Они ехали восемь дней, почти все время на север. Предводитель, Дидхама, кроме своего имени, не сообщил больше ничего. Можно было только догадываться о конечной цели путешествия. По ночам отдыхали, а днем ехали. Деметрий понял, что такому передвижению способствовали две причины. Во-первых, дороги, по которым едва ли можно было ехать в темноте. А во-вторых, привычки разбойников: весенние дни для них были прохладными. Жара в пустыне начнет им докучать только через два месяца.

С пленниками обращались хорошо. Или, точнее, вообще никак. Следили за тем, чтобы они не ехали рядом и не могли общаться. На ночь их заковывали в кандалы и держали как можно дальше друг от друга, опасаясь, очевидно, что пленники могут о чем-нибудь договориться. В кандалах было неудобно, но и не очень мучительно, как показалось сначала. Они служили только для острастки.

Постепенно у Деметрия не осталось никаких сомнений относительно их путешествия и похитителей. Когда он увидел, что они постоянно придерживаются северного направления, то понял, где закончится их вояж. На юге царство набатеев граничило с несколькими небольшими княжествами, которые время от времени грабили караваны. Но ни одно из них не в состоянии было послать тридцать вооруженных человек. Царь набатеев Аретас предпринял бы в этом случае вполне определенные меры против них. А вот дальше на север находился Ао Хидис, княжество Бельхадада.

Дорога, по которой они ехали, проходила, вероятно, восточнее старых торговых путей. Пустыня, песчаные равнины, каменистые долины. На их пути то и дело попадались закрытые колодцы. Здесь почти не было видно лошадиных следов и верблюжьего навоза. «Один из тайных путей разбойников», — подумал Деметрий.

Потом его посетила другая мысль. Тридцать сильных молодых мужчин, отличных наездников, обладающих опытом обращения с оружием и прекрасно приспособленных к жизни в пустыне, оказываются в четырехстах милях от своего дома… И они не делают ничего, кроме того что везут его и двух других пленников на север. Бельхадад послал их, чтобы они взяли трех пленников и немного денег? Почему не тридцать и не триста пленников, которых можно было бы ограбить и убить за ненадобностью?

Напрашивалось только одно объяснение. Эти люди были посланы для выполнения определенного задания. Теперь, когда оно было выполнено, они возвращались домой. Неужели их задание заключалось в том, чтобы захватить Деметрия, Рави и Глауку?

Почему именно Глауку? Или Рави? Или Деметрия? Чем дольше он над этим размышлял — а для размышлений у него было целых восемь дней и ночей, — тем больше он убеждался, что целью был он сам, а остальные были взяты в придачу. Красивая молодая женщина, старый индиец? Каждый разбойник знал, что делать с молодой женщиной. Но если уж похищать женщину с целью получения выкупа, то разумнее было бы захватить Клеопатру. Но разбойники даже не попытались узнать имя, титул, происхождение. Странно для тех, кто собирается получить выкуп. Глаука в придачу? Вероятно. Может быть, чтобы завуалировать основную цель. Рави? Старый индиец, который долгое время держал гостиницу в Адене, мог хранить в памяти тысячу вещей, о которых с удовольствием хотели бы узнать другие. Но и у Рави они не спросили имени, лишь поинтересовались: «Индиец?» Оставался только он сам, торговец, караванщик, член римской гильдии торговли с дальними странами, обладающий связями и знаниями.

Но откуда они узнали о нем? Говорят, Бельхададу известно все. Чтобы знать все или по крайней мере многое, нужны источники, из которых можно черпать информацию. Откуда у Бельхадада сведения, что в это время некий Деметрий будет проезжать севернее Леуке Коме?

Известия подобны самому быстрому всаднику. Он мог назвать двух из них: Руфус и Мухтар. С Деметрием их разделяло расстояние в тринадцать дней. Но… восемь дней до Ао Хидиса, по его оценке, и восемь дней оттуда назад, до Леуке Коме, — всего шестнадцать дней, а не тринадцать. У них уже могло быть даже четырнадцать дней преимущества, но никак не шестнадцать. Значит, в пути они кого-то встретили, может быть Дидхаму, и предупредили, что за ними едут другие люди. Если бы их схватили и начали пытать, то обязательно было бы упомянуто имя Клеопатры. И ее, без сомнения, взяли бы в плен, чтобы потребовать выкуп или при необходимости оказывать давление на римского прокуратора, шантажируя его связью с княгиней в какой-нибудь политической интриге.

Какая разница? Когда они добрались до Ао Хидиса, Деметрий был уверен, что Дидхаме было поручено захватить его. А это означает, что Руфус и Мухтар, если они не расстались врагами, действуют заодно с Бельхададом. Учитывая все, что Деметрий знал о Бельхададе и интересах римлян, этот вывод был таким абсурдным, что Деметрию надоело думать, и он провел последние часы поездки в полудреме.

Раньше Ао Хидис состоял из ряда небольших оазисов. Бельхадад и его предшественники превратили его в единый большой плодородный оазис, представляющий собой протянувшуюся с запада на восток долину длиной почти тридцать миль и шириной до семи миль, окруженную каменными грядами и песчаными холмами. С севера и с юга отвесные скалы делали любое нападение невозможным, если туда вообще смог бы добраться кто-нибудь через барханы и пропасти. На востоке долина заканчивалась скалистым желобом, в котором несколько лучников могли бы держать оборону против целого войска.

Все это сообщил Дидхама, когда они добрались до Ао Хидиса и въехали в долину с запада, где она была ограждена высокой стеной, около трехсот шагов в длину. Наверху Деметрий увидел острые зубцы и многочисленных охранников, вооруженных до зубов. В стене были двухстворчатые ворота из дерева и железа. Когда всадники проехали через ворота, угрюмую молчаливость разбойников как рукой сняло. Перед ними раскинулись владения князя Бельхадада.

— Я мог бы тебе все давно рассказать, но в пустыне всегда есть возможность совершить побег. Кроме того, мы могли повстречаться с сильными врагами, и ты рассказал бы им о том, чего никто не должен знать. — Дидхама снял накидку, которая защищала его лицо от ветра и песка.

— Я и сам давно догадался, что мы едем в Ао Хидис, — сказал Деметрий. — Зачем такая таинственность?

Дидхама ухмыльнулся.

— Кто не умеет хранить молчание, тот в случае опасности будет болтать, как песчаный бархан.

— Ваши барханы болтают?

Дидхама промолчал, а Деметрий и не ждал ответа на бессмысленный вопрос. Он стал оглядываться вокруг, стараясь как можно полнее и точнее запомнить все, что видел: расположение жилищ, цвета, звуки, запахи.

Он смотрел на шатры, большие и маленькие, скромные и разукрашенные. Целый город шатров между уходящими вдаль скалистыми стенами на севере и юге. Темные пятна на скалах оказались занавешенными входами в пещеры. К скалам были приставлены лестницы, по которым часовые могли взбираться на созданные природой защитные валы, чтобы осуществлять обзор. В середине долины растительности было больше: пастбища, сады, поля. Очевидно, из разрозненных водоемов была создана единая система прудов и оросительных каналов. По мере продвижения на восток Деметрий все чаще замечал среди шатров дома, сложенные из камней.

И людей. Мужчин, женщин, детей, стариков. Они пасли лошадей, верблюдов и коров. Вероятно, где-то были козы и овцы. Жители работали на полях, в садах и в мастерских. Деметрий видел кожевников и канатчиков, плотников (интересно, откуда они завозили древесину?) и кузнецов. На лотках продавались овощи, фрукты и другая снедь. В амфорах, по-видимому, было вино, пиво и масло. Воды в середине долины было предостаточно, и, скорее всего, за нее не требовалось платить.

— Тридцать тысяч? — неожиданно спросил он.

— Чего? Лошадей? — Дидхама поднял руку, чтобы поприветствовать какого-то человека, стоявшего у края дороги.

— Людей.

— Десять тысяч боеспособных мужчин. — Голос Дидхамы звучал гордо. Казалось, он сам поразился числу, которое назвал. — И еще дети, старики и женщины.

Деметрий решил немного осадить Дидхаму.

— И с этой горсткой людей вы собираетесь бросить вызов империи? — спросил он. — Неужели вы забыли, насколько могуществен Рим?

— Могущество Рима велико. — Дидхама хмыкнул. — Но Рим далеко.

Вскоре они приблизились к искусственному озеру в середине долины. Деметрий увидел, что драгоценная вода была ограждена забором. «Вероятно, чтобы люди и животные не бултыхались в ней, — подумал он. — Чистоплотность. Но как они поят животных?»

Приглядевшись, он заметил, что из-под заборов выходят желоба, на концах которых находятся своего рода шлюзы — деревянные рамы с передвижными досками, которые можно было поднимать и опускать, чтобы регулировать подачу воды. Какой-то бородатый мужчина подвел свою лошадь к одному из таких встроенных в землю корыт. Он поднял глаза, посмотрел на Деметрия и тут же отвернулся.

Движение бородача было таким быстрым, почти резким, что Деметрий немного растерялся. Действительно ли он узнал этого человека? Если люди Руфуса перестали бриться, сняли свои римские доспехи и выдавали себя за арабов, то это мог быть только Луциус Постумус, воин, с которым Деметрий разговаривал в тот роковой вечер, когда стражники арабского князя заточили его и остальных в подземелье.

Деметрий задумался, насколько это вероятно, но у Дидхамы решил не спрашивать. Если это на самом деле Постумус, то он узнал Деметрия. Но поскольку римлянин ничего не сказал, даже не подмигнул, то явно не хотел, чтобы его узнали. Было только одно разумное объяснение его поведению: Постумус участвовал в загадочной игре, которую Руфус собирался вести в Ао Хидисе.

Эта игра стала для Деметрия еще более непонятной, когда они приблизительно через три мили подъехали к зданию, похожему на крепость, и перед его входом пленники увидели Руфуса, который разговаривал с пожилым арабом.

Руфус посмотрел в их сторону, услышав стук копыт по выложенной камнями дороге, ведущей к крепостным воротам. Он улыбнулся. «Неприятная улыбка», — подумал Деметрий.

— Поздновато вы приехали, но лучше поздно, чем никогда, — сказал, ухмыляясь, Руфус.

Прежде чем Деметрий успел что-либо ответить, Дидхама подогнал свою лошадь к Руфусу и поднял руку в приветствии.

— Надеюсь, мы привезли тех, кого нужно, римлянин?

Руфус посмотрел вдоль ряда всадников. Рави находился посередине. Глаука довольно далеко сзади.

— Да, мой друг, почти, — сказал Руфус. — Отведите их в крепость. Я думаю, князь скоро захочет с ними поговорить.

— И много ты знаешь о желаниях князя, римлянин? — спросил Деметрий. Он начинал чувствовать себя актером, играющим второстепенную роль в запутанной комедии. Актером, который не знает, как он попал в пьесу, кого или что он должен играть. Он не знает, чем закончится спектакль. Не превратится ли комедия в кровавую трагедию?

— Столько, сколько он мне доверил, — холодно ответил Руфус.

Пожилой мужчина откашлялся.

— Может быть, позвать Хикара?

— Не мешало бы. Сходи поищи его.

Араб приложил руку к груди и исчез в крепости.

— Значит, тебе удалось то, — насмешливо произнес Деметрий, — чего не смогли достичь ни прокураторы, ни сам император? Командовать арабами?

Руфус рассмеялся.

— Слезай. Скоро ты получишь больше ответов, чем в твоей голове может поместиться вопросов. Вы тоже, Рави и Глаука.

— Что вы… Что ты собираешься с нами делать?

Руфус не ответил. Дидхама повернулся на лошади и что-то крикнул, указывая на Рави и Глауку. Пленники с трудом спешились. Глаука скорее упала, чем слезла. Люди Дидхамы тут же схватили их за руки и повели к воротам крепости.

За это время Деметрий успел рассмотреть здание. Нижний этаж был сложен из тесаного камня. Сверху лежали толстые балки, а над ними по меньшей мере еще один этаж из глиняных кирпичей. Запрокинув голову, он опять подумал, откуда здесь древесина и глина. Из внутреннего двора доносился запах дыма. Если его не обманывало обоняние, горели дрова и сушеный верблюжий навоз. Опять дерево.

Сдавленный хрип заставил Деметрия обернуться. Сзади него была Глаука. Ее вели два араба, поддерживая под руки. Во время изнурительного путешествия он видел ее только издалека, не имея возможности с ней поговорить. Так же, как и с Рави. Теперь, когда он увидел Глауку вблизи, то испугался. Бледно-серое лицо молодой женщины, все в царапинах, было покрыто пылью. Но не в этом крылась причина бледности. Ее глаза лихорадочно блестели. Она смотрела на Деметрия неестественно горящим и в то же время отсутствующим взглядом.

— Что с тобой? — спросил он.

Дидхама в нетерпении крикнул:

— Иди! Поговорить сможете позже.

Рави тоже изменился. Только сейчас Деметрий заметил, как осунулся и постарел его товарищ. Но прежде чем он успел что-либо сказать или спросить, их протолкнули мимо часовых в крепость правителя разбойников.

Внутренний двор размером приблизительно сорок на пятьдесят шагов. Со всех сторон возвышались стены из тесаного камня. Над ними были надстроены, как он теперь увидел, два этажа из глиняных кирпичей, опирающиеся на балки. В стенах были оконные проемы, высоко вверху зубцы, а по углам возвышения, похожие на башни. На них он заметил часовых. Пленников затолкали в один из входов в северной стене, потом, поднявшись с ними по лестнице на второй этаж, завели в маленькую пустую комнату.

Руфус последовал за ними. Он остановился в дверях и наблюдал, как другие мужчины, слуги или рабы, расстилали на каменном полу циновки и приносили кувшины с водой, тазики и чаши.

— Располагайтесь, — сказал он, когда те ушли. — Князь пошлет за вами, как только у него появится время и желание с вами поговорить. До этого времени… отдыхайте.

Он вышел. Два человека Дидхамы закрыли дверь. Деметрий услышал, как снаружи задвинули засов. Потом послышался звук удаляющихся шагов.

Деметрий повернулся к Рави и Глауке. Глаука в изнеможении упала на одну из циновок и закрыла глаза. Рави медленно подошел к оконному проему, который находился довольно высоко, встал на цыпочки, выглянул наружу и, повернувшись, сказал хриплым голосом:

— Внизу внутренний двор. Наверное, самый лучший выход — выброситься из окна.

— Не говори ерунду. — Деметрий подошел к индийцу и схватил его за плечи. — Дружище, что с тобой? И с тобой, Глаука? Вы выглядите как ваши отражения в старом почерневшем зеркале.

Рави пошевелил бескровными губами. Они потрескались, и ему было больно говорить.

— Эта бесконечная езда, — произнесла Глаука еле слышно. Она приоткрыла глаза. — Непрерывная спешка. Никаких вестей, постоянное молчание. Что с нами будет?

Рави молча кивнул.

И вдруг Деметрий понял, что их обоих охватила паника. Страх и ужас перед неизвестностью. Он прислушался к себе, своим чувствам и с удивлением обнаружил только озлобленность, досаду и недоумение. Никакого страха. Или нет… чуть-чуть страха, но больше злости. В пути он не задумывался о состоянии Глауки и Рави. Но даже если бы он догадался о том, что творится в душах его товарищей, у него не было возможности поддержать их. Конечно, в другой ситуации он попытался бы успокоить Рави и Глауку, сказав им, что рассчитывает на переговоры с арабами, которые обязательно будут расспрашивать его о планах римлян, что он надеется каким-нибудь образом просчитать наперед ходы Руфуса. И так же неожиданно Деметрий понял, что все это не помогло бы ни Рави, ни Глауке.

В отличие от него они не были посвящены ни в какие тайны. Они не могли надеяться на то, что их знания будут востребованы. Возможно, их будут пытать, а потом убьют или обменяют. Никакой надежды на спасение. Для Глауки и Рави не оставалось ничего, кроме неизвестности и отчаяния перед лицом совершенно непонятного, бессмысленного развития событий. На что они могли рассчитывать? Глауке грозила участь многих женщин и девушек: она будет рабыней, игрушкой могущественного мужчины, а после того как он ею вдоволь натешится, ее выбросят в пустыне, и она умрет там. Или ее сделают игрушкой для многих мужчин. А для Рави, возможно, не оставалось ничего, кроме пыток и смерти. И вопроса: «Почему?»

— Я… — начал Деметрий и замолчал.

— Ты тоже ничего не знаешь, не так ли? — перебил его Рави.

— Ничего. Кроме того, что они, возможно, попытаются выведать у нас какие-то сведения. Но какие?

Несколько мгновений он сомневался. Должен ли он что-то рассказать им, доверить? С одной стороны, они представляли бы тогда мало-мальский интерес для Бельхадада. Но с другой, если они ничего не знают, ничего не могут рассказать и люди Бельхадада это поймут, то, может быть, их участь будет менее суровой? Более милостивой? Он не знал. Он только надеялся избавить их от лишних страданий.

— Над вами издевались? — Собственный голос показался ему чужим и неестественным, а вопрос пустым.

Глаука покачала головой.

Рави устало ответил:

— Мы только ехали. Как и ты. Больше ничего.

— И вам тоже ничего не говорили?

В этот момент в коридоре послышались шаги. Дверь открылась. Вошел мужчина, которого Деметрий до этого не видел, поднял руку и, указав на него, приказал:

— Ты. Пойдем со мной.

— А мы? — спросил Рави.

Мужчина пожал плечами.

— Насладитесь друг другом, пока есть время. У вас его почти не осталось.

Он повел Деметрия вниз по лестнице, потом через внутренний двор, где стояли, скучая от безделья, несколько воинов. На противоположной стороне двора они поднялись по лестнице и вошли в просторное помещение, устеленное коврами. Там были деревянные сундуки, на которых стояли большие масляные лампы, и низкий стол. Возле стола, на груде больших подушек, сидел властелин пустыни Бельхадад.

«Старый человек, — сразу подумал Деметрий. — Могущественный и хитрый». Возможно, на голове у него не было волос. Искусно повязанный вокруг головы белый платок, конец которого через левое ухо спадал на плечо, оставлял открытым только высокий, изборожденный морщинами лоб. Кустистые седые брови, седая борода, длинная белая накидка, воздушные складки которой, казалось, сейчас воспарят и с легкостью поднимут этого тяжелого человека выше всех. Потом Деметрий обратил внимание на жилистые сильные руки, игравшие деревянными бусами и кинжалом, и въедливые темные глаза.

— Можешь стоять или сидеть. Как тебе будет угодно, — сказал Бельхадад. Он говорил на безупречном греческом языке. Его голос звучал так, будто доносился из глубокого подземелья, беспрепятственно проникая сквозь толстые стены крепости.

— Как я могу, грязный и неопрятный после долгого путешествия, сидеть в присутствии князя?

Бельхадад кивнул.

— Действительно, как ты можешь? Да просто садишься своей задницей на ковер. Это же очень легко. Даже римляне должны это уметь. Что такое пыль пустыни? Ничего, если сравнивать ее с мраком в душе.

Деметрий сел.

— Моя душа, — спокойно произнес он, — светлеет от удовольствия лицезреть тебя. Хотя приглашение насладиться твоим гостеприимством не отличалось особой любезностью.

Бельхадад посмотрел мимо него. Через дверь, возле которой стояли охранники, вошли еще двое мужчин. Они поклонились князю и сели справа от Деметрия, прислонившись спинами к сундуку. Одним из них был Валерий Руфус, на которого Деметрий посмотрел бесстрастно и холодно. Второй был молодой человек не старше двадцати лет, с пышной черной бородой и открытыми чертами лица.

— Руфуса ты знаешь, — сказал Бельхадад. — Рядом с ним Хикар. Он командует охранниками и оберегает мою жизнь. С ним ты познакомишься поближе, если попытаешься избежать нашего гостеприимства.

Деметрий постарался изобразить некое подобие дружелюбной улыбки.

— Гостеприимством, которое делает мне честь и так неожиданно выпало на мою долю, я не хотел бы долго злоупотреблять. В мое отсутствие могут пострадать мои дела.

— Гостеприимство закончится только тогда, когда мы разделим друг с другом хлеб и соль. А это произойдет только в том случае, когда я буду уверен в твоей дружбе. И в дружбе твоего народа.

Бельхадад кивнул римлянину, и Руфус вступил в разговор:

— Давай прекратим вежливо ходить вокруг да около. Я бросил твой караван, чтобы продвигаться быстрее. Потом я отослал своих воинов в Кесарию и приехал сюда с Мухтаром и его людьми, несмотря на всю связанную с этим опасность, чтобы предупредить благородного Бельхадада.

— О чем?

Бельхадад закрыл глаза. Играя, он направил острие своего кинжала в сторону Деметрия. Уголки рта Хикара дрогнули, а Руфус вздохнул и продолжил.

— Плохое начало. Ты знаешь, что я человек Сейана. Я знаю, что ты принадлежишь к разведывательной сети торговцев, которые ведут дела с дальними странами. Мы оба знаем, что существуют еще две тайные службы: войсковая разведка и шпионская сеть, когда-то работавшая на Ливию Августу. Мне известно, что Сейан готовится предпринять что-то против Бельхадада. Вероятно, в этом участвуют и другие службы. Что известно тебе?

— Мало. Почти ничего.

— Мы в это не верим, — вставил Хикар.

— Я много месяцев путешествовал, — сказал Деметрий. — Из Рима в Александрию, оттуда вверх по Нилу, много дней пути на юг от Мероэ, а оттуда в Аден. Где я мог во время этой поездки узнать что-то новое о планах в Риме?

— Может быть, нам достаточно услышать старое. То, что ты знал уже раньше. — Бельхадад открыл глаза и немного приподнял кинжал, приставив острие прямо к груди Деметрия.

— Мои знания, а их совсем немного, принадлежат тем, кому я служу. Если бы я их предал, то чего бы тогда стоили слова предателя? Кто был бы уверен, что я говорю правду?

— Речь идет не о предательстве по отношению к Риму, — сказал Руфус. — А лишь о том, чтобы уберечь Рим от страшной ошибки.

Деметрий с горечью посмотрел на центуриона и рассмеялся.

— Ты пытаешься оправдать себя за то, что оставил своих людей и предал Рим? И о какой ошибке ты говоришь?

Его мысли путались и вертелись, будто в заколдованном круге. Ему нужно было время, чтобы расставить все по местам. Как разобраться в том, что сказал ему Руфус? Воины, отосланные в Кесарию. А Постумус в Ао Хидисе. Упоминание о Мухтаре и о тайных службах.

— Речь идет о сотнях людей, наших братьях по оружию, которые должны бессмысленно погибнуть. Ты видел Ао Хидис. Как ты думаешь, его легко завоевать? А если бы его удалось завоевать, если бы благородный Бельхадад и его люди больше не стояли между Римом, парфянами и набатеями, кто помешал бы тогда парфянам вместе с набатеями захватить всю Аравию и Вавилонию и превратить весь восток империи в огромную кровоточащую рану?

— Твой начальник, всемогущий Сейан, наградит тебя за это.

— Я боюсь, что мой начальник, великий Сейан, получил от других служб недостоверную информацию. Если мы убережем его от совершения грубой ошибки и откроем ему глаза, сообщив, кто предоставил ложные сведения о Бельхададе, то не только он отметит нас наградой, но и благородный Бельхадад.

Деметрий молчал.

Хикар обратился к Бельхададу.

— Повелитель, — сказал он. — Мне кажется, наш гость в растерянности.

— Существуют разные средства, чтобы помочь избавиться от нее.

— Да, они есть. Острые и тупые, горячие и холодные. Но у нас еще достаточно времени. Я не думаю, что мы сделаем ошибку, разрешив ему немного подумать. В одиночестве.

Бельхадад поднял одну бровь и посмотрел на Руфуса.

— Что ты думаешь по этому поводу?

— Не знаю. Мы играем в опасную игру. Мы ползем по канату, раскачивающемуся над остриями копий. Куда бы мы ни упали, мы погибнем. Нам нужно добраться до конца каната. Возможно, Хикар прав. Если бы Деметрий одумался, он смог бы нам помочь натянуть канат. Ну а если нет, то тогда остаются другие средства.

Бельхадад кивнул.

— Дайте ему возможность подумать до завтра. В одиночестве. Уведите его. — Потом, повернувшись к пленнику, он добавил: — О мой невольный гость Деметрий, прими во внимание жизнь твоих друзей.

Руфус и Хикар встали.

— Пойдем, — сказал Хикар. — Или тебя вести насильно?

Деметрий покачал головой и поднялся.

Они отвели его не к Рави и Глауке, а в подземелье, в холодную камеру, вырубленную в скале под внутренним двором крепости. Из щели в стене, под самым потолком, просачивался скудный свет. Тюремщик принес ему чан из обожженной глины, скатанную циновку, хлеб и кувшин с водой.

Хикар и Руфус молча подождали, пока мужчина поставил все в угол. После этого Хикар сказал:

— Я рекомендую тебе основательно подумать. Бездумное поведение часто приводит к мучительной смерти.

— И поскольку ты не римлянин, а грек, — добавил Руфус, — то не пытайся строить из себя Регула наоборот. Вспомни лучше Эфиальта из Фракии.

Хикар заморгал.

— А кто это?

— Я расскажу, когда мы выйдем.

Тюремщик закрыл дверь и задвинул засов. Деметрий раскатал циновку. Потом он сел, отломил кусок хлеба, выпил глоток воды и начал жевать. Он думал о консуле Регуле и фракийце Эфиальте. Первый, будучи военнопленным, дал карфагенянам честное слово, что поговорит в Риме о заключении мира и вернется в плен, но по прибытии в Рим потребовал продолжения войны, а после возвращения в Карфаген бросился на меч. Что такое «Регул наоборот»? А Эфиальт? При Термопилах он провел персов в тыл защитников Спарты под предводительством Леонида. Что хотел сказать ему Руфус? И причем тут жизнь его друзей?

Здесь было над чем поразмыслить, не говоря уже обо всем остальном. Деметрий чувствовал себя юношей из Аттики, который попал в лабиринт Минотавра и не до конца убежден в том, что тот действительно существует. Он вздохнул и закрыл глаза. Может быть, так лучше будет думать.