«Виктор, простите, я так и не узнала Вашего отчества. Мне жаль рвать переписку с человеком, который помог мне в трудной ситуации, но, думаю, Вы согласитесь, что ни для одного из нас добром она не закончится. Признаться, я удивлена, что о ней до сих пор еще не прознали Елисеевы.
Напоследок я бы хотела выразить вам свою искреннюю признательность. Я безумно рада знать, что Дэнни не одинок, что на свете есть человек, который о нем помнит. Обещаю сообщить Вам, если будет что-то важное, или ему что-то понадобится… Мне кажется, фотографии, которые я переслала, изображают этого мальчугана именно таким, какой он есть на самом деле.
До свидания, мне были приятны Ваши письма, признаться, о Вас я раньше думала хуже. И… желаю полного выздоровления после случившегося.
Искренне Ваша, Карина Орлова».
«Дорогая Карина!
Ничуть не удивлен выбором Александра Елисеева. Для нашего мира вы на редкость хороший человек. И прошлое противостояние нас с Вами искренне меня огорчает.
Ничуть не сомневаюсь в ваших словах по поводу Данила. Моему сыну нет ни прощения, ни оправдания за его жестокость по отношению к собственному ребенку, но он упрям и нетерпим. Думаю, не мне вам об этом рассказывать.
О переписке никто не узнает, не волнуйтесь, но если Вам так будет спокойнее, я, разумеется, не стану настаивать.
И благодарю за заботу о моем здоровье, я уже вполне окреп.
Еще раз мои соболезнования по поводу смерти Алексея Орлова.
Искренне Ваш, Виктор Граданский»
Да, мы с ним не прекратили переписку. С тех пор как я отправила фото Дэнни, Виктор стал меня о нем расспрашивать. Я охотно рассказала о нем, о его характере и увлечениях. И хотя поначалу мне казалось, что я не смогу описать ребенка, которого видела считанное количество раз, это оказалось неправдой. Дэнни странным образом был мне родным. Оглядываясь назад, я иногда задаюсь вопросом: а не он ли стал причиной, но которой наши с Лизой пути не разошлись в разные стороны?
— ЕСТЬ! — завопил Андрей, и мы все как по команде вскочили с мест и уставились в монитор. Ждали, да, конечно, ждали.
Каждый год Манфред Монацелли вывешивал список ста лучших программистов современности. Попасть туда было нереально сложно, и, глядя на первую строчку, я вдруг почувствовала, что стены вокруг меня сужаются. Шон Картер. Шон. Картер.
Мой Шон, мужчина, с которым мы прожили вместе два с лишним года, тот, кого я оставила и уехала… Только я это сделала, он выбился в мировые лидеры кибернетики. Что это значило для меня? Должна ли я это была воспринимать как то, что тормозила его раньше? Или, может быть, напротив, зря уехала, а стоило цепляться зубами? И да, профессиональная ревность, конечно. Кто он, кто я.
— Будто ему мало того, что он в двадцать лет стал Бабочкой Монацелли, а чуть позже — ректором одного из лучших киберуниверситетов мира, — раздраженно буркнул Слава. Отдел грустно заржал. На самом деле во всех нас было маловато пороху. Но не в Шоне.
Манфред Монацелли был известен миру программирования своей профессиональной жесткостью. Если ты пришел к Манфреду, но не показал достаточного уровня, тебя клеймили все программистские компании. Считай, карьера загублена. Если же ты приходил и делал все как надо, тебя ждала вечная слава и почет. Список ста лучших программистов современности, работа твоей мечты: когда не ты мечешься в поисках рабочего места, когда тебя приглашают как профи, специалиста в своей области, когда за тобой охотятся весь мир, да еще и предлагает баснословные деньги. На первом месте списка стоял Шон. На втором — Такаши Мияки. На третьем — сын Манфреда — Марко Монацелли. Я тогда еще не знала, насколько судьбоносными окажутся для меня их имена. Тогда мне оставалось только грызть локти и заниматься тестировкой программ.
Но у Жанны на мой досуг оказалось собственное мнение.
— Слушай, так ты спишь с Елисеевым или Лиурманом?
— Что? — удивилась я.
— То! — И начала читать вслух:
«Жена Бориса Лиурмана, более известного в криминальном мире как Лиур, после своего неожиданного появления на вечеринке встретила своего мужа в компании другой женщины — небезызвестной Карины Орловой, которой приписывают роман скорее с Алексом Елисеевым, нежели с Лиурманом. Закончилось все грандиозным скандалом, в результате которого Алекс увез свою возлюбленную, а стены казино еще долго гудели от криков Марины Лиурман».
И пока я не выяснила о себе кучу гадких подробностей, прервала ее.
— С Немаляевым!
У Жанны из пальцев вылетела газета. А мужчины опасливо вытаращились… только вот не на меня, а на дверь.
— Карина Алексеевна, потрудитесь объясниться! — рявкнул стоящий в проеме Немаляев.
Не знаю что после этого подумали коллеги, но я откинулась на спинку кресла, закрыла лицо руками и начала истерически хохотать.
— Как я тебе? — выскочила из примерочной Лариса. — Я Карина Орлова, — заявила она, а у меня глаза на лоб полезли. На ней была фиолетовая кофта, оранжевые шорты, зеленые сапоги и красные перчатки без пальцев.
Глядя на мое выражение лица, Лара загнулась от хохота.
— Ты всегда так выглядишь! Да-да!
— Нет!
— Да!
— Я одеваюсь со вкусом.
— С попугайским вкусом!
— Я нормально подбираю вещи, просто они разных цветов.
— Нельзя нормально подбирать вещи разных цветов. Это противоречит концепции мироздания. По-твоему это подобрано ненормально?
— Перчатки без пальцев, Лар? Серьезно?
— Нет, погоди-погоди, мне нужна еще сигарета и вопиюще рыжий парик.
— Я не вопиюще рыжая! У меня вполне скромный оттенок волос.
— Рыжий оттенок волос скромным не бывает…
В таком режиме покинули магазин и добрались до ближайшего кафе. Лариса с облегчением застонала и откинулась на спинку стула, массируя почему-то голову, будто это ее она засунула в десятисантиметровые шпильки.
— Я уже говорила, что ходить по магазинам в такой обуви глупо? А говорила, что когда ты на таких стилетах, я чувствую себя мелкой? Ты итак выше, зачем когда идешь со мной напяливать подобные шпильки?
— Я же не спрашиваю зачем ты взяла с собой фотоаппарат.
— Он всегда со мной!
— А я всегда на шпильках!
Я закатила глаза и огляделась в поисках официантки. А нашла ни с того ни с сего Вадима Остроградова. Он был не один, а с какой-то девицей. Заметив меня, он вдруг подскочил, ошарашив подружку, бросился ко мне и фамильярно чмокнул в щеку. Причины такой радости я не поняла.
— Привет, Карина. — А потом я заметила, как он рассматривал Ларису. Не то, чтобы я обиделась за его подружку, но внезапно поняла причину их с Алексом пламенной страсти друг к другу.
— Привет, Остроградов, — улыбнулась я ему. — Лариса, Вадим.
Он уселся рядом со мной, совершенно игнорируя то, что бросил свою девушку в одиночестве.
— Что ты делаешь сегодня вечером? — спросил он.
— Встречаюсь со своим парнем, — усмехнулась я.
— Не хочешь встретиться с ним в клубе. Ларису бери с собой. Повеселимся. А то мне тааак скучно в отсутствие твоего моего Алекса. — И сам же рассмеялся собственной шутке.
Если бы не явная симпатия парочки, я бы точно отказалась, так как Немаляев походил на человека, для которого клуб — последнее место, где он жаждет появиться. И я не ошиблась. Он был из тех, кто не танцует. И мы весь вечер просидели в некомфортном молчании. А потом стало еще хуже… Когда нарисовался Лиур.
— Я все хотел извиниться, да вы как сквозь землю провалились, — произнес он. Мне внезапно сильно захотелось бросить Лару наедине с Вадимом и сбежать. Кажется, она с ним не скучала и против логического завершения вечера не возражала.
— Не стоит, — натянуто улыбнулась я. — Это не ваша вина.
— Это вина моей жены и косвенным образом моя. Вы ведь скучаете, давайте станцуем, всего один танец. Надеюсь, он немножко скрасит ваш вечер.
Это было такое восхитительно-вежливое хамство по отношению к Немаляеву, что я покраснела.
— Только если это поможет вам уйти. — Соревноваться с Лиуром в политкорректном остроумии я не собиралась.
— Как вам угодно.
— Я не задержусь, — буркнула я, глядя на Юру, и ушла с Лиуром на танцпол.
Только мы оказались в зоне слышимости друг друга, как Лиур заговорил:
— Марина не плохая, но очень ревнивая. Я встретил ее, когда она была совсем маленькой идеалисткой с удивительно наивными взглядом на жизнь. Но, надо заметить, мой образ жизни до конца она так и не приняла, потому чаще появляюсь один, нежели с ней. И я не ожидал, что она может появиться в тот вечер в казино.
— Сколько ей было, когда вы познакомились?
— Девятнадцать.
— Вот как.
— Но вы ведь с ней знакомы, не так ли?
— Мы вместе учились, — вынуждена была признать я. — И уж простите, но миссис Лиурман я более чем искренне ненавижу.
— Кажется, не без взаимности, — ничуть не удивился мужчина.
— Естественно. Судя по тому, что я о ней знаю, она должна вас ненавидеть не меньше. Либо она лицемерка!
— Вы сегодня очень уж резки на язык.
— Прошу прощения за свое недостойное поведение. Жаждете сменить тему?
— Пожалуй. Значит, юноша за столиком — ваш кавалер в отсутствие Алекса?
— И в присутствии тоже.
— Ну конечно, — кивнул Лиур, ничуть не смущенной моей новой «резкостью на язык».
— Что значит ну конечно? — насторожилась я.
— Врите себе сколько угодно, но он именно тот, кем я его назвал. Запаска неполного диаметра.
Я побледнела.
— Лиур, вам лучше уйти.
— Желание дамы — закон.
И только я оказалась около столика, схватила Немаляева за руку и потащила его к выходу. Ларе я дала сигнал, что ухожу, но та кивнула, что все в порядке. Решила остаться.
— Видел объявление в газете. Парад машин, — болтали Слава и Андрей на работе. — В Лондоне. Коллекционные роллсы.
Я вздернула голову, отреагировав на упоминание знакомого места.
— В Лондоне парад машин?
— О, кто-то знает толк не только в японских красотках? — дружно засмеялись они, не поняв, что дело не в машинах. — Или у тебя просто тяга к правому рулю?
В ответ на это лишь я скорчила гримасу.
— На парад роллсов нас никто, конечно, не приглашали, но тут приехал чудесный музей электроники, и вечерком я собираюсь наведаться туда, — хмыкнул Слава. — Вы как?
Меня идея смотреть на железяки не очень вдохновляла, я же не Шон, но все-таки согласилась. Была весна, на улице тепло, дома сидеть не хотелось, а потому нас вообще собралось немало. Немаляев тоже согласился. Я решила дождаться в офисе, пока он соберется, в то время как остальные предпочли выйти на улицу. Об этом своем решении я пожалела, как только вышла из дверей. На улице, прислонившись к моей машине, стоял Борис Лиурман.
— Карина, здравствуйте, — сказал он, делая мне навстречу несколько шагов.
— Добрый вечер, — настороженно отозвалась я.
— Чудесный день, не находите? Собираетесь прогуляться?
— Что-то вроде. А вы что-то хотели?
— Да, — кивнул он с улыбкой. — Вас.
Немаляев до боли вцепился мне в руку.
— Карина, я уже говорил и повторю, что вы достойны большего, чем он, — скользнул Лиур взглядом по Немаляеву и вдруг перешел на «ты». — То, как струится шелк по твоей фигуре, сводит с ума, то, как мерцают в ушах бриллианты, напоминает блеск твоих глаз. Все в тебе очаровывает, но никак не спутник. Скажи мне, неужто он делает тебя счастливой?
— Может быть, по-вашему, женатый мужчина лучше? — спросила я с кривой усмешкой. — Вы правда так считаете? Простите, но нет, в вопросах брака я консерватор.
— Это единственное, чего я не могу тебе предложить — обручальное кольцо. Ты его ждешь? — И я повисла. Да, я сказала Алексу то, что думаю по поводу брака, но не имела в виду, что вот прямо сейчас собираюсь взять и выйти замуж!
— Нет… но…
— Вот именно. У меня есть деньги, связи, и я никогда не буду препятствовать твоим встречам с Алексом… — Как он узнал?! Как он узнал о той размолвке с Юрой? И что должен теперь думать Немаляев, что это я сказала Лиурману? — Я обещаю тебе настоящее покровительство в мире программирования. Это то, чего тебе даже Алекс дать не сможет…
— Если понадобится, я напишу Шону!
— Шону, — хмыкнул Лиурман. — Ты бросила его и уехала к другому мужчине. Либо он святой, либо…
— Хватит! — взмолилась я и закрыла уши руками.
— Ты хочешь этого. И меня ты хочешь больше, чем Юрия Немаляева. — Он протянул мне руку. Я отвернула голову в сторону. — Знаешь, я слышал, в Лондоне парад машин… а у тебя там живет лучшая подруга, которая крутит роман с моим хорошим знакомым. Представляешь как бы было волшебно просто слетать к ним на уикэнд.
— Ты женат, — огрызнулась я.
— Ты годами ненавидела мою жену за то, что она с тобой сделала. Почему тебя она волнует?
Отомстить Маришке. Месть. Сладкая, пьянящая, очаровательная в своей простоте и безжалостности. Она уничтожила мою репутацию, а я уничтожу ее брак. Да еще и получу за это жизнь-мечту. Бесконечное валяние в красивом белье на кровати, напоминающей небольшой ипподром и прочая атрибутика дорогой проститутки. Я встряхнула головой.
— Нет… Я не могу.
— Подумай, еще раз…
— Оставь ее в покое! — не выдержал Юра.
— Она не для тебя, мальчишка! — фыркнул Лиур.
— А уж точно не для старых извращенцев вроде тебя.
Неужели они не понимали, что подобное отталкивало от обоих?! Они указывали как мне жить, делили как некое ценное имущество, да притом на стоянке перед моей работой! И рядом стояла толпа моих сослуживцев!
— Неважно, что ты женат, ты просто мерзавец, приходишь к чужой девушке с заявлением, что она должна быть твоя, и никто больше ее недостоин!
— Твоя? Посмотри на нее, разве похоже, чтобы она в действительности согласилась принадлежать тебе? — пожал плечами Лиур.
Мой желудок свело. В приступе безумия я видела, как Юра бросился на Лиура. Я отскочила на несколько шагов в сторону и вдруг отвлеклась на какую-то странную вспышку. А повернувшись, застыла на месте. В нескольких машинах от разворачивающейся драмы стоял Алекс, откровенно забавлявшийся ситуацией. На мизинце руки, которой он придерживал настоящую сигару, сверкал перстень-печатка, который и привлек мое внимание. Он перевел на меня взгляд и подмигнул. После этого я словно очнулась и, забыв о дерущихся, бросилась к нему в объятия.
— Ты приехал, — пробормотала я.
— Ага. Я не понял, за что хороший и плохой мальчики дерутся? Ты куда опять вляпаться успела?
— Ой, не спрашивай.
Тем утром я вышла из лифта и уже было направилась к своей машине, как вдруг решила проверить флэшку с проектом. Только потерять или забыть ее не хватало! Я остановилась посреди гаража и стала копаться в собственной сумке. А она у меня наитипичнейшая женская, то есть там: ключи, документы, несколько заколок для волос, ручки, блокноты, карандаш, солнцезащитные очки… Но вдруг уши отозвались страшной болью, и все побелело.
Когда я пришла в себя и открыла глаза, рядом со мной лежала флэшка. Та самая, которую я искала. На полу гаража. Среди кусков покореженного железа и каменной крошки. И несколько машин догорало.
На двадцать пятом этаже дождь выглядит совершенно иначе. Становится темновато, но так уютно. И если сварить себе кофе, можно бесконечно пить его стоя около окна, и смотреть как брызги стелются по земле ковром, заполняя все вокруг, разравнивая и выравнивая. Дождь — это хорошо, особенно если можно свернуться под пледом на диване и слушать любимую музыку. Но в тот день все было иначе. Стакан в руке дрожал, а плед не согревал.
Остроградов сидел в соседнем кресле и воплощал собой серьезность. От парня, который не так давно зажигал с моей подружкой, не осталось и следа. Алекс тоже был тут, сидел передо мной на корточках и заглядывал в лицо.
— Это Лиур? — спросила я.
— Нет, думаю, это Марина.
Я не могла, не хотела думать, что она дошла до такого. Если бы не флэшка… Но Лиуру незачем было меня убивать нет, он не наигрался. А вот она, видимо, узнала о том, что он звал меня на уикэнд в Лондон.
— Не переживай, она сядет. Я все для этого сделаю, — сжал мою руку Алекс.
А слово он пытался сдержать всеми способами. Я думала, что защита Марины будет с воплями уползать куда подальше. И при этом ему каким-то образом удавалось не переходить на личности. Он никогда не позволял себе такого тона при мне. Это был совершенно другой человек… тот, которого стоило бояться.
Он выглядел намного старше, чем в обычной жизни. И сделал для этого все. Костюм в тонкую полоску заставлял его казаться выше, а зализанные назад волосы придавали на этот раз некую строгость и мрачность… А еще очки. Он был в очках, а не линзах. Это окончательно взорвало мой мозг, будто без амплуа светского красавчика Алекс оказался вовсе и не Алексом!
Однако перемена образа напугала не всех.
— Это была не я! — как попугай повторяла Марина. Я коротко взглянула на Лиура. Тот тоже изменился. Обычная атмосфера спокойствия и серьезности его покинула. — У этой женщины куча врагов!
— Машина, которая была запечатлена на камеру, принадлежит вашему мужу. И если это были не вы, то он. Вы обвиняете в содеянном Бориса Лиурмана? — не сдержался Алекс. — Марина Эдуардовна, вы готовы выдвинуть против него обвинения? — продолжал напирать он.
Несколько человек обернулись на Лиура. Тот молчал, сохраняя на лице невозмутимое выражение. Я почти видела, как в его голове крутятся винтики, предлагая новые и новые варианты развития событий.
— Это мог быть кто-то из обслуги, — возразил адвокат Марины, и она возликовала. Даже на меня посмотрела. Только ничего ей это не принесло. У меня был целый список рекомендаций на тему одежды. И отдельным пунктом шел покер-фейс.
— Но вы не подавали заявление. В полицейских сводках от этом ни слова. А значит, кражи не было. То есть либо вы предоставляете автомобиль наемным работникам по каждому поводу (что странно для такой машины, как порш), либо они сделали это по вашему желанию (что от вины вас не освобождает). Притом что проверить список труда не составит, ведь у вас есть только приходящая уборщица и повар. И у обоих алиби.
Адвокат аж покраснел от злости. Я была почти уверена, что он бросится на Алекса с кулаками.
— Каждый из ваших слуг присутствует здесь в качестве свидетеля. Спросим их лично?
После нудной женщины лет сорока и мужчины лет тридцати… речь дошла и до меня. Надо сказать, после всех газетных заголовкой окружающие таращились так, будто это меня надо было судить, а не Марину.
Я взглянула на Алекса. Но он моргнул и опустил голову, будто нам не стоило выдавать более личное знакомство.
— Карина Алексеевна, расскажите как все было, — попросил он.
— Утро началось банально. Я собралась, вышла из квартиры вызвала лифт…
— У вас над лифтом электронное табло, правильно?
— Да.
— И ваша квартира на двадцать пятом этаже единственная, верно?
— Верно.
— То есть догадаться, что на нем едете именно вы труда не составляет?
— Протестую! — завопил адвокат.
— Отклоняю, — меланхолично отозвался судья. — Продолжайте.
— Я вызвала лифт, зашла в кабину. Была одна, алгоритм не позволяет собирать жильцов по всем этажам… — Алекс чуть заметно кивнул мне. — Я доехала прямо до парковки, вышла и направилась к машине. Но я подумала, что забыла дома флэшку. И решила еще раз проверить. А дальше типичная история с дамскими сумочками, где можно найти все, что угодно, кроме нужного. И тогда прозвучал взрыв.
— Как далеко от эпицентра вы находились?
— Метрах в восьми, наверное.
Я увидела, как на мгновение дернулся кадык Алекса. Восемь метров и извечный беспорядок спасли мне жизнь… И он тоже это осознал…
— Тогда у меня вопрос, Карина Алексеевна. Почему вы считаете, что покушение совершили именно на вас?
— Потому что кроме меня там не было больше никого. — Так вот на чем они решили построить защиту.
— Но вы почти не пострадали. Вас могли просто пытаться напугать, учитывая, в каких кругах вы вращаетесь.
— Протестую, — рявкнул Алекс.
— Принимаю протест. Защита, впредь воздержитесь от бездоказательных обвинений в адрес пострадавшей.
— Вы практически не пострадали. Вы обращались в больницу?
— Мой друг доктор, и…
— Официального обращения не было! Вы не пострадали.
— И потому мы рассматриваем здесь не убийство, а всего лишь покушение! — возразил Алекс.
— Хорошо, перейдем к вопросам ваших взаимоотношений. Вы были любовницей Бориса Лиурмана?
Я вздрогнула.
— НЕТ.
Однако, передо мной, конечно же, появилась газета.
— Как это доказывает, что пострадавшая была любовницей Лиурмана? Протест.
— Принято.
— Почему вы ему отказали?
— Простите?
— Какова причина вашего отказа быть любовницей Бориса Лиурмана?
— Я не завожу романов с женатыми мужчинами. Тем более, у меня был приятель.
— Был?
— Был.
— По какой причине вы расстались?
Потому что я люблю не его, а Алекса…
— Между Юрием Немаляевым и Борисом Лиурманом вышла отвратительная размолвка, и мы поругались.
— С Юрием Немаляевым?
— Так точно.
Адвокат стрельнул глазами в Алекса.
— То есть ваш вышеупомянутый приятель это Юрий Немаляев?
— Вы совершенно правильно меня поняли, — сухо произнесла я.
— У защиты вопросов нет.
— Карина Алексеевна, расскажите, пожалуйста, о ваших взаимоотношениях с обвиняемой, — попросил меня Алекс.
Это был отстой. Рассказывать о своих последних годах в школе, об одиночестве, об обвинениях, о жестокости, да еще и при Алексе! Однако, проглотив желание врать, врать и еще раз врать, я без утайки рассказала им о Марине. Адвокат даром что за голову не схватился. Давняя ненависть, обостренная супружеской ревностью. Но я не ожидала, что не только адвокат примет к сведению давний конфликт. Внезапно…
— Это сделал я, — Лиур поднялся со своего места. Зал наполнился шумом.
— Ради Бога, где мотив? — устало отмахнулся Алекс.
— Мотив? Я влюбился в эту женщину, но она мне отказала.
Мои ногти до боли впились в ладони.
— Она мне отказала, и я не смирился. Она честно сказала, что раз я женат — у меня нет шансов. И я решил отомстить.
Лиур сделал несколько шагов вперед, но Алекс схватил его за плечо, останавливая. И, кажется, никто не знал, что делать. Я не знала, что сказал Алекс Лиуру, но тот побледнел. Я не выдержала и направилась к ним. А в зале творилось такое, что никому и дела уже не было.
— Если ты попадешься, на тебя навесят все, Лиур. Все!
— Алекс, ты можешь говорить что угодно. Ты должен понять меня. Она твоя женщина. Может, только может, вы вместе и не спите, но она твоя. — Лиур взглянул на меня, и я не решилась сделать следующий шаг. — Хотя бы потому что ты ее защищаешь. А моя женщина по другую сторону кордона. И я защищаю ее. Не так, как ты, а коряво и неумело, но делаю то, что должен. Не мешай мне, Алекс.
И он обернулся, впился в меня глазами. У меня даже дыхание перехватило. Все, что я могла — стоять и смотреть в ответ. Его взгляд был полон отчаяния, нежности, страсти, безумия, кучи эмоций, которые заставляют нас терять рассудок время от времени, превращают в одержимых безумцев без толики здравого смысла.
— Ты прав. Если ты так ставишь вопрос, Лиур, то защищаешь человека, который пытался убить мою любимую. И мне плевать, что ты понятия не имел о происходящем. Я тебя засажу! Уведите его! — рявкнул Алекс, и я вздрогнула всем телом.
После этих его слов Марину тут же отпустили, а слушание по делу Лиурмана назначили через неделю.
Алекс остался в зале суда последним. Он стоял спиной ко входу и изучал папку с делом Марины, будто пытался найти зацепки, понять, на чем ее можно подловить. И от этого узел в груди начал понемногу развязываться. Я просто стояла в дверях и смотрела на него. На знакомого и далекого, невероятно важного и нужного, такого чертовски красивого. Мне было грустно, что все закончилось именно так, мне было грустно, что Алекс пообещал упрятать за решетку человека, который был ему небезразличен. Из-за меня. Но внезапно Алекс обернулся, словно почувствовал мой взгляд, а затем захлопнул папку и направился ко мне. Судя по выражению лица, он чувствовал себя… виноватым.
— Прости меня, — вдруг сказал он, крепко прижимая меня к груди.
— За что? — я отстранилась, не разрывая объятий, и заглянула ему в глаза.
— Я бы хотел ее упрятать, и до конца жизни, и… но Лиур все испортил. Она не доберется до тебя больше. Я знаю, что дел…
— Замолчи. — Я коснулась пальцами его губ. — Она не идиотка, она больше ко мне не сунется. И она наказана. Что может быть хуже, чем потерять своего мужчину?
Он порывисто прижал меня к груди. От прежней жесткости и следа ни осталось. Не знаю почему, но я вдруг почувствовала себя счастливейшей из смертных.
Но нашу идиллию разрушил хриплый голос Марины:
— Осмелюсь спросить, Алекс, что ж ты ее так рьяно не защищал, когда вся школа тыкала в нее пальцем и обзывала мафиозной подстилкой? Каждый раз, когда в радиусе десяти метров от нее появлялся парень, это обсуждала вся школа. — Пальцы Алекса до боли впились в мою спину. Я одним лишь усилием воли отогнала желание попросить его убрать руку… — А если на ее руках оставались после тренировок синяки…
И тут до меня дошло как ее заткнуть, пока она не наговорила целую тонну гадостей!
— А ведь ты его любишь… И ты позволила ему взять вину на себя. Эгоистичная дура!
Она схватилась за живот и чуть сгорбилась, точно от боли. Ее испачканные джинсы вкупе со спутанными волосами визуально снижали реальное ощущение опасности, обычно исходящее от этой девушки. Но она была опасна, потому что никогда не несла ответственности за собственные поступки. Но я знала одно: она по-настоящему ненавидела криминальный мир (не знаю почему, да и какая разница), но факт в том, что не любила бы Марина Бориса, она бы никогда за него не вышла!
— Простишь ли ты себе это? — спросила я у нее. — Он же сядет на значительно более долгий срок.
— Убирайся, — в ответ прошипела она и разразилась рыданиями, среди ее всхлипов часто встречалась фраза «ненавижу».
Любить. Что значит любить? Я размышляла над этим стоя под козырьком здания суда и созерцая разворачивающуюся несколькими ступеньками ниже драму.
Марина любила Лиура. И, вероятно, никогда не любила его сильнее, чем в тот день, в день, когда его уводили. Она бросалась к нему, царапалась, цеплялась за его куртку… Но она позволяла его уводить, она позволяла его осудить. Это эгоистичная любовь.
А Лиур… Лиур в полном соответствии с теорией о мужской полигамии хотел меня, но любил он жену, ради которой предстал перед трибуналом, взяв на себя ее вину. Это пресытившаяся любовь.
А Алекс? Да, он меня любил, готов был оберегать от любых невзгод, готов был погибнуть ради меня. Он мог примчаться с другого конца света ради меня. И не готов был отказаться от своего образа жизни. Собственные тараканы были ему все-таки дороже. И каким бы искренним, чистым и бескорыстным не было его чувство, оно не существовало без дополнительной подпитки. Любовь не для двоих.
Но как любила я? Это был вопрос на миллион долларов. Моя мечта включала в себя день, в котором будет и обручальное кольцо, и дети, и белый кот, и вечера всей семьей у камина… Но я все равно любила человека, который не мог мне это дать. И так любила, что периодически уверяла себя, что семейная идиллия не для меня. Алекс не был пределом моих мечтаний, но порой становился нужен больше, чем весь остальной мир. И да, иногда я просыпалась, начинала искать свое счастье, а потом снова возвращалась в его объятия. Это отчаянная любовь.
Дождь молотил по тротуару, Марина рыдала, в объятиях собственной матери, Лиура сажали в машину, а я стояла в кольце любимых рук и старалась не думать о том, что будет завтра…
В тот самый день мы совсем как раньше гуляли по городу под дождем и фотографировались. А когда устали, затем-то решили позвонить Остроградову, чтобы присоединиться к ним с Ларисой в маленькой кофейне. И некоторое время просто таращились на влюбленную парочку сквозь стекло, глупо хихикая. Но Остроградов нас заметил и, даже не оборачиваясь и не прерывая монолога, показал нам средний палец. А потом было что-то вроде двойного свидания, с которого, однако Алекс ушел слишком рано. Думаю, на эту ночь у него были куда как более интересные планы, чем спирт, которым мы с Димой решили утешиться. Тост вечера был таков: за то, чтобы всем Лиурманам мира досталось по заслугам.
Работать после разрыва с Юрой стало еще тяжелее, нежели до начала отношений. Осознавать, что этот человек был твоим, а теперь нет, всегда непросто. А он ходил раздраженный, все время придирался. Мое заявление о переводе в другой отдел стало спасением и для меня, и для него, и для окружающих. Все было кончено. Я все-таки стала любовницей мафии. Той, о ком пишут грязные заголовки и поливают грязью в зале суда. Действительно ли мы сами выбираем себе любимых? Я так и не узнала ответа на этот вопрос.
Казалось, этот дождь не закончится никогда. Он шел, и шел, и шел. Казалось, скоро сам мир размокнет подобно брошенной в воду бумаге. И мне было ужасно тоскливо и одиноко. Дождь грохотал по подоконникам, кофе остыл, и мне почему-то было ужасно жалко Лиура. Я была в суде, когда ему вынесли приговор. Алекс не сдержал обещание еще раз. Он не стал его валить, чему, признаться, я была рада. И при помощи бешеных денег и бульдога адвоката он получил всего три года.
Я сделала глоток кофе… ну и гадость. Пошла, вылила его в раковину, схватила ключи и, даже не став переодеваться, поехала к Алексу. У него, настроение, кажется, было не лучше, потому что он меланхолично валялся на диване с книгой в руке. И на носу у него снова были очки…
— Иди сюда, — сказал он и подвинулся. Я покорно легла рядом. Придерживая одной рукой книгу, другой он обвил мою талию. — Переверни, пожалуйста, страницу, — попросил он, когда я уже начала засыпать, убаюканная теплом и внезапно нахлынувшим комфортом. — Не хочешь почитать?
— Это историческое. Мне такое не нравится.
— Мне тоже твой SQL не нравится. — Я хмыкнула и устроилась поудобнее. — Но для тебя я бы это сделал.
— Серьезно? Даже я читая про SQL, зеваю. Хотя, историческое меня усыпляет еще быстрее. Я посплю? Ты не против?
— Спи, — улыбнулся он.
И я отключилась.
Да, мы были неправильными. Неправильно жили. Неправильно любили. Но, может, мы за это и цеплялись? Потому что как, объясните мне, как можно было смотреть, к примеру, на Лиурманов, и не разочаровываться в «правильных» отношениях?