Это воскресенье, еще более тоскливое из-за отъезда родственников, воскресенье без почты, без новостей от Розы, которое предстояло провести вдвоем с Эли, ничего хорошего Сесили не сулило. Она чувствовала, что у нее лопается терпение, что она способна на несправедливость, даже на грубость, если только девочка, помогая ей или исполняя ее поручения, будет, как обычно, строить недовольные мины. После отъезда Монзаков в доме наступила тишина. Работы было по горло. Во втором этаже царил беспорядок, вызванный поспешностью отъезда. Иветта извинилась за оставленный в комнатах хаос. Это повторялось, правда, из года в год.

Эли, чувствуя своим острым ребячьим чутьем, что ей грозит какая-то беда, была послушна и кротка. Она предложила помочь матери в уборке верхних комнат и тем самым ускорить работу поденщицы, которая должна была прийти на следующий день.

- Когда тетя Роза приедет, весь дом будет блестеть, как стеклышко! - воскликнула Эли. Девочка достаточно изучила мать; она знала: ничто не доставляет ей такого удовольствия, как знаки внимания к Розе.

Сесиль, ничего не делавшая наполовину, с азартом принялась за уборку. Эли помогала ей. Они снимали с постелей белье, когда раздался телефонный звонок. Обе бегом спустились вниз, понимая, что это звонит тетя Роза.

Сначала в аппарате слышалось только: «Вызывает Тулуза, отвечает Больё номер шесть». Связь устанавливалась с трудом. Наконец раздался голос Розы.

- Это ты, Силетта? Ты здорова? Как Эли?

- Прекрасно. А ты, Роза?

- Неплохо. Жан уехал?

- Сегодня утром.

- Ничего не случилось?

- Нет, все в порядке. Когда ты приедешь? Мы без тебя соскучились.

- В среду днем. Утром я буду у врача. Нашла оказию для обратного пути. Один человек, твой хороший знакомый, едет в Брив.

- Мой хороший знакомый?

- Франсис. Твой школьный товарищ Франсис Вернь, он открывает аптеку в Бриве.

- Франсис? Скажите на милость!

- Это по-видимому не вызывает у тебя восторга!

- Нет, почему? Наоборот… Я давно его не видела. Если у него хорошая машина, - отчего же тебе ею не воспользоваться?

- Как будто неплохая. Мы приедем в среду в пять часов. Ты будешь дома?

- Буду. Дети твои уехали?

- Сегодня утром. Погода им очень благоприятствует. Как ведет себя Эли?

- Прекрасно. Мы вместе убираем комнаты. Я ей передаю трубку.

- Здравствуй, тетя Роза. Знаешь, мадам Бержэ, инспекторша, приезжала вчера. Мама потом плакала.

Девочка посмотрела на мать.

Сесиль вырвала у нее трубку, стараясь продолжить разговор, но безуспешно.

Все ее «Алло! Алло!» остались без ответа. Взбешенная, она накинулась на ребенка:

- Зачем ты ей это сказала? Как ты смеешь ее мучить? - и прежде чем смогла подавить в себе раздражение, дала пощечину девочке. Эли заплакала, держа руку на горевшем ухе.

Сесиль продолжала говорить, словно оправдывая себя.

- Ах ты, злючка! Ты думаешь, что Роза недостаточно страдает из-за своей невестки, которая отняла у нее любовь сына и лишает внучат? А то, что ей грозит потеря зрения! Злюка ты, злюка!

- Но я же не знала, - жалобно пробормотала Эли.

Сесиль редко верила в искреннее раскаяние девочки; зачастую все ее уверения были лишь притворством.

- Потерять зрение - значит, стать слепой? - спросила Эли.

- Именно так. Вот видишь… - голос Сесили дрогнул; ей самой захотелось плакать при мысли о том, что Роза может лишиться зрения.

- Я не хочу, чтоб тетя Роза ослепла! - воскликнула Эли. - И если она все-таки ослепнет, я все время буду заботиться о ней.

- Что ты будешь для нее делать?

- Она положит руку мне на плечо или на голову, и я буду ее водить, как собачка. Я буду читать ей книги и газеты. Что еще надо делать? Скажи.

- Еще очень многое, девочка, - и, наклонясь к Эли, прижав свою щеку к ее мокрой щечке, Сесиль спросила:- Тебе было больно? Немножко? Ну, так не будем больше говорить об этом. - Она уже готова была поцеловать Эли, чтобы загладить свою резкость, и вдруг вспомнила… у нее сжалось сердце, и она ее не поцеловала.

- Пойдем кончать нашу работу, - сказала Сесиль, - а после обеда я укорочу тебе новый передник для школы, а ты пойдешь поиграть с Тоньо. Договорились?

- Лучше я останусь с тобой, - попросила девочка, которая была настолько не злопамятна, что Сесиль, раздраженная этой чертой, иногда говорила Розе: «Не понимаю я такой характер; ей дают пощечину - и через пять минут она как ни в чем не бывало. Если бы ты меня хоть раз ударила, когда я была ребенком, я бы не могла тебя любить».

«Никакого самолюбия!» - подумала Сесиль. Но снова почувствовала жалость к Бабетте, взяла ее за руку, и они вместе поднялись наверх и принялись за работу.

Во время уборки Сесиль часто смотрела на девочку.

Личико Эли, разгоревшееся от усилий, выражало столько доброты, ямочка на подбородке, которая появлялась лишь изредка, делала ее такой прелестной, что Сесиль почувствовала досаду. Теперь, когда им предстояло расстаться, она увидела, что Эли прехорошенькая, и поверила в ее любящее сердечко.

- Почему ты не всегда такая славная?

- Не знаю, но я не виновата.

- Не виновата? - повторила Сесиль, задумавшись над этими словами. - Все-таки попытайся исправиться, когда замечаешь, что ты ведешь себя не так, как следует. Ты должна перестать лгать, прилежнее учиться, думая о своем будущем. Ну кем же ты хочешь стать?

- Как ты, мамочка. - Эли влезла на матрац, поцеловала мать, говоря: - Мамочка моя! - Потом добавила:- А кто это Франсис, который привезет тетю Розу в своем автомобиле? Ты мне никогда о нем не рассказывала.

- Действительно, я допустила такую оплошность, - ответила Сесиль, которую позабавила претензия девочки.

- Кто он, друг папы?

- Один из его учеников. Мой друг детства, с которым я не виделась уже три года.

- А ты не рада его приезду?

- Я? Ну да, конечно… - Сесиль прервала внезапно работу, пристально посмотрела в окно и проговорила: - Ах, эта Роза! Только она может такое придумать!..