Я знала, я была уверена, что наш с Алексом роман закончится плохо, я понимала, что мне будет горько, но не думала, что за такой короткой срок он может мне стать настолько необходим. Я, казалось, намеренно держала дистанцию, чтобы этого не допустить. Не говорила, что люблю, не позволяла ему зайти дальше поцелуев, но разве это меня уберегло? Ну, судите сами. Я стояла на крылечке университета, сжимая в кулаке пустую пачку сигарет. А моя одежда так пропиталась едким дымом, что даже самой было противно. Но я не могла остановиться. И отвлечься это не помогало.

— Опять Алекс? — вздохнула Лариса.

Тут-то меня и прорвало:

— Да, ты была права. Я оставляю себе пути отхода. Я такая. И это бесит всех. Но я не могу броситься в омут с головой и сделать вид, что меня это не волнует!

Все застыли в молчании.

— Я знаю, — просто кивнула Лара.

— А он не знает. Он ушел и хлопнул дверью так, что штукатурка посыпалась. — Самое удивительное, что после этой вспышки я дышала так, словно стометровку пробежала.

Я знала, что в тот день он не мог вставить линзы, они за ночь высохли, как он вел машину? Сорок минут спустя я позвонила ему, просто чтобы удостовериться, что он благополучно добрался домой, но как только услышала спокойный голос — бросила трубку, а потом расплакалась, обзывая себя последней дурой.

Когда мы вышли из корпуса, я оглядела крылечко в надежде стрельнуть у кого-нибудь очередную сигарету. Хотя кому я вру? Я искала черную мицубиши. И Алекса. И что самое невероятное — я и то, и другое нашла! Мне пришлось схватиться за плечо Ларисы, чтобы не упасть. А еще у мицубиши был открыт верх. В феврале. Ну а как же иначе? Я сразу заподозрила неладное! Из машины вышел Алекс, и ни о каких сигаретах я уже не думала, я вообще забыла, что они существуют! Кстати, он нес в руках три розы. Разумеется, я подумала, что это мне и почти бросилась к нему на шею, только вот этот… не знаю, как его назвать… подошел к каждой из моих подруг и подарил по цветку. Нормально вообще?! После сего знаменательного действа он остановился напротив меня. Я поежилась и скрестила руки на груди. А потом он вдруг схватил меня и потащил к машине. Не могу сказать, что я громко орала или сильно сопротивлялась, все было лучше, чем игра в незнакомцев. А потом он бросил меня на заднее сидение машины. Я сначала не поняла что происходит. Вокруг было что-то странное. И ужасно холодное. А только потом я огляделась и поняла, что сидение и пол усыпаны… бутонами красных роз. Кажется, я разучилась дышать.

— И сколько цветочных магазинов ты разорил? — хрипло спросила я.

— Лучше спроси, сколько цветочных магазинов разорили меня! — парировал он. Либо мне показалось, либо Настя попросила Олю ее ущипнуть. И меня тоже, и меня! Вокруг начали собираться люди. Все, буквально все пялились. — Надеюсь, я прощен?

О да. Он просил прощения. У меня.

— Ты сам знаешь, — сглотнула я.

— Да. Знаю, — улыбнулся он.

Я вскочила на колени, оскальзываясь на лепестках, и порывисто поцеловала его.

— Могла бы что-нибудь сказать, — пробурчал он недовольно. — Я вообще-то их сам отрезал. Лично!

Я рассмеялась.

— Я скажу, — вдруг вмешалась Лара. — Ты, Алекс, конечно, временами полный кретин, но ухаживать умеешь.

— Знаешь, Лариса, если бы я уже не был влюблен, думаю, у нас бы что-нибудь вышло.

— Неа. Никогда. Я люблю свою психическую устойчивость, а ты даже на расстоянии дурно на нее влияешь, — хмыкнула она и помахала на прощание рукой.

Каждый день я выходила из здания университета с замирающим сердцем. Мне казалось, что сегодня Алекс пропадет, растает как дым. Именно сегодня он придет ко мне и с отсутствующим, отстраненным видом скажет, что я ему надоела. Или вовсе не придет. В конце концов, чем я отличаюсь от любой другой девушки? Инициалами в паспорте. Но каждый день он возвращался с улыбкой. Кроме того памятного. В тот день он был явно не в настроении. Мы выходили из дверей корпуса, я увидела выражение лица, и мигом запаниковала. Он шел мне навстречу, его лицо было серьезным, почти сердитым.

— Ты что как резко тормозишь? — налетела на меня Настя.

А я дар речи потеряла. Алекс, однако, причин не подтвердил:

— Мой отец хочет тебя повидать.

— А я н-не хочу видеть, — заплетающимся языком пробормотала я. Нервы-нервы. — И вообще мне на тренировку.

Я потупилась и засунула руки глубже в карманы пальто. Подруги дипломатично разбежались.

— Объясни-ка мне, что он тебе сказал на самом деле.

— Не понимаю, о чем ты.

— Карина, не надо мне врать. Ты от одного лишь упоминания его имени зеленеешь!

Я вздохнула.

— Он велел мне держаться от тебя подальше.

— Почему?

— Почему? Потому что я подвергаю тебя опасности. Потому что я не вашего круга. Но в данный момент я делаю все ему поперек.

— Глупости! Константин…

— Он сказал, что разберется… — приврала я. — Если мы с тобой просто разойдемся в разные стороны.

— А если нет?

— Ну… он не уточнял. Но мы оба знаем, что он может со мной сделать что угодно.

Я вздохнула, а Алекс прижал меня к себе и сказал:

— Он ничего тебе не сделает. Я обещаю.

— Конечно нет. Это бы повредило вашим с ним добрым отношениям. Однако, он может сделать что-то с Женей. С Лизой. С Димой. Это было бы не менее больно, понимаешь? Только больно было бы не тебе.

Я почувствовала, как дрогнули руки Алекса. Он понял, он услышал.

— А у тебя есть я. Я не позволю ему причинить тебе боль. Я обещаю.

Но, тем не менее, с Сергеем мы встретились. В кафе около банка. И более неприятной ситуации сложно было даже вообразить. Алекс сидел напротив отца, я — рядом с ним. Заказанный кофе давно остыл. Однако никто из нас к еде даже не притронулся. И кроме как о делах не говорили, да и то Елисеевы всего парой фраз обменялись. Когда Сергей перешел к сути, я напоминала комок нервов, у меня даже голова от напряжения разболелась.

— Прекрасная погода нынче в Лондоне, — сказал вдруг Сергей и улыбнулся. Повторять дважды ему было не нужно. А еще уточнять.

— Не очень-то. В середине марта там мрачно и дождливо, — хрипло отозвалась я, делая вид, что совсем его не поняла.

— Нет? Ах да, конечно. Я немного перепутал полушария. Это в Сиднее сейчас чудно… там вообще круглый год погода на загляденье.

И на лице у него расползлась такая улыбка…

— Заткнись, — процедил Алекс сквозь зубы, испепеляя взглядом отца.

— Не одобряешь, Алекс? Это бы решило все проблемы с Константином. Совсем все.

— Я. Разберусь. Сам.

— Ты не в состоянии с ним разобраться. Вы две кошки, которые воюют за одну набитую валерьянкой игрушечную мышку. В нее стреляли, резали, подставляли под ДТП. По-твоему, сын, рисковать жизнью девочки просто за возможность с ней спать честно? — Я задохнулась. Умеет он выбрать тон беседы. Мне он откровенно угрожает, а в случае Алекса давит на чувство вины. И, вот же дьявол, это работает. Да еще как. — Нельзя быть таким эгоистичным. Кстати сказать, а Ирина в курсе?

— Мама?

— Да, твоя мать. И отец. Они в курсе, с кем ты встречаешься?

— Разумеется, — ответила я, глядя прямо ему в глаза, и избегая лишних движений. Манипуляторов.

— Хм, это же прекрасно. Значит, никто не возразит против этого, — улыбнулся Сергей и бросил на стол сегодняшнюю газету, в которой красовались наши с Алексом фотографии и заголовок типа «Разве можно не любить гимнасток?». Мы были запечатлены на дворцовой площади. Счастливые, смеющиеся, влюбленные настолько, что видно невооруженным глазом.

— Ты просто урод, — рявкнул Алекс, встал, схватил меня за руку и вытащил из кафе. А Сергей просто усмехнулся. Но он был прав. Во всем и всегда.

Это было низко, мерзко и отвратительно, но в надежде, что мама смягчится, я поехала к ней. Выдержать вечер совместной готовки, смеяться, делиться университетскими рассказами, но при этом не открыть рот и не называть истинную причину визита оказалось одним из сложнейших заданий за всю мою жизнь. Все-таки она мама. И она важнее других. Я решила, что чай — лучшее время для разговора, и начала весьма издалека:

— Мама, а как ты видишь молодого человека, с которым я должна встречаться?

— Он должен быть умный и порядочный, а что? — ровно ответила она. Алекс и порядочность? Не в этой жизни.

— Просто интересно.

— Да, Карина, мне тоже, — кивнула она и подтолкнула ко мне газету. Я закрыла глаза и сглотнула. Ого, так актриса я еще и потомственная! Она тоже весь вечер шутила и смеялась, ни словом, ни намеком не выдала, что понимает цель моего прыганья вокруг на мягких лапках.

— Мам… я его люблю.

— Вне всяческих сомнений, — все так же меланхолично отозвалась она. И мне захотелось ее убить. Лучше бы она накричала, устроила скандал… да что угодно.

— И что?

— А что? Карина, кто он? Чем он занимается? Какой он на самом деле? Ты согласна с его жизненными принципами? Этого не может быть, не будь я твоей матерью. Я тебя воспитала другой!

— Нет, меня не все в нем устраивает, — предавая нечто запрятанное в глубине сердца, произнесла я. — Но я и не выхожу за него замуж.

И вот после этих слов ее чашка опрокинулась, и маму прорвало.

— Еще бы ты замуж собралась за этого… морального инвалида! Елисеевы, Карина, жуткие люди, ужасные. Его отец владеет наркокартелями, игорными домами, местными притонами проституток, снабжает нелегально ввезенным оружием полстраны, а ты мне говоришь… что, так и быть, замуж за него не собираешься?!

И чашка полетела на пол. Я никогда не видела, чтобы посуда билась на такие крошечные кусочки. Или, может быть, мне только так показалось, потому что мы с мамой собирали эти осколочки в гнетущем молчании, показавшемся вечностью.

Да, Сергей был прав. Да, мама была права. Да, мы с Алексом не пара. Но разумные доводы мне были уже ни к чему. Меня не могли они остановить, и вечером, когда Алекс мне позвонил и объявил, что сейчас приедет, я безумно обрадовалась. Я даже не попыталась сопротивляться.

Будто подтверждая мамины слова, Алекс повел меня в заведение сомнительной репутации, типа дешевой забегаловки с азартными играми. Там нас ждали Олег, Игорь, Стас и Эрик с Инной. Мы провели вместе веселый, восхитительно бессмысленный вечер. Вырвали, украли, казалось, спрятались ото всех неурядиц. Как сейчас помню, что Игорь был крайне словоохотлив. Собственно, и собрались мы в его честь — у него родилась племянница. Я никогда раньше не задумывалась о личных жизнях этих людей. Как-то не принято что ли было об этом говорить, но теперь выяснилось, что у него есть старшая сестра, которая счастливо замужем, а теперь еще и родила девочку весом три килограмма и восемьдесят граммов (да-да, я все это помню, и вы поймете почему). И он напился в хлам по такому событию. И все были за него рады… Но счастливее меня не было никого на свете, потому что я сидела рядом с Алексом, а он обнимал меня за талию. В тот вечер не существовало никого и ничего, кроме нас. Ни родителей, которые не понимали, ни одного психованного подонка, который жаждал испить моей крови. Мы веселились, играли, я всех нафотографировала на годы вперед. Но все хорошее, как это часто бывает, закончилось слишком быстро. И вы даже не представляете как!

Мы с Алексом остались ночевать у меня. Мы не смогли закончить вечер на остановке такси. Как раз были выходные, все предвещало долгий сон и сладкие объятия. Утром я проснулась от его поцелуев. Ласковых и трепетных, словно я была драгоценной. Однако, я повернулась к нему и начала покрывать его лицо поцелуями, а он смеялся и жаловался, что щекотно. Решив, что я в достаточной мере развлеклась, он опрокинул меня на спину и застыл. А потом поцеловал, даже не так, как раньше, а с жаждой, с отчаянием, отчего я задохнулась и изогнулась в его руках, пытаясь стать еще ближе, пытаясь стать с ним одним целым. Но я не знала, как это сделать, и было до слез обидно. Мой топ от пижамы явно был лишним, и он отправился куда-то в неведомые дали, а пальцы Алекса застыли на моей груди.

— Ты нужна мне, — сказал он, я понимала, к чему он это говорит.

— Да. И ты мне, — сглотнув, произнесла я. А он улыбнулся.

Его губы коснулись кожи в ложбинке меж грудей, и я застонала. И тут… раздался стук в дверь.

— Надеюсь, я не сильно помешала? — донесся до моего заторможенного сознания голос мамы, казалось, вся имеющаяся в моем теле кровь прилила к щекам. — Я подожду на кухне, — добавила она и ушла.

— У тебя такой вид, будто ты меня в шкаф затолкать собралась, — вздохнул Алекс.

— Можно залезть туда вместе, — буркнула я. — Это бы решило очень многие проблемы.

— Не говори глупости. После той газеты личное знакомство было неизбежно.

— Но не настолько же личное! — возмутилась я. Алекс хмыкнул. Он явно не осознавал масштаб проблемы.

Когда мы предстали перед воинственно настроенной родительницей (успевшей за время наших сборов приготовить завтрак), я даром что руки за спиной, точно школьница, не сцепила.

— Знакомьтесь. Мама, это Алекс. Алекс, это Ирина Леонидовна.

— Очень рад знакомству, — ответил со светской вежливостью Алекс и подкупающе улыбнулся. Я молилась, чтобы его бесконечное обаяние подействовало и на мою маму. Но разве существует женщина более пуленепробиваемая, чем та, что подарила тебе жизнь и вдруг застукала вас с поличным?

— Взаимно, — ответила мама таким тоном, что у меня волосы дыбом встали.

— Может быть кофе попьем? — предложила я.

Молчание. Но все коллективно прошествовали на кухню. Она поставила на стол блюдо с булочками. Я разлила кофе, при этом делая умоляющие глаза в сторону Алекса. А когда расселись, Ирина Орлова устроила настоящий допрос:

— Давно вы знакомы?

— Относительно, — пожал плечами Алекс. Дипломат, ничего не скажешь. Только маме нужно было в цифрах. До секунды!

— Кто вас познакомил?

— Женя Ливанова. — И я почувствовала, как моя спортивная карьера помахала мне ручкой. Надо будет убедить тренера некоторое время не показываться маме на глаза.

Ну а дальше понеслось:

— Я немало слышала о вас, Алекс, — сказала она холодно.

— И, конечно, не только хорошее.

— Врать не буду, хорошего — мало, — не стала мама миндальничать. — И вам нравится то, что вы делаете?

— Далеко не все, — ответил он.

— Зачем вам моя дочь? Она хорошая, порядочная девушка…

— Хорошие и порядочные девушки — редкость, Ирина Леонидовна. И вам напрасно кажется, что такой ужасный человек, как я, не в состоянии это оценить, — перебил ее он, кардинально меняя манеру общения.

— О, конечно, можете, просто, насколько мне известно, такие люди, как вы… привыкли к меньшему. Или большему. Как посмотреть.

— Мама! — воскликнула я. Она жестом оборвала меня.

— Она не понимает. Она совсем вам не ровня. Не легче ли поискать компанию из себе подобных, Алекс?

И тут мне ясно представилось, что мама под моим молодым человеком подразумевает примерно соседа из пятой квартиры. Обычного прыщавого мальчишку с растрепанными соломенными волосами и доброжелательной улыбкой. Он неплохо учится, но большую часть времени тратит на игру в «линейку», распитие пива с двумя друзьями из дома напротив и поиск полуодетых девушек в интернете. Он редко стирает свои вещи, а еще реже их гладит, не читает книг, не смотрит по телевизору ничего, кроме футбола и понятия не имеет о том, что девушку, которая жила пару лет назад двумя этажами выше сейчас пытаются сосватать за ему подобного. И я с благодарностью посмотрела на моего Алекса, который всегда одет с иголочки, разбирается в алкоголе, с компьютером общается только по долгу работы, но прочитал кучу книг и наизусть выучил гражданский кодекс, он смотрит, в основном, новости и документальные фильмы и не знает, кому принадлежит клуб «Челси». А еще может заставить любую полуодетую девушку из интернета сквозь слезы умолять его не уходить. В общем, похожи эти два молодых человека только в одном: Алекс тоже понятия не имеет, что девушку, которая сидит рядом с ним, пытаются сосватать за соседа из пятой квартиры.

— Не спорю, с возрастом все обесценивается, но сейчас мне двадцать два, ваша дочь кажется самой прекрасной девушкой на свете, и я совершенно не задумываюсь о смысле «равенства».

— А кто задумывается? Только потом вам станет двадцать три. Двадцать пять. Тридцать, — с отстраненной вежливостью говорила мама. — Что будет тогда? Она вам надоест, и для двадцати двух это нормально, но ваша жизнь… затягивает.

Ох, мама, лучше бы ты и дальше молчала.

— И вмешается ваш отец, а Карина останется одна с кучей неприятностей.

И с парнем из пятой квартиры. Боже.

— Мама! Прекрати, пожалуйста.

— Что он может тебе пообещать? Что? Что ты будешь ему нужна до конца жизни? Что его будут до последнего вздоха волновать неприятности, порочащие твое имя газетные заголовки?! Тебя до конца жизни, родная, будут с ним связывать. С его именем. Ты навсегда застрянешь среди так называемых любовниц мафии, как… Евгения Ливанова, — последнее она произнесла, точно ругательство. Я за тренера искренне обиделась! Отзывается о ней, как некоторые… о Лизе. — Они навсегда остаются собственностью, и ни на грош не больше. Только семья имеет значение. Не в традиционном понимании, и это еще хуже. Взгляни правде в глаза. Как скажет «семья», так и будет. А вернее, как скажет Сергей Елисеев, так и будет, и это продлится до тех пор, пока не найдется львенок, который перегрызет ему глотку и не захватит власть над прайдом. А тот еще слишком юный.

Не знаю почему, но вдруг у меня из глаз потоком хлынули слезы, и я встала из-за стола и убежала к себе в спальню. Мамины слова были серьезны и неоспоримы, как падающая бетонная плита! И честны, непривычно честны. Мы с Алексом красиво вальсировали вокруг правды, которая только что была высказана здесь, за кухонным столом в одной квартирке на Заневском, в девять тридцать два утра двадцать первого марта.

Я перестала рыдать лишь на одно мгновение — когда хлопнула входная дверь. И, клянусь, это ужасно, но я надеялась, что ушла мама. Только я не угадала. Она вошла в мою комнату и тихо произнесла:

— Он ушел, Карина. Все в порядке, — произнесла мама. Будто так и было задумано! У меня чуть новый виток истерики не случился.

— Как ушел?! — обернулась я резко. — Что ты ему сказала?

— По-моему, все было необходимо, сделала ты сама… — ужасающе ровно заметила мама.

— Не удивляйся, мам, но, несмотря на все твои заверения, я его люблю. Я просто не представляю, как его отпустить. Мам, если не жить сейчас, то когда?

— Ты испортишь себе будущее.

— А ты думаешь, что я уже не испортила? Как ты думаешь, за что меня травили в школе?

Она закрыла глаза и сглотнула.

— Да, мамочка. Я прекрасно осознаю последствия.

— Если ты вообразила себя взрослой и готовой к его жизни, ты очень ошибаешься!

Я приехала к Алексу в тот же день и увидела, что он куда-то собирается. Заметив мою машину, он остановился и улыбнулся. Я буквально выпрыгнула из порша и побежала к нему, обвивая руками шею и прижимаясь ухом к груди.

— Не слушай ее, все будет не так, — шептал мне Алекс. — Мы сможем. Ты веришь мне?

— Я верю. Мне все равно, Алекс. Если ты уйдешь, я отпущу тебя, но я хочу эти несколько мгновений.

— Она меня не знает, она судит меня по отцу. Но я не такой, как он, ему меня не перегнуть! Даже если мне будет сто лет, я никогда не буду думать как Сергей. Но она мне не поверит, может быть, никто не поверит, и наплевать, но ты должна. Это имеет значение. Пожалуйста.

Он меня прижал к себе и долго целовал… лицо, как я утром, затем он подхватил меня под колени и усадил в машину.

— Ты куда меня везешь? — спросила я, не в состоянии сдержать смех.

— К Стасу. Он пригласил меня на гонки, надо бы азот поставить.

Наблюдая, как Алекс с энтузиазмом лезет под капот, я очень удивлялась.

— Где ты этому научился? — спросила я его, наблюдая за разбором мицубиши на «органы».

— А, это я его научил, — махнул рукой Стас. — Я учился в Европе, приезжал в Петербург только на каникулы. Точнее будет сказать, в Европе я не учился, а так, а баловался тачками. С гонками подвязался, когда мне было девятнадцать, Алексу — соответственно, — четырнадцать. — Я была поражена этими открытиями, даже не задумывалась, какая у них разница в возрасте. — Дома у Елисеевых были сплошные скандалы. Анжела с Сергеем из-за Жени, Алекс с Сергеем из-за Анжелы (ты что, он ее просто ненавидел когда-то). Они ругались из-за малейшей ерунды. Я так подумал — поубивают ведь друг друга, и притащил мальца в гараж. Так вот первым из его пороков стали машины. Ездили вместе на гонки, ездили вместе ремонтировались. — Стас закурил, делая перерыв в повествовании. Да уж, не так много я знала об Алексе. Кстати, тот все это время молчал и просто смотрел в никуда. — Он тебе обо мне не рассказывал? — мрачно хмыкнул Стас. — Интересно. Темное прошлое скрываешь, братишка? — И я почувствовала за этими словами нечто большее. Больную тему, например.

Словно подтверждая мои слова, Алекс с грохотом захлопнул крышку капота.

— Если интересно, я тебе сам расскажу. И не так, в режиме кратного изложения сухих фактов.

— Ну да, ну да. Ты ведь у нас сторонник правды. Законник, — усмехнулся Стас. — Не трясись. Тебе больше нечего бояться. Не то, что некоторым.

А затем он хлопнул грязной ладонью Алекса по плечу и ушел, оставив меня в полном недоумении, а брата — в кошмарном настроении.

— Ты хочешь, чтобы я осталась? — спросила я у Алекса тем вечером. Он кивнул:

— Пойдем наверх.

Один раз в жизни до этого момента я видела его спальню. В тот день, когда нашла сюрприз в виде Эли. Но тогда я не могла рассмотреть ее. Было не до того. А сейчас… обнаружила даже нашу с ним фотографию. И это придало мне уверенности:

— Алекс, о чем ты запретил говорить Стасу?

— Ты уверена, что хочешь знать? — спросил он мрачно. — Твоя мать права. Во мне немало такого, что разочаровывает, — усмехнулся Алекс. — Ты уже знаешь меня, но ты точно хочешь знать, как я таким стал?

— Да. Хочу, — без тени сомнений сказала я и села так, чтобы можно было смотреть ему точно в глаза. Казалось, мой ответ его расстроил.

— Хорошо. Слушай, — пожал он плечами. — Я родился в Петербурге. Мой отец женился на женщине, которую увел у Виктора Граданского. Ульяна Феркеева. Она была красива, хитра и жадна, наверное, ты уже наслышана о ней. Ходит поверье, однако, что она до Виктора и Сергея побывала в постели каждого, у кого были деньги или статус. Это неважно. Уж не знаю насколько она была предана отцу, думаю, что настолько же, насколько и остальным, но она умудрилась подарить ему великое горе — меня. И, что совершенно непостижимо, говорят, отец ее любил. По-настоящему. Может быть, в его скотском отношении к женщинам нужно винить именно мою мать, я не знаю, мне это и не особенно интересно. Суть в том, что прожили они вместе мало. Пять лет. А потом она исчезла. Отец ее искал. Но та как в воду канула. Он решил, что ее прикрыл следующий тугой кошелек. Да, кстати, я сказал, что она была наркоманкой? Нет? Ну так вот и я не знал, это знание и для меня приберегли на потом.

Разумеется, четырехлетнему Саше — а тогда меня звали так — никто не объяснил что и к чему. Отец пустился во все тяжкие и уже спустя месяц отослал меня на юг, где обитали две его тетки — престарелые старые девы, для которых я стал отдушиной. Они меня любили, и это единственные люди из детства, которых я вспоминаю с благодарностью. Они не были так непозволительно богаты как отец… это к тому, чтобы ты не подумала, будто со мной по доброте душевной возились, но заботились, как ни крути. Когда мне было шесть, я вернулся в Петербург, к отцу. Сюрприз заключался в том, что он меня даже видеть не мог. Из-за нее, Ульяны. Потому что я похож на нее. И особенным удовольствием Сергея стало рассказывать мне, какой она была гадкой, как должен я ее ненавидеть за то, что она разрушила наши жизни. Это оседало в моей голове, точно программа. Даже сейчас, понимая, что отец повел себя как полный кретин, — а увести у друга подружку-наркоманку, жениться на ней и удивиться, что она кинула его, дано не каждому, — я все равно считаю ее исчадием ада. Вот так, особенно не нужный отцу, я отправился в привилегированную частную школу, директриса которой нередко посещала наш в дом в качестве приват-гостьи.

Я ненавидел Петербург. Множество людей, которым до меня никакого дела, но которые стараются ради благосклонности Сергея сделать вид, что души во мне не чают, девочки-няньки, которые сначала укладывают спать меня, а потом — отца, вечеринки, на которых меня заставляют вести себя прилично, а если нет — наказывают молчанием и отсутствием внимания. Как я все это ненавидел.

Школа тоже стала адом. Раньше меня воспитывали в соответствии с традициями двух старых дев. Результат: вежливый, начитанный ботаник. К тому же слишком высокий, худой, со впалыми щеками. Добавь сюда очки с толстыми линзами и некогда кудрявые волосы. Я считался на редкость некрасивым ребенком. — У меня от его слов глаза на лоб полезли. — Никаких друзей, никаких компаний, только прихвостни и подхалимы Сергея. И только стремление заслужить одобрение отца своим безупречным послушанием. Моей отдушиной стала Женя Ливанова. Она задержалась в постели отца на несколько лет, и за это время мы сблизились. Она, можно сказать, вернула мне веру в человеческий род. Ей было не плевать. А Сергей оказался по-своему благодарен за то, что его избавили от обузы. Иногда я думаю, что только это ее и спасло от моментального пинка, как остальных. Даже когда отец, можно сказать, вышвырнул ее, меня она не оставила. Только Женя. Разумеется, Анжела расплатилась у меня сполна… Я ее люто ненавидел. Ну а вторым человеком, которому оказалось не наплевать был, как ты уже вероятно догадалась, Стас. Брата отца убили, и уже давно, а от его жены и ребенка он, надо думать, попросту откупился. Стас отправился в интернат в Британию. И все. Проблемы нет. Мы с ним, вроде, всегда ладили, но он учился у черта на рогах, и виделись мы редко.

Стас вечно казался каким-то… неприкаянным. И компанию он искал среди всякой швали. Как он уже рассказывал, Стас тогда вернулся на каникулы, мне было четырнадцать. И он же притащил меня на первые гонки. Это была такая радость — заниматься тем, что нравится, что получается. И быть, наконец, своим. Никого не интересовало, что водить мне рано, даже если бы поймали — отец бы выкупил. Но это было меньшее из зол Стаса, к которым меня он приобщил. Вторая — клубы. Стас там зависал с каким-то девицами, а я просто благоговел перед ним и всем, что он делает. И собственно, изо всего этого вытекает третье — конечно, куда без них, наркотики. — У меня перехватило дыхание. — Уж этого добра там было предостаточно. Начиналось все, как обычно, с легкой марихуаны. Потом захотелось большего. — Я в неверии потерла глаза. — А дальше все покатилось по наклонной. Когда мне исполнилось пятнадцать, жизнь резко повернулась ко мне лицом. Я перестал напоминать нескладного подростка, а наши со Стасом увлечения начали вызывать среди моих сверстников откровенную зависть. И грязный, продажный Петербург расцвел для меня. Он будто ждал меня. Все клубы, банкеты, гонки, отцовские партнеры — все они ждали моего пятнадцатилетия. Со мной вдруг начали… считаться. И крышу снесло. Я стал Алексом, марихуана — героином, и толпы подружек Стаса теперь тоже принадлежали мне. За пятнадцать лет гребаных мучений я расплатился сполна. Я устраивал драки между лучшими друзьями, я переспал со всеми девчонками моей параллели и почти всеми двух соседних. И я действительно ставил зарубки на кровати, это казалось забавным. Еще бы, под героином жизнь легкая до невероятия.

Когда мне исполнилось семнадцать, Сергей решил, что я достаточно повеселился. Я вернулся домой после очередной драки со сбитыми костяшками пальцев, с фингалом на полщеки, после дозы, с помадой на рубашке… Отец просто взял и заехал мне по второму глазу. А затем сказал: «Ты такой же жалкий, как твоя мать». Я никогда не забуду ему эти слова. Никогда. И никогда не забуду, что он был прав.

Я не собирался возвращаться жить к отцу. Ни тогда, ни потом. Я переехал… к Жене Ливановой. Она обладает замечательным, знаешь ли, качеством. Совершенно невосприимчива к чужой физической боли. Наверное, если бы я знал, как она за меня возьмется, не решился бы. Я даже вспоминать не хочу, что тогда было, но оно сработало. А вот Стас даже не попытался. Я до сих пор вытаскиваю его из переделок и бесконечно радуюсь, что смог выкарабкаться. Хотя, если честно, эта тяга… она не проходит. И поэтому я не езжу в больницы, поэтому мне нельзя колоть наркотические обезболивающие.

Эля Граданская встретилась мне одной ночью в клубе. А проснулись мы с ней черти у кого дома, и были так пьяны, что я даже не понял, кто она. Красивая. Веселая. И острых ощущений масса. А что до мозгов, так у меня бы на двоих хватило. Еще бы у кого порядочности в долг взять…

Когда я тебя встретил, ты даже не представляла, что есть люди, которые живут как мы с Элей. Я было полагал, что ты просто наивная, а оказалось, что нет. Ты в два счета меня переиграла, причем, что самое занятное, я сам сдал тебе козырного туза. Лиза Степанова. Сколько бед, кто мы мог подумать.

Когда ты той ночью ушла, я был в бешенстве. Я проиграл все, по всем статьям. Я даже почти поверил, что тебе на меня наплевать. Но в конце концов понял, что нет. Ты мне не доверяла, но тем не менее легко изменилась. Ты стала такой, какой я тебя хотел видеть. И не вернулась к прежнему. И всякие глупые мелочи, песня показательного номера, отказ Жени говорить о тебе, то, что ты не окончательно порвала с компанией моих ребят… Когда мне позвонила Надя, я был крайне заинтригован и начал за тобой следить. А потом как раз подвернулся Константин, и я не упустил случая тебя вернуть. Себе.

Все. У меня сел голос, и я хочу спать.

Он попытался отвернуться, но я не позволила и начала расстегивать пуговицы на его рубашке.

— Алекс, мне все равно каким ты был. Ты в одиночку устроил мне полноценный персональный ад, и если уж я на это могу закрыть глаза, то твои маленькие искусственные радости — совсем мелочь. — Я поцеловала его шею и стянула рубашку. — Поверь, я прекрасно сознаю, что за подарочек мне достался.

— Умеешь же ты найти утешительные слова, — фыркнул он.