- Из-за этой аварии возле Кагора мы опаздываем на два часа, - сказала Роза своему спутнику, неотрывно следившему за рулем и дорогой, которая пересекала известковое плато, усеянное мелким камнем. - Сесиль, наверно, беспокоится, не может понять, что с нами стряслось.

- Она беспокоится за вас, Роза, но не за меня.

- Почему это не за тебя?

- Не знаю сам, и очень хотел бы знать. Между Сесилью и мною, как я вам уже говорил, Роза, пробежала черная кошка. В чем дело, не понимаю. Ведь я всегда любил ее.

От горя, которое он скрывал, у него подкатился комок к горлу.

- Ты ее и теперь любишь? - тихо спросила Роза.

Франсис Вернь не ответил, но он переменился в лице и побледнел, морщины избороздили его лоб. Роза смотрела на молодого человека, на его задумчивые голубые глаза, черные, стоящие ежиком волосы, на энергичный подбородок.

- Ты хочешь знать, что я об этом думаю, Франсис? Ну так вот: Сесиль тоже тебя любит. Она вообразила, что сумеет всю жизнь прожить одна со своим горем, но я вижу, как молодость бурлит в ней и жаждет любви. Ты же, я в этом уверена, единственный человек, который может тронуть ее сердце. Нужно выяснить, в чем состоит недоразумение, возникшее между вами. Ты был лучшим учеником Поля Монзака и другом Сесили. .. И ты говоришь, что не видел ее три года… Признайся сам, когда любишь женщину…

- Три года назад, в июне месяце, я окончил фармацевтический факультет и сразу же поехал в «ля Трамблэ». Я был уверен в своих силах, счастлив, что могу, наконец, заработать на жизнь и просить Сесиль стать моей женой. Она же вежливо меня выпроводила.

Никто об этом не знает, хвалиться тут нечем. Я был так в ней уверен, я думал, что и она ждет, чтобы я закончил свое образование, и тогда выйдет за меня замуж. Мне казалось, что мы молчаливо договорились об этом. Она не любит писать, я тоже, но я непрестанно думал о ней… Что тут скрывать! Я по уши в нее влюблен, и безнадежно. Я полагал, что только один человек может заменить ей Поля Монзака и что я этот человек. Но я ошибся. Вы меня извините, Роза, но к обеду я не останусь и тут же покачу в Брив. Мне кажется, что ей не доставит никакого удовольствия меня видеть. Она может подумать, что я воспользовался случаем, чтобы явиться к ней непрошеным.

- Не валяй дурака; ты даже не понимаешь, какое счастье быть влюбленным! Когда это проходит, жизнь тускнеет.

- Ах, так вы считаете это счастьем! Вам легко говорить. И знаете, какую причину она привела для отказа? Она, видите ли, не любит детей и не желает их иметь, я же их обожаю. Поэтому я никак не могу понять то, что вы мне рассказали относительно этой девочки, которую она воспитывает и собирается удочерить. Вдруг полюбила детей!.. Какая… какой… какая чепуха! Извините меня, Роза, только крепким словцом я мог бы облегчить душу.

- Пожалуйста, не стесняйся.

Он улыбнулся, представив, какой вид был бы у Розы, если бы он без стеснения выругался. Потом повернулся к своей старой приятельнице и сказал:

- Чудесная вы женщина, Роза! Ваш сын еще вчера это говорил мне перед самым отъездом. Отчего вы краснеете? Какая вы молодая! Может быть, это и неделикатно, но я все-таки спрошу, что вы подумали, увидев на вокзале вашего бывшего мужа? Я пытался отговорить Жака устраивать эту встречу. Не понимаю, на что он надеялся.

- И я не понимаю. Вероятно, он жалеет отца, который после смерти второй жены остался один-одинешенек; с другой стороны, он знает, что и я одна. Но на что он может надеяться? Это просто-напросто безумие. Его отец никогда не уделял ему внимания. Жаку нечего лезть из кожи.

- Жаку нечего лезть из кожи, - повторил Франсис, хотя смысл этих слов не дошел до него. - Посмотрите-ка на этого паршивого пса. Я чуть на него не наехал! - воскликнул он. Франсису определенно было не по себе. Чтобы изменить тему разговора, он добавил развязным тоном: - Ненавижу давить собак, и даже людей, особенно ребят. Никак нельзя предвидеть, что они намерены сделать. Вдруг из-за кустов или из дома появляется какая-нибудь козявка, и ты только- чудом успеваешь податься в сторону.

- Я думаю о Сесили, - вновь заговорила Роза.- Она воображает, что не должна выходить замуж. Ты знаешь, как она любила Поля. Но не падай духом. Борись. Если ты ее любишь, то добьешься своего. Никогда не следует признавать себя побежденным в любви.

- Я даже не знаю, решусь ли я еще раз заговорить о своих чувствах. Знаете ли, Роза, дважды, - чтобы доставить удовольствие моей матери, - я пытался жениться и не смог. Я думал о Сесили, мне хотелось приехать к ней, умолять ее, позволить себе даже грубость… Месяц тому назад, как-то в воскресенье, я приехал в «ля Трамблэ»; мне так хотелось ее видеть! В доме не было ни души. Я прошелся по комнатам, кричал, но ответа не получил. Вы все, верно, были на ферме или в саду. Я тогда украл карточку Сесили…

- Ах, это сделал ты, бандит? ..

- Да, я. Потом я уехал, так никого и не встретив. Ну, не безумец ли я!.. Посмотрим, как она меня примет. Возможно, что это будет нашей последней встречей.

- Замолчи. Видишь, вот и мост в Больё, - значит, мы подъезжаем. Сожалею, что заставила тебя сделать такой крюк, Франсис, если тебе это на самом деле неприятно.

- Да нет, Роза, не жалейте об этом. Во-первых, я сам вам это предложил и затем я все-таки доволен возможностью встретиться с нею, даже если она надо мной смеется.

- Ты становишься просто идиотом. Я слишком хорошо знаю Сесиль; никогда она не станет смеяться над тобой.

Франсис вдруг запел, то ли со страха, то ли от радости, направляя машину по прямой дороге, пересекавшей Нонарскую равнину. Роза чувствовала, что приближается к дому, где Сесиль и Эли ждут ее, и поняла еще яснее, чем прежде, что этот дом стал ее родным домом, куда она возвращается с радостью и нетерпением.

* * *

Вот уже три года, как Роза Виньоль, приехав в Тюдей, чтобы провести каникулы у Сесили, больше оттуда не уезжала, разве на короткое время. Жак, ее единственный сын, женился тогда на молодой девушке и уехал с женой в Марокко, куда был назначен преподавателем. Невестка не пришлась Розе по душе.

Во Францию Жак вернулся впервые этим летом. Розе почти не довелось побыть с ним и с внучатами, кроме одной недели в Рояне, куда она специально приезжала и где они всей семьей жили в гостинице, да еще несколько дней в «ля Трамблэ». Хотя Сесиль и пригласила своего кузена и друга детства с семьей на все лето, он только заехал с ней повидаться. Флора, невестка Розы, всячески старалась привлечь мужа в свою семью, и молодая пара с детьми провела большую часть лета в деревне в окрестностях Тулузы.

Розе пришлось поехать в Тулузу проститься с ними. Третьего дня она проводила их на вокзал и отправилась потом одна к врачу. А насколько ей было бы приятнее пойти туда в сопровождении сына!

Автомобиль начал взбираться на Тюдейский холм. От гудков машины и близости к дому у Розы стало весело на душе. Франсис смолк. Он был доволен тем, что никто не мог знать, как билось его сердце, и сидел с непринужденным видом, избегая смотреть на Розу.

Услышав гудки автомобиля, Эли бросилась ему навстречу с такой поспешностью, что споткнулась о ящик с голубыми гортензиями, стоявший перед домом, и чуть не попала под машину.

Франсис поднял ее и, видя, что она цела и невредима, шутливо сказал:

- А я только сейчас говорил Розе, что у меня специальность наезжать на маленьких девочек.

- А на маленьких мальчиков нет? - спросила Эли, забившись под широкое пальто Розы, не зная, что ее ждет: улыбка или нотация.

- И на мальчиков тоже, но предпочтительно на девочек.

- Вы много их раздавили?

- По крайней мере с полдюжины.

Эли подняла голову и посмотрела на Розу, наполовину уже успокоившись.

- Это ведь неправда, скажи?

- Ну конечно, дурашка! Но как ты меня напугала! Где твоя мама?

- Она сейчас придет.

Появилась Сесиль. Ее встревоженное лицо ясно говорило, что она заждалась Розу.

- Почему так поздно? Я беспокоилась, - не случилось ли что-нибудь в дороге.

Она поцеловала Розу, нежно взяла под руку и, словно ревнуя, вытащила девочку из ее укромного местечка.

- Маленькая авария. К счастью, нам удалось в Кагоре исправить повреждения, - объяснил Франсис, пожимая руку, которую с рассеянным видом протянула ему Сесиль.

- Благодарю, что ты привез Розу, - сказала она Франсису в то время, как молодой человек вынимал из машины множество свертков. - Идем в дом. Вы, должно быть, оба устали.

- К сожалению, не могу, - возразил молодой человек. - Я уже предупредил Розу, что должен еще сегодня кое с кем повидаться в Бриве. Завтра ранним утром рабочие приступают к работам.

- Но ты же должен где-нибудь поесть, - заметила Роза, - ты можешь пообедать с нами. Видишь, стол накрыт на четверых, огонь ярко горит. Все очень уютно.

Но молодой человек отказался. Сесиль не настаивала и пригласила его на следующее воскресенье. Франсис не был к этому подготовлен, но все же сделал вид, что он нарасхват. В конце концов он согласился и тут же про себя подумал, что время для него потянется бесконечно. Чем он займет эти пять дней, в течение которых ему опять придется ждать возможности поговорить с Сесилью!

Он сел в машину. Эли неожиданно поцеловала его; он покорил девочку.

Вернувшись в дом, Сесиль, раздосадованная, заметила:

- Что это творится с Франсисом? Можно подумать, что он боится меня. Почему такое поспешное бегство? Интересно, - приедет ли он в воскресенье?

Франсис с бешеной скоростью вел машину по безлюдной дороге. Он с болью вспомнил все пережитое. Однако сознание, что он в воскресенье снова увидит Сесиль, преисполнило его радостью. Он понимал, что Роза поддержит его.

* * *

Не успела Роза снять пальто и сесть, как она спросила девочку, примостившуюся возле ее кресла:

- Что ты начала мне рассказывать насчет мадам Бержэ, из-за которой плакала мама? Разговор прервали, и я так и не расслышала, что у вас случилось.

- Да ничего особенного, - ответила Сесиль. - Эли по обыкновению строила из себя дуру. Не понимаю, почему ты встревожилась. Мы с мадам Бержэ вспоминали Поля, и это меня взволновало.

Роза, гладившая шелковистую шейку ребенка, посмотрела Эли в глаза.

- Это правда, что ты так себя вела? Ты же мне обещала заботиться о своей маме, не огорчать ее. А я тебе привезла подарок ко дню рождения.

- Ой, тетечка, что ты мне привезла, куда ты положила? Это который из пакетов?

- Самый длинный; принеси мне его.

Эли положила на колени Розы большую картонную коробку и вынула оттуда пальто из мягкой теплой материи. Она тут же его надела. Элегантное красное пальто придавало девочке очень изящный вид.

- Там было и синее, тоже очень красивое, я не знала, на каком остановиться.

- Нет, это лучше! - воскликнула Эли. - Я не люблю синий. Я всегда носила синие платья, когда была питомицей Попечительства. Терпеть не могу этот цвет. Ах, как мне нравится мое пальто! Как я довольна! Благодарю тебя, тетечка, благодарю.

- Оно длинновато, - заметила Роза, освободившись от горячих объятий девочки, - но я тебе его укорочу.

- Во всяком случае у нее будет прекрасное пальто, которое она долго сможет носить, - сказала Сесиль.

- А когда же я его надену? Ах да, да, - Эли в полном восторге поглаживала пальто, - я его надену на рождественские каникулы, когда мы поедем в Париж. Ты, тетечка, правда, этого еще не знаешь: дядя Жан пригласил нас на рождество в Париж.

- Вот и хорошо, голубчик; вам не придется оставлять меня одну, я буду тогда в Маракеше.

- В Маракеше!.. - воскликнула Сесиль. - Ты хочешь поехать в Маракеш? Когда ты это решила? Как же это так? И мне ничего не сказав! Сколько ты там собираешься оставаться?

- Всю зиму. Так нужно, Силетта. Мы это решили с Жаком. Я хочу видеть, пока еще есть возможность, ту страну, в которой живет мой сын, чтобы запечатлеть ее навсегда в памяти, наглядеться на моих внучат, пока я еще в состоянии это сделать.

- Значит, окулист не дал тебе надежды?

- Два, три года, возможно и побольше, если я не буду утомлять зрение. Я вернусь, Сесиль; можешь не беспокоиться. Я не представляю себе, как буду жить инвалидом у сына и невестки; я рассчитываю больше на тебя, чем на своих детей. Ты мне поможешь собраться с духом… Ты ведь знаешь Флору, знаешь, что мы не ладим. Я не могла ни минуты побыть с Жаком вдвоем; она все время следила за нами и, как только видела, что мы остаемся одни, принимала все меры, чтобы этому помешать. И все же это она больше всего настаивала на моем приезде к ним. И это она мне всегда пишет, потому что мой дорогой сынок даже матери ленится написать. И, как это ни странно, от нее я получаю известия о моем сыне и внуках.

- Жак тебе не пишет, но не сомневаюсь, он очень любит тебя… - пыталась встать на его защиту Сесиль, которая сама ненавидела писать. - Он был идиотом, что женился на женщине только потому, что у нее красивые глаза и хорошая фигура. Но что делать, раз они счастливы?

Роза вздохнула:

- Флора так говорит о марокканцах, - просто возмутительно! Ну, посмотрим на месте. Я еду двадцатого октября через порт Вандр. Уже забронировала себе место и получила билет, - добавила она ласково, чтобы смягчить впечатление от последних слов (ведь Сесиль могла, чего доброго, попытаться отговорить ее от этой поездки).

- Малыши, по-моему, очень изменились в Рояне: Ги не так нервен, а наша козявочка - само очарование. Я привезла фотографии. Вы увидите, как они прелестны, мои внучата.

По всему было видно, что она счастлива, полна материнской нежности к сыну и внукам. Сесиль не захотела нарушить ее настроение. Эли тут же стала рассматривать фотографии ребят. Пухлые, почти совсем голенькие, детишки были сняты на роянском пляже. Эли, любуясь ими, вскрикивала от восхищения.

- Посмотри, мама, на мою кузиночку Катрин, на моего кузена Ги. Как они прелестны! - Да, это были ее кузены, она чувствовала, что богата родственниками.

- А маме ты ничего не привезла? - на ухо Розе шепнула девочка.

- Конечно привезла. Дай-ка мне другую коробку,

Бабетта. - Роза вынула из нее жакет простого покроя из мятой желтой шерсти и элегантную серую юбку.

- Но для чего это? - жалобным тоном протестовала Сесиль. - Для чего ты мне это купила? Я не отрицаю, что все очень красиво, но мне это совсем не нужно.

- Как это не нужно? Тебе зимою нечего надеть. А этот костюм тебе пригодится и для автомобиля, и для школы. Примерь.

- Завтра. Я уже два раза меняла платья ради тебя, ты же не захочешь, чтобы… - Сесиль ненавидела переодеваться.- Ты преувеличиваешь, - у меня, по крайней мере, пять - шесть платьев и костюмов в полном порядке.

- Сшитых шесть или семь лет тому назад.

- Они еще в прекрасном виде.

Обсуждение с Сесилью туалетного вопроса было всегда делом щекотливым. Она привыкала к своим платьям только через год или два, и они всегда казались ей свежими и не вышедшими из моды. Роза прибегала к разным уловкам, чтобы освободиться от них или их переделать. Случалось, что Сесиль замечала на Тоньо штанишки, сделанные из материи знакомого ей узора: «У меня как будто есть такая юбка?» - спрашивала она Розу. «Была», - говорила смеясь Роза. Следовал град упреков. Сесиль, которая никогда никому не отказывала в деньгах, которая так охотно раздавала цыплят со своего птичьего двора, плоды из сада, куски солонины или мяса, становилась настоящим скаредом, когда дело доходило до платьев. Она даже злилась на Розу и упрекала ее в мотовстве, а та не мешала ей высказаться, не обращая на ее слова никакого внимания. Эли, всегда согласная с Розой, не осмеливалась вмешаться, потому что гнев Сесили обрушился бы на нее. Сесиль в этом отношении походила на своего отца: она очень не любила тратиться на «тряпки» и годами носила платья.

Все же она надела теплый жакет, почувствовала себя в нем уютно и не стала его снимать.

Она была смущена и подошла поцеловать Розу, не желая ее обидеть, особенно в день ее возвращения домой.

- Ты вечно занята мною, - сказала она жалобным тоном, - ты все делаешь для меня; я становлюсь ужас-ной эгоисткой, и по твоей вине. Ты ведь прекрасно знаешь, - сколько бы я ни протестовала, я все же очень довольна твоими подарками. Когда подумаю, как я буду без тебя, Роза… А ты хочешь уехать на целую зиму… Всю зиму я буду одна.

- Ты не одна, у тебя есть маленькая Эли, которая занимает такое место в твоей жизни.

Девочка смотрела на мать, ожидая слов, которые та должна была бы произнести, но Сесиль медлила с ответом, и Эли бросилась к ней на шею:

- А я, мамочка, а я!