Три очень старых индийских слона с больными ногами. Два из них почти слепые. Дюжина паршивых верблюдов со сморщенными горбами. Запряженные быками повозки с глиняными сосудами. Около ста более-менее подходящих лошадей. Тысяча человек с продовольственными запасами, оружием и одеялами. И переполненные туалеты…
Афер не знал, как обстоят дела в находящейся на расстоянии нескольких миль другой долине, где остановились воины из Сирии. Их предводитель, седоволосый центурион Элиодор, старался успокоить его и ободрить.
— По сравнению с вами мы живем в райских полях, — сказал он. — Во всяком случае, не нужно постоянно затыкать нос. Нас ведь всего пятьсот.
Никиас засмеялся. Старик сидел на седле от верблюда и что-то царапал на папирусе. — Кто мечтает о великих делах, должен сначала пострадать.
— Главное, чтобы он смог потом совершить свои подвиги. — Афер сделал глоток воды и скривился. Пресная застоявшаяся жидкость, впитавшая в себя ароматы туалетов и верблюдов, вызывала отвращение. А может быть, это ему только казалось.
— Ты сомневаешься? — Никиас опустил папирус. — Прекрасный вечер, хороший воздух. Песка у нас больше, чем мы можем съесть. Так что же тебе мешает? Ты не доверяешь нашим воинам?
— Нет. Как раз они — единственное, что настраивает меня на оптимистический лад.
Тысяча человек из войска Ирода Антипы. Из Галилеи и Перайи, из таких мест, как Кана, Эндор, Магдала, Тивериада, Суккоф, Вифабара, Гилеад, с берегов Геннесара, Иордана и Мертвого моря. Шестьсот опытных, преданных своему царю евреев. Скромные люди, набожные, но не ортодоксы. Евреи, которых он знал и ценил, которые берегли свои обычаи, не унижая других. Которые почитали своего бога, не оскорбляя других богов. Плюс четыреста наемников: арабы, набатеи, эллинизированные арабы, несколько финикийцев, греков. Сицилийские эллины, критяне, каппадокийцы. Наемники с Кипра, с островов Родос и Самос. И несколько железных седых центурионов. Эти римляне, прослужив двадцать пять лет в легионах, предпочитали служить чужому князю, а не вести скучную жизнь обычных граждан.
— Нет, — повторил он. — Люди выполнят свое дело хорошо. Я только спрашиваю себя, на то ли дело они идут.
Элиодор сплюнул на песок перед своими ногами.
— Ты можешь объяснить подробнее?
— Эти воины, — Афер поднял руку, будто хотел охватить всю долину, — и твои люди, Элиодор, и когорта Пилата… Все они отважные бойцы и без колебаний сдвинули бы холм. Но нам предстоит устранить гору.
— Понятно. — Никиас встал со своего седла и остановился, скрестив руки, перед Афером. — Ты считаешь, что нас слишком мало, а их слишком много, не так ли? Что бы ты сделал, если бы ты был Бельхададом?
— Посмотрел бы, сколько осаждающих. Понял бы, что их до смешного мало. Посадил бы своих воинов на коней и совершил бы вылазку десятью тысячами против двух тысяч.
— Вот именно. — Никиас мрачно улыбнулся. — На это мы и рассчитываем. Все давно обсуждено.
— Да, план неплохой, придумано хитро, — пробормотал Элиодор. — Если это удастся, нас никто не похвалит, потому что никто об этой операции не должен слышать. Парфяне обидятся, сенат будет ворчать, защитники римской казны будут дрожать. А кроме того, некоторые прокураторы придут в ярость, не говоря уже о короле набатеев и тысячах арабских князей. А если не удастся? Тогда никто нас не осудит, потому что никто об этом ничего не узнает. А нам уже будет все равно, потому что мертвые не могут возмущаться тем, что их осудили. Так говорят.
— Мертвые могут возмущаться, сколько они хотят, но их возмущение не тронет живых. Положись на это. — Кривая улыбка исчезла с лица Никиаса, и он обратился к Аферу:
— У нас есть три человека, на которых мы должны положиться, а остальное мы уладим сами, не так ли?
Афер кивнул.
Элиодор потер средним пальцем нос, тихо застонав.
— Руфус, Хикар, Перперна. На доверии можно и пруд переплыть на ряске.
— Здесь нет прудов. Только в Ао Хидисе. — Афер все еще пытался превозмочь свое подавленное настроение. — На Руфуса, Хикара и Перперну мы, так или иначе, должны рассчитывать.
— Скорее наоборот, — возразил Элиодор.
Никиас захлопал в ладоши.
— Никаких разговоров о поражении! Боги могут вас услышать и принять ваши речи за ваше желание. Руфус — человек Сейана, человек, которому всемогущий предводитель преторианцев поручает особые задания. Он вне сомнения. По-видимому, он отправился в Ао Хидис, чтобы в момент нападения нанести наибольший вред Бельхададу. А Хикар? — Он посмотрел на Афера. — Его, как известно, ты завербовал сам.
— Я. Он продвинулся по службе до руководителя личной охраны князя и очень популярен. В какой-то момент, который он сам сочтет благоприятным, он убьет князя и возьмет все командование на себя. Мне доложили, что он может опереться на воинов из охраны и еще на многих других людей, готовых его поддержать. Даже на некоторых женщин, которые, кстати, умеют неплохо обращаться с ножом.
— Твоя надежда, если не брать во внимание личные качества этого Хикара, основывается, конечно же, на том, что жители Ао Хидиса, увидев приближение римского или другого войска, скажут: «Всю эту кашу заварил Бельхадад. Почему мы должны ее расхлебывать?» — Элиодор глянул на быстро заходящее солнце. — Такое вполне возможно. Но что, если наше нападение приведет к еще большему сплочению вокруг Бельхадада?
Афер пожал плечами.
— Будем надеяться на наши расчеты, а там посмотрим.
— Остается Перперна. — Никиас наморщил лоб. — Из всех он кажется мне самой подозрительной личностью. У старика не все в порядке с головой, а он утверждает, что знает тайные ходы.
— Утверждает, — ухмыльнулся Афер. — Есть другая возможность, господин. Перенести нападение на следующее десятилетие и вернуться домой. Вы можете отдать приказ.
Никиас внимательно посмотрел на него, довольно холодно, как показалось Аферу. Потом твердо сказал:
— Нет.
Только Афер лег спать, как его разбудил какой-то воин.
— Что случилось? — Он сел. Вокруг была темная ночь.
— Плохие новости, господин. Пойдем.
Афер с трудом встал и последовал за воином к небольшому костру.
Там сидели Никиас и Элиодор. Рядом с ними стояли двое мужчин в римских доспехах.
— Из греческой когорты из Иерусалима, — сказал Никиас.
Афер кивнул. Он так и подумал.
— Мы наткнулись на побоище в одной долине дальше на восток, — доложил старший из воинов. — Трупы. Двадцать четыре. Все наши люди, поехавшие с Колумеллой.
— Все мертвы? — У Афера было ощущение, будто в темноте кто-то притаился и подслушивает их разговор. Его охватило тревожное предчувствие.
— Все. Но двое отсутствуют.
— Кто?
— Колумелла и женщина.
Афер застонал.
— Какую женщину Колумелла потащил с собой?
— Ее зовут Клеопатра.
Не говоря ни слова, Афер опустился на холодный песок возле костра.
— Это что-то меняет? — спросил Элиодор. — В наших планах и в нашей решимости?
— Если они захватили Колумеллу, — подытожил Никиас, — то они знают о наших намерениях. Поэтому мы должны их изменить.
«Клеопатра… Ночной ветер. Ночной костер. Глаза в ночи. О боги. Что мне делать?» — думал Афер. Потом, с трудом овладев голосом, он сказал:
— Я думаю, мы можем исключить, что это сделали набатеи или кто-нибудь еще, кроме людей Бельхадада, не так ли?
Никиас кивнул.
— Ты довольно спокойно говоришь веселые вещи, — пробурчал Элиодор.
— Если они взяли Колумеллу, то попытаются выбить из него все, что ему известно о плане операции. Вероятно, это им удастся.
— Ты недооцениваешь стойкость римлян.
— Я высокого мнения о ней, Никиас. Но я хорошо наслышан об изобретательности Бельхадада, который обожает пытать врагов. Мы обязаны изменить план.
— Этого мы не можем сделать. А как же тогда Руфус и Хикар?
Афер перебил советника Ирода.
— Слушайте. Нам теперь надо быстрее продвигаться вперед и отвлечь людей в Ао Хидисе. Атаковать не послезавтра на восходе солнца, а завтра днем или вечером. Бельхадад не будет рассчитывать на это. Если Руфус и Хикар вообще делают то, чего мы от них ожидаем, то они поймут, что уже началось.
— Возможно… — Никиас сложил губы трубочкой. — Как ты это себе представляешь?
* * *
После резни в долине они некоторое время ехали ночью. Потом поспали до рассвета. Несмотря на изнеможение, Клеопатра так и не смогла заснуть. Наконец во второй половине дня всадники добрались до Ао Хидиса. Они заранее изменили маршрут, чтобы въезжать не через ворота города, а через черный ход, как приказал предводитель.
В конце пути, который вел через пустыню, а потом через незаметный снаружи, строго охраняемый вход под скалистой горной цепью, Клеопатра, конечно же, надеялась на встречу с Деметрием. Женщина растерялась, увидев его, подавленного и, как ей показалось, потерявшего всякую надежду. Она заметила, что Рави, который был рядом с Деметрием, за несколько дней плена превратился в глубокого старца.
По пути она не могла поговорить с Колумеллой, а теперь у нее не было возможности хотя бы парой слов перекинуться с Деметрием. Разбойники расчистили проход, который заложили пленники, и погнали их всех в долину.
Оставались взгляды. Они были настолько красноречивыми, что Клеопатра поняла — Деметрий совершил неудачную попытку побега, но уже снова строит какие-то планы. Наблюдая за ним, она увидела, как постепенно исчезает его подавленность и он вновь превращается в опытного, хитрого торговца. Он смотрел вокруг, подмигивал ей, ободряюще улыбался.
Совсем иначе вел себя Рави. Старый индиец едва мог передвигаться. Его подталкивали древками копий, он спотыкался, падал, с трудом поднимался на ноги.
А она? Она пыталась разобраться в своем состоянии. В пустыне она чувствовала только злость и отчаяние, горечь от гибели бессмысленно убитых воинов. Молодые люди, некоторые чуть постарше. С многими из них она по пути перешучивалась. Здесь, в крепости князя-разбойника Бельхадада, она испытывала другие чувства. Она предполагала, что с ней и остальными может произойти нечто ужасное. Но она видела и много нового, воспринимая краски, запахи, звуки. Она смотрела, как с полей, от каналов идут люди к своим хижинам или шатрам, а другие жители направляются на запад, туда, где высокая стена защищала долину. Туда, где уже, возможно, началась атака.
Они шли все быстрее, почти бежали. Мысли Клеопатры стали перескакивать с одного на другое. Она думала о том, как проведут лошадей, оставленных перед тайным входом в долину. А может, их оставят снаружи и покормят там? Представляла, как было бы приятно лежать с Деметрием в зеленом кустарнике у пруда. Или с Афером. Ее мысли занимал Рави, который пошатнулся и упал и его просто бросили лежать. Сумеет ли он подняться и догнать их?
Слева, на южном конце стены высотой в четыре человеческих роста, возвышалась огромная башня. К ней вели лестницы, и их погнали по этим лестницам наверх. На верхней площадке башни стояли воины и смотрели на запад. Клеопатра оглянулась назад, всматриваясь в долину, на которую опускались длинные вечерние тени. Везде были кучи факелов, которые позже собирались раздать и зажечь. А у подножия стены уже горели три костра.
На западе, на расстоянии трехсот-четырехсот шагов, на возвышенности белели шатры. Она не была уверена, но ей показалось, что там не только песок, но и камни, которые могли бы служить в качестве укреплений. На песчаной равнине между стеной и возвышенностью она увидела длинные ряды воинов, пеших и конных. И повозки, запряженные огромными быками. Как их провели по пустыне, чем поили, кормили? Что было на повозках? Запасы продовольствия? Нет-нет, вряд ли провиант подвезли бы так близко. Его, без сомнения, оставили в лагере. А повозки уже почти подъехали к стене.
Раскачивающиеся темно-серые холмы в свете заходящего солнца. Может быть, это слоны? А позади них верблюды?
Потом она услышала позади себя хорошо знакомый голос. Это был Руфус.
— Как я рад видеть тебя здесь, самый дорогой цветок Канопоса, — сказал он.
Откуда он узнал?.. Но теперь это было не столь важно. А что теперь было важно, кроме людей снаружи, атакующих крепость, и защитников города внутри ее? Слоны? Для чего они?
В любом случае важным был крупный коренастый мужчина в светлой накидке, который расположился у бруствера и смотрел вниз. Он повернулся.
— Добро пожаловать и спасибо, что последовали моему приглашению.
Колумелла, стоявший наискосок позади нее, откашлялся и сделал шаг вперед.
— Приглашение было абсолютно невежливым, — заявил он. — Поэтому не будем много говорить. Для тебя есть две возможности, Бельхадад. Август Тиберий примет тебя как младшего брата и союзника, возвысит тебя, если ты сложишь оружие и откроешь ворота.
Бельхадад сделал знак нескольким своим воинам.
— Эй, вы! Готовьтесь, — крикнул он. — А вторая возможность?
— Твоя смерть и смерть всех твоих людей. — Колумелла указал в сторону пустыни. — Там твой конец. Позорный конец. Здесь не останется камня на камне.
— Ты не выражаешь почтения властелину пустыни, римлянин, — произнес кто-то за его спиной. — Начнем, господин?
Бельхадад пробурчал в ответ что-то непонятное, потом сказал:
— Подготовьте факелы, чтобы мы могли увидеть самое главное. И на стене тоже. Что они собрались делать со своими слонами? Да, Гарун, начинайте.
На башне и на стене зажгли первые факелы. Кроме Клеопатры, Колумеллы и Бельхадада на площадке размером примерно двадцать на двадцать шагов толпились, наверное, еще полторы дюжины воинов. Возле бруствера, обращенного в сторону долины, лежало оружие: копья, мечи, несколько луков и колчанов, а также связки факелов и глиняные горшки, в которых, вероятно, было что-то легко воспламеняющееся. Смола или нефть, которые можно было лить на головы нападавших.
Рядом с копьями лежал какой-то тяжелый предмет. Двое воинов подтащили его. Это был деревянный крест. Они остановились возле Колумеллы. Человек, которого Бельхадад назвал Гаруном, пожилой седобородый воин, отдал какой-то приказ двум другим воинам, но так тихо, что ничего нельзя было разобрать.
— Почтение, римлянин, — сказал Гарун. — Стань на колени перед властелином пустыни.
— Я становлюсь на колени только перед Августом и перед богами, — гордо ответил Колумелла.
Потом он вскрикнул, пораженный, не успев подавить крик боли, потому что один из воинов схватил его, а другой перерезал ему подколенные сухожилия. Колумелла осел. Клеопатра зажала рот рукой и увидела, как римлянин закусил от боли нижнюю губу.
— Он становится на колени, господин, — подобострастно доложил Гарун.
Бельхадад кивнул.
— Я доволен. Привяжите его к кресту и выставьте его вон там.
Клеопатра закрыла глаза. Когда она их открыла, то увидела, что Колумелла висит на кресте: руки и ноги привязаны к перекладинам. Основание креста зажато между каменными блоками.
— Теперь они могут тебя видеть, и ты их тоже, — сказал Бельхадад и добавил: — Они будут атаковать самое позднее завтра утром. Сколько их, как ты думаешь?
Гарун прикрыл глаза, защищая их от яркого пламени многочисленных факелов.
— Трудно сказать, господин. Тысяча или больше. Пока. Но из-за той возвышенности могут прийти еще больше.
Бельхадад кивнул.
— Колумелла, сколько воинов вы привели?
Римлянин произнес проклятие сквозь зубы и нашел в себе силы ответить:
— Достаточно, чтобы тебя и всех здесь разорвать на куски.
— Ты сможешь ночью пересчитать. — Бельхадад сплюнул через бруствер. — Они будут атаковать рано утром, как всегда. Подождем, пока начнется атака, или устроим вылазку и сразу покончим с ними?
— Скорее всего, так и сделаем. — Гарун провел рукой по голове. — Но может быть, стоит подождать с вылазкой, пока мы не узнаем, что они собираются делать.
— Хорошо. Люди расставлены?
— Как ты приказал. В течение ночи мы подгоним лошадей. К восходу солнца все будет готово.
— Хорошо. Пора ужинать, друзья. Но… что они собираются делать со слонами?
Бельхадад стоял рядом с крестом и смотрел вниз, на пространство перед стеной. К нему подошел Гарун, окруженный воинами. Руфус снял шлем и играл ремнями. По его лицу ничего нельзя было понять. Деметрий прислонился к брустверу между двумя арабами, которые стояли с мечами наготове.
По лестнице поднимались люди, но Клеопатра не смотрела туда. Она смотрела на запад.
Огромные слоны стояли у стен крепости. Это были индийские слоны. На них громоздились странные надстройки в виде больших корзин, совсем не похожие на обычные башни для лучников или метателей копий. Животные были покрыты кожаными покрывалами с металлическими шайбами. Броня. На затылке первого слона была перевернутая корзина меньшего размера. Клеопатра предположила, что там сидит погонщик, защищенный таким образом.
Со стены летели стрелы и копья, но они отскакивали от брони животного. Спотыкающаяся гора из мяса достигла середины стены — двухстворчатых ворот.
Внезапно слон остановился, пошатнулся, издал жалобный крик и рухнул.
— Что они делают? Что это такое? — крикнул Бельхадад.
Сзади него кто-то сказал спокойным голосом:
— Индиец, погонщик, вогнал слону в мозг кол.
Клеопатра обернулась. Рядом с Руфусом стоял молодой араб в кожаных доспехах и шлеме. На плече у него был знак. Она решила, что это не простое украшение.
— Я знаю, как называются эти животные! — крикнул Бельхадад. — Но что все это значит?
Теперь к первому слону подошел второй. Погонщик, видимо, попытался заставить его стать передними ногами на мертвое животное. Слон издал громкие трубные звуки, поставил одну ногу на заднюю часть мертвого слона. Потом он тоже рухнул, как молнией пораженный.
— Наверное, старые бесполезные животные, — сказал молодой офицер.
— У Ирода Антипы было три слона, — вставил Гарун. — Может быть, это они.
Молодой офицер кивнул.
— Может быть. Но интересно, что там в корзинах.
— Скажи мне лучше, что все это значит, Хикар? — Бельхадад угрюмо посмотрел на него.
Третий слон прошел мимо двух первых, развернулся перед самыми воротами и поставил ноги между туловищем и передними ногами первого слона. Потом он упал, как и остальные, убитый своим погонщиком.
— Три огромных трупа, которые должны помешать нам открыть ворота и сделать вылазку, — объяснил наконец Хикар. Он ощупал свои доспехи и медленно опустил руку к рукоятке меча.
За стеной, возле ворот, вспыхнул огонь. Клеопатра могла поклясться, что среди мужчин, которые там стояли, были двое из людей Руфуса, но в арабских накидках и с бородами. Двое других, которые только что поднялись на площадку башни и подошли к Руфусу, старались не смотреть на нее. Деметрий взглянул на них и стал медленно, боком приближаться к Клеопатре. При этом он постарался обойти Хикара.
— Что будем делать? — В голосе Бельхадада звучала скорее ярость, чем озабоченность. — Как нам убрать их от ворот?
По лестнице поднялись Глаука и Мухтар. Глаука открыла рот и попыталась крикнуть:
— Кле…
Араб ударил ее, и она упала ничком.
К воротам подбежали верблюды, осыпаемые стрелами. Бельхадад закричал:
— Не стрелять!
Кто-то крикнул:
— Почему?
Защищенные доспехами всадники подогнали верблюдов к трупам слонов, соскочили на землю и все, как по команде, перерезали верблюдам горло. На повозках, запряженных быками, которые приближались к стене, были установлены небольшие сооружения. Из них начали вылетать непонятные темные предметы.
— Катапульта! — закричал кто-то справа на стене ниже башни. Упали и разбились первые снаряды — горшки, наполненные ядовитыми змеями, скорпионами и…
— Проклятье! — крикнул кто-то. — Они наполнили их дерьмом из туалетов… Крик закончился стоном. Что-то темное скользнуло по правой ноге воина и исчезло под его накидкой.
Ни один из снарядов не долетел до башни. Но на стене и за стеной один за другим разбивались горшки. Воины кричали, беспорядочно бегали, покидали свои посты. Бельхадад изрыгал приказы, которые внизу никто не слышал. Когда он на какое-то мгновение замолчал, Клеопатра услышала спокойный голос Хикара:
— Они завалили ворота трупами и обстреливают нас ядом и дерьмом. Что будем делать, господин?
Бельхадад повернулся к нему. В это же время Руфус сделал шаг вперед и крикнул:
— Властелин пустыни! Прежде чем решать, что делать, давай разберемся вот с этим. — Он указал на Хикара. — Начальник твоей личной охраны — предатель. Он откроет римлянам ворота.
Клеопатра увидела, как Хикар вынул меч из ножен и попытался зарубить Руфуса. Двое бородатых схватили его за руки. Охранники, которые сопровождали Хикара, тоже вытащили оружие и хотели броситься на Руфуса и зарубить тех двоих или, может быть, Гаруна, который с поднятым мечом возник между ними и Бельхададом.
Деметрий смотрел на Руфуса с выражением бесконечного удивления и беспомощности на лице. Глаука медленно поднялась и сделала шаг в сторону, чтобы избежать ударов мечей. Но стрела, выпущенная одним из людей Хикара, вероятно предназначавшаяся Руфусу, попала в горло Глауки. Клеопатра пригнулась, оттолкнула нескольких человек, подбежала к Деметрию и ухватилась за его руку.
* * *
— Кто это придумал? Может быть, его связать? — пробормотал один из греческих наемников, стоявший рядом с Афером.
Нубо, который находился в нескольких шагах впереди, повернул голову и усмехнулся.
— Теперь ты понимаешь, почему Леонид и Мелеагр предпочли остаться с остальными?
— А ты? — спросил Афер. — Почему ты предпочел положить здесь свою жизнь вместе с нами?
Темнокожий великан ухмыльнулся и указал на связку ломов, кирок и лопат, которую он нес.
— Кроме меня, этого никто бы не смог сделать.
Афер взял с собой сто эллинов из когорты. Две группы по пятьдесят человек должны были попытаться проникнуть в долину через другие «черные» ходы или хотя бы уничтожить находящихся там охранников. С остальными тремястами воинами он собирался осуществить штурм защитной стены Ао Хидиса. Незадолго до захода солнца. Если все пойдет, как запланировано, как они надеялись, то можно рассчитывать на успех. Он пытался еще раз хорошо продумать детали, но это было невозможно.
Старый Перперна постоянно что-то болтал. Они скатывались с барханов, бежали между ними, стараясь, чтобы их не заметили часовые на башне. А Перперна говорил и говорил, размахивая левой рукой, на культе которой блестело приспособление из кожи и железа, изготовленное, по предположению Афера, оружейником, приговоренным к смерти: что-то вроде сумки, прикрепленной ремнями к руке. А там, где должна была быть кисть, торчал острый клинок. Перед началом операции Перперна снял с него ножны и выбросил их. А теперь у него ни на минуту не закрывался рот…
Он рассказывал об ошибках Элия Галла, о лицах рабынь, о вони, исходившей от верблюдов, страдавших поносом, вспоминал особо противных хозяев. Иногда он прерывал свои рассказы мудрыми изречениями вроде «Лошадь знает всадника лучше, чем всадник лошадь», «Раб знает хозяина лучше, чем хозяин раба» и тому подобными.
Когда они забрались на очередной бархан, один из греков простонал:
— Если ты сейчас не заткнешься… — И повторил: — Может быть, его связать?
Перперна, который без устали бежал наравне с молодыми сильными мужчинами, усмехнулся, глядя на него.
— И что? Ты выбьешь мне последние зубы? А кто тогда проведет вас к тайным черным ходам, сынок? Как я уже говорил, это нелегкий путь. И кто его не знает, тот его не найдет. Я даже думаю, что из тех, кто когда-то знал о тайных ходах, только немногие смогут найти их сейчас. А я, бывший тогда среди рабов, которых считал своими братьями, не только знаю, где вход. О нет, я мог бы его найти, даже если бы не знал, где он. Вот так-то. А вот и он.
Он неожиданно замолчал и указал на сухой куст перед скальной стеной.
— Мне нравится твое молчание, — сказал Афер. — Но я вижу только сухой куст.
— Отодвинь его, — посоветовал Перперна. — Или выбери воина, который лучше всех умеет дуть. Пусть он дунет, и куст отлетит.
Мечами они изрубили куст на мелкие кусочки и смотрели на скалу. Она была покрыта лишайниками и зарослями других мелких растений.
Снисходительно улыбнувшись, Перперна подошел, наклонился и, посмотрев вокруг, молча начал работать своим клинком. Несколькими быстрыми движениями он взрыхлил довольно большую площадь, а потом правой рукой сорвал слой растений.
Под ним открылись очертания входа в пещеру, загроможденного камнями, дровами и даже несколькими изогнутыми кусками металла.
— Ты молодец, — похвалил старика центурион. — Но теперь все-таки помолчи, прошу тебя.
Нубо снял с плеча тяжелый лом и засунул его в одну из самых больших щелей. Остальные ждали, пока не начали выпадать первые камни. Потом они стали помогать мечами и древками копий. Один из самых сильных воинов схватил кирку.
Когда они освободили вход, один из воинов высек огонь. С тремя факелами, один впереди, один посередине и один сзади, они проникли в подземный мир Ао Хидиса.
На их пути оказалось много поворотов и залов с какими-то фантастическими фигурами. Неожиданные подъемы, на которые они взбирались кряхтя, сменялись темными лабиринтами. Потом они заметили, что дорога стала спускаться вниз, к новым пещерам. Появился ручеек, омывающий голубоватые камни.
И наконец, выход, заваленный мусором и камнями. Они вошли в пещеру, где стояли подставки для копий скульптур. Потом коридор, в конце которого была навалена куча из разбитых амфор. Афер поднял один из осколков.
— Сезамовое масло. Идем дальше. И да будут с нами боги.
* * *
Деметрий старался оторвать пальцы Клеопатры, судорожно вцепившиеся в его руку. Ему пришла в голову безумная в данной ситуации мысль, и он тут же произнес ее вслух:
— Я давно мечтал о твоем прикосновении, но надеялся, что оно будет нежнее.
Через несколько секунд он заметил, что Клеопатра расслабилась. Звенело оружие, кто-то испустил предсмертный крик, а сзади них прогремел жесткий властный голос Бельхадада:
— Я знаю, кто он. А кто ты, Руфус?
— Ты знаешь? Что Хикар предатель?
Деметрий повернулся. Хикар стоял перед князем, без оружия. Труп Барадхии повис через бруствер. Люди Гаруна били быстро и жестко. Неизвестно, что происходило внизу, за стеной. А здесь, наверху, на башне, были люди Хикара, молодые бойцы личной охраны князя, тоже безоружные. Они уворачивались от ударов других воинов или лежали в крови.
— Ты это знаешь? — повторил Руфус.
Деметрий впервые увидел на лице человека, якобы работающего на Сейана, крайнее изумление.
— Умный князь знает, что всегда есть недовольные, — пояснил Бельхадад. Он вытащил кинжал и рассматривал отблески света факелов на лезвии. — Поэтому он приставляет к ним человека, который способен обуздать это недовольство. Человека, который когда-нибудь сменит его. Человека, вокруг которого объединяются местные жители. Таким образом он может за ними наблюдать. Или поручить кому-нибудь это наблюдение, не правда ли, Гарун?
Седобородый воин широко улыбнулся.
— И то, и другое, мой князь, — сказал он, почтительно поклонившись.
— Но Хикар не знает кое-чего другого, — медленно произнес Бельхадад. — В его роду, под Дамаском, есть люди, преданные мне. Когда римляне искали человека, который будет выполнять их грязную работу, эти верные мне люди предложили Хикара. Потому что он подходит. Потому что он похож на меня. Потому что двадцать пять лет назад я спал с его матерью.
Хикар уставился на князя. Деметрию показалось, что глаза молодого офицера вот-вот выскочат из орбит.
— Ты… мой отец?
— Я твой отец. И так как я произвел тебя на свет, я теперь хочу сделать следующий шаг. Третий. Вторым моим шагом было решение сделать из тебя того, кем ты являешься сейчас. Делая третий шаг, я заберу у тебя все. Убей его.
Приказ был отдан Гаруну. Но седобородого отвлекли. На стене, среди скорпионов и змей, бились между собой люди из Ао Хидиса. Одни были на стороне Бельхадада, другие на стороне Хикара. Очевидно, всем стало ясно, что происходит на башне. Воины, стоявшие поближе, все видели, а может быть, и слышали. Только что зажженные факелы падали на землю вместе с теми, кто их держал, сраженные мечами или стрелами. Быстро спускавшаяся ночь, мечущиеся в неразберихе люди, пылающие на земле факелы, огонь за стеной и крики раненых смешались с запахом крови и дерьма. «Адская ночь», — подумал Деметрий. Потом он рывком уложил Клеопатру на пол, когда на башню обрушился град стрел.
Снаружи, перед городской стеной, толпились воины, забирались на трупы слонов и верблюдов, приставляли лестницы и начинали лезть на стену. Защитники стены дрогнули. Приказов почти не было слышно. Порядок нарушился.
Но Деметрий не тешил себя ложными надеждами. Слишком много защитников, слишком мало атакующих. Если он не ошибался. Пройдет некоторое время, пока люди, верные Бельхададу и Гаруну, пробьются. И они пробьются. Они были в большинстве.
Один из подчиненных Руфуса хотел прорваться к Гаруну, но на его пути стоял воин, защищавший седобородого, и обнаженным мечом угрожал ему. Бородатый римлянин схватил воина за подбородок и затылок, повернул его голову слегка влево, а потом резким рывком вправо — и свернул ему шею.
Гарун протянул руку, чтобы взять кинжал у Бельхадада. Кинжал отца, который должен был убить сына. Свободной рукой Бельхадад выхватил свой меч, рванул к себе Клеопатру и, удерживая ее, прошел вперед, к кресту, на котором висел Колумелла.
— Есть ли внизу кто-нибудь, кто хочет вести переговоры? — рявкнул он своим громким грубым голосом. Острие меча было приставлено к горлу Клеопатры.
Мухтар сказал:
— Благородный отец, этот человек мне в Адене… — И тут же замолчал, потому что Руфус ударил его мечом по затылку.
Гарун приставил кинжал к глотке Хикара. Деметрий вырвал из рук воина, который стоял, как парализованный, копье и воткнул его в спину Гаруна.
На площадке толпились темные фигуры людей, незаметно пробравшихся по лестнице на башню. Один человек, судя по цвету кожи и чертам лица мавританец, глянул Деметрию в лицо, прорвался между бьющимися воинами, пронырнул под взмахами мечей, схватил правую руку Бельхадада и отогнул ее назад, от горла Клеопатры. Деметрий услышал, как Клеопатра вскрикнула: «Афер! О боги…» Деметрий вырвал копье из спины Гаруна, метнул его в Бельхадада и не попал.
Со стены спускались люди Гаруна, теснимые наступавшими, залезавшими на стену по приставным лестницам. Оставшиеся в живых люди из отряда Хи кара, преследуя отступавшего противника, смешались с эллинами, сирийцами и евреями. С диким воплем со стены в костер упал один из воинов.
Несколько людей Гаруна пробивались к Бельхададу, чтобы защитить своего князя. Деметрий подобрал валявшийся на площадке башни меч и воткнул его в живот араба, который хотел напасть на Хикара. Он увидел, как Хикар прыгнул, выхватил меч у другого воина, побежал к Бельхададу, но споткнулся о валявшийся труп. Бельхадад пытался удержаться за основание креста, на котором висел Колумелла. Афер, по-видимому так звали мавританца, прижал его к брустверу, а один из людей Руфуса уклонился от удара меча и воткнул нападавшему на него воину пальцы в глаза.
Появилась огромная черная фигура, размахивающая длинным ломом. Деметрий понял, что это Нубо. Крепко удерживая в руках тяжелый железный лом, Нубо крутился с огромной скоростью. Деметрий слышал тупые удары, хруст костей, видел, как слетают с голов шлемы.
На него самого наседал крупный араб, заставляя его под ударами меча отступать все дальше назад, и Деметрий, из многочисленных ран которого текла кровь, никак не мог выбить меч из его руки. Вдруг он услышал странный смешок и увидел Перперну, у которого на левой руке был укреплен клинок. Перперна крутился как волчок, постоянно бормоча что-то непонятное. Он перерезал горло араба, который как раз занес меч над Деметрием, чтобы сделать смертельный удар. Потом Перперна повернулся и воткнул клинок в грудь человека, вынырнувшего рядом с ним. Это оказался Руфус. Из уст Клеопатры вырвался пронзительный крик, когда рука Бельхадада соскользнула с основания креста и князь разбойников, властелин пустыни, потерял равновесие и перевалился через бруствер, утащив за собой Афера.
Деметрий хотел пробиться к Клеопатре, но между ними было слишком много сражающихся, размахивающих мечами и кричащих воинов. Он схватил меч, без устали поднимая и опуская его, колол, рубил. Он почувствовал вкус крови, жажду крови, ни с чем не сравнимую радость от присутствия в этом огромном скоплении убивающих и умирающих воинов.