Деметрий вскочил с циновки, когда открылась дверь и тюремщик с факелом в руках вошел в подземелье. За ним сквозь пляшущие языки пламени виднелись фигуры двух вооруженных мужчин.

— Выходи. Пойдем наверх, — сказал тюремщик.

Деметрий протер глаза. Он не знал, сколько времени длился его сон в эту ночь. Вспоминались обрывки кошмарных видений, крик во внутреннем дворе крепости, долгие бесплодные раздумья, то и дело прерываемые забытьем. Он то засыпал, то резко вскакивал, то дремал, вздрагивая от каждого шороха. Размышляя над тем, что с ним произошло, он так и не пришел к более или менее убедительному выводу.

Поднимаясь по крутой лестнице вслед за тюремщиком между двумя вооруженными охранниками, он старался взбодриться. Понимая, что это неспроста, что наверху его что-то ожидает, Деметрий сказал себе: что бы там ни было, нужно быть внимательным. Если только это не смерть, подумал он с горькой усмешкой. Смерть требует только телесного присутствия, но не остроты ума.

Руфус… Деметрий никак не мог понять, какова его роль в этой игре. Человек Сейана стал предателем, перебежчиком во вражеский стан? Трудно представить. Но кто же он тогда? Решил ехать быстрее, чтобы поскорее попасть в Ао Хидис, внедриться там, втереться в доверие? Его люди, которых он якобы оставил, всегда гладко выбритые римские воины, теперь превратились в бородатых погонщиков? Зачем? Есть ли у них в Ао Хидисе союзники против Бельхадада? Или они заодно с Бельхададом?

Как ему вести себя? Сколько вопросов! Ничего, кроме вопросов, на которые нет ответа. Почему они взяли в плен его, Рави и Глауку? Это могло быть сделано только по указанию Руфуса. Центуриону не хватило бы времени доехать до Ао Хидиса и оттуда послать Дидхаму. Значит, он встретился с ним по дороге. Случайно? Или они договорились? Что им нужно от него?

Намек на Эфиальта ничего конкретного не дал. Деметрий подумал о нем, рассмотрел со всех сторон, как игрушку, которую нужно сравнить с другой игрушкой. Предатель из Фракии, имя которого в переводе означает «кошмарный сон», провел войска Ксеркса козьими тропами через горы в тыл позиций спартанцев, и те пали, честно выполнив свой долг. А что значит Эфиальт наоборот? Не намек ли это, что Руфус только играет роль предателя, чтобы при нападении римлян на Ао Хидис открыть ворота своим? Видимо, не только Постумус, но и остальные воины не поехали в Кесарию, а отрастили бороды и болтались теперь по Ао Хидису. «Хороший спектакль, — подумал Деметрий. — Три дюжины воинов, которые умеют бесшумно убивать, в лагере противника». Но три дюжины против десяти тысяч?

И все-таки не было ничего существенного, что дало бы ему полную ясность. Он понимал, что против Бельхадада затевалось нечто серьезное. Но как это будет выглядеть? Атака нескольких легионов? Откуда и когда она начнется? Деметрий не исключал, что за долгое время, которое он провел в долинах на берегу Нила, а потом в Аравии, могли быть приняты важные решения, в том числе по поводу дополнительной отправки Тиберием двух или трех легионов в Сирию и Палестину. Но о передвижениях такого большого количества войск уже говорили бы везде. В порту Адена он узнал бы о готовящемся походе еще до того, как первый легионер сошел бы с корабля в Кесарии или в Антиохии.

Что бы там ни планировали, ему ничего не было известно, и с этим приходилось мириться. Руфус вел игру, а Деметрий был только пешкой на игровой доске. Теперь он понимал это. Он знал также, что Руфус убил, собственноручно или чужими руками, Прексаспа, девушку-персиянку, Микинеса. Убил, ограбил караван, бросил своих спутников в подземелье, потом приказал напасть на них и захватить в плен Деметрия, Глауку и Рави… Какая бы там ни была игра, для Деметрия Руфус стал врагом и предателем. И такое отношение к римлянину он считал единственно правильным.

«Удивительно, — подумал он, — как быстро человек умеет мыслить, когда не остается выхода». Чтобы обдумать ситуацию, ему потребовалось полночи, а теперь все так быстро промелькнуло у него в голове, будто в калейдоскопе. И это пока они поднимались из подземелья во внутренний двор. Как странно устроен человек!

Вопреки ожиданию, его не повели к Бельхададу. Во дворе крепости стояли Руфус и Хикар, разговаривая с седобородым мужчиной, у которого на поясе висели два кривых меча. Римлянин посмотрел на Деметрия. У него был недовольный вид.

— Я надеюсь, ты провел ночь, полную раздумий, — сказал он. — И мысли твои были плодотворными.

Деметрий предпочел не отвечать. Он стоял между двумя охранниками, которые привели его из подземелья, и вдыхал свежий утренний воздух. Тюремщик тем временем удалился. По двору сновали туда-сюда несколько слуг, таская еду и отбросы. Откуда-то с восточной стороны крепости доносился женский голос. Женщина пела под аккомпанемент какого-то струнного инструмента. Ее голос то затихал, то звучал громче. Скоро весеннее солнце прогреет двор крепости, но пока в воздухе еще была свежесть и прохлада. Сухая прохлада, совсем не та, что в сыром подземелье. Деметрий, казалось, пил воздух, как человек, который долго испытывал жажду и наконец добрался до колодца.

Хикар рассматривал его испытующе, но не враждебно. Потом он обратился к седобородому.

— Это, благородный Харун, торговец Деметрий, от которого мы надеемся узнать, как работают римские разведчики и каковы их намерения.

Харун положил руки на скрещенные перед его животом рукоятки кривых мечей.

— Некоторые знания что гнойники, которые приходится вырезать из больного тела, — произнес он низким скрипучим голосом. Мужчина говорил по-гречески. — Другие же нужно гладить и ласкать, чтобы они расцвели тебе на пользу. Какого сорта твои знания, торговец?

— Я черпаю свои знания, свободно путешествуя по свету, — ответил Деметрий. — Поэтому и я, и мои знания лучше всего чувствуют себя на воле и в движении.

Руфус скривился.

— Видно, ты недостаточно долго посидел взаперти, раз так говоришь.

Во двор вышли двое вооруженных мужчин. За ними показались Рави и Глаука. Когда они приблизились, Деметрий заметил, что их лица не так измождены, как накануне. Однако отпечаток озабоченности и страха на них остался.

Хикар хлопнул в ладоши.

— Хватит разговаривать, — сказал он. — Благодаря милосердию и мудрости светлейшего Бельхадада были приняты некоторые решения. Ни сомневаться, ни оспаривать их ты, римлянин, не вправе.

Руфус пожал плечами и отвернулся.

— Харун, повелитель копий и мечей нашего государства, не доверяет предателям. Но он не доверяет и тому, кто скажет что-то под принуждением.

— Что было бы без принуждения со всеми князьями, военачальниками и священниками? Они были бы не нужны, — пробурчал Руфус.

Глаука повернулась к индийцу, схватила Рави за руку и расплакалась.

— Что с нами будет? — спросила она, громко всхлипывая. — О каком принуждении вы говорите?

Рави был растерян не меньше ее. Но он ничего не сказал, а только ласково погладил Глауку по плечу.

— Принуждение и насилие помогают в спешке, — сказал Харун, не убирая рук с рукояток мечей. — Но нам спешить некуда. Нет никакого вражеского войска на подходе. Поэтому наш князь приказал сначала не применять принуждения. Вы сможете передвигаться по Ао Хидису под надзором. Хикар и его люди отвечают за вас своими головами. Мы будем за вами наблюдать. Вам нельзя покидать город и долину. Об этом мы позаботимся. Возможно, вы что-то знаете, а возможно, и нет. Посмотрим, как вы поведете себя, когда произойдет что-нибудь непредвиденное. И тогда мы сможем понять больше, чем… из слов, сказанных вами под принуждением. Медленно резать одного из вас и смотреть, как начнут развязываться ваши языки, мы успеем всегда.

За пределами крепости, приблизительно в ста метрах на запад, у подножия скальной стены стояло несколько хижин и шатров, а рядом был огороженный выгон, где паслись лошади. Здесь располагалась часть личной охраны князя. Эти люди несли службу вне крепости Бельхадада. Хикар повел пленников туда.

— Моим подчиненным приказано заботиться о вас и охранять, — сказал он. — Вы будете питаться вместе с ними и получите от них одеяла и все, что вам нужно. Но сначала… — Он указал на стоявшую в стороне хижину, над крышей которой поднимался дым.

— Что это такое? — спросил Деметрий. — Ты хочешь поставить на нас клеймо?

— Зачем зря портить кожу? — Хикар покачал головой. — Один из наших кузнецов немного ограничит свободу вашего перемещения.

Очевидно, кузнец уже получил соответствующие указания. А может быть, подобные «ограничения» производились очень часто. Как бы там ни было, но все необходимые детали были у него под рукой. Всем троим надели на ноги, чуть повыше щиколотки, бронзовые кольца. Цепь была достаточно длинной, чтобы делать небольшие шаги и даже подниматься по обычной лестнице, но любую мысль о побеге можно было оставить.

Когда цепи были прикреплены, Хикар передал пленников одному из своих младших командиров.

— Ты отвечаешь за них своей головой, — предупредил он. — И моей. Обращайся с ними так, чтобы они не потребовали отрубить тебе голову, если вдруг окажется, что они друзья князя. И так, чтобы они не плакали, расставаясь с тобой, когда их будут убивать как врагов.

— Как прикажешь, командир.

Он подождал, пока Хикар ушел, и обратился к пленникам:

— Меня зовут Барадхия. Я надеюсь, мне не придется обращаться с вами как с врагами. Это было бы тяжело и для меня, и для вас. Вы уже позавтракали?

Деметрий отрицательно покачал головой.

— Бурчание в наших желудках скоро заглушит грохот цепей, — сказал он.

На лице Барадхии промелькнула усмешка.

— Этому можно помочь.

Он позвал одного из своих людей. Вскоре после этого тот появился в сопровождении раба-кладовщика. Они принесли сосуды с горячим отваром из трав, хлеб и полоски сушеного мяса. Пока пленники ели, усевшись на песчаный пригорок между хижинами, Барадхия позаботился обо всем остальном.

Деметрий украдкой наблюдал за ним. Он был еще молод. Моложе, чем его командир. Движения Барадхии отличались такой же силой и грацией, как и у Хикара. «Приятное лицо», — подумал Деметрий. Уголки его рта, обрамленные небольшими черными усами, казались приподнятыми, будто Барадхия все время улыбался. В живых блестящих глазах не было и следа озлобленности. Но Деметрий решил, что молодого человека нельзя недооценивать. Хикар относился к нему как к своему заместителю и доверил ему пленников, за которых сам мог поплатиться головой. Поэтому было бы весьма легкомысленно считать молодого доброжелательного человека таким уж безобидным. Личную охрану Бельхадада составляли отборные воины. И насколько Деметрий мог видеть, они уважали Барадхию и беспрекословно слушались его.

Глаука и Рави молча ели. После завтрака у Рави вырвалась тихая отрыжка. Глаука рассмеялась.

— Я уже не думала, что когда-нибудь буду есть. И смеяться, — сказала она. — Деметрий, что они с тобой сделали?

— Засунули в подземелье, чтобы мне лучше думалось.

— Ну и как? К чему привели твои раздумья?

— Ни к чему особенному. — Он посмотрел на Глауку, потом на индийца. — Я знаю не больше, чем вы. А чего от нас хотят здесь добиться, я вообще не догадываюсь.

Рави шумно втянул в себя воздух.

— Но ты же должен хоть что-нибудь знать. Например, почему они отделили тебя от нас.

— С вами что-нибудь делали? Что-нибудь говорили?

— Ничего, — ответил Рави.

— Они просто забыли про нас, — сказала Глаука. — Они забрали тебя, потом заперли нашу дверь. И только сегодня утром охранники вывели нас во двор.

— Боюсь, что я стал невольным виновником всего, что произошло. — Деметрий рассматривал свою цепь. Она была не очень тяжелая, бронзовые кольца не слишком тесные. Тем не менее он чувствовал себя скованно.

— Что ты имеешь в виду? — Рави прищурил глаза.

— Я думаю, что им нужен был я, а вас они прихватили просто за компанию.

— Но зачем ты им нужен?

— В Риме действуют различные силы, и у всех есть тайные разведывательные сети. У Сейана, у императора или у его армии, у торговцев, которые ведут дела с иностранцами…

— А… — Глаука широко раскрыла глаза. — А теперь они схватили торговца Деметрия и хотят, чтобы он рассказал им что-нибудь о планах римлян? Или… — Сомневаясь, она добавила: — Я иногда слышала обрывки разговоров, которые ты вел с Клеопатрой и Мелеагром. Рим собирается выступить против Ао Хидиса, не так ли? Поскольку Бельхадад вместе с парфянами, или с набатеями, или с теми и другими, то… — Она замолчала.

— Приблизительно так. Очевидно, в Ао Хидисе знают об угрозе. Скорее всего, Руфус поделился с Бельхададом своими сведениями. Он человек Сейана. А теперь они надеются добиться чего-нибудь от меня. Но я ничего не знаю.

— Тогда нас взяли в плен совершенно напрасно? — Рави цокнул языком. — Как говорят мудрецы в Индии, это нормальное состояние человека, который еще привязан к колесу жизни.

— Или заблудился в политике. — Деметрий хмыкнул. — Боюсь, нам не остается ничего, кроме надежды и ожидания.

Пока они ели и разговаривали, до них доносились звуки, похожие на приглушенный стон. Деметрий поднялся, чтобы размять ноги и посмотреть, откуда слышны эти звуки.

Тут же рядом с ним появился Барадхия.

— Что ты хочешь сделать?

— Посмотреть, откуда доносятся эти звуки.

— Ну что ж, это может быть поучительно. — Странное выражение появилось на лице молодого командира. — Для вас всех. Пойдемте.

Рави и Глаука тоже встали. Они прошли вслед за Барадхией между хижинами, через площадку и оказались на небольшом пустыре. Там стояли лишь несколько столбов, которые, видимо, были предусмотрены для наказаний.

Присмотревшись, Деметрий увидел на земле между столбами две головы. Точнее, в земле. Головы двоих мужчин с потрескавшимися губами и выпученными глазами. Один из них приглушенно стонал.

— Вчера они выли громче, — с отвращением сказал Барадхия.

— В чем их вина?

— Они украли воду. Взяли больше, чем положено. За это их закопали.

Глаука сдавленно вскрикнула и прикрыла рот рукой.

— Значит, телохранители князя приводят в исполнение наказания, которые он назначил? — спросил Деметрий.

— Да. — По голосу Барадхии не чувствовалось, чтобы подобные поручения доставляли ему удовольствие. — Кто-нибудь должен это делать, — добавил он вполголоса. — Умереть от жажды на солнце не самое страшное наказание. Есть еще много других, которые страшнее, чем это.

— Еще страшнее? — тихо спросила Глаука. — Какие?

Барадхия посмотрел на нее оценивающе. Или пренебрежительно. Деметрий не был уверен.

— Предательство наказывается по-другому, — продолжал пояснять Барадхия. — Черви, которые питаются падалью, не могут проникнуть в здоровое тело. Им нужно отверстие, рана. Предателей секут кнутом до крови, а потом привязывают к трупу человека или животного. Через некоторое время черви начинают пожирать их.

Как только они пытались сделать хотя бы несколько шагов, тут же рядом с ними появлялись несколько воинов. Но цепи мешали движению, и им не очень-то и хотелось двигаться. И Рави, и Глаука, и Деметрий часто забывали, что цепь позволяла делать только короткие шаги. Если шаг был шире, то кольца впивались в щиколотки, стирая кожу до крови. К тому же цепи, волочившиеся по земле, застревали в камнях и растениях, вынуждая пленников спотыкаться.

Вскоре Деметрий заметил, что Барадхия и остальные охранники особенно внимательно следили за тем, чтобы пленники держались подальше от пещер, входы в которые были закрыты кожаными и меховыми занавесками. Деметрий предположил, что там находятся небольшие помещения для хранения оружия или съестных припасов. А может быть, это была целая система пещер, соединенных ходами. Узнать, что там на самом деле, ему не удалось. Когда он заговорил об этом с Барадхией, тот лишь улыбнулся и посоветовал Деметрию спросить о чем-нибудь другом.

— Ну хорошо, — согласился Деметрий, — тогда скажи мне: вы здесь все из Ао Хидиса?

Тем временем наступил вечер. На площадке между хижинами горел небольшой костер. Тлеющий древесный уголь и верблюжий навоз давали тепло, окутывая сидящих возле костра людей легкой прозрачной дымкой. Языков пламени не было. Днем приходил Хикар и предупредил, что пленники останутся у воинов и будут у них ночевать.

Барадхия сидел между Деметрием и Рави на маленькой кожаной подушке. Роскошь, которую мог себе позволить только офицер, — отметил про себя Деметрий. Все остальные сидели или лежали на земле. Глаука примостилась слева от Деметрия и, полностью погрузившись в свои мысли, смотрела на раскаленные угли.

— Мы все из народа харран, — сказал Барадхия, — но не все из Ао Хидиса. Слава благородного Бельхадада привела нас на эту землю. Многие бросили свои семьи и стада и предпочли блеск и удачу под его властью.

Деметрию послышалась ирония в голосе Барадхии.

— И дело, которому вы служите, процветает?

— А разве иначе ты был бы здесь?

Перед Барадхией встал на колено молодой раб, или слуга, и протянул ему чашу. Барадхия выпил и облизал усы.

— Хорошо. — Он причмокнул и протянул чашу Деметрию. — Хочешь попробовать?

— Что это?

— Перебродившее молоко кобылицы. Вино пустыни.

Деметрий рассмеялся.

— Насколько я знаю, это вкусно. Мне часто приходилось пить его, но, к сожалению, кислое молоко выворачивает мои кишки.

— Оно освежает и очищает тело. Что в этом плохого?

— С этой цепью я не смогу добежать до ближайшего туалета.

Барадхия отхлебнул еще глоток и отдал чашу рабу, чтобы тот передал ее другим.

— А что касается процветания нашего дела, — продолжил он, — то я участвую в нем уже десять лет. Я родом из-под Дамаска.

— А остальные? Хикар, например, или Харун?

— Харун — младший двоюродный брат князя. Он родом отсюда. Хикар — мой двоюродный брат. И мой начальник здесь. Мы с ним десять лет на службе у князя.

— Все время в Ао Хидисе?

Барадхия рассмеялся.

— Ты что, думаешь, так легко попасть в личную охрану князя? Нет. Мы начинали издалека. Сначала пасли стада. Потом были охотниками, потом воинами.

— А где вы так хорошо научились говорить по-гречески?

— Это общепринятый язык. На нем можно говорить и с римлянином, и с парфянином.

— А что, здесь бывает много парфян?

Барадхия искоса посмотрел на него.

— Я их не считал.

Деметрий молчал. У него не было больше вопросов. Он старался понять, насколько Барадхия верен Бельхададу.

Рави бросил в огонь несколько песчинок.

— Вы сожжете всех, — сказал он тихим голосом.

— Кто? — Барадхия хмыкнул. — И как? Как песок, который ты бросаешь в огонь? Песок не горит.

— А люди горят. В огне, который разжег Бельхададад, вы уничтожите всех вместе с ним самим. Я иностранец, долгие годы проживший в Аравии. Но, даже будучи иностранцем, я понимаю, почему империя не собирается вас больше терпеть.

— Нетерпимость римлян не удивляет. — Барадхия погладил свои ухоженные усы. — Рим растопчет и сломает все, что устроено не так, как Рим. Но мы не сломаемся и не станем такими, как Рим.

— У вас нет другого выхода. Бельхадад это знает. Ты, очевидно, этого еще не понял, — сказал Деметрий.

— Что ты имеешь в виду?

— Чтобы противостоять империи, вы должны быть такими же сильными, как империя. Здесь, на Востоке, вы должны иметь огромное влияние, чтобы не подчиняться Риму. Ты что, думаешь, если Бельхадад заключит союз с парфянами против Рима, то потом за это ничем не будет расплачиваться?

Барадхия тихо засмеялся.

— Ты считаешь, что они придут, помогут нам и больше не уйдут? Как персы несколько сот лет назад?

— Я считаю, — сказал Деметрий, — что вы уже давно Рим.

— Мы не Рим. Мы свободные арабы.

— Свободные арабы кочуют по пустыне, а вы построили город. Рим в пустыне. Вам следовало бы скорее заключить союз с Римом, а не с парфянами.

Барадхия повернул голову и шепнул на ухо Деметрию:

— Ты говоришь как человек, которого я однажды встречал. — И, немного помолчав, добавил: — Его зовут Афер. Ты его знаешь?

Стараясь говорить как можно тише, Деметрий ответил:

— Я его не знаю, но слышал о нем. — Его сердце застучало сильнее. Он вспомнил один разговор в Байе, перед отъездом.

Критянин Саторнилос, которого называли также Миносом, провожал его до пристани. Долгая беседа о делах и планах торговли с дальними странами была закончена. Последнее, о чем они говорили, было положение в Аравии и проблемы, с которыми Деметрий мог столкнуться на обратном пути.

— Мы в этом, конечно, тоже участвуем, — сказал Саторнилос. — Но в этих местах мы готовы отступить. Между нами, и арабами, и парфянами… между тремя жерновами неосторожные пальцы могут быть раздавлены. Это скорее задача для легионов. И для Сейана, если он, конечно, думает о чем-нибудь кроме своего могущества в Риме.

— Что я должен делать? И нужно ли мне принимать в этом участие?

Саторнилос покачал головой. Он вдруг напомнил Деметрию быка. Печального загнанного быка Минотавра, вынужденного питаться зерном и овощным соком. Может быть, отсюда пошло его прозвище?

— Возможно, тебе придется что-то предпринять. Для себя, для нас, для Рима. Наверное, концы нитей находятся в руках прокураторов Сирии и Иудеи. У Ирода Антипы этим занимается старый эллин Никиас. И еще есть один человек, который должен связать эти концы. Мавританец по имени Афер, центурион Ирода. Он служит в городишке под названием Кафар Нахум.

Деметрий вдруг отчетливо вспомнил разговор с Саторнилосом на пристани в Байе. И имя, которое тот прошептал…

— Мне пора, — сказал Барадхия и встал. — Пойду проверю, как несут службу охранники. Уступаю место своему начальнику.

Из темноты к костру вышел Хикар. Он кивнул своему заместителю и присел на корточки. Барадхия удалился.

— Было бы излишне вежливо спрашивать вас, довольны ли вы проживанием и питанием, — сказал он, обращаясь к пленникам. — И все же: вам чего-нибудь не хватает?

— Свободы передвижения, — пробурчал Рави.

К удивлению Деметрия, Глаука вдруг очнулась и негромко произнесла:

— Да. И немного чистоты.

Хикар посмотрел на нее и рассмеялся.

— Я забыл, что ты родом из тех стран, где баня не роскошь, а необходимость. Баню я тебе предоставить не могу, а тазик вполне. Пойдем. — Он протянул руку.

Глаука растерялась. Потом нерешительно взялась за руку Хикара, и он помог ей встать.

— А вы?

Рави потянулся.

— Я начинаю верить, что выживу. Пойду сейчас в отведенную нам хижину, завалюсь со своей гремящей цепью и попробую помечтать о будущем.

— Могу ли я в твое отсутствие задавать Барадхии вопросы, касающиеся тебя? — спросил Деметрий.

Хикар мигнул, уставившись на него широко раскрытыми глазами, потом тихо ответил:

— Мы почти всегда придерживаемся одного и того же мнения. Особенно в отношении жителей отдаленных стран: Рима, Парфии, Мавритании. Он отвечает за свои слова, как и за мои.

Деметрий смотрел вслед Хикару и Глауке, пока они не скрылись из виду. Потом он прислушивался к позвякиванию цепей Рави, который побрел в хижину. После этого ему оставалось только слушать шорох ветра по верхнему краю скальной стены и монотонное потрескивание костра. Шаги охранников. Бормотание воинов, которым еще не хотелось спать. Жужжание и стрекотню ночных насекомых. Ему показалось, что вдалеке, в середине долины, журчит вода. Но может быть, это было всего лишь воспоминание о пристани в Байе. Пытаясь разобрать едва слышимые звуки и вглядываясь в темноту ночи, он сидел возле угасающего костра и думал о том, что еще несколько часов назад казалось ему совершенно немыслимым.

— Можно к тебе на несколько минут подсядет Эфиальт?

От неожиданности Деметрий вздрогнул.

— Если он принесет с собой мои деньги.

Руфус тихо рассмеялся.

— Этого он не сделает. Но сделает кое-что другое. — Он опустился на корточки рядом с Деметрием и внимательно посмотрел на него. — Ты сейчас немного яснее видишь? Ночь хороша для этого. Посмотри наверх.

Деметрий запрокинул голову. Высоко над ним сверкали далекие звезды.

— Как украшения Афродиты, не правда ли? — спросил Руфус. — Еще тише, почти шепотом он добавил: — Или Клеопатры.

Деметрий услышал какое-то шуршание и нащупал между собой и Руфусом что-то шершавое. Папирус?

— Если ты ляжешь на бок, лицом ко мне, ты сможешь прочесть. — Голос Руфуса был еле слышен.

— Что это?

— Тише! В Леуке Коме, в порту, было письмо для Глауки. Я захватил его с собой. Я же не знал, что вы там будете проезжать.

— Почему ты не отдал письмо ей?

— Сначала ты должен его прочесть. Чтобы ты знал, что представляет собой княгиня. Может, тогда твое недоверие ко мне станет меньше.

— Как стало меньше моих товарищей, верблюдов и денег?

— Просто прочти.

Деметрий вытянулся, опершись на локоть. Света звезд, луны, только что выглянувшей из-за кромки долины, и затухающего костра хватило, чтобы разобрать крупные знаки на папирусе.

Закончив читать, он посмотрел на Руфуса, который все еще сидел перед ним на корточках.

— И что теперь?

Руфус взял папирус. Быстрым движением он бросил его на тлеющие угли. Вспыхнули языки пламени — письмо сгорело.

— Теперь ничего. — Руфус встал. — Слишком опасно. Но в ближайшие дни нам придется поговорить о причинах и поводах. И об Афере. — Последнее слово он произнес шепотом.