Несмотря на первое впечатление, Новийский исключительно порадовал, когда без дополнительных вопросов согласился установить в телефон супруги приложение для слежки по GPS, а в качестве бонуса скопировал все данные из списка контактов. Ванька, правда был не в восторге: сказал, что неплохо бы иметь доступ к сообщениям и соцсетям, но я его урезонила. Разве того, что имелось, было недостаточно? Я еще, кажется, сказала, что не может быть Юлия Новийская такой дурой, чтобы переписываться в соцсетях с любовниками, а потом оставлять телефон в доступном для супруга месте, но с последним, вероятнее всего, ошиблась.

Наверняка вы видели репортажи, в которых светские львицы с обесцвеченными прядями, накладными ресницами и в мехах вышагивают от бедра между салонами красоты. Этот собирательный образ воплощала в себе женщина по имени Юлия Новийская. С лицом, застывшим в маске непоколебимой скуки она прилагала множество усилий, чтобы занять свои ничем не обремененные будни. И я могла это понять: если твоя единственная цель в жизни — быть красивой, то туг, пожалуй, взвоешь. Но отчего ж было не заняться хоть чем-то полезным? Почему единственное, что ее волновало в этой жизни — встречи с подружками и собственная персона? Почему при том, что они с Новийским подходили друг другу, как два сапога, Юлия считала это несущественным и не делала попыток сохранить брак, обеспечивавший все ее нужды? В общем, я это к тому, что ума у нее было явно не в избытке.

На контрасте особенно остро чувствовалось, как кипела моя собственная жизнь. Просыпаясь каждое утро, я мысленно выстраивала в голове последовательность необходимых действий, среди которых значились и такие банальности, как растолкать соню Лонку, пока соседи не заняли душ, так и необходимость перепроверить собственную информацию по делам Гордеева. И мне эта круговерть нравилась, в ней я чувствовала себя живой и нужной. События менялись так быстро и приятно, что ощущение причастности кружило голову, пьянило.

Где-то к середине третьей недели испытательного срока, я сидела в машине Ваньки около салона красоты, где проходила комплекс процедур неугодная жена будущего политика. Это был первый раз, когда мы решили пойти на некий контакт с окружением «жертвы», чтобы хоть что-то выяснить. Потому Ванька пошел к администратору салона разыгрывать безнадежно влюбленного поклонника красавицы и разведывать почву: как часто появляется, какие предпочитает процедуры… Разумеется, мое присутствие процессу бы только помешало, поэтому я занялась делом из папки Олеси Александровны, активно тратя мобильный трафик на телефоне. Гордеев отдал мне материалы на доработку, и я очень беспокоилась, что при всем том, что уже была назначена дата слушания, заданию был присвоен низший приоритет.

— Держи, — передал мне Ванька два стаканчика кофе, залезая внутрь салона авто.

— Ты мой герой, — простонала я, хватаясь коробку с теплыми стаканчиками. Даже ручку уронила — было не до нее. — Боги, это чудесно.

Захлопнув дверь, парень усмехнулся:

— Боги? Ты у нас язычница? — пошутил, забирая у меня

— Нет, просто единственный наделенный суперсилой человек, в которого я верю

— я сама.

Ванька рассмеялся, будто не поверив, а я пожала плечами и отвернулась, смутно подозревая, что не соврала ни словом. Разве что с суперсилой немного перегнула, но отчего бы не назвать ею мое ослиное упрямство, толкающее раз за разом вперед?

Отхлебнув кофе я, разумеется, обожгла язык и, дабы дать ему передышку обратилась к Ваньке: — Ну и?

— Мне охотно сообщили, что моя обожаемая зазноба делает себе мезотерапию — избавляется от целлюлита, — с иронией в голосе сообщил Ванька.

Ну а мне подумалось, что все логично. Еще бы администратор салона спустила счастливо замужней клиентке появление молодого и привлекательного воздыхателя. Я бы тоже попыталась его уверить в том, что овчинка выделки не стоит.

— Это… больше, чем я хотела бы знать, — ответила я сообщнику в тон. — Думаешь, удастся скомпрометировать ее этим в суде?

Переглянувшись, мы расхохотались. В последние дни между нами установились вполне комфортные, дружеские отношения. Я даже почти уверила себя, что это странное чувство, закручивающее в узел внутренности, в скором времени рассосется, что никакая это не влюбленность, что мой повышенный интерес к лежащим на руле мужским пальцам обусловлен чистой физиологией. Почему бы нет? Лона ведь хочет своего Романа, почему со мной такого случиться не может? Ну а раз мои чувства не взаимные, все это ненадолго. Занимательное вышло оправдание, но меня оно полностью устроило.

— Что это у тебя такое? — спросил Ваня, наблюдая, как я пыталась пристроить папку на тощих коленках.

— Очередное из заданий, — пожала плечами.

— Просто ты сидишь с этой папкой уже который день, помощь не нужна?

От удивления я испытующе уставилась на Ваньку и, неожиданно даже для себя, начала пересказывать ему детали дела. О том, как хозяева крупной фирмы решили разбить ее на много составляющих и продать своим же подставным людям, при этом стребовав с «ГорЭншуранс» страховку за развал вполне перспективного и жизнеспособного предприятия. Потом я начала перечислять всех братьев и деверей владельцев, названия компаний, каким образом на них вышли. По итогам пятнадцатиминутного знакомства с содержимым папки, Ванька поинтересовался, как у меня в такой маленькой голове все укладывалось. Он попытался повторить, но не запомнил вообще ничего, и я, засмеявшись, стала снова перечислять все эти компании, потому что было чисто интересно, с какого раза он запомнит.

Мы так увлеклись тренировкой его памяти, что я упустили момент, когда Юлия Новийская вышла из салона и направилась к своему такси. Я взглянула на телефон, и вдруг поняла, что она, наконец, заметила включенный GPS… и выключила его. Мы тревожно переглянулись, и бросились прочь из машины. В сумерках оказалось непросто разглядеть номер, но, когда авто с шашечками вырулило на проезжую часть, удалось. И пока Ванька ругался, соображая, что делать дальше, я набирала номер службы такси, чтобы выяснить, куда направилась Юлия Новийская.

— Алло, девушка, — начала я сбивчиво. — Только что от салона «Студия стиля» отъехало такси, клиентка забыла у нас вещи, вы не могли бы подсказать, куда они направляются? Мы пришлем доставкой.

— Доставкой? — переспросила недоверчиво диспетчер. Для нее подобные звонки явно были новостью.

— Да, для заведения нашего класса, — начала я надменно. — Это стандартная практика. Женщины то и дело что-нибудь забывают, не заставлять же их возвращаться по всем пробкам.

Мне явно не слишком поверили, но, поколебавшись, и все же не усмотрев особо изощренного коварства, неохотно сообщили адрес, по которому направилась клиентка. Однако диспетчер оказалась хитрее, чем мы думали, так как страховочный трос она себе оставила:

— Я предупрежу водителя и клиентку, чтобы дождались посылку.

А вот это было не в тему, но оставалось лишь прикусить губу и согласиться. Когда я обернулась, обнаружила, что Ванька, улыбаясь, разглядывает меня, оперевшись руками о крышу машины. И несмотря на прошлые заявления и рассуждения, мне не было все равно. Сердце билось часто неровно. Я стояла как вкопанная ровно до тех пор, пока Ванька не сказал:

— Отец будет полным кретином, если не возьмет тебя на работу!

— Ты полегче, теперь надо что-то ей привезти, а то…

— Мы привезем ей цветы, — вдруг нашел удивительное решение Ванька. — Они быстро поймут, что звонок был не из салона. Но охотно замнут скандал, если выяснится, что преследователь — тот самый ненормальный сталкер, который уже расспрашивал о Юлии администратора. Не станет же замужняя дама афишировать, что у нее появился поклонник. Это полезно для самооценки и вредно для репутации. Она точно ничего не расскажет.

Гениальности Ивана Гордеева не было предела, о чем я ему и сообщила. Дальше мы купили цветы, подъехали к кофейне, где Юлия встречалась с подругой. А потом я наблюдала из окна машины: как Ваня пытается обаять жену Новийского. И даже несколько разочаровалась: это не имело никакого отношения к флирту, которым парень охотно одаривал окружающих. Так искренне у него получалось, что мне пришлось отвернуться, дабы не влюбиться еще сильнее. В отличие от белобрысой женушки, у меня не было никакого иммунитета к чарам не в меру очаровательного сына начальника.

Если бы вы только знали, к каким последствиям привела эта маленькая ложь!

***

День начался совершенно безумно: с того, что мы с Лоной обе проспали. Собирались в спешке, пропустили завтрак, чуть не прошлись по головам у соседей, а в метро висели на поручнях, силясь отдышаться, но все равно опоздали на десять минут. Охранник, сжалившись, а больше по старой дружбе — ведь я три года таскала для его детей-школьников дармовые ручки из клиентских компаний — пропустил нас через вертушки без пропусков и пожелал удачи, а я чуть не ответила «Аминь». Как это в книгах пишут? «Мне за каждым кустом мерещилась грозная тень увольнения!»

Но полной неожиданностью стало то, что несмотря на опоздание, в приемной было не до меня. Никто не стоял на ушах, ревизоров не приходило, авралов на голову не сваливалось, но едва я открыла рот, чтобы поздороваться, как Катерина приложила палец к губам, потом указала на дверь Гордеева, а в довершение провела ребром ладони себе по шее. Намек был понят без дополнительных вопросов, и я мышью прокралась на свое место. Попыталась расспросить Катерину, но она раздраженно замахала руками: потом.

Через пять минут ситуация повторилась точь-в-точь, когда в приемную сунулся Ванька. Мы обе зашипели на него и велели убираться. Опешивший от такой «теплой» встречи парень моргнул и ретировался. Я же испытала странное, глупое чувство разочарования от невозможности с ним поболтать. Без ежедневных утренних пикировок день казался каким-то неполноценным.

Я попыталась отвлечься и поработать, но разве это было возможно, когда из кабинета начальника слышались приглушенные разговоры и даже смех. Так и тянуло приложить к двери ухо и подслушать. Ну а что? Катерина раньше никогда не заставляла меня помалкивать в тряпочку, дабы не навлечь гнев господень начальника.

«Горе ты луковое!» — сжалилось надо мной окошко скайпа после того, как я очередной раз наклонилась к двери в попытках расслышать хоть что-то. — «Там Новийский!»

Тут-то я и вспомнила о подаренном букетике. С какой стати я решила, что Юлия не знает Ваньку, если ее муж явно давно и не шапочно знаком с Гордеевым? Они вполне могли встречаться дома у кого-нибудь из общих знакомых, да или вообще за ужином. То, что она терпеть не могла званые вечера вовсе не означало, что не бывала на них вовсе. Внезапно мне стало страшно, что после наших проделок потенциальный свидетель откажется сотрудничать.

«Он был зол?» — спросила я Катерину.

«Он был до крайности любезен».

Любезность? Это хорошо или плохо? Сама я становилось любезной только в том случае крайней степени злости, а как это было с Новийским — кто ж его знает. В общем, рано, видно, я списала свое увольнение со счетов!

Просидев в ступоре над бумагами пару часов и окончательно возненавидев папку Олеси Александровны, я услышала, как голоса мужчин начали приближаться, становиться отчетливее. Моя судьба решалась в тот миг, и когда дверь открылась, я обернулась и взглянула на Гордеева. Думала, что-нибудь пойму по лицам, но мужчины выглядели удивительно спокойными. Вежливо попрощались, и я решила, будто меня их разговоры миновали. Однако, уже почти у самого выхода Новийский бросил на меня заинтересованный, веселый взгляд, и в голове мелькнула единственная мысль: «Ауч, будет больно!»

К счастью, больно не было. Едва гость ушел, как привычно невозмутимый начальник вызвал нас с Ванькой в кабинет, почти на ковер. Некоторое время он смотрел на нас почти строго, а потом не выдержал и… расхохотался. Казалось, это впечатлило даже его сына, потому что Ваня бросил на меня недоуменный взгляд и пожал плечами, явно недоумевая не меньше.

— Ну и что вы, олухи, вытворили? — начал Гордеев, отсмеявшись. — Весело было?

— Не понимаю, в чем проблема. Разве не на это рассчитывал Новийский? — невинно поинтересовался Иван. — По-моему, только неверность и может в достаточной мере смутить его жену, чтобы поменьше выступала в суде.

— Правильно, — прищурился, оценивающе оглядывая сына, Николай Давыдович.

— Нет детей, она его иждевенка, ни дня не работала, да еще изменяла. Этим можно оперировать.

— А она изменяла? — попыталась я воззвать к справедливости. — А даже если так, это сработает в суде?

— Поверьте мне, Новийский заинтересован в том, чтобы не пришлось доводить дело до суда, просто рассматривает все варианты. Но чтобы план сработал, нужно запугать его супругу, и вчера… — Он снова весело хмыкнул, а затем, словно смутившись, откашлялся. — Вы предоставили ему просто шикарную возможность. Когда жена вернулась с букетом, он устроил ей допрос с пристрастием. — Я честно попыталась представить Сергея в гневе, но тогда у меня не хватило ни знаний об этом человеке, ни воображения. — В ходе которого выяснилось, что букет подарил мой сын. Но, параллельно, всплыло немало интересного, и теперь у нас… — Гордеев стремительно вернулся к столу. — Название одного заведения, которое стоит проверить. Некоторое время назад Юлия, как выяснилось, начала тратить много времени на некоторых друзей, в числе которых есть один художник, открывший не без помощи Юлии собственный художественный салон… Проверьте его сегодня. Если все верно, то раз вчера она проговорилась, сегодня попытается предупредить дружка об опасности.

И только я успела поздравить себя с победой, Гордеев позвал обратно:

— Ульяна Дмитриевна, а как ваши успехи в других заданиях?

— Я почти закончила, — сбивчиво проговорила.

— Почти? — настрой начальника сменился в момент. — Вы в курсе, что мне обходимо некоторое время, чтобы проверить всю ту чушь, что вы понапишете?! Или, может, думаете, что все сделаете идеально?

— Н-нет, я…

— Чтобы папка была у меня к завтрашнему утру. Советую успеть!

Ну право слово, вы же не думали, что меня могли почти похвалить?

***

Это все было ужасно некстати, поскольку на этот раз, с художником предстояло общаться мне. Во-первых, о Ваньке могли предупредить, а, во-вторых, опять же сыграл фактор противоположности полов. К девушке должны были отнестись лучше. Только я в этом сомневалась, в конце концов, я не умела разговаривать, проникновенно заглядывая в глаза, да и вообще, если ему нравилась высокая, светловолосая красавица, что должна была сделать я — темненькая, заурядная коротышка, дабы заинтересовать мужчину-эстета?

— Это плохая идея.

Я повторила это раз в сотый. Припарковавшись около художественного салона друга Юлии Новийской, Ваня повернулся ко мне и еще раз попытался вразумить:

— Идея продумана замечательно. Ты зайдешь и попросишь позвонить — просто позвонить. Тебе показалось, что ты проколола шину, потому вышла из машины и случайно защелкнула внутренний замок, оставив внутри ключи и телефон. Позвонишь якобы мастеру — мне — и попросишь подождать в художественном салоне, пока приедет помощь, потому что на улице дождь. Зашла бы в кафе, но все банковские карты в сумке, а занимать столик просто так некомфортно. Будешь ждать, пока не придет Юлия, а потом попробуешь записать их разговор на диктофон. Номер моего телефона помнишь или записать, чтобы поглядела?

— Номер-то помню. Но что я буду делать в салоне?

— Разговаривать об искусстве, конечно, — всплеснул руками Ванька.

— По-твоему, я похожа на человека, который разбирается в живописи? — возмутилась я. — Да я наскальную от Ван Гога не отличу!

— Сафри, ты же девочка! К тому же совсем юная, — рассмеялся Ванька. — Ну сыграй ты разок под дурочку. Тебе будет достаточно внимательно слушать и смотреть собеседнику в глаза. Ты же умеешь нравиться людям, просто делай то, что всегда.

— С чего ты взял, что я нравлюсь людям? — искренне удивилась я. Никогда не думала, что услышу нечто подобное. — За этим к моей сестре.

— Лона? — улыбнулся он. — Так и думал, что ты ее вспомнишь. Она очень хорошенькая девушка, — признал Ванька, и я с трудом подавила вспышку ревности, и то лишь потому, что никогда не замечала между ними с Л оной близости. Разумеется, каждый, кто видел мою сестру, считал ее очень миловидной. К этому располагал и ее характер. Все было естественно. — Но это не Лона собрала за обедом компанию из разных отделов и, боже мой, даже расположила к себе мнительную Катерину. Ты ей нравишься. И, я подозреваю, ты нравишься отцу.

«А тебе? Тебе я нравлюсь?» — захотелось спросить, но я сдержалась, потому что знала ответ на этот вопрос. Я Ваньке нравилась, всегда нравилась, даже когда с раскаянием наблюдала, как по нему стекает вода — все равно нравилась. Но совсем не так, как того желала. Его ответ ничего бы мне не дал, и оттого я ответила:

— Спасибо, что так считаешь.

— Это абсолютная правда. Особенно с такими вот растрепанными волосами ты особенно очаровательна, — засмеялся он.

А вот это было лишнее, в его отношении скользнуло то, чего я боялась с самого начала: высокомерие популярного мальчика по отношению к девушке слабее него. Но, наверное, сетовать было глупо: я действительно была слабее, а он — популярнее. Тут не было еще одного варианта. Однако мне было неприятно, очень неприятно.

Оставив на заднем сидении куртку (как учил Николай Давыдович), я вышла из машины, подстегиваемая неприятной правдой. Ваня был ничуть не лучше других, просто он хорошо маскировался. Почему-то это открытие придало мне сил. Раз он все-таки не лучше других, то почему я должна быть хуже? И я ринулась доказывать самой себе, что да, могу! В тот день мне явно благоволила удача.

Художественный салон представлял собой именно то, что можно увидеть в американских фильмах, где есть открытие той или иной выставки, с одной лишь разницей: единственным его посетителем была я. Стоило войти, как звякнул колокольчик, а мужчина-метросексуал взглянул на меня над стеклами очков в роговой оправе и едва заметно вздохнул, безошибочно оценив тяжесть кошелька посетительницы. Однако от этого хозяин не стал менее вежлив, что в моих глазах добавило ему сотню очков. Он мягко и почти бесшумно подошел ко мне и поинтересовался целью визита, а я удивилась: вблизи художник напоминал представителя секс-меньшинств, в отличие от того же Новийского. Неужели Юлии это нравилось?

Включившись в игру, я пожаловалась ему на жизнь тяжелую, повторила состряпанную Ванькой легенду и попросила такую малость в беде, как телефон. Художник особым сочувствием не проникся, но в просьбе не отказал, а большего мне и не требовалось. И любезно, уже куда более охотно позволил полюбоваться шедеврами.

Очень скоро завязался диалог. Так и планировалось, ведь мы ждали прихода будущей бывшей жены политика. Новийский снова, даже без напоминания с нашей стороны, включил ее GPS, и она все еще не заметила. Поэтому мы точно знали, что Юлия еще не появлялась у художника и был смысл караулить сколько угодно. И поначалу я переживала о том, не будет ли мое затянувшееся пребывание в салоне выглядеть странно, но, как оказалось, творческий человек мог говорить о себе вечно.

— Понимаете, Ульяна, если талант у человека есть, это видно сразу, — вдохновенно вещал он. — Не бывает иначе. Некоторые годами рассказывают всевозможным пиар-агентам, что они такие замечательные, но, увы, непризнанные. Однако искусство нуждается в словах или подтверждениях! Не нужно заступаться за картину, понимаете? Она сама все скажет за себя.

Я, конечно, усердно кивала, а мысленно закатывала глаза. Эдак, получается, процесс обучения совершенно неважен. Если ты рожден гением математики, то с пеленок знаешь, что квадрат разности равен сумме квадратов минус удвоенное произведение. К чему тут какие-то доказательства? Наверное, мне было очень далеко до творчества, несмотря на образование в эпистолярной сфере. Этот человек отвергал трудолюбие как таковое.

— Я выставлялся в Нью-Йорке, понимаете? — продолжал вдохновенно мужчина.

— Было тяжело начинать все с нуля здесь, да еще на такой неплодородной почве!

— и театрально прикрыл глаза.

— Наверняка здесь сложнее, — посочувствовала я почти искренне, а сама мысленно съязвила: «уж наверняка, но что тогда было возвращаться?»

К счастью, именно в этот момент хлопнула дверь, и на пороге появилась наша цель.

— Юленька! Дорогая! — тут же подхватился художник. — Ох, простите.

«Юленька» окинула меня совершенно безразличным взглядом и сообщила, что она на пару минут, ей нужно спешить. Разумеется, мужчина повел ее в помещения для персонала, а я, словно разглядывая картины, подкралась поближе и включила диктофон, выданный мне Ванькой. В принципе, мой соучастник обещал, что прибор, которым меня снабдили суперчуткий, с подавлением шумов, а с помощью программы можно будет вытянуть звук на достаточный для восприятия уровень, но я все равно подошла почти к самой двери помещения для персонала, боясь рисковать. Ванька уверял меня, что создал прибор собственноручно, что он очень хорош в радиоэлектронике и так далее, но я все равно опасалась. Второй такой шанс нам бы не представился.

Разумеется, как в лучших законах жанра, дверь открылась совершенно внезапно, и меня застукали с поличным, пришлось сделать вид, что приехал мастер, и я хотела поблагодарить за гостеприимство перед уходом. К счастью, я на воровку не была похожа, Юлия меня никогда раньше не видела, а художник не походил на вышибалу, готового сносить с плеч головы. Однако уезжали мы с Ванькой очень быстро — опасались, что Юлия его увидит.

И все же, как бы то ни было, оставалось ждать. Даже без дополнительных обработок сигналов я слышала у дверей фразу: «если муж о нас узнает — мне конец». Ничего более обнадеживающего не следовало и ждать.