Только после того, как уснула Бабетта, причем девочка засыпая больше ласкалась к тете Розе, - ведь это тетя Роза привезла ей такое чудесное пальто, ведь тете Розе был поставлен такой грозный диагноз, - только после этого обе женщины удалились в комнату Розы и смогли поговорить по душам.

Роза Виньоль была прирожденным педагогом. Занятия с детьми составляли многие годы подлинный смысл ее жизни. Но зрение ее настолько ослабло, что ей пришлось прежде времени расстаться со школой. Однако Роза всегда с удовольствием встречалась со своими бывшими коллегами по Тулузскому лицею. Кое-кто из них переменил место работы, другие ушли в отставку, появилась молодежь. Она рассказывала Сесили, которая их знала в качестве преподавателей или товарищей по работе, новости об остававшихся еще в Тулузском лицее. Одна преподавательница получила повышение по службе, несмотря на большое количество кандидатов, другая потеряла мать, у третьей родился ребенок. Жизнь в Тулузе продолжалась и без них. Учитель истории, занимавший Розину квартиру, был назначен в Париж.

- Значит, у тебя новые жильцы? - спросила Сесиль.

- Да, жена преподает литературу, а муж - английский язык. Они меня просили уступить им комнату, которую я оставила для себя, - им тесновато с двумя детьми. Я отказала; ведь нужно иметь пристанище, когда мы приезжаем в Тулузу; и, кроме того, приятно сознавать, что у тебя есть свой уголок.

- А здесь ты разве не у себя?

- Конечно, но все-таки… Я воспользовалась переменой жильцов и взяла у них диван для Эли, чтобы она тоже могла ездить с нами.

Сесиль нетерпеливо подернула плечами, что ускользнуло от внимания Розы, занятой своими мыслями, которыми хотела поделиться с племянницей.

- Знаешь ли ты, где я встретила Франсиса? На вокзале; он пришел проводить Жака и Флору. Они часто встречались в Тулузе во время каникул. Я думала, что он женат, - до меня доходили такие слухи. Как бы не так! В последнюю минуту, когда следовало объясниться, ему не хватало на это мужества. Он все еще любит тебя.

- Теряет понапрасну время, - холодно заявила Сесиль, поджав губы. - Какая глупость - хотеть жениться на тридцатилетней женщине, когда столько молодых девушек с наслаждением вышли бы за него замуж!

- Он в самом деле красивый малый и очень неглуп. Дети боготворят его. Если бы ты видела, что он вытворяет с малышами Жака!

- Я знаю Франсиса, - сказала Сесиль и густо покраснела, сама не понимая почему.

- Многие молодые девушки не имеют ни твоего обаяния, ни твоей красоты. Ты стала очень хорошенькой женщиной, Силетта. Сегодня я это особенно ясно увидела, когда ты вышла на крыльцо встретить нас. Я еще помню, какой ты была в восемнадцать лет, когда ты только выдержала экзамены на бакалавра и я познакомила тебя с тем, кто стал твоим профессором, а потом мужем. До чего ты была нескладная, - без тени кокетства, причесана черт знает как! Настоящий дичок! Ты ведь любила только уединение и учебу.

- Я считала себя уродиной, - призналась Сесиль и взглянула на себя в зеркало, висевшее над камином.- Когда проходила мимо зеркала, я отворачивалась, чтобы не видеть своего лица, которое меня никак не удовлетворяло, не выражало и моей внутренней сущности. Любовь Поля дала мне веру в себя. Это он научил меня любить красивые ткани и красивые формы. Впрочем, боюсь, что мои природные наклонности слишком часто берут верх. Ты же знаешь, что чувствую я себя хорошо только в брюках, высоких сапогах и джемпере… Я часто ду-мала, почему это Поль среди других девушек обратил внимание именно на меня.

- У Поля Монзака был верный глаз и правильное суждение.

Сесиль задумалась.

- Я любила Поля и всегда восхищалась им. Вначале я едва осмеливалась смотреть ему в глаза, особенно потому, что он был вдвое старше меня… Я все еще люблю его… - Голос Сесиль задрожал; казалось, она готова заплакать.

- Я знаю, что ты любила Поля, но это не причина отказывать Франсису. Вот уже восемь лет, как Поль скончался. Нужно жить с живыми. Молодость твоя бесцельно проходит. Франсис давно тебя любит; я думаю, что и ты питаешь к нему нежные чувства. Не отрицай этого.

- Я? К Франсису… Да, это так. Поль и я очень его любили. Поль смотрел на него, как на сына.

- И в таком случае? ..

- В таком случае…

- Скажи мне, Сесиль, почему ты никогда не говорила мне, что три года тому назад он просил твоей руки? Почему ты ему отказала?

- Не стоило об этом говорить, раз я ему отказала.

Но тут же, покорно взглянув на тетку, она продолжала:

- Уж лучше тебе все рассказать, иначе ты не оставишь меня в покое. Да и какой смысл теперь от тебя утаивать, когда он тебе открылся? Вспоминаешь ли ты, что вечером третьего апреля сорок третьего года Франсис привел сюда Поля для свидания со мною, Поля, скрывавшегося тогда у родителей Франсиса в Сульяке, Поля, которого разыскивало гестапо? Франсис привез его в машине, а наутро, когда Поль еще спал, за ним приехали немцы и арестовали его. Не правда ли, - весьма необычайное совпадение! На Поля кто-нибудь донес. Я спрашиваю себя, - уж не Франсис ли его выдал?.. Теперь ты понимаешь; с таким подозрением я не могу и думать о том, чтобы стать его женой.

- Но это безумие, - разразилась Роза, встав со своего места и нервно шагая по комнате. Она отодвигала стулья, отбрасывала чемоданы; ей нужен был простор, она чувствовала, что в ней все клокочет.

- Какой стыд! Никогда я этому не поверю. Вспомни,-ведь это Франсис пришел предупредить Поля, что ему грозит арест, если он будет продолжать свои лекции. Как ты можешь думать, что Франсис выдал своего учителя, своего друга, самого близкого ему человека после родителей?.. Из-за тебя?.. - сказала она, подозрительно посмотрев на Сесиль. - Чтобы освободиться от соперника? Потому что Франсис уже тогда тебя любил? ..

- Откуда мне знать? - крикнула Сесиль, тоже разозлившись.

- Ты не можешь оставаться с такими мыслями,- строго заявила Роза. - Это несправедливо как в отношении Франсиса, так и в отношении Поля и тебя самой. Скажу даже, - это преступно. Или это правда, и ты должна это знать точно, или это твоя фантазия, и ты наносишь огромный вред и Франсису, и себе.

- Как это выяснить? - спросила Сесиль, внезапно упав духом. Она села на кровать.

- Жак остался его другом, - сказала, задумавшись, Роза. - Я уже тебе говорила, что они часто встречались в Тулузе этим летом… А ведь Жаку было бы известно, если бы Франсис предал Поля…

- Как знать…

- Ну, тогда я наведу справки. Я уеду на целый день раньше и остановлюсь в Тулузе; там я повидаюсь с полковником Жераром. Он был другом Поля и начальником Франсиса и Жака. Он безусловно должен знать, было ли тут предательство и кто предатель. Я напишу ему завтра утром, чтобы условиться о встрече. Ты не можешь оставаться с таким тяжким подозрением. Только я этому не верю, не могу верить. Ты меня тревожишь, тем более, что никогда мне об этом не говорила. Франсис безусловно честный человек. В отношении его у меня не может родиться и тени сомнения. А не возвела ли ты на него всю эту напраслину потому, что ты его любишь и находишь в этом себе защиту?

- Ты придумала целый роман. Я не хочу выходить замуж, изменять свою жизнь; мне хорошо и так, как есть. Наконец ты сама, ты же развелась в моем возрасте и больше не вышла замуж. Ты тоже продолжала любить своего мужа, хотя он обманул тебя, женился на другой.

- Мне нужно было воспитать двух ребят - Жака и тебя; это совсем другое дело… Муж был жив. Угадай, какую штуку выкинул Жак? Он…

- Ты встретила дядю Луи, твоего мужа?

- Как ты догадалась?

- По всему было видно.

- Да, я встретила его на вокзале, куда он тоже пришел, якобы для того, чтобы проститься с внуками. Жак все это придумал, Франсис мне признался.

- Он с ума сошел. Я имею в виду Жака. Вот почему у тебя такое выражение лица… Что касается Франсиса, то брось это дело, дорогая. Ты только возбудишь в других людях подозрение, которое нельзя будет потом полностью рассеять; у меня же сомнения останутся.

- О нет! А если бы ты убедилась в том, что ошиблась. Франсис тебя любит. Любовь и предательство несовместимы.

Сесиль покачала головой, ее уверенность поколебалась. Роза поняла это и поспешила добавить:

- Не знаю, говорила ли я тебе, что его родители продали свой дом, чтобы помочь ему устроиться. Он снял помещение в новом доме в Бриве. И знаешь почему именно в Бриве? Чтобы быть поближе к тебе… Он хочет предложить тебе заняться разведением лекарственных растений, у него есть покупатель.

- Что ты говоришь! - воскликнула Сесиль.- У меня третьего дня явилась эта мысль. - Она покраснела, словно эта передача мыслей на расстоянии была признанием в любви. - Говорят, что это очень выгодно, - и, прикоснувшись рукой к груди Розы, добавила:

- Это все ты устроила… Бесполезно отрицать; лгать ты не умеешь… Возможно, что только из самолюбия иногда воображаешь, что ни в ком не нуждаешься, но это, конечно, не значит, что мне нужен именно Франсис Вернь.

- А мне кажется, что тебе нужен именно Франсис Вернь, потому что ты его любишь. Спокойной ночи; поцелуй меня; постараюсь уснуть и позабыть твоего дядю Луи.

- Ты все еще его любишь?

- Нет. Я справилась с этой любовью и дошла до полного безразличия. Да.,. Грустно носить в груди умершую любовь.

* * *

Немного погодя Роза вышла из ванной, в длинном халате из клетчатой шотландской ткани, в котором ее высокая фигура казалась еще более величественной, и направилась за книгой в библиотеку; у своего письменного стола сидела Сесиль, закрыв лицо руками.

- Я думала, ты уже в постели. Что ты тут делаешь?

- Размышляю, спать мне не хочется, - она взяла из рук Розы выбранную ею книгу и заявила: - Ты не должна читать на ночь. Главное - думай о своих глазах, Роза.

- Ну, а что же мне делать, когда не спится? Сколько есть произведений, даже классических, которых я совершенно не знаю! Я питала к ним отвращение,- ведь нас принуждали их изучать; а теперь я зачитываюсь ими. Это Вольтер, Сен-Симон, Дидро… А те авторы, которых мне следует прочесть или перечесть: Чехова, Валлеса, этого гиганта - Ромэна Роллана, ну и многих других. Когда я знакомлюсь с этими большими писателями, которых так плохо знала, я говорю себе: и я могла бы умереть, не прочитав их! Время коротко, нельзя его терять. Мудрость как бы диктует мне быть закованной в знания, чтобы через несколько лет встретиться со смертью лицом к лицу.

- И к чему тогда послужат тебе эти знания? Побереги себя, Роза, побереги для меня. Не утомляйся. Вот и теперь ты уезжаешь на месяцы, когда ты так мне нужна, нужны твои глаза, твоя нежность ко мне. Я так привыкла к тому, что ты меня любишь.

У Сесили от волнения чуть не захватывает дух. Роза, не любившая проявлять свои чувства, погладила ее по щеке.

- Тебе и не следует оставаться одной, милая моя девочка. Именно потому, что ты привыкла, чтобы тебя любили, не поступай подобно мне. Начни новую жизнь. Бабетта занимает большое место в твоем доме, но этого недостаточно.

- Не говори мне об этом несчастном ребенке.

- Что она еще натворила?

- Ничего, но для меня Эли больше не существует.

- Не существует Эли? Значит, это и было у тебя на душе? Я весь вечер чувствовала что-то неладное. Что случилось? Что тебе сказала мадам Бержэ?

- Не надо… Я расскажу тебе завтра; ты устала,- я тоже; теперь уже очень поздно.

- Да что ты, Силетта! Ты же знаешь, что я не в состоянии уснуть, когда ты чем-то озабочена и не поделилась со мной. Еще один секрет?

- Могу тебе только сказать, что разлука нам не на пользу. Ложись. Я тебе все расскажу, раз ты так этого хочешь…

Сесиль убедилась, что девочка спит, что обе двери, отделяющие детскую от комнаты Розы, плотно закрыты и всякая неожиданность исключена. Тогда она села на кровать Розы и начала свой рассказ, понизив голос.

- А знаешь, что мне сообщила мадам Бержэ и отчего я плакала? .. Отец Эли - немецкий офицер.

- Что! - воскликнула Роза, приподнявшись на постели.- Нет, не может быть! Через два года! Когда ты привязалась к девочке и обращаешься с ней, как с дочерью. Приехать с такой вестью! Главное - нужно скрыть от ребенка!

Сесиль передала Розе свой разговор с Элианой Бержэ. Как та совершенно случайно установила факты, которые должны в корне изменить жизнь Сесили и девочки.

- Что ты предполагаешь делать? - спросила Роза.- Ты ведь не выбросишь несчастную малышку, которую уже раз покинула мать и которая нуждается в тебе. Ребенок не виноват. Нет, Сесиль, ты этого не можешь сделать. Теперь я понимаю, почему ты произнесла фразу, которая меня крайне удивила: «У нее по крайней мере будет хорошее пальто, которое можно долго носить». Ты уже представляешь себе, как она уедет отсюда со своим узелком и вернется к своей кормилице в Жорнак. Девочка не виновата. Нельзя перебрасывать ребенка от одного к другому, нельзя играть с его сердечком. Несмотря на несносный характер, Эли тебя крепко любит. И меня тоже, но для нее я только тетка. Обдумай хорошенько, Силетта! Мое мнение ты теперь знаешь. Хотя одному богу известно, как часто мне приходится ее одергивать, когда она бывает дерзка, в особенности же когда она ломается. Недостатков у нее хоть отбавляй… Но, Сесиль, не делай этого. Ты взяла на себя обязанность, выполни ее до конца… Пусть это даже немецкий ребенок, которого ты любишь. И какая же она немка, раз она не знает, что ее отец был немец?

- А представь себе, что девочка унаследовала жестокие инстинкты эсэсовца?

- Ты бы это заметила. Бабетта не жестока, она любит животных, особенно тех, которые несчастны; она любит маленьких детей. Ты же сама видела, как ваша Мими привязалась к Бабетте, не могла без нее обойтись; только и слышалось «Где Эли? Где моя Эли?» И сколько терпения проявляла Эли, играя с этой малюткой! Правда, она часто прибегала к нам жаловаться, что малышка заставляет ее исполнять все свои прихоти. А как она нежна с ребенком Анетты!.. В ней много нежности, но мы часто ее обрываем, и ты, и я, потому что мы уверены, что она разыгрывает комедию. Но правы ли мы? Она иногда смотрит на тебя такими любящими глазами; ты не замечаешь этого взгляда, но я его вижу. Она любит тебя. Подумай, Сесиль, не отвергай сердца, отдавшегося тебе с таким доверием.

Под наплывом этих страстных слов, сказанных в защиту ребенка, Сесиль не нашлась, что ответить. Она молчала, подготовляя доводы для борьбы против Розы, против ее поспешного решения, великодушного в отношении девочки и сурового - к ней, к Сесили.

- Ну, ложись спать, дочь моя. Очень поздно, два часа ночи. Ты, конечно, это преодолеешь, но сейчас вид у тебя очень плачевный. Иди постарайся уснуть. Завтра ты снова об этом подумаешь.

Сесиль, которая не в состоянии была лечь в постель, еще долго бродила по дому. Время от времени хлопала, открываясь или закрываясь, какая-нибудь дверь. Роза, прислушиваясь к каждому шагу молодой женщины, понимала ее волнение, с трудом сдерживаясь, чтобы не подняться с постели и не прийти ей на помощь. С одной стороны, конечно, тяжело Сесили потратить оставшиеся молодые годы на воспитание дочери немца, по всем данным, эсэсовца, а с другой - ведь она сжилась с девочкой, положила столько сил, чтобы ее перевоспитать, и бросить ее на произвол судьбы не могла.

Каждая из женщин готовилась назавтра продолжить борьбу, от которой зависела судьба ребенка.

Сесиль, отстаивавшая девочку от нападок Жана Монзака и его жены, сама удивлялась, что может утверждать противоположное, выступая против горячей защиты Розы.