Сесиль с самого рассвета начинала пахоту на тракторе. По четвергам, когда бывала свободна, она никому не уступала этого места. Она забывала об еде и питье, обо всем, что не было ее трактором, который она умело вела, или черноземом, который в каком-то упоении поднимала четырьмя сошниками.

Сесиль, с горячностью бравшаяся за эту работу, как только забрезжит свет, нисколько не походила на ту женщину, которая в дни школьных занятий по утрам еле продирала глаза. Нет, полная энтузиазма, она вставала раньше всех и всех удивляла своей энергией и выносливостью.

Когда на заре она бросалась на приступ земли, подпрыгивая на твердом сидении трактора, ей всегда вспоминались стихи Элюара:

«Мы приближаемся. Сжимается сердце земли в ожидании, Рождается новый день».

В первом часу приехал Франсис; дома он нашел одну Розу. Она паковала свои чемоданы. Эли была на лугу, а Сесиль работала на тракторе. Франсис захотел пойти к ней, и Роза отправилась вместе с ним, взяв с собой хлеба и сыра для Сесили, которая еще не завтракала.

На поле, в долине, шел красный трактор. Они увидели его издалека. Большая часть поля была вспахана с утра, но посредине оставался прямоугольник под паром, который суживался с каждым поворотом трактора.

Роза и Франсис с трудом продвигались по вспаханной земле; они издали делали знаки Сесили, но она их не замечала; тогда они стали звать ее, но она их не слышала. Они приблизились к тому месту, где должен был пройти трактор.

Трактор двигался на них. Сесиль даже не подняла глаза. Трактор поравнялся с ними и прошел мимо…

- Она нас не видела, - утешала Роза озадаченного Франсиса, - она нас не видела. И не потому, что не хотела нас увидеть, но, когда она занята работой, которая ей по душе, - ведет ли она трактор, решает ли математическую задачу, готовится ли к экзаменам или читает роман, - ты можешь говорить с ней, она ничего не слышит, глядеть на нее, она тебя не видит. У нее невероятная способность сосредоточиться, которая лишает ее всех потребностей. Целыми часами она не чувствует ни голода, ни жажды. Но зато потом, по окончании работы, она все наверстывает. Она ест и пьет, как людоед, может проспать днем шесть часов подряд, после чего встает бодрая, готовая все начать сызнова. И здорова же она!

- Я ее знаю, эту шельму, - засмеялся Франсис.- Вы помните, Роза, как в Тулузе, когда она ездила на автомобильчике Поля и мы попадались ей навстречу, она нас никогда не узнавала, не узнавала даже Поля. Мы уже не были для нее определенными людьми, а только пешеходами, которых нельзя задавить… Вместо того, чтобы оставаться сбоку, я встану на то самое место, где проходит трактор: может быть, она меня тогда заметит.

- Если только не переедет тебя.

- О нет, этого не будет! Переехать меня теперь, когда я вновь обрел вкус к жизни!

Роза ласково взглянула на этого счастливого, шутившего с ней человека, который ей был обязан своим счастьем.

Франсис, как и говорил, встал именно на то самое место, куда тянулись борозды, которые проводил трактор. На этот раз трактористка волей-неволей заметила человека, преграждавшего ей путь. Она остановила машину и крикнула:

- Что вы тут делаете? Уходите с дороги. В чем дело? - Наконец, узнав Розу и Франсиса, словно пробудившись от сна, она выключила мотор и, раздосадованная неожиданной помехой, сказала:

- А я хотела к вечеру все закончить. Вы меня задерживаете.

Но, взглянув на Франсиса, она рассмеялась, соскочила с сидения и взяла у Розы ломоть хлеба и сыр.

- Впрочем, ему не помешает немножко отдохнуть; с самого утра мы с ним работаем; ему, наверно, жарко. - Она думала только о моторе, а не о себе. Волосы у нее были всклокочены, сама испачкана землей и смазочным маслом.

Когда Сесиль доела бутерброд, она сунула в рот папиросу и похлопала себя по карманам, ища зажигалку.

Франсис вытащил свою и дал прикурить, улыбаясь ей глазами.

- Мы не ждали тебя раньше воскресенья,-сказала она, улыбаясь ему в ответ.

- Время уж очень тянулось… И, видишь ли, так как завтра я отправляюсь в Париж, чтобы повидаться с моими поставщиками, и задержусь там на неделю, я заехал проститься с Розой перед ее отъездом.

- Не говори мне об отъезде Розы. А ты на самом деле должен пробыть в Париже целую неделю? Неделя - это большой срок.

- Ты думаешь? - засветившись от радости, сказал он. - Постараюсь вернуться как можно скорее.

- Посмотри, до чего прекрасна только что вспаханная земля! А тебе приходилось управлять трактором?

- О да, у моих кузенов в Тарасконе. В прошлом году я работал на жнейке-сноповязалке.

- Ну, тогда садись, если это тебе доставит удовольствие.

Это была самая большая честь, которую Сесиль могла ему оказать. Франсис снял пиджак, передал его ей, сел на трактор и повел его, сосредоточив все свое внимание, чтобы сделать это не хуже, чем сама хозяйка.

- Если бы ты знала, в каком ты виде, Сесиль! - укоризненно покачала головой Роза.

- Ему на это наплевать.

- Напрасно ты так думаешь. Он тебя любит, но он не слеп. Не забывай, что ты перед ним в долгу. Ты ему должна годы счастья. Он хотел бы всегда гордиться тобой.

- Пусть он берет меня такой, какова я есть.

- Не изображай из себя дикарку.

- Ну и что же надо делать?

- Дай мне пиджак; он тебе мешает. Возвращайся домой, помойся, переоденься. Я сяду на обочине дороги и подожду Франсиса. Погода чудесная! Мы придем вместе с ним.

- Ты все же должна признать, что день для визита выбран весьма неудачно.

Она ушла, браня влюбленных, которые тебе мешают, когда ты поглощена работой. Роза, глядя ей вслед, улыбалась, - ее дочь была хороша даже в этом нелепом костюме трактористки.

Когда Сесиль приняла душ и переоделась, она приготовила полдник и взобралась на насыпь, чтобы посмотреть, возвращаются ли Роза с Франсисом. Стоя между двумя деревьями на пригорке, она видела поле, которое утром пахала. Трактор продолжал двигаться. Должно быть, работа доставляла Франсису удовольствие. Сесиль даже приревновала машину к нему, но вместе с тем ей было радостно, - ведь дело шло об единственном человеке, которому она охотно уступала свое место. Она закурила папиросу и вдруг осознала, что зверски голодна, что хорошо выглядит, что счастлива. Она поджидала возвращения с поля Розы и Франсиса, следя за ними взглядом, как вдруг к ней подбежала Эли и крепко поцеловала.

- Мама, что ты тут делаешь? Я думала, ты на тракторе. Ты кого-нибудь ждешь? Где тетя Роза? Это она идет по лугу? С кем это она? Ой, мамочка, это Франсис, какое счастье!

Девочка критически взглянула на Сесиль, посмотрела на красиво уложенные, еще мокрые, волосы, которые вились колечками, на черные блестящие глаза, на белую блузку, новую юбку и желтый жакет и, кивнув одобрительно, как мать, готовящая на смотрины дочку, выпалила:

- Ты очень хорошенькая, мама. Ты правильно сделала, что надела юбку вместо штанов, по крайней мере видно, что у тебя красивые ноги. Можно мне пойти навстречу Розе и дяде Франсису?

- Можно, можно! - крикнула Сесиль. Слова девочки ее позабавили и в то же время рассердили. Эли раздражала ее, раздражала.