Гелдеров рудник находился к северу от Уикерли и к югу от Дартмура, близко к верховьям реки Плим, в которую постоянно откачивали воду громадные паровые насосы шахты. Сгущалась тьма, когда Кристи остановил своего забрызганного грязью, вспотевшего коня у единственного дерева на голом склоне холма. Люди, толпившиеся жалкими понурыми группками вокруг служебных строений рудника, начали зажигать фонари. От одной из таких групп отделился шахтер и подошел к Кристи, когда тот пересек двор, торопливо обходя отвалы породы, а также штабеля механизмов и досок. Он узнал Чарльза Олдена, одного из своих прихожан, и остановился, поджидая его.

– Плохо дело, викарий, – приветствовал его Чарльз, снимая промокшую шляпу. – Могло быть хуже, но все равно плохо.

– Люди все еще в забое под землей, Чарльз?

– Нет, все поднялись, и все невредимы, кроме одного – это Тэккер. вы его не знаете, он методист. Думали, он мертв, но нет, только паром обварился. Он в раздевалке, вместе с другим пастором, ждет врача.

«Другим пастором» был мистер Снодгресс, священник-методист из Тотни. Кристи сказал:

– Доктор Гесселиус ехал за мной, он будет с минуты на минуту. Но что не так? Если люди в безопасности, почему все так встревожены?

– Потому что один остался внизу, викарий, и он пропал.

– Пропал? Почему?

Чарльз повесил голову и сказал запинаясь:

– Он в плохом месте, вся эта чертова шахта готова обвалиться ему на голову. Он жив, но пробиться к нему мы не можем. Мы должны его оставить.

– Бог мой. Кто это?

– Один из ваших, преподобный. Это Трэнтер Фокс.

Позади главного машинного зала с высокими закопченными трубами стояло здание поменьше, которое шахтеры называли конторой. Желтый свет ламп струился из его окон, лишь усугубляя сгущающийся вокруг мрак. Главная комната была пуста, но дверь в соседний кабинет была открыта, и через нее Кристи увидел Софи Дин и еще трех человек, занятых серьезным разговором. Расстроенное лицо Софи слегка просветлело при виде его; она поднялась из-за широкого дубового стола, который принадлежал еще ее отцу, и подошла, чтобы поздороваться с ним.

– Я рада, что вы пришли, – тихо сказала она, протягивая руки.

Они были холодны как лед.

– Я слышал о Трэнтере, – сказал Кристи. – Неужели ничего нельзя сделать, Софи?

Она покачала головой.

– Дженкс говорит, что это безнадежно. – Дженкс был начальником шахты. Два других человека в комнате были Дикон Пенни, управляющий, и Эндрюсон, главный инженер.

– Мы пошлем команду спасателей, они попытаются пробиться позади стены насосной, но им не успеть.

Кристи повернулся к Дженксу, невысокому плотному шахтеру с густой черной бородой.

– Никто не может к нему добраться?

– Нет, преподобный, риск слишком велик. Я никого не подпущу близко к нему.

– А я не позволю идти Дженксу, – с горечью призналась Софи. – Это невыносимо, уж лучше Трэнтера бы сразу убило. – Она, не стыдясь, сморгнула слезы с глаз, мужчины вокруг нее переминались с ноги на ногу и смотрели в пол.

– Он ранен?

– Нет, и это страшнее всего, – взорвался Дженкс. – В два часа он залез в боковой штрек, это что-то вроде тупика, чтобы съесть свой обед, а когда смена кончилась в три, Мартин Барр, его напарник, решил над ним подшутить и оставил его, где он был, потому что Трэнтер заснул, он всегда так засыпает после обеда, и это всем известно. Новая смена спустилась и начала проходку, не зная, что Трэнтер спит за стеной, всего в нескольких футах от места их работы. Но Мартин не знал, что настало время закладывать заряд для нового шурфа.

– И это бы ничего, – вмешался Эндрюсон, – но дело в том, что в группе был неопытный новичок, и он заложил порох слишком близко от укрытия для насосов. Заряд взорвался, и стена, за которой прятался Фокс, упала на него и на паровую дробилку. Потом двигатель дробилки взорвался, и половина галереи рухнула на головы людям. Они лежали, засыпанные, их только что откопали. А Фокс остался за стеной, и до него не добраться.

– Добраться-то можно, – угрюмо уточнил Дженкс. – Его можно услышать через развалины галереи. На нем ни царапины. Теперь я молюсь о новом обвале, иначе он умрет без воды через три-четыре дня, а это куда более страшный конец.

– Будет обвал, – мрачно уверил его Эндрюсон. – Нам не придется долго ждать, да и ему тоже.

Кристи ужаснулся.

– Но почему вы не можете его вытащить? Если вы спасли остальных, то почему Трэнтер остался?

– Второй взрыв сместил пест дробилки, и тот заблокировал проход. Если бы вы даже добрались до него, чего сделать нельзя, ничто не сможет сместить этот стальной стержень. Вот и весь сказ.

Софи закрыла рот руками. Ее прелестные голубые глаза блестели непролитыми слезами; вся свежесть и добрый юмор, к которым привык Кристи, ушли из них. Она еще не теряла человека за время своего недолгого пребывания хозяйкой Гелдерова рудника, и беда с Трэнтером была недобрым крещением. Кристи положил руку ей на плечо и мягко сказал:

– Это не ваша вина. Вы это знаете, Софи. Теперь мне надо спуститься и попытаться поговорить с ним.

Все вытаращили на него глаза. Софи первая смогла заговорить:

– Нет, это невозможно! Дженкс говорит, что это слишком опасно. Никто не может подобраться к нему, не только вы.

– Это правда, – согласился начальник шахты, – слишком велика опасность обвала, все подпорки в радиусе тридцати ярдов рушатся одна за другой – вот, слышите?

Кристи действительно что-то слышал: то и дело раздававшийся глухой, отдаленный грохот. Он думал, это паровые насосы работают глубоко под землей.

– Все равно я должен идти к нему. Вы сказали, что можете слышать его голос через разрушенную галерею, значит, и он меня сможет услышать. Лестница еще цела?

Дженкс поколебался, но кивнул. Он упрямо расставил ноги и выпятил подбородок.

– Говорю же вам, никто не может к нему подобраться. Он вас едва услышит, даже если вы будете кричать. Нет смысла спускаться туда, хотя мне хотелось бы ему помочь.

Дженкс был испуган и стыдился своего страха, который, как не сомневался Кристи, был оправдан.

– Может, и нет смысла, – сказал он ровно. – Но если вы, мистер Дженкс, проводите меня на его уровень, я буду вам благодарен. Я не буду просить вас или кого-то еще подходить ближе. – Остальное он говорил, обращаясь к Софи: – Я все равно должен идти. Я и не думаю, что могу спасти его, это в руках Божьих. Но Трэнтер в беде, и, я надеюсь, вы не откажетесь пустить меня. Я не стану объяснять вам, как управлять рудником, это ваше дело. Но у меня есть своя работа, и в таком страшном случае, как сейчас, она сводится к одному: я должен исполнить свой долг. Вы не должны мне препятствовать.

Она безмолвно кивнула.

– Я не буду, – сказала она тихо. – Но Господь да сохранит вас, Кристи!

Люди, стоящие снаружи, видели, как Кристи и Дженкс прошли через двор к огороженному входу на главную штольню. Сообразив, что эти двое собираются спуститься вниз, шахтеры поспешили подойти, чтобы узнать новости. Кристи увидел среди них Рональда Фокса, отца Трэнтера, и остановился, чтобы тот мог с ним поговорить.

– Уж не собираетесь ли вы вниз, викарий? – спросил изумленный Чарльз Олден. Дженксу он сказал: – Вы же не будете опускать его вниз, а, начальник?

Дженкс сплюнул.

– Идея эта не моя, и я делаю это не по своей воле.

Не обращая на них внимания, Кристи подошел к старому Фоксу, который в последнее время так ослабел, что мог передвигаться только на костылях.

– Сэр, я спускаюсь поговорить с Трэнтером, – сказал он громко, склоняясь к уху старого рудокопа.

– Э, поднимать его?

Все морщины на лице старика разгладились в надежде.

Кристи печально покачал головой.

– Нет, сэр, я не могу его вытащить. Я спускаюсь, чтобы говорить с ним.

– О, говорить. – Отчаяние вернулось. – Ну, в душе-то он хороший парень, может, он и не попадет в жаркое место, если услышит ваши святые слова. Передайте ему привет от меня, скажите, что скоро он снова встретится со своим старым папашей.

Его лицо замкнулось, как сжатый кулак; ему больше нечего было сказать.

Кристи раньше никогда не бывал в медных рудниках. Большинство шахтеров в Девоншире принадлежали к методистской церкви преподобного Уэзли, но некоторые, как Трэнтер, принадлежали к пастве Кристи, и он немного знал от них о том, что его ожидает. Жара и необходимость пробираться чуть ли не ползком сквозь грязь и сырость. Дженкс дал ему шахтерскую каску, тяжелую, как рыцарский шлем, со свечой, прикрепленной к ремешку при помощи куска глины, и повел его в первый длинный, почти отвесный лестничный ствол. В параллельном проходе слева было видно, как громадный поршень парового двигателя поднимается и опускается, безостановочно откачивая воду глубоко из-под земли. В конце третьего перехода Дженкс остановился на небольшой деревянной платформе, чтобы дать Кристи немного отдышаться.

– Мы на двадцать пятом уровне, викарий. Фокс на семидесятом.

Кристи не привык мерить глубину морскими саженями, поэтому стал вычислять. Они опустились на сто пятьдесят футов вниз, и предстояло пройти еще двести семьдесят, чтобы добраться до Трэнтера. Он уже ощущал мышечную дрожь в ногах. Невысокий плотный начальник шахты даже не запыхался, через минуту он спрыгнул на лестницу следующего уровня. Кристи последовал за ним, хватаясь руками за измазанные глиной скобы и стараясь не думать, каким долгим будет спуск на двести семьдесят футов в кромешной тьме.

Но это не был вертикальный спуск; на глубине сорокового уровня они попали в другой проход и повернули в боковую галерею шестидесяти футов длиной, но до того узкую, что два человека с трудом могли в ней разойтись. Становилось очень жарко, и Кристи порадовался, что оставил плащ при входе на шахту. Он также был благодарен за каску: она несколько раз уберегла его от сильного удара о выступы скальной породы в потолке, который был высотой всего в шесть футов.

Путешествие было не только трудным, но и опасным.

– Осторожнее здесь, – без конца повторял Дженкс, постукивая его по плечу и предупреждая, как раз вовремя, о тонких, хлипких досках, прикрывавших какие-то дыры, которые вели вниз, в бездонную темноту.

Наконец после трудной ходьбы, остановок, а местами переползания, они добрались до другой лестницы, короче, чем те, которые привели их на эту глубину. Она вела ко входу в другую галерею.

Так повторилось еще четыре или пять раз, потом снова появились длинные лестницы. Кристи взмок от пота, с хрипом глотая горячий, нездоровый воздух, но тут Дженкс сошел с последней лестницы и объявил, что ловушка Трэнтера находится на этом уровне, в большой выемке за следующей галереей.

– Мне идти дальше самому? – спросил Кристи, заметив, что Дженкс не выражает желания двигаться вперед.

– Не делайте глупости, – огрызнулся тот, потом втянул голову в плечи. – Прошу прощения, викарий, – пробормотал он.

– Ничего, мистер Дженкс. Вы не в ответе за то, что здесь случилось.

Он не собирался это говорить; но что-то в поведении Дженкса подсказало ему эти слова. Спустя минуту он понял почему.

– Нет, в ответе, – угрюмо сказал капитан, обращаясь к черной, покрытой каплями влаги стене прямо перед собой. – В некотором роде. Это я велел ребятам заложить заряд так близко к дробилке. Это было небезопасно, и я это знал. Я не сказал ни Дикону, ни мисс Дин: знал, что они будут против. Но я решил, что стоит рискнуть. А теперь видите, что случилось.

Кристи едва различал его лицо при колеблющемся свете свечи, укрепленной на каске.

– Возможно, вы совершили ошибку, не все предусмотрели, – спокойно заключил он. – Но вы не могли предвидеть второго взрыва. Трэнтера все равно бы засыпало, да?

Начальник шахты вздохнул.

– Угу. Но Боба Тэккера не обожгло бы паром, и преграда между нами и Фоксом не была бы такой непроходимой, мы могли бы добраться до него раньше. Даже вытащить его, хотя сейчас трудно судить.

– Может быть, и так, но вы…

– Я не ищу утешения, викарий. Не хочу вас обижать, но я знаю, что я натворил, и мне придется с этим жить. – С этими словами он протиснулся мимо Кристи и пошел вниз по узкому проходу. – Сейчас я подведу вас на самое близкое расстояние, где еще можно находиться в безопасности, и оставлю на пять минут для молитв. После этого мы должны уйти.

Не отвечая, Кристи пошел за ним.

Пройдя еще семьдесят футов, они остановились.

– О Боже милостивый, – прошептал Дженкс. – Стало много хуже. – Он взял еще свечу из связки, зажег ее от той, которая была у него в каске, и поднял повыше. В слабом колеблющемся свете Кристи увидел, что тот имел в виду.

Они стояли у низкого дымного входа в ад. Запах горячего металла и пороха был так силен, что он ощущал его гортанью, видел, как он плывет в грязном воздухе, подобно облаку. Сквозь туман темные тени искореженного металла и расщепленного дерева торчали во все стороны, словно надгробия на подземном кладбище. От дробилки остались лишь куски раскаленного докрасна металла; деревянные стойки и перекладины, поддерживающие потолок, а также деревянное ограждение водяного насоса грозили вот-вот рухнуть. Половина галереи просто исчезла под обвалившимся скальным потолком, все остальное было месивом металла, гранита, мягкой руды, древесины. Местами руины поднимались по грудь, местами скрывались под водой. Надо всем этим еще шипело облако раскаленного пара, вырывавшегося под давлением из сломанного котла дробилки.

Оцепенев, Кристи спросил:

– Где он?

Дженкс поднял свечу выше и показал:

– Вон там. При таком свете самого места вы отсюда не увидите, это слишком далеко. Он завален, и до него не добраться: слишком опасно. То, что осталось от потолка, долго не продержится, и тогда он будет замурован по-настоящему. – Он отвернулся, пряча лицо, и прикрепил еще одну свечу к стене комком глины. Затем он приложил руки ко рту и прокричал:

– Алло, Трэнтер Фокс! Ты меня слышишь?

Тотчас же отозвался ужасающе слабый голос:

– Привет! Привет, капитан. Я вас слышу!

– Со мной преподобный Моррелл! Он хочет говорить с тобой!

У Кристи сжалось сердце; услыхав в ответ только тишину, он представил себе, что Трэнтер должен сейчас думать: если викарий здесь, то ему точно конец. Дженкс тоже не выдержал молчания; пятясь из-под шаткого навеса, он пробормотал:

– Вам не нужны лишние уши. Я скоро вернусь, викарий.

Кристи проводил взглядом его расплывчатую тень, растворившуюся в темноте.

Он мало что знал о шахтах и добыче руды, но прекрасно понимал, что между ним и невидимой стеной, за которой скрывался Трэнтер, лежит сотня опасностей. Но он также понимал, что о том, чтобы орать духовное напутствие с такого расстояния, не может быть и речи. Он должен подобраться ближе.

Слабеющая струя пара была уже не смертельна, но все же ее надо было обойти. Поэтому он решил двигаться не прямо к Трэнтеру, а повернуть направо, прижимаясь вплотную к единственной уцелевшей – пока – стене. Его свеча плохо помогала в длинном проходе: она освещала острые края препятствия лишь за несколько футов, почти не спасая его от столкновений и порезов. Если перелезть через исковерканный металл было невозможно, приходилось брести по колено в горячей воде, держась за то, что попадалось, чтобы не поскользнуться в жидкой грязи на ненадежном шатком полу. Фокс крикнул что-то, чего Кристи не понял, поэтому он прокричал в ответ:

– Я иду! Подождите минуту!

Но дорога была настолько тяжела, что ему потребовалось больше минуты, чтобы пройти еще шесть шагов.

– Викарий? – снова позвал шахтер, его голос слышался еще отчаянно плохо. – Не ходите сюда, тут вся кровля рухнула к свиньям, а в полу есть сточные колодцы, как бы вам не провалиться прямо в ад!

Кристи ударился коленом об острый кусок металла, выругался сквозь зубы и пошел дальше.

Через два слепых шага дыра в ад едва не поглотила его. Только раскинув руки, он сумел удержаться и не соскользнуть прямиком в небытие. Чтобы вытянуть тело, провалившееся в колодец по грудь, он мог использовать только локти, руками уцепиться было не за что; ноги не находили опоры: узкие стены колодца, сложенные из гладкого камня, были скользкими от грязи. Он едва выбрался и, полулежа на грязном полу, попытался отдышаться, но тут громкий треск, раздавшийся сверху, заставил его закрыть голову руками. Что-то сильно ударило его между лопаток, он застонал от боли, слыша грохот падающих вокруг обломков дерева и камня. Когда шум прекратился, он посмотрел наверх. Каким-то чудесным образом его свеча не погасла. Все тело болело, но он не был ранен, и вокруг ничего особенно не изменилось. Он пробормотал благодарственную молитву и снова направился к стене Трэнтера.

Наконец ему пришлось остановиться: всего в восьми футах до заваленного в забое шахтера путь был отрезан громадным железным пестом камнедробилки, который уступом навис над Трэнтером, накренившись под тяжестью рухнувшего двигателя машины.

– Вы меня слышите? – позвал Кристи, опускаясь на засыпанный щебнем пол и опираясь на ржавую поверхность песта.

– Да, викарий, хорошо слышу, но вы дурак, что приползли сюда, не в обиду будет сказано…

– Преподобный Моррелл, где вы? – послышался другой голос. – Преподобный Моррелл!

– Здесь, – прокричал в ответ Кристи. – Поднимайтесь без меня, Дженкс! Я знаю обратный путь и, как только смогу, последую за вами.

Дженкс ответил такой руганью, что Кристи порадовался, что не несет за него духовной ответственности, потому что начальник шахты был методистом. Еще минуту или две они кричали друг на друга, приказывая и не желая подчиняться, затем, испустив напоследок страшное богохульство, Дженкс замолчал и, по всей видимости, ушел. Свеча, которую он оставил на стене у входа в галерею, казалась слабым маячком в угольно-черной темноте вокруг, дрожащим светлячком, от которого мало света и еще меньше надежды. Кристи повернулся к нему спиной и достал из кармана молитвенник.

Им с Фоксом больше не приходилось кричать, чтобы слышать друг друга.

– Ваш отец наверху, – сказал он шахтеру почти обычным голосом. Казалось чудовищным быть так близко и не иметь возможности помочь.

– В самом деле? Нелегко ему было туда притащиться. Надеюсь, он тепло одет.

– Как вы, Трэнтер? Вы ранены?

– Пара синяков, и палец на левой руке сломан, больше ничего.

– Что это за место, где вы находитесь?

– Тесное. – Кристи мог представить себе гримасу на обезьяньей мордочке Трэнтера. – Нельзя встать. Могу сидеть, вытянув ноги, но не могу лечь. Есть воздух, и теперь я вижу серое вместо черного из-за вашей свечи. Раньше было темно, как в мешке с углем.

– Мисс Дин говорит, что пошлет вниз команду, чтобы начать откапывать с другой стороны. Они могут добраться до вас через заднюю стену…

– За это время от меня останутся одни кости. Я прокладывал тот проход, где сейчас вы стоите, викарий. Втроем мы копали, долбили, взрывали и продвигались дюймов на шесть в особенно удачные дни.

– Но если они применят взрывчатку…

– Тем скорее они меня убьют. С таким же успехом они могли бы взорвать этот чертов пест, закупоривший меня в этой могиле, но только тогда погибли бы все, а не только я один.

Кристи молчал.

– Прошу прощения, ваше преподобие, но какого лешего вас сюда принесло?

– Поговорить с вами.

– Ну, в этом не было нужды. Если это вы о душе моей печетесь, то вам-то, как никому другому, известно, что это дело пропащее и помощь уже запоздала.

– Вы на самом деле так думаете, Трэнтер? Что Бог вас покинул?

– Больше похоже на то, что это я его покинул.

– Тогда все не так плохо. Вы боитесь смерти?

– Нет. Все умирают.

– Это правда. Но никто не должен умирать в одиночестве.

– Если вы собираетесь облегчить мой конец, дожидаясь, пока я тут не испущу дух…

– Я не имел в виду себя. С вами может быть Бог, если вы захотите.

– Ну, в этом я не особо уверен. Мы с Богом, знаете ли, не слишком-то ладили.

– Но вы молились когда-нибудь?

– Я-то? – Он натужно засмеялся. – Что я мог бы сказать такому почтенному, как Господь?

– Все, что у вас на сердце. Все свои надежды, все страхи.

Наступило долгое молчание. Наконец Трентер тихо сказал:

– Я наврал. Я боюсь умирать. Кристи?

– Да?

– Может, мне исповедаться или как?

– Можно, если хотите.

– И вы можете все мне простить?

– Да.

– Ну тогда ладно, так и быть. – Опять пауза. – Я беспутный, ничтожный червь, презренный жалкий грешник, это уж точно. Я нарушал все заповеди, какие есть в Книге. Хотите, чтобы я во всем сознался вслух?

– Нет.

– Вот и хорошо, а то у меня духу не хватит.

– Вы искренне раскаиваетесь в своих грехах?

– Чтоб мне лопнуть, если нет!

– В таком случае они…

– Но…

Кристи выждал, потом спросил:

– В чем дело?

– Ладно, Кристи, давайте посмотрим на дело прямо. Разве Создатель не знает, что я потому только каюсь, что это последний мой шанс?

Кристи улыбнулся:

– Думаю, он догадывается.

– И что же. Его это не смущает? Если Он знает, что я исповедуюсь потому, что с ума схожу от страха, разве это не вызовет у Него подозрений? Разве это не будет Ему, так сказать, ложкой дегтя?

– Бог не такой, как мы, Трэнтер. Он не держит зла, не помнит обид. Бог есть любовь. Это чистая правда. Он может явиться к нам в последний момент нашей жизни и сказать, что мы не умрем без любви. Его любовь поглощает нашу смерть. Его любовь была с нами при жизни и ждет нас по ту сторону. Если вы можете поверить в это, все ваши страхи исчезнут.

– Да как же это может быть? Разве такое возможно?

В этом полном надежды и безнадежном вопросе Кристи услышал отчаяние доброго, но неверующего человека и подумал об Энни.

– Послушайте меня, – сказал он почти свирепо. – У Бога был Сын, и Он послал Его в мир, чтобы бороться со злом. Враги схватили Его, повесили на кресте и убили Его. И вот теперь связь между Богом и нами – это любовь отца к своим детям. Она никогда не проходит; это любовь до скончания времен. Она обнимает и вас, и меня.

– Вы в это верите?

– Да, я верю. И он верил.

– Кристи, я прощен?

– Если раскаялся, значит, прощен.

Трэнтер затих. Минуты шли, и Кристи показалось, что это тишина умиротворения. Затем он услышал тихий звук, который ни с чем нельзя было спутать: Трэнтер плакал.

– Трэнтер? Поговорите со мной. – Он услышал глухой стук, как будто шахтер бился о стены своей каменной тюрьмы.

– Почему я должен так умирать? – вскричал он. – Сколько это протянется? Я боюсь, что с ума сойду перед смертью. Что, если я обезумею? Я не могу умирать в этой дыре медленно, вздох за вздохом. Почему это случилось со мной? Как мог Бог сделать это со мной, Кристи? Как мне это выдержать?

Кристи ответил единственное, что пришло ему в голову:

– Я вас не оставлю, вы же знаете. Вы хороший человек, Трэнтер, вы сильный человек. Я всегда уважал вас, Трэнтер.

– Вы все врете.

– Нет, это правда.

– Но ведь я грешник.

– И вы думаете, что вас нельзя любить? Я люблю вас, а я всего лишь человек. Подумайте, какой же должна быть любовь Бога. У вас доброе сердце. Вы чтите своего отца, вы тяжело и упорно работаете, чтобы его прокормить, вы добры к нему, как мать к своему ребенку, разве вы хоть раз в жизни обидели кого-нибудь? Ваши грехи простить легче всего, потому что это грехи от избытка чувств, от полноты сердца. Я не скажу вам, что умирать легко. Бог послал вам испытание – не могу сказать за что. Но он сейчас с вами, точно так же, как я. Вы не одиноки. Вы прощены, любимы.

Опять наступила долгая тишина. Кристи снял свечу со своей каски и вставил ее в щель между кусками искореженного металла.

– Трэнтер, о чем вы думаете?

– Единственно, о чем я думаю, так это о том, что, ежели ты не поспешишь убрать отсюда свою священную задницу, викарий, то мы можем с тобою перебраться в лучший мир ноздря в ноздрю.

Кристи хмыкнул.

– Что еще?

– Я тут думал… Хорошо бы чего-нибудь спеть. Ну, вроде гимна.

Брови Кристи полезли на лоб:

– Вот не знал я, что ты певец.

– Все корнуэльцы мастера попеть.

– А я думал – все валлийцы.

– Нет, корнуэльцы. Так что бы такое исполнить, викарий? В этой, так сказать, особой ситуации.

Кристи задумался.

– Вы знаете «Пребудь со мной»? Это написал молодой священник перед своей безвременной кончиной. Мы этот гимн пели в церкви, но, может быть, вы забыли, – тактично добавил он. – Я начну.

Он прочистил горло и запел:

Пребудь со мной; кончается мой путь;

Темнеет всё; Господь, со мной пребудь.

Все бросили меня. Во тьме земной

Поможешь ты один. Пребудь со мной.

Трэнтер знал этот гимн. Приятным тенором он пропевал каждый медленный, торжественный куплет:

Перекрести меня, когда сомкну глаза;

И освети сквозь мрак мой путь на небеса;

Божественный рассвет рассеет мрак земной;

Жизнь переходит в смерть. Господь, пребудь со мной

Последний звук замер среди каменных стен. В наступившей тишине Кристи начал молиться, и он знал, что Трэнтер молится вместе с ним. Слова приходили к нему без усилий, прочувствованные и смиренные, такие же простые, как и слова гимна. Ему казалось странным, но он ощущал глубокую печаль и полнейшее умиротворение в одно и то же время, причем оба чувства были одинаково сильны, и ни одно не мешало другому. Он не молил Бога о чуде, он молился о том, чтобы Господь дал ему силы смиренно принять Его волю и даровал ему право служить во имя Его со всею отвагой и самоотверженностью. Более всего он благодарил Бога за то, что его путь теперь стал ему ясен. Все определилось и стало на места.

– Убирайся, Кристи! Уноси ноги скорее! – Паника в голосе Трэнтера казалась беспричинной, пока не послышался наконец мягкий скребущий звук, более низкий, чем затихающий свист пара, к которому уши Кристи уже привыкли. Не было других признаков опасности, кроме осыпавшегося вдруг слоя пыли, бесшумной и мягкой, как снежные хлопья. Внезапный треск дерева прозвучал как ружейный выстрел.

– Прячь голову! Ныряй!

Но укрытия не было. Тяжелый пест мог бы спасти его, если бы ему удалось втиснуть свое тело в узкую щель между его нижним концом и каменным полом – или же он мог задавить Кристи насмерть еще скорее, чем гигантская балка, расщеплявшаяся точно над его головой. Кристи упал на бок и закрыл голову руками.

– Если Бог за нас, то кого нам бояться? – молился он под грохот рушащихся деревянных перекрытий. – Ибо я верую, что ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, ничто из того, что есть, что будет… – Что-то ударило его в спину и на мгновение оглушило. – Ни высоты, ни глубины, ничто другое в мироздании не сможет отделить нас от Божественной любви. Трэнтер! Ты меня слышишь?

Никакого ответа. Перекрытия продолжали рушиться вокруг него. Он покрепче сжался в комок.

– Отче, в руки Твои предаю дух мой. – Обломки камня и дерева сыпались на него градом; он сжал зубы, приготовившись терпеть боль, и стал ждать последнего удара. Оглушительный грохот, подобный пушечному выстрелу, раздался слева, и земля содрогнулась и сместилась. Нет, это была не земля: он это понял, когда его тело беспомощно покатилось назад, натыкаясь на острые куски щебенки и скользя по мокрой глине. Тяжелый пест камнедробилки пришел в движение. Когда Кристи отнял от лица руки и взглянул на этот длинный железный цилиндр, он понял причину. Огромная балка надавила на него сверху, и под ее весом наклон песта в дальнем конце сместился градусов на пятнадцать кверху.

В дальнем конце, где был Трэнтер.

– Трэнтер!

Град проклятий был ему ответом – радостных, полных надежды проклятий, прерываемых только методичными ударами каблуков по обломкам породы. Кристи знал, что это Трэнтер ломится сквозь завал, загородивший выход из штрека. Вот показался сапог, а вот и второй. Не успел Кристи подумать, что надо бы помочь, как маленький шахтер протиснулся через отверстие в куче обломков руды и металла, такое узкое, что проскользнуть сквозь него мог бы разве что ребенок. Но Трэнтер сумел. Он вскочил на ноги и издал вопль чистого восторга.

Кристи начал смеяться. Никаких повреждений; все прекрасно.

– Вот тебе и чудо, туды твою растуды! – заорал он в ответ Трэнтеру, эхом повторив его радостный крик.

С ловкостью балетного танцора шахтер преодолел груду обломков, которая их разделяла, и они бросились в объятия друг другу, словно давно разлученные любовники.

– Свеча еще горит, – изумился Трэнтер, вытаскивая ее из щели. – Это хорошо, нам пригодится, и еще одно чудо не помешает, чтобы выбраться из этой поганой дыры, викарий, прошу у вас, черт бы вас побрал, прощения за мой поганый язык!

– Не бери в голову!

Свеча Дженкса, оставленная в сорока футах позади, освещала страшный путь, ставший еще более опасным после нового обвала.

– Хватайся-ка за мою блузу, Кристи, и дуй следом за мной. Чтобы след в след, и, что бы ни случилось, не вздумай оглядываться, – предупредил Трэнтер. – Если Бог передумает, мы, может, еще размозжим себе голову раньше, чем доберемся до этой свечи.

Это была реальная возможность, которую не следовало сбрасывать со счетов. Но Кристи уже не мог в нее поверить. Сам не зная почему, он уже не сомневался, что все обойдется.