Следующий месяц для меня прошел как в тумане. Когда Гордеев сказал, что после прохождения испытательного периода станет сложнее, я подумала, что это ерунда, но, оказалось, начальник не умеет преувеличивать. Испытательный срок был цветочками, а вот потом все стало серьезно. Мне, как в сверхсекретной организации, повысили уровень допуска, и теперь я знакомилось с партнерами Гордеева, углубленно изучала рабочий процесс и устройство суда изнутри, у меня даже было право принимать вместо Гордеева некоторые документы, лишь бы главный не отвлекался. А потом я приходила домой и падала. Не интересовали ни разговоры, ни домашние дела: я падала и засыпала.
Основные события месяца, которые некогда казались ужасно важными, на этот раз пролетали мимо моих трудовых будней кометами: Ванька расстался со своей Олесей Александровной даже раньше, чем предсказывала Рита — спустя неделю; Иришка с Егором тоже разбежались, причем очень некрасиво: некоторое время они даже не разговаривали; Новийский залег на дно, занятый разработкой тактики развода; Лона с Романом активно обсуждали дату свадьбы, но никак не могли прийти к единому мнению на этот счет. Посмотрели мы с Риткой на это и порадовались, что у нас с ней было по одной новости: она разбила мобильный, и теперь ходила с неубиваемой нокией, место которой было как минимум в мавзолее, а у меня сломался обогреватель, и так как отопление до сих пор не включили, мой нос превратился в огромный красный шнобель с неиссякаемым потоком соплей.
— Шла бы ты домой. Жутко выглядишь.
Катерина прицельно бросила в меня новенькой упаковкой бумажных носовых платков, и я подумала, что люблю эту женщину. У меня закончились чистые платки, потому что прошлые не высохли из-за отсутствия отопления и сломанного обогревателя. Нет, я понимала, что можно и не париться — завтра опять стирать придется, но противно же. Да и не раз бывало, что из-за попыток высушить белье вся комната отсыревала, и дышать становилось тяжело, как астматику.
Кстати о «домой». Не хотелось разочаровывать Катерину, но у меня было больше шансов вылечиться за рабочим столом, нежели дома. И не так давно я схитрила: когда Лона осталась ночевать у своего Романа, я решила расположиться на диванчике в приемной. Впервые за долгое время проспала всю ночь, не просыпаясь. А вчера я в очередной раз звонила в ЖКХ и ругалась, но мне ответили, что не могут включить отопление, потому что у кого-то из соседей все еще течет труба, запчасти они не покупают, а ходить по десять раз в один и тот же дом сантехник не намерен. Ну что тут было сказать? Я попросила у мамы на новый год новый обогреватель, а в ответ получила тираду о том, что я девушка, и она уже купила мне красивый свитер. Я, в свою очередь, выразила надежду, что он еще и теплый, потому что собираюсь в нем спать. И обе непонятые и разочарованные друг другом мы повесили трубки.
Тем временем, для покупки нового жилья мне не хватало пятисот тысяч и закралась малодушная мысль: раз Лона выходит замуж и уезжает, может, лучше нацелиться на комнату? Опыт жизни с соседями уже имеется. А потом я вспомнила о потенциальных оргиях за стенкой и отсутствии личного пространства, и поняла, что путь наименьшего сопротивления не для меня. Это не улучшило бы мое качество жизни: шило на мыло.
Тогда у меня в голове родилась новая идея, и я открыла окошко excel, чтобы посчитать деньги и определиться с вариантами. Мне было страшно — даже очень страшно делать то, что задумывалось, но лучшего варианта в моей ситуации не существовало.
После того, как Катерина ушла домой тем вечером, я постучала в дверь кабинета начальника, чтобы осуществить задуманное. Он был так занят, что я почти растеряла всю собранную по крупицам решимость, но он задал вопрос, что мне нужно, и пришлось отвечать.
— Николай Давыдович, — проговорила я «в нос», после чего начальник поднял голову и скривился.
— Вы всегда так долго болеете? — поинтересовался.
— Нам все еще не дали отопление.
Я понимала, что придется пройти акт унижения от начала и до конца, а потому решила ничего не скрывать. Это был тот самый редкий случай, когда честность могла сыграть на руку.
— Сходите в ЖКХ, — легко отсоветовал начальник.
— Пять раз ходила, но у нас очень старые батареи, и соседи не имеют возможности их починить. Если включат отопление, то случится потоп. — После этого Гордеев взглянул на меня куда пристальнее и даже откинулся на спинку кресла. — Я все это говорю не для этого, чтобы пожалели или что-то в этом духе. Я со смежным вопросом. Дело в том, что мой переезд — вопрос времени. Я уже давно коплю деньги и имею на руках некоторую сумму, но даже с учетом того, что мне удастся продать комнаты, где мы живем сейчас, на студию-малометражку не хватает примерно полмиллиона. Насколько я знаю, некоторые компании предоставляют кредит своим сотрудникам для приобретения жилья под процент меньший, чем банки, и решила уточнить, является ли «ГорЭншуранс» одной из них.
Сказав все это, я мысленно погладила себя по голове. Прозвучало спокойно и сдержанно, но внутри, конечно, я чувствовала совсем другое. Злость, обида и непонимание причин, по которым никто из моих близких не делал попыток улучшить уровень нашей жизни, я унесла бы в могилу. Меня просто дико раздражало, что я одна копила деньги, боролась с соседями и органами власти, а теперь еще просила у начальника милостыню. Никто меня в этом не поддерживал, ни единая душа! Как могли мама с Поной просто полагаться на мужчин, забывая о том, что есть только один человек на свете, который не бросит тебя никогда и ни при каких обстоятельствах, и это ты сам? Как могли они верить чужакам больше, чем самим себе? Или мне…
— Что ж, — Гордеев поднялся из-за стола и взялся за щипчики, которыми удалял сухие или больные листочки растений. — Была пара случаев, когда я давал кредит сотрудникам под символический процент, — не стал он скрывать. — Но как физическое лицо. От компании же есть несколько иное предложение.
— Я слушаю, — кивнула в образовавшейся паузе.
Но ответ меня разочаровал.
— Долевое строительство. Часть жилого комплекса, где живет Катерина, все еще не достроена. Работы планируется закончить к апрелю. Сотрудникам мы предоставляем скидки и, конечно же, рассрочку платежа при условии, что первый взнос будет сделан в этом месяце.
— Новостройка? — спросила я без энтузиазма, не представляя, каким чудом сумею вытянуть отделку.
Я рассчитывала на куда более скромное жилье. Крошечная студия на окраине города — то, что меня устроило бы и финансово, и по качеству. Да, добираться сложно, но это хоть не разваливающаяся сталинка, о которой я думала изначально.
— Я не думала о новостройках.
— Ульяна Дмитриевна, а вы подумайте, — нагло заявил Гордеев, откладывая пыточный инструмент и переходя к подвязке веточек. — Более выгодного предложения вы не найдете во всем Петербурге. «ГорЭншуранс» всегда заботился о своих сотрудниках и качестве их жизни. Вот почему мы пришли к идее постройки недорогого жилья. И многие этим предложением воспользовались.
— Допустим, мне хватит на первый взнос, но не последующие. Я очень сомневаюсь, что успею продать комнаты в общежитии, учитывая, в каком состоянии здание. Плюс, новостройка это еще дороже, чем обычная квартира, откуда мне взять такие средства? Мне не успеть накопить за полгода нужную сумму даже с учетом рассрочки платежа.
У меня включился режим паники. Я рассчитывала, что мне отдадут деньги, ведь для такого человека, как Гордеев, это капля в море, но оказалось, что мне и в этом не повезло. Даже глаза защипало от сдерживаемых слез. Ну не смогла я оценить по достоинству его предложение жить полгода впроголодь в неотапливаемом помещении! Да и Лона кашляла так, что я начинала опасаться, как бы она не оказалась в больнице с воспалением легких. Все было против. Буквально все.
— Давайте так, — словно почувствовав мой страх, чуть смягчился начальник. — Вы придете ко мне с ответом дня через три. А в случае согласия, если на второй и последующие взносы денег хватать не будет, я дам вам заем. Только не лейте здесь слезы, ради бога!
Не лейте слезы?! Я зло уставилась на начальника, а он — на меня. Хлюпнула носом, он закатил глаза.
— Зачем вам эта оранжерея? — задала я нахальный вопрос. Состояние было подходящим.
— Чтобы меньше орать на помощников. Расслабляет, — ответил он так сладко, что я сразу поняла, кому призвана спасти нервы эта плантация. — И, раз уж вы здесь, наберите мне пару бутылей для полива. Желательно, чтобы вода была комнатной температуры.
Так и жили…
В тот вечер мне требовалось все продумать и оценить больше, чем когда-либо, и я готовилась засесть за ноутбук. Оценивать риски. Еще прорабатывала в голове варианты. Нужно было сходить к маме домой на чай, чтобы поговорить о продаже комнат. Телефонные разговоры с ней заканчивались плохо в ста процентах случаев: она полагала, что общение посредством телефона — выражение неуважения. Таким образом я демонстрирую нежелание ее видеть. То есть чтобы рассчитывать на успех, следовало купить упаковку зефира и ехать к ней в ближайшую же субботу. Я была уверена, что мама позволит мне продать комнаты при условии, что я возьму с собой Илону, а я и не думала сопротивляться. Куда ж сестру-то девать? Другое дело, что я не собиралась отдавать новое жилье в собственность ни одной из них, а вот этот вопрос был уже тонким. Максимум, на который я бы пошла — совместное владение. Ну а что? Никто не помогал мне копить деньги. Даже продукты покупали с Поной вскладчину. И все же надеялась, что мне не придется поднимать этот вопрос вовсе.
Следующим пунктом программы значился визит к скрытной Катерине. Надо было как-то уломать ее пригласить меня в гости, чтобы я полюбовалась жилым комплексом, построенным Гордеевым. Да, я верила, что он большой молодец и все такое, но вкладываться в кота в мешке не собиралась. Немножко претила мысль откровенничать с соседкой по приемной, ведь она меня взаимной любезностью не баловала, но стоило ли потакать капризам в таком вопросе?
Домой я направлялась в боевом настроении. Перепрыгивая через лужи, дошла до подъезда, коленом прижала дверь и нажала на кодовую комбинацию, которую невозможно было не вычислить — столь ярко сверкали правильные кнопки на фоне остальных — заржавевших. Мы жили на третьем этаже, ровно на уровне фонаря, который светил мне в окно целыми ночами. Со временем притерпелось, но поначалу, когда мама только уехала, а я перебралась в ее комнату, долгое время плохо спала и радовалась перегоравшим лампам.
Я поднялась на наш этаж и, мстительно топая по скрипучим половицам (ведь и соседи не старались ходить потише), дошла до нашего тупика, а там застыла. Из моей комнаты слышались веселые голоса: женский и мужской. Раздражение буквально накрыло. Нет, понятно, что Роман к нам приходил, но Лона пригласила его в мою комнату! Это было верхом наглости. Психанув, я вставила ключ в замок и попыталась повернуть, но дверь даже не была заперта. У меня, кажется, чуть- чуть сорвало тормоза в тот момент, поскольку я ворвалась в комнату ураганом и собралась уже отчитать непутевую сестрицу по полной, но обнаружила, как сильно ошиблась и замерла истуканом.
— Привет, — сказал мне Ванька, улыбаясь.
— Ч-что ты тут делаешь? — воскликнула.
Сначала даже стыда не было — только гнев и недоумение. Почувствовав мое взвинченное состояние, сестра поспешила вмешаться:
— Чувствуешь, как тепло стало? Ваня починил нам обогреватель, я его пою чаем.
Тепло было, но не внутри. Я, кажется, вымерзла от зрелища сидящего на продавленном диване Ивана Гордеева. Он узнал, где мы жили! Разве существовало что-то ужаснее?!
— Я вспомнила, что Ваня разбирается в электрических приборах и попросила его помочь, — тон сестры стал более настороженным. Она пыталась воззвать к здравому смыслу и отсрочить безобразную сцену, которая с каждой секундой становилась все неотвратимее.
— Чай, значит, — сказала я.
— Да, чай. Присаживайся, я и на тебя поставила, — указала сестра на электрический чайник на письменном столе, который практически полностью занимал пузатый ламповый монитор.
— Лона, на пару слов, — не выдержала я.
Уводя ее в другую комнату, я наткнулась на задумчивый взгляд Ваньки. Догадался ли он, что меня так смутило? Не знаю, но мне было все равно. Дело было сделано, ситуация стать еще хуже не могла. Из-за Олеси Александровны мы отдалились: я посчитала правильным подержать дистанцию и перегореть в одиночестве, а потом перевести зарождавшуюся дружбу в несколько натянутые приятельские отношения. Несмотря на то, что Ванька не перестал присоединяться к нам за обедом, я его как часть компании не воспринимала. Он так себя поставил, он так захотел, вторых шансов я ему давать не собиралась.
— Зачем ты его притащила? — рявкнула я на Лону, едва та успела захлопнуть дверь.
— Потому что ты отказывалась покупать обогреватель или нести этот в ремонт! Ты сказала, что есть план, но нужно поэкономить! — взорвалась в ответ сестра. — Поэтому я стала искать способ починить обогреватель, не потратив ни копейки! И все равно осталась виноватой! Ты вообще соображаешь, что ты делаешь? Ты скоро окажешься в больнице с гайморитом, а я — с воспалением легких. И мы обе потратим кучу денег на антибиотики! Думаешь, это лучше, чем привести сюда парня, к которому ты неравнодушна? — Клянусь, я едва удержалась оттого, чтобы ее не придушить. — Если ты думаешь, что я не понимаю, как паршиво мы живем — ошибаешься. Но иногда приходится плевать на гордость и выбирать из двух зол меньшее, Уля!
Выдав эту речь, она резко втянула ртом холодный воздух и закашлялась. Она теперь постоянно кашляла.
— Нет такой ситуации, когда можно было бы плюнуть на гордость, — и все-таки возразила я.
Вот чем мы отличались. Если бы я знала, что Лона приведет сюда Ивана, предпочла бы отдать деньги мастеру. Ведь мы могли, черт возьми, позволить себе ремонт обогревателя! А теперь парень, в которого я влюбилась, думал иначе. Сестра попросила подачку, он ей это позволил. По-моему, для Ваньки вообще было в порядке вещей милостиво раздаривать себя людям. Он не видел в этом ничего особенного. Такой хороший и прекрасный, что на всех хватит. Вот только это все доказывало его неуважительное отношение к окружающих. С самого начала он относился ко мне в лучшем случае снисходительно, будто мне нечего было ему предложить. Как ни удивительно, ошибался.
— Знаешь, — вдруг сказала Лона. — С меня хватит. Рома давно предлагал мне переехать к нему, и я принимаю предложение.
Бросив в меня этой тяжеловесной новостью, она бросилась к шкафу и вытащила оттуда старую спортивную сумку со сломанной молнией.
— Ты не всерьез. — Да, она меня напугала.
— Нет, я устала щадить твои чувства! Мне здесь холодно, плохо, и… и я скучаю по мужчине, которого люблю. А после того, как ты наорала на меня за попытку сделать дом, который ненавидишь, хоть чуточку уютнее… — Она сделала паузу и выдохнула. — Уля, смирись, не все обладают такой решимостью, чтобы день за днем ненавидеть в своей жизни все-все, как это делаешь ты. Нужно что-то любить. Мне нужно!
— Я люблю тебя, — сказала. — Вот почему ты нужна мне здесь!
Но вышло вовсе не трогательно, а обвиняюще. К тому сестра и прицепилась:
— Да, я знаю. Но ответь честно: не вырасти мы с тобой под одной крышей, какова вероятность, что ты бы захотела со мной общаться? Уля, ты ведь не уважаешь ни меня, ни мои решения. Все оспариваешь. Я так больше не могу, я устала. Думаю, нам обеим нужно остыть и переварить последние события. Порознь. Я уеду завтра, Рома меня заберет. Ну а пока я все еще здесь, мы вместе пойдем в комнату напротив и выпьем по чашке чая с Ваней. Он нам очень помог, гостеприимство — меньшее, чего он заслуживает.
С последним спорить не стоило.
***
Ванька не стал меня мучить: когда мы с Поной зашли в комнату, он ждал нас уже в пальто. Этот вариант устроил всех, даже сестру, которая дежурно попыталась уговорить его остаться. Вот только зачем ему было оставаться? Полюбоваться убогостью нашего жилища? Или моей вызванной смущением агрессией? Все было предопределено. И только он переступил порог комнаты, как Лона повернулась ко мне в ожидании возражений, но во мне вдруг взыграла гордость, и я не сказала ей ни слова. Вообще не собиралась больше разговаривать с сестрой.
Она обещала, что Роман нас не разлучит, но уезжала, оставляя в одиночестве еще до свадьбы. В моих глазах этому прощения не было. Однажды мама на полставки меня уже не устроила, с чего было мириться с сестрой? Они меня бросили. Эта обида попала на удивительно благодатную почву детского страха, и за ночь окрепла и обросла шипами. В голове засела дурная мысль: больше мне не в кого верить и не на что надеяться. Теперь осталась только я сама и мои силы.
Гордеев обещал мне кредит только при условии, что стены покупаются у него, я решила не мудрить. Все равно полгода — не срок для продажи комнат, тем более таких, какими владели мы. А я намеревалась свалить из общежития максимально быстро. Так быстро, как вообще сумею. Вот и стала действовать в этом направлении.
Как ни удивительно, Катерина впустила меня в святая святых— свою обитель, без возражений. То ли догадалась, то ли Гордеев предупредил — он ведь тот еще хитрец, но вечером она не стала переспрашивать меня дважды, а просто позвала идти с ней. Вот так я выяснила опытным путем, что от ее дома до «ГорЭншуранс» действительно всего десять минут пешком. Зданий, строительством которых занимался Гордеев, было всего шесть. Четыре уже были сданы и заселены, в их окнах уже тепло и весело горели огоньки. Пятое здание было не заселено, над шестым все еще высился строительный кран, намекая на то, что днем обитатели окрестностей немножко слишком нервные из-за грохота.
Моя соседка по приемной жила в двухкомнатной квартирке. У нее было чисто и аккуратно, а еще отделано и обставлено с тем шиком, который доступен только одинокой женщине, влюбленной в саму себя. Спальный гарнитур, кухня с винными бутылками на отдельной полке, ванная комната, вмещавшая даже гладильную доску, и утепленная лоджия, венцом которой выступало кресло с недвусмысленно наброшенным поверх уютным пледом и томиком Анны Ахматовой. Мне даже не пришлось представлять, как Катерина по вечерам запивает стихи вином, кутаясь в пушистый плюш. Но когда я примерила это жилище на себя, поняла, что не приживусь, и мысленно начала переделывать его на свой вкус, отчего пришла в ступор. По всему выходило, что я действительно собралась въехать в жилище сродни Катерининому.
Визит не затянулся. Меня напоили чаем с печеньем, рассказали короткую историю переселения, легко обходя все неприятные моменты, связанные со сложностями отделки, представив все чем-то вроде взмаха волшебной палочки, а потом деликатно выставили за дверь.
Направляясь тем вечером домой, я оглядывалась по сторонам, уже представляя себя живущей в этом районе. Высокие дома, шумные лифты, запруда машин при недостатке парковочных мест и голосистые перфораторы. Это были спутники людей, которые жили на другом уровне, имели иные проблемы. И я хотела именно такие. Я даже мысленно вложила в свою руку шпатель со штукатуркой, благословляя на затяжной ремонт.
Если бы не мама и необходимость получения ее согласия, я бы тотчас бросилась к Гордееву и прокричала слова согласия на ипотечное рабство, но, учитывая ситуацию с Поной, справедливо опасалась родительского отказа. Точнее, ультиматума по типу «не соглашусь, пока не помиритесь»! Я, конечно, маме ничего не сказала, но с Поной они жили душа в душу и созванивались каждый день. Она не могла не знать. А мы не помирились, и не из-за сестры. Когда мы случайно встретились с сестрой на следующий день у выхода, я демонстративно прошла мимо, вызвав у Катерины молчаливое недоумение и недвусмысленно показав Лоне, что не собираюсь благословлять ее выбор.
В общем, уверив себя в эксцентричности мамы, в субботу утром я направилась в магазин за самым вкусным тортом, потому что… не могла больше. В последние дни дома я только и слышала, что крики вечно ругающихся соседей. Поскольку количество алкогольно зависимых мужчин в нашем общежитии зашкаливало, стычки происходили постоянно. Казалось, еще чуть-чуть, и в таком обществе я сама дойду до бутылки. Хотя, нет, как же? У меня была отличная компания: сестра ведь оставила мне заместителя — полностью рабочий обогреватель! Слушая арии разгневанных жен, я костерила Лонку последними словами, но все-таки в тепле. И, пусть и против воли, вспоминала Ивана Гордеева не без благодарности.
В районе, где жила мама, было два недостатка: собственно, мама и отчим. А, в остальном, все прекрасно. Обычные, непримечательные пятиэтажки, коих по всей России тысячи. Как это говорится? 3-я улица Строителей, дом 25, квартира 12. Звоня в домофон, я жалела, что не прихватила бутылочку вина на случай совсем неудачного течения беседы. Было бы очень в духе какого-нибудь фильма возвращаться в свое безрадостное будущее с бутылкой вина в руках и грустной миной на лице.
Переступая порог маминого нового дома, я чувствовала себя самозванкой. Этому способствовало отношение и отчима, который неодобрительно относился к нашим визитам, и мамино, поскольку она из-за этого чувствовала себя виноватой, причем перед всеми сразу.
— Проходи, — щебетала мама, поглядывая через плечо на красноречиво закрытую дверь, из-за которой доносились крики комментатора хоккейного матча. — Давай сразу на кухню.
Да, на кухню нам было можно, но в две из трех комнат квартиры я не заходила никогда вообще. Да, они жили вдвоем в трехкомнатной квартире при том, что мы с Поной ютились в общежитии, а дочь отчима и его бывшая жена делили однушку где-то на отшибе. Честно говоря, я этого не понимала, но и не жаловалась. Я всегда мечтала о собственном жилье, а не статусе приживалки.
— Мам, — начала я, разрезая торт. — Помнишь, мы говорили о продаже комнат.
— Ульяна, давай поговорим об этом ближе к делу, — отмахнулась она. Это было ожидаемо: маме всегда было сложно принимать настолько ответственные решения.
— Ближе некуда, — отрезала я, не давая ей возможности придумать новую отговорку. — В понедельник я иду к… застройщику и сделаю первый взнос за однокомнатную квартиру в строящемся доме.
Хорошо, я ей приврала, потому что у меня не было такой суммы на руках, и без согласия мамы на продажу, не имело смысла что-либо затевать, но ей об этом знать не следовало. Я никогда не обсуждала с ней свои материальные возможности. Она утратила это право, став женой человека, который обеспечивал ее, но не нас. И я давно уже отказывалась брать их деньги, именно потому, что не хотела отвечать любезностью и рассказывать о своих возможностях, которые уже нельзя было назвать мизерными: в конце концов, я затевала покупку недвижимости.
— Ты хорошо подумала? — спросила мама испуганно.
В ответ я многозначительно хлюпнула носом, заставив ее покраснеть. Еще бы, она сидела здесь в тепле и уюте целых трех комнат, в то время как я едва начала поправляться после месячного отсутствия отопления.
— Ты можешь продать свою комнату, — милостиво сказала мама, шокируя меня до глубины души.
— Что? — ошарашенно спросила я. — Зачем ты хочешь оставить вторую?
— Вторая комната принадлежит твоей сестре.
Наверное, это было справедливо, но такое решение губило все мои расчеты, обрекало на вечную ипотеку, или вообще ставило под вопрос осуществимость затеи. Показалось, что все достигнутое было напрасно, и горечь выплеснулась через край очень злыми словами.
— Ах вот оно что, то есть мне тоже можно не пускать Лону на порог квартиры? — поинтересовалась я желчно. — Или, может, тоже держать тебя на кухне, изредка позволяя посетить туалет?
— Ульяна! — воскликнула она, но я не собиралась давать ей возможность продолжать читать мне нотации.
— Да нет, правда. Спасибо хоть за это, могла бы и столько не дать. — С этими словами я издевательски поклонилась, а потом вылетела в коридор, напялила куртку и вылетела за дверь.
Со временем я поняла, что рациональное зерно в поступке мамы имелось: им с Л оной был необходим запасной аэродром. Если ты приходишь в дом человека, которому всем обязана, будь готова собрать вещи в любой момент. Вот почему я была против жизни под теплым крылышком мужчины… но мне было непонятно: почему они верили своим хахалям, а мне — нет. Неужели полагали, что я бы выставила их вернее? Почему нужно было защищаться и от меня тоже?
Мне потребовалось несколько месяцев, чтобы примириться со сложившейся ситуацией. Все же это был первый раз, когда я осталась совсем одна, без малейшей поддержки или доверия семьи.