Мое венчание должно состояться в небольшой, милой церкви. Шон и религия — вещи чуточку несовместимые, но я настояла, потому что это успокоило бы родителей, да и вообще, в фильмах это всегда красивая церемония, а я девочка, падкая на все блестящее. У меня не будет пышных торжеств со всенародными гуляниями (опыт с Ашером меня вовсе не впечатлил, особенно если учесть, сколько сил было брошено на организацию и чем закончилось), но желание привнести хотя бы частичку сказки в собственную свадьбу из меня не выбить ничем.

Однако, стоит отметить, что сказочности, на самом деле, больше, чем достаточно.

Церемония вообще ужасно чудная, если учесть состав приглашенных. Представили? Нет? Ну так я с удовольствием перечислю: шафер Алекс с женой (бывшей любовницей жениха), Ашер (мой несостоявшийся благоверный, ныне приглашенный со стороны Картера) и Селия (его сестра, но подружка невесты), Роб (который искренне ненавидит Шона) и Мадлен (единственная Швейцария из всех имеющихся), мои родители (от которых будущий зять, спорю, будет бегать кругами, лишь бы не попасться), и (спорю, в отместку за мою семью) Эмилио Юнт с дамой в зеленом, Джастин и Аня (любимая родня, за право пригласить которую пришлось повоевать), а также Грейс и Каддини (ага, из общего у нас только студенты….).

Прямо скажем, если на что у нас с Шоном взгляды диаметрально противоположные, то это на приятную компанию. Ну, хоть Йол тут нет — уже радость.

А теперь о приятном. Мое платье стоит целое состояние. Оно не пышное, кружевное и выглядит так, буквально стекает по моему телу на пол, оставляя за собой длинный-длинный шлейф, который ныне подметает пол, так как идея позвать Марион и остальную часть семьи Керри погибла под гнетом моей нерешительности. Сложную прическу я делать не стала — ограничилась новым цветом волос (лунное сияние, называется… стоп, вы же не подумали, что я на радость некоторым превратилась в шатенку снова? Вот еще!), и теперь фата держится на двух заколках, коими подколоты волнистые пряди, а все потому, что нужна она исключительно для изначального выпендрежа и мне одной, а меня одну все и без лишних сложностей устраивает.

Все совсем не так, как в прошлый раз. Не нервно, в своем темпе, без репетиций и газетчиков. Я настолько уверена в правильности своего решения, что мне не нужны другие люди, чтобы претворить в жизнь задуманное. Даже Керри, которая казалась настолько необходимой раньше. Что там, мне бы и одного лишь Шона хватило… эм, ну и священника со свидетелями. Остальное — декорации, их присутствие приятно, но не обязательно.

— Выглядишь счастливой, — говорит папа, ласково улыбаясь и накрывая рукой мою ладошку.

— Я счастлива, — киваю я.

— Ты и должна быть.

Когда мы подходим к массивным дверям, Селия проскальзывает внутрь, и до нашего слуха доносятся первые аккорды музыки. Не марша Мендельсона. Ненавижу его. Никогда не являлась фанатом, а теперь он и вовсе ассоциируется с худшим днем всей моей жизни. С Ашером. И Керри. На этот раз я выбрала менее претенциозную мелодию. Попыталась понять, что именно является нашим с Шоном. Думаю, это было правильным решением, ведь мы не самая банальная парочка.

Гостей на церемонии так мало, что они поместились на первых двух рядах лавочек. Нет ни строгой рассадки людей, ни правил поведения. Думаю, сегодня Селия Штофф оказалась в своем персональном аду. Закусываю щеки изнутри, чтобы не улыбнуться. Черт возьми, разве я не должна думать о возвышенном и прекрасном? Невесты должны быть счастливыми, эфемерными, а я рассуждаю про себя об одержимости Селии порядком. Конелл — все еще Конелл — соберись немедленно!

Наконец, решаюсь перевести взгляд на своего ректора. Немножко боюсь, совсем чуть-чуть, и это связано не с Шоном, а с воспоминаниями о том, как все сломалось в прошлый раз. Да, виноват в случившемся с Керри был не Ашер, и не свадьба с ним, но сердце считает иначе…

Однако, на этот раз никаких дурных предзнаменований нет и в помине. Шон выглядит отлично, что, вообще-то, ни разу не ново. Он всегда хорошо одет — должность обязывает, — и всегда так же невозмутим, как сейчас. Невозмутимость. Это совсем не то, что обычно невеста ждет от своего нареченного. Но меня она успокаивает. Если Шон уверен в том, что делает, — фигушки его свернешь с цели. Как мне было сказано? С его характером придется мириться, многое списывая на врожденные чудачества. Ну и ладно, в общем-то, и я не ожидала, что его сразит мой свадебный наряд. Не думаю, что доживу до тех времен, когда он скажет «классно выглядишь, Джо, это кружево ручной работы?».

Внезапно меня за руку начинают чуть-чуть тянуть, и приходится выплыть в реальность и начать реагировать на происходящее адекватно.

— Все, Джо, — шепчет папа, наклоняясь, чтобы меня приобнять. — Дальше ты одна.

Помни, мы с мамой тебя очень любим.

Итак, друзья мои, мы собрались здесь, чтобы доказать всем и каждому, что они были неправы. И зловредная разлучница Пани, и странным образом вбивший между нами клин Ашер, и Роберт Клегг, уверенный на все сто, что ничего иного, нежели журнальный столик, Картера и Конелл ожидать и не могло… Но вот мы здесь, перед алтарем. Он и я. Чтобы даль клятву уважать друг друга до конца своих дней, втайне ненавидя светлые волосы и привычку от нечего делать хвататься за бутылку, с трудом вынося истерические припадки, совместные перелеты и многое-многое другое. Легко не было и навряд ли когда-либо будет, но самое лучшее с неба и не падает. Стоит согласиться.

Как только эту мысль я доношу и до священника (ну, чуть более коротко и емко), Шон хватает меня за талию и жадно целует. Осталось только заставить присутствующих отвернуться, а то, ну, не целомудренно оно как-то. Наконец, когда этот поцелуй становится уже просто до неприличия долгим, и мой мозг на мгновение включается, я отстраняюсь и обнаруживаю, что на лицах гостей глупые-глупые улыбочки а-ля «теперь мы все-все про вас знаем»! Приходится сделать вид, что юбка ну уж очень длинная, и я только сейчас это заметила и очень заинтересовалась.

Ресторан выкуплен до самого вечера, а лично мне в такой компании находиться достаточно длительное время страшно. Я надеюсь, Шон не станет прятаться от моей мамы в туалете, и я смогу воспользоваться имв качестве щита от особо надоедливых.

Надо сказать, мне везет. Шон, наверное, решил, что если он отмучается сегодня, то до следующего рождества будет свободен. А вот фиг ему, я запланировала более частые встречи с родными, а уж чтобы мама от допроса отступилась… Ха, Картер, да ты пролетаешь! Она расспрашивает моего благоверного о семье до десятого колена, гастрономических увлечениях и хобби, которое, по ее мнению, у него быть просто обязано. Именно на последнем Картер не выдерживает:

— Я увлекаюсь компьютерами. И всем, что к этим компьютерам можно подключить. И всем, что в них можно запихать. А еще всем, куда с помощью компьютера можно долезть. — Мама аж икает от удивления.

— Но разве это не ваша работа?

— Она самая.

— Тогда это не хобби, — встает на защиту своей точки зрения мама.

— Всего лишь распространенное заблуждение, — вяло спорит Шон, надеясь, что она отстанет.

— Нет, чтобы развиваться разносторонне, человек должен иметь хобби.

— А еще загородный дом, белый забор, зеленый газон и улыбку в тридцать два зуба.

— Разумеется! — восклицает мама, возмущенная скептицизмом зятя.

— Но не выйдет.

— Нужно всего лишь приложить достаточно усилий…

— Как бы я ни старался, зуб, который я выбил, пока строил белый забор отцу, обратно не вырастет, и по вашему желанию изобилием бредовых увлечений я не обрасту.

У мамы отвисает челюсть, а папа уже начинает успокаивающе ее поглаживать по спине, лишь бы она не вступила в дальнейшую дискуссию. Будто это возможно.

— Ханна, может быть у вас могло бы быть общее занятие…

— Мам…

— О, у нас есть общие занятия и всегда были. Мы оба любим компьютеры, а трахаться так и вовсе обожаем. А теперь вы нас извините.

Семеня за Шоном в коридор, я разрываюсь от противоречивых эмоций. С одной стороны, кое-кто — хмырь и гад, тут даже не поспоришь, с другой, у мамы отсутствует инстинкт самосохранения. Я же предупреждала, что во мнениях они с Шоном не сойдутся, так нет же, эта упрямица решила проверить… А мне теперь, что делать?

В качестве компенсации морального ущерба мне удается сделать лишь одно — заставить Шона отмучиться положенное количество часов среди гостей. Думаю, это получилось всего лишь по одной причине: мама теперь к нему даже не приближается.

Еще бы, так вышло, что я никогда не знакомила родителей со своими приятелями. Пока мы жили в Миссисипи, я была слишком мала и влюблена в своего соседа, а когда уехали — не задерживались на одном месте достаточно долго, чтобы завести какие-либо серьезные отношения. Ну а переезды закончились в Сиднее, где я, собственно, осталась без родительского надзора вовсе. Да что уж там, даже Брюса папа и мама знали до того, как мы с ним начали встречаться. Иными словами, родным никогда не приходилось делать вид, что они не замечают, как школьный приятель гладит меня по коленке под обеденным столом или урывает поцелуй, пока ему показывают дом семейства Конелл. И вдруг кое-кто сообщает моей крайне впечатлительной мамочке, что, в общем-то, их доченьке на недостаток интима жаловаться не приходится! Ей определенно нужно переварить услышанное. Но, может, оно и к лучшему, по крайней мере, остаток мероприятия образцово ведут себя все. Вообще все.

И, в совокупности, наша лишенная помпезности свадьба оказывается на удивление легкой и даже почти приятной, но ближе к концу я начинаю не на шутку волноваться. Дело в том, что мне не сообщили ни малейшей информации по поводу первой брачной ночи. Да, я честно пыталась себя уверить, что Шон мой муж, и доверять я ему обязана, но, прости Господи, предложение он мне ухитрился сделать в доме с привидениями. Мало ли что еще взбредет в его нестандартно мыслящую головушку. Поэтому, пока мы едем в свадебном лимузине, я внимательно слежу за картинкой за окном, и все больше и больше убеждаюсь, что направляемся мы… ко мне домой. Никогда не думала, что скажу такое, но именно этим Шон меня почти разочаровывает. Ну в отель бы привез что ли, там хоть наша первая ночь состоялась, а тут… Ну блин…

— Ты, должно быть, шутишь, — говорю я, старательно подавляя обиду.

— Спокойно, Джоанна, тебе понравится, — невозмутимо отзывается Шон, и я отчего-то немножко успокаиваюсь. В конце концов, этот человек умеет удивлять. Не всегда в хорошем смысле, но со стопроцентным попаданием.

Собственно, верила я не зря, потому что сюрприз для меня определенно имеется. Моя квартира… она ну просто девственная, ни мебели, ни света. А посреди гостиной стоит пресловутая стремянка, которая так ждала, но в итоге все равно не стала свидетельницей бурного интима. О да, кажется, мы с Шоном всегда заканчиваем начатое, только обычно со второй попытки.

Пока я пытаюсь осознать увиденное, ну а также представить варианты… короче, вы поняли, чего именно, меня начинают раздевать. Весьма пылко. Стремянка сразу как-то отходит на второй план, в конце концов здесь около сотни квадратных метров одного лишь пола. Он тоже годится. И, кстати, я еще не заглядывала в спальню. Картер, конечно, все делает на совесть, но, надеюсь, очищая мою квартиру от мебели, кровать он вниманием обошел. Она может очень даже пригодиться.

Наконец, мое платье превращается в горку кружева у наших ног, и я стою перед Шоном в роскошном нежно-розовом белье, откровенном до неудобства. Секунд двадцать муж — заметьте, муж! — меня изучает, а потом разворачивается, идет к горке коробок, берет оттуда костюм из старых домашних штанов и топа (ну очень похожих на те, что были на мне в памятный день) и пихает комок одежды мне в руки. Ч-что, простите? Напялить на такую красоту старые тряпки?

— Даже не думай…

— Лезь!

И тут меня пробивает на форменное нытье:

— А можно это не надевать? Да и вообще, зачем лезть на стремянку? Здорово, что она здесь есть, но мы же обязательно упадем. Она жутко неустойчивая!

— Я ее закрепил.

— Закрепил? То есть как?

— Клеем и гвоздями.

— Ты… ты что, испортил мой паркет?! — вспыхиваю я.

Но тут, пожав плечами, Шон произносит три волшебных слова, которые мечтает услышать каждая женщина:

— Я его починю.

На милость таким словам приходится сдаться. И поэтому в старых трениках поверх роскошного белья я сижу на стремянке и чувствую себя идиоткой. Черт возьми, я замуж вышла, но делаю вид, будто мне и впрямь жизненно необходима чертова люстра! Как бы на другое рассчитывала. Утешаюсь мыслью, что Шон вообще вспомнил о нашем звездном фиаско, а это дорогого стоит.

Тем не менее, к люстре Картер даже не притрагивается. Его внимание целиком и полностью сосредоточено на мне, а точнее на моем декольте. Я отчетливо вспоминаю прошлый раз, все было так же. Он стоял передо мной, а я полагала, что Шон сорвется, не сдержится, но глубоко заблуждалась.

Улыбнувшись, касаюсь ладонью его живота и, наконец, воплощаю свою эротическую фантазию, которая, можно уже и не врать, преследовала меня месяцами. Медленно и осторожно тянусь к плечам Шона. Тусклый свет разрисовывает его тело тенями, которые сводят меня с ума, и, не выдержав, я касаюсь горячей кожи губами. Стремянка при этом покачивается, металлический рельеф ступенек впивается в мою задницу, хм… возможно, одеться было не такой уж плохой идеей. Шон тоже наклоняется ко мне, ревниво отрывая от единоличного наслаждения, но в этот момент стремянка все-таки не выдерживает, и талантливые, не в меру предприимчивые молодожены летят на пол под мой пронзительный визг. Это было настолько жутко, что приходится потратить несколько секунд на то, чтобы поверить, что все живы.

— Дурацкая какая-то идея, — сообщаю я, пытаясь отдышаться. — В прошлый раз нас уберегло провидение.

— Точнее я, — бормочет раздраженно Шон. — Так и знал, что этим кончится.

— Навряд ли, — фыркаю я, а должна бы громко возмущаться. — Или нет? Ты поэтому в прошлый раз ушел?

— Я ушел, потому что ты собиралась со мной переспать и свалить. Ты же сучка. Ты хотела получить все и с минимальными затратами. Ну и чтобы ты мучилась, страдала и рыдала наутро под столом.

— Ты знал, что я сидела под столом?

— Я же не идиот.

Я улыбаюсь и ничего не могу с собой поделать.

— Если у тебя все жизненно важные органы целы, я предлагаю закончить начатое. Но на полу!

За время медового месяца мы Такаши изрядно утомили. Не сказать, что требовали много внимания, но и оставить нас на произвол японской судьбы он не решился. Поэтому пару раз в неделю он стабильно устраивал нам выходы в злачные места города и окрестностей, а по выходным — целые экскурсии. Шон, разумеется, не был поклонником подобного досуга, но, видимо, решив, что раз он сеньор Хакер, то все ему должны, не мешал японцу рассыпаться в любезностях. А я… ну тоже как бы не жаловалась. Когда еще посмотришь чужую страну изнутри?

Еще мы усиленно, даже, возможно, чересчур, писали проект. Каждый будний день спешили в университет к Такаши и устраивали смесь IT-лаборатории с переговорным пунктом. Но это дало очень хороший результат. К моменту отлета в Сидней основная часть была закончена.

Собственно, неприятных воспоминаний у меня об Осаке на этот раз не осталось вовсе. Я накрасовалась вдоволь. Накупила себе пачку кимоно и рассекала в них по улицам, привлекая недоуменные взгляды японцев. Высоченная блондинка на бешеных шпильках в их национальном наряде. Ха-ха. Я даже палочки в волосы втыкала. Шон, однако, к моим заскокам относился весьма снисходительно, полагаю, ему нравилось то, как легко снимается данная сувенирная одежда, ну а мне-то все равно. Не ворчит, и ладно.

В общем, было классно, и вернувшись в Сиднейский быт я даже несколько загрустила.

Университет, Каддини с Грейс и их неугомонность вперемешку со скептицизмом, а мне парить бы в небе и дальше. В конце концов, я счастливо вышла замуж и еще не отошла от потрясения, но на это никто не заморачивается.

— Смотри, Док, что я обнаружил, — сообщает мне студент. — В Силиконовой долине провели исследования…

Остается только грустно посматривать на стопку распечаток, которые мне собираются показать, и когда к нам в кафетерий заявляется Шон, я правда вижу в нем спасение. Господи, как вот как можно быть такой наивной?

— Я выставил на продажу твою квартиру. Подпиши. — Ч-что? Да я чуть кофе не выплевываю прямо ему в лицо. А, может, и стоило бы.

— С какой это стати? — начинаю возмущаться. — Ты не имеешь права распоряжаться моей собственностью. Особенно той, которая приобретена до свадьбы.

— Точно. И потому я собираюсь заставить тебя избавиться от нее добровольно. — Нормально! — Я тебя предупреждал. Я ведь уже просил тебя продать эту гребаную квартиру, по-хорошему просил. Но ты, как всегда, не услышала. Если дело в Лайонеле и его отпрысках, заведи себе абстрактный абонентский ящик, но квартиру продай.

Просматриваю бумаги, но только для того, чтобы удостовериться, что это хмырь не шутит… А он, воспользовавшись моментов и приняв мои действия за знак капитуляции, уходит. О нет, фигушки! Ха! Не на ту напал! Я спешу за ним в конференц-зал, где скоро соберутся все проректоры, оступаясь на каблуках.

— ШОН! Ты настоящий козел! Не вздумай продавать мою квартиру! — рычу я, захлопывая дверь. — Если мы с тобой поругаемся, мне нужно время и место, чтобы перекипеть!

— Пожалуйста, мой отель всегда в твоем распоряжении. Раньше нас обоих это полностью устраивало.

— Поправка, это тебя все устраивало, а меня — нисколько. Я чувствовала себя приживалкой! И что значит твой отель?

— Да, пожалуйста, дорогая, чувствуй себя как угодно, не стесняйся, но квартиру продай. — Серьезно! Слов нет.

— Ты охренел? И вообще мне не ответил: что значит твой отель?

— Это значит, что отель принадлежит мне. Кстати, так и быть, можешь не стесняться и сказать «наш отель», я как-нибудь переживу, а тебе, глядишь, легче станет.

Кривлюсь.

— А с моей точки зрения все выглядит иначе, и очень даже скверно: у тебя есть целый отель, а мне нельзя оставить за собой маленькую квартирку!

— Точно, он не оформлен на тебя и при разводе ты его не получишь, но, постой-ка, развода ты тоже ни хрена не получишь, так о чем речь? Я же сказал, этот отель и твой тоже, можешь делать с ним что хочешь, даже лить элей на уши Юнта, чтобы тот оставил за мной право на небольшой доход от сего заведения, подвинуться?

— При чем здесь развод и Юнт? Я просто хочу что-то свое!

— Джоанна Картер. — Меня аж прошивает от непривычного обращения, и Шон, разумеется, это замечает. — Делая тебе предложение я выдал самую длинную речь за всю свою жизнь. Продуманную, спланированную. Потому что посчитал важным предупредить о рисках.

А ты, мать твою, хоть что-нибудь запомнила? А вот зря, лишних слов там не было. Если бы я не посчитал нужным донести до тебя каждую из своих мыслей, то не распинался бы, а молча напялил кольцо и потащил к судье. Но ты все равно похлопала ушами, покивала и забыла все на хрен! — При этом Шон даже ухитряется продемонстрировать, как именно, по его мнению, я хлопала ушами. В ответ принимаю оскорбленный вид. — А я нет! Так что подписывай бумаги и не вздумай теперь разыгрывать жертву несправедливости.

Может, и так, но что-то я не слышала слов «ты будешь наложницей без права голоса и собственности»!

— Я не хочу избавляться от квартиры. Это унизительно! Как ты не понимаешь? — возмущаюсь, надув губы.

— Я даже пытаться понять не стану. Либо тебе стоит запастись терпением на годы вперед.

Мне потребовалось больше десяти лет, чтобы решиться переехать в дом отца. Ты хочешь, чтобы теперь я десять лет злился из-за твоей квартиры? Ты меняешь страны, города, дома, машины, мужчин и объекты своей гиперзаботы за недели, а я родился, крестился, учился и даже женился в Сиднее, и если Сидней смоет цунами я лучше тут сдохну, чем переберусь куда-нибудь еще. И именно поэтому я говорил, что тебе придется приспосабливаться, потому что сам я предпочитаю подгонять не себя, а под себя. И тебя тоже. В общем, просто возьми ручку и подпиши чертовы бумаги! — И протягивает мне свой паркер. — Или я сделаю это сам, и меня, весьма вероятно, посадят, а тебе, как сердобольной супруге, придется носить мне печенье.

Вздохнув, прижимаю документы к груди.

— Мне нужно время! — Говорю я.

Шон долго смотрит на меня, а потом кивает:

— До конца недели. Или я тебе на лбу вытатуирую свое имя, будешь в зеркало смотреться и проникаться этим великим чувством собственной принадлежности. — Ура, сбылась больная мечта Шона Картера. Теперь он может терроризировать меня в еще одном качестве. Не, ну не козел ли?

На выходных мы с Шоном едем взглянуть, как продвигаются работы в доме Бенжамина Картера. У Ашера было несколько месяцев на то, чтобы с ним поработать, и раз он уже более или менее облагорожен, я должна ответить на сакраментальный вопрос: смогу ли жить в этом месте. Решение непростое. С домиком Шона у меня связано множество воспоминаний, и плохих, и хороших, но он определенно мне не чужой, а особняк — да. И единственная причина, по которой стоило бы согласиться, — то, что решение совместное, общее. В доме Картера я бы никогда и не подумала изменить… да хоть цвет штор, а здесь уже что-то сделано под меня и по моему желанию. Чувство принадлежности не отнять. Это как бы компенсация за квартиру (продать которую я все еще не согласилась).

Но это лишь логические размышления, а на деле принять решение проще. Дело в том, что дом Бенжамина Картера просто не узнать. В смысле, я бы его не узнала в любом случае, ведь в прошлый раз даже не разглядела — ветки мешали, — а теперь вылезаю из машины Шона и стою, открыв рот. Джунгли пропали, и передо мной семейное гнездышко с рождественской открытки. Только побольше и без гирлянды над входом.

Ах да, и еще поджидающий на крылечке Ашер как-то не в тему. Глядя на этого чужого мужчину, который кроме презрения ныне ничего не вызывает, я не могу понять, как согласилась выйти за него замуж… Думаю, ему не менее неловко от наших встреч, но Картер — мстительная зараза, которая теперь будет сталкивать нас раз за разом.

— Привет, Ашер, — сухо говорю я.

— Привет. Как медовый месяц?

— Чудесно. Как и любой медовый месяц. — Кроме нашего, во время которого ты, козел, огибал Большой Барьерный Риф в компании грудастых красоток. Ну, в смысле, я так думаю… ну а что делать месяц на яхте посреди океана в одиночестве? — Есть что посмотреть?

Серьезно, я бы лучше на дом посмотрела, чем на тебя любовалась…

— Да, конечно. — И церемонно распахивает дверь.

Мне даже внутрь входить не нужно, что обалдело заморгать. Дом, бывший ранее пыльный склепом, больше с ним не ассоциируется вовсе. Как я понимаю, к работам над домом приобщили Селию Штофф, которая поразмышлять над Сиднейской достопримечательностью была только рада, и в результате передо мной отреставрированный узорчатый паркет, новенькая резная деревянная лестница, ступеньки которой так и манят посидеть. Пока я рассматриваю это чудо, Ашер объясняет Шону, что времени ему хватило только на каркас здания, памятные гостиную с кухней, а также пару спален на втором этаже. Остальное все еще подлежит ремонту. Выслушав его, Картер оборачивается ко мне и спрашивает.

— Мы сюда переедем?

— Ну, на дом с привидениями больше не похоже, — очень не в тему отвечаю я.

— Твоя проницательность потрясает воображение, — язвят мне в ответ.

— Перестань язвить, Картер, я итак делаю все возможное. Если бы вот так запросто притащила тебя в Миссисипи, ты бы своим нытьем свел меня в могилу.

— Так мы переедем или нет?

— Мы переедем, если ты продашь свой дом.

— Само собой, я продам дом, — выгибает бровь Шон. — Или ты думаешь, что я собираюсь таскаться туда, попадая в аварии?

Черт, он продает дом, чтобы переехать. А я-то, блин, надеялась, выменять право оставить квартиру, мотивировав это тем, что он домом жертвовать не собирается. Так ведь фиг мне, все просчитал!

— Ну?

— Что ну? Как документы подпишешь, так и начнем собирать чемоданы!