжелая связка ключей у нес на поясе громко звякнула. Несмотря на свою тучность, она двигалась с плавностью питона.

– Ты пропустила завтрак, – заметила миссис Хау, остановившись сбоку от стола. Ее голос звучал подозрительно мягко.

– Да, мэм, – Лили покаянно склонила голову.

– Но ведь это против правил, не так ли?

– Да, мэм.

– Что же тебя так задержало в комнате хозяина? Ведь ты собиралась только отнести ему поднос с завтраком?

– Этого я не могу сказать.

– Не можешь сказать? Значит ли это, что ты не знаешь?

Все мысли вылетели из головы у Лили.

– Я… я потом поднялась к себе в комнату… Я забыла… мне хотелось переменить чулки.

– Чулки? Зачем?

– Я… я не знаю.

– Может, по глупости? Может, ты просто глупа, Лили?

– Нет, мэм. Я просто… переменила чулки. Боже, как все это отвратительно! Лили почувствовала, как внутри у нее все сжимается от гнева.

– Но я же велела тебе немедленно возвращаться на кухню и помочь поварихе, не так ли? – Миссис Хау все еще говорила, не повышая голоса.

– Да, мэм.

– Значит, ты ослушалась моею приказа?

– Я… да.

– Почему?

Лили с тиснула зубы.

– – Не знаю. Я забыла.

Миссис Хау подошла ближе. Они были одного рос-га, и теперь их лица оказались в нескольких дюймах друг о г друга. Чтобы не смотреть в глаза экономке, Лили сосредоточила свой взгляд на угрюмо поджатых губах миссис Хау. Они прилегали друг к другу, как две “ половинки булочки, разрезанной острым ножом.

– Забыла? – прошептала экономка. – Потому что ты глупа?

Лили не могла ответить.

– Ты глупа, Лили?

– Нет. Нет, мэм.

– Нет? Тогда почему же ты не сделала того, что было ведено?

– Я… не подумала.

– Потому что ты глупа?

Горло Лили свело судорогой. Она не могла вымолвить ни слова.

– Скажи это, – торопила миссис Хау. Ее голос превратился в хрипловатое довольное урчанье. – Признай это.

– Нет, прошу вас, – умоляюще прошептала Лили.

– Скажи!

– Нет. Я не глупая. – Но жгучая предательская слеза покатилась у нее по щеке: это было хуже, чем признание вслух. Лили обреченно склонила голову.

Экономка бесшумно отступила на шаг и подхватила два металлических ведерка, стоящих на столике рядом с конторкой. Ее движения стали резкими и угловатыми, в глазах засветилось удовлетворение.

– Глупость – одна из личин Сатаны. Она подлежит наказанию, ибо порок прячется под нею. Он скрывается под брюхом змея, подкарауливая невинных и незапятнанных. Порок должен быть наказан. – Она подошла к Лили и вручила ей ведра, каждое из которых вмещало не больше галлона . – У нас кончился песок для чистки полов. Лили. Я хочу, чтобы ты наполнила оба чана в сарае при кухне. Доверху. Пользуйся только этими ведрами и не останавливайся, пока не наполнишь оба чана. Если ты прервешься, я опять тебя накажу. Поняла?

– Да, мэм.

Бессилие переросло в бешенство, поражение обернулось ненавистью. Лили готова была задушить миссис Хау голыми руками.

– Мы вместе изгоним дьявола, Лили. Поблагодари меня за это. – Экономка подошла ближе. – Поблагодари меня.

– Благодарю… вас. Благодарю вас… На мгновение Лили закрыла глаза.

– Мэм.

Миссис Хау улыбнулась. В непроглядной черноте ее взгляда девушка увидала настоящее злобное торжество. Лили вышла из комнаты вся дрожа.

***

К полудню слепящий лимонно-желтый диск солнца добрался до середины бесцветного небосвода и застыл неподвижно, заливая светом темные скалы, показавшиеся из моря при отливе, подобно спинам древних чудовищ. До самого подножия дюн песок был влажен и хранил следы морской пены.

Лили опустилась на корточки возле последней из вырубленных в скале крутых ступеней и наполнила песком оба ведерка. Выпрямившись, она взглянула на море, вздыбившееся сверкающими бурунами до самой линии горизонта. Платье у нее на спине взмокло от пота, он крупными каплями стекал по лицу. Здесь, у берега, хоть чуть-чуть задувал соленый ветер, зато наверху, среди хозяйственных пристроек позади дома, воздух был совершенно неподвижен.

Она захватила обеими горстями края фартука, чтобы хоть как-то смягчить боль от впивающихся в мякоть ладоней тонких дужек, но это больше не помогало. Волдыри, вздувшиеся уже несколько часов назад, прилипали к ткани, выпустить ведра из рук в конце путешествия стало настоящей пыткой. Склонив голову и ссутулив плечи, Лили принялась карабкаться вверх по ступеням.

Семьдесят две ступеньки. На двадцать седьмой была устроена деревянная площадка. Лили остановилась на ней, чтобы перевести дух. От внезапной остановки у нее закружилась голова. Закрыв глаза и стараясь утихомирить мучительно колотящееся сердце, она судорожно уцепилась одной рукой за грубо сколоченные перила. Проще всего было бы упасть в обморок, но такого удовольствия она миссис Хау не доставит. Однако один из чанов в кухонном сарае все еще был пуст, а второй полон едва ли наполовину. Простая арифметика подсказывала ей, что впереди еще не меньше семи часов таскания песка.

Если бы она хоть могла заплакать! Сейчас, когда никто ее не видит, можно было бы себе позволить выплакаться от души. Но, как ни странно, слезы не шли. Против собственной воли Лили удерживала их вместе с яростью и отчаянием, возможно, наказывая сама себя за ту минутную слабость, за позорную капитуляцию, когда не выдержала и заплакала на глазах у миссис Хау. Иногда ей удавалось вспомнить о Дэвоне. Что он сейчас делает? Все ли с ним в порядке? Приходили или нет те таинственные “посетители”, которых он так опасался? Но вскоре возвращалась боль, и мысли начинали путаться. Ей было слишком больно, чтобы долго думать о чем-либо. Миссис Хау нашла в ее душе уязвимое место – гордость, достоинство, самоуважение – и ударила прямо в него. Лили была ранена. Она истекала кровью.

Подняв ведра, девушка вновь принялась подниматься по ступеням. Спина горела, и не было никакой возможности унять ноющую боль в пояснице. Солнце палило нещадно, во рту у нее было так сухо, словно она наглоталась того самого песку, который несла в ведрах. За двенадцать ступеней до вершины она подняла голову, но не сразу узнала человека, стоявшего наверху. Он держался за перила с обеих сторон, загораживая дорогу. Потом, прищурившись на ярком солнце, она разглядела его. Трэйер.

Ну, ясное дело. Он пришел позлорадствовать. Хотя ноги у нее были как будто налиты свинцом, Лили ускорила шаг, распрямив плечи и выставив вперед подбородок. Она пыталась казаться спокойной, хотя и знала, что ее лицо взмокло от пота, покраснело и, возможно, покрылось веснушками. Потом ей пришло в голову, что глупо разыгрывать спектакль перед Трэйером Хау. Он того не стоил. Во всем ее пылающем болью теле не нашлось ни единой косточки, которой не было бы безразлично, что он о ней думает. Она упрямо шла наверх и остановилась на три ступеньки ниже его.

– Извините, – громко сказала Лили, мысленно гадая, как долго он намерен держать ее здесь, загораживая путь.

Как и следовало ожидать, его довольная ухмылка расплылась еще шире.

– Сегодня жарко, – заметил Трэйер как будто между прочим. – Может, вам помочь с этими ведрами? – Он выжидательно поднял брови, но не убрал руки с перил.

– Нет, спасибо. Позвольте мне пройти. Злоба сверкнула в его черных глазках. В эту минуту он был до того похож на мать, что Лили стало жутко.

– “Нет, спасибо, позвольте мне пройти”, – издевательски повторил за нею Трэйер, поводя бедрами, словно хотел изобразить женскую походку. Лили с отвращением отвернулась. – Даже таская песок, ты строишь из себя королеву Британии, черт бы ее побрал. Но ты на нее не похожа, Лили. Сейчас ты больше похожа на шкодливую кошку. Да ты такая и есть.

– Уйдите с дороги.

– Думаешь, ты ловко устроилась, да? Думаешь развела коленки перед хозяином, и теперь все будет просто? – Она попыталась проскользнуть мимо него, но он перенес весь свой вес в ту же сторону, отрезая ей путь. – Не сработает, даже не надейся. Но я тебе скажу, что может сработать.

– Трэйер…

– Вот если ты дашь мне попастись на своих лугах – прямо сейчас, – тогда другое дело. Это могло бы многое упростить. Что скажете, королева Лилия?

Лили лишилась речи от возмущения. Она изо всех сил толкнула его плечом, но это было все равно что толкать гору. Он вдруг протянул обе руки и схватил ее за грудь. С гневным криком Лили выпустила ведра и оттолкнула его руки.

– Ублюдок! – прокричала она.

В ушах у нее отдавался его злорадный смех. Колени ослабели, она отступила на ступеньку вниз и взглянула на него, держась за поручень.

– Ай-яй-яй, какая жалость! Ведра обронила, не так ли? – Трэйер выглянул из-за края ограды вниз, на песчаный бережок, где валялись ее пустые ведра, и покачал головой с фальшивым сочувствием. – Придется начинать сначала. Хотите, я вам помогу, ваше высочество? – Он сделал шаг по направлению к ней, ухмыляясь и вытянув вперед громадную лапищу.

Лили вообразила, как он теснит ее по ступеням вниз, до самого берега, всю дорогу гогоча ей в лицо, и встала как вкопанная. Крепко держась за перила одной рукой, она сжала другую в кулак.

– Мисс Лили!

Трэйер повернулся как ужаленный. Гэйлин Мак-лиф стоял над ними на краю площадки, широко расставив ноги. В его ярко-синих плутовских глазах ясно читался вызов.

– Мне велели вас позвать. Лауди говорит, хозяин вас спрашивает, да чтоб мигом!

Трэйер опять обернулся к ней. Лили прошла мимо, не взглянув на него, но он успел шепнуть ей на ухо:

– В другой раз, сука.

Дрожь отвращения пробежала у нее по спине до самого затылка.

– Спасибо, Гэйлин, – еле-еле вымолвила она, и лишь ее взор, наполненный благодарностью, дал понять Маклифу, насколько своевременным оказалось его вмешательство.

– Я зашвырну эту жирную задницу прямо в море, стоит вам словечко шепнуть, мисс Лили, – тихо проговорил он, тронув ее за руку.

– Да нет, ничего страшного не случилось, забудем об этом.

Маклиф одарил ее своей задорной щербатой улыбкой.

– Как скажете. Но предложение в силе, когда понадобится – милости прошу.

Лили попыталась улыбнуться в ответ, но не сумела. Она поспешила к дому с мыслью о том, что оставляет позади верного друга и опасного врага.