В 7:30 зазвонил будильник. Скосив глаза, я долго на него смотрел, а затем пихнул в кипу одежды. «Сегодня же суббота, — спросонья думал я, — разве можно тревожить человека в такую рань?» С трудом приподнявшись на локте, я уставился на уже вставшую и весьма бодрую Мэл.

— Пора вставать, — сказала она, пытаясь мягко стащить меня с кровати.

На Мэл была только длинная и довольно аляповатая футболка, и вообще вид она имела несколько взъерошенный. Но при этом достаточно соблазнительный, чтобы хоть кого заставить вскочить с постели и начать гоняться за ней по комнате на манер Бенни Хила. Тем не менее утро было слишком ранним, и я был слишком расслаблен, так что гоняться не стал. Я закрыл глаза в надежде, что это заставит ее угомониться и оставить меня в покое.

Не тут-то было. Мэл принялась стаскивать с меня одеяло, оставляя мое бедное тело на растерзание утреннему холоду. Потом она, точно рассчитывая каждое движение, подкралась ко мне и жизнерадостно прокричала в самое ухо: «Пора вставать!» Не говоря ни слова, я поднялся и поплелся в ванную.

Оказалось, столь грубому пробуждению я обязан нашей помолвке. Прошло уже шесть недель, и пора было строить свадебные планы. Мы заранее договорились о дате — октябрь этого года. Венчание должно было состояться в приходской церкви — в том районе, где жили ее родители. Моим единственным пожеланием была дискотека после церемонии. Мэл отвергла мой план, заявив, что «такого идиотизма она от меня не ожидала». Я был потрясен. С моей точки зрения, свадебная церемония без живчика ди-джея и песенок в стиле «Истинная женщина» («Коммодорс») и «Давай-ка, Эйлин» («Дексис Миднайт Раннэр») теряла смысл. Но Мэл настаивала на чем-нибудь более «элегантном» — струнном квартете или оркестре — и уступать не собиралась. Этот небольшой свадебный спор быстро решился в пользу одного из игроков, — думаю, понятно какого. Тем более что к концу спора я вдруг осознал, что по телевизору уже пять минут как показывают «Симпсонов» и я рискую пропустить конец.

Все это было мелочью по сравнению с самими свадебными приготовлениями. Впереди нас ожидали: свадебный обед, цветы, фотографы, съемка на видео, бронирование гостиницы для медового месяца, поиск и бронирование помещения для приема гостей, найм машины и выбор торта. Все это нужно было найти и, что гораздо хуже, за все это надо было заплатить. Моя мама подарила Мэл огромный блокнот с витиеватой надписью золотыми буквами «Свадебный органайзер», и теперь все наше свободное время посвящалось ему. Что же касается выходных, то они были загружены еще больше, чем будни. Они превратились в официальные дни Мэл и Даффи — дни, освящающие предстоящую супружескую гармонию.

— Куда мы сегодня направляемся? — мрачно спросил я, после того как умылся, побрился и вообще кое-как пришел в себя.

— Мы говорили об этом вчера.

— Да?

Единственное, что мне удалось вспомнить о вчерашнем вечере, это китайский ужин и погружение в сон перед телевизором.

— Да. Когда смотрели новости. Я тебе сказала, что нам нужно поехать в это место, чтобы составить список необходимых к свадьбе вещей, на что ты ответил «Как тебе будет угодно».

— Ну да, — начал блефовать я, — мы едем в…

— ИКЕА.

Я никогда еще не был в ИКЕА. Мне пару раз случалось парковаться у этого магазина, но внутрь я предпочитал не соваться. Честно говоря, я вообще не понимаю идеи мебельного обустройства дома. Для меня стул — это стул. Стол — лишь стол. А занавески — просто занавески. Но Мэл видела в этих предметах какой-то метафизический смысл, чего я никак не мог понять. Стул становился стулом лишь в случае наличия еще пяти подобных, причем все шесть должны были сочетаться с салфетками. Стол имел право на существование лишь в том случае, если за него могли усесться от шести до восьми приглашенных гостей. А уж занавески, те вообще являлись основополагающим элементом домашнего убранства. Я однажды услышал, как она объясняла Носферату: «Ошибешься в выборе занавесок, и конец всему».

Как только мы подъехали к ИКЕА, сердце мое ушло в пятки. Образцовые Пары мчались сюда, как лосось на нерест. Десять минут мы торчали в очереди лишь для того, чтобы заехать на парковку. Затем мы начали выписывать круги по всей стоянке, как охотники на сафари, идущие по следу раненой антилопы. Хотя были и приятные моменты. Одновременно с какой-то парой на «Vauxhall Tigra» я заметил освободившееся местечко и припустил к нему. И хотя я был за рулем всего лишь «2CV», у них не было ни единого шанса. Влетев на стоянку, я торжествующе посмотрел в зеркало заднего вида и восторжествовал еще больше: сидящего за рулем водителя яростно распекала за медлительность его прекрасная половина.

— Что мы здесь делаем, Мэл? — спросил я, когда мы проходили через автоматические двери.

Мэл в этот момент уже перекидывала через плечо огромную желтую сумку, с которой полагалось ходить по этому магазину. Должен заметить, что вопрос мой был чисто риторический.

— Делаем покупки, глупенький, — ответила Мэл, поняв вопрос буквально.

Этот разговор наглядно иллюстрировал характерную разницу между нами. Для Мэл поход в магазин не являлся механизмом для достижения какой-то цели — он сам по себе был целью. Она как будто двигалась по некоему духовному пути в поисках чего-то неуловимого, чего-то, что должно было помочь ей познать мир и обрести в нем себя. Одного я не понимал — зачем ей на этом пути нужен был я. Но раз уж я был там и мы должны были пожениться, я решил плыть по течению.

С выражением сладострастного блаженства на лице Мэл скользила от дивана к креслу, от тахты обратно к дивану, то и дело поглаживая их, как давних возлюбленных.

— Как он тебе? — спросила она, указывая на нечто бежевого цвета, по размерам не уступающее нашему офисному лифту.

По выражению ее лица я понял, что она уже давно говорит со мной об этой штуке, но признаться, что я пропустил ее слова мимо ушей, было бы форменным безумием. Поэтому я сблефовал.

— Прекрасно.

В ответ я получил Взгляд.

— Что я такого сказал?

Молчание.

— Что я такого сказал?

— Сам знаешь, — не разжимая губ, произнесла она.

— Что?

Молчание.

— Ну что?!

— Это твое «прекрасно». Не делай из меня идиотку, Даффи. Если ты не хотел сюда ехать, тогда зачем поехал? Неужели нельзя хоть раз что-то сделать для меня?

— А что я такого сказал? Почему нельзя назвать этот шкаф «прекрасным»? Он действительно «прекрасный» шкаф. Милый, подходящий, красивый, прямо как родной.

Приблизившись к нему, я провел ладонью по поверхности и произнес:

— Гладенький такой.

Легкая улыбка озарила лицо Мэл, и это означало, что я спас нас от неминуемой ссоры. Это был своего рода подвиг. Я мысленно похлопал себя по плечу, как будто бы я только что обезвредил бомбу с шестью тоннами тротила.

— Я думаю, он будет прекрасно смотреться в нашей спальне, — заявила Мэл, опять погружаясь в созерцание шкафа.

Мэл уже довольно давно и с удовольствием рассуждала на тему «нашей спальни». Она собиралась предупредить своего домовладельца о том, что съезжает с квартиры, после чего переселиться к нам с Дэном. Таким образом мы могли бы сэкономить какую-то сумму и внести первый взнос за наш собственный будущий дом. С одной стороны, наша с Дэном квартирка, бесспорно, была дешевле, но, с другой стороны, я знал, что Мэл очень не понравится жить там втроем. У Мэл была, мягко выражаясь, аллергия на беспорядок, а нашу квартиру иначе как гадюшником назвать нельзя. И ежу понятно, что это закончится чередой скандалов, причем Мэл будет всегда оказываться в меньшинстве.

Я еще раз взглянул на шкаф. Спору нет, в спальне Мэл он бы отлично вписался в интерьер, особенно в соседстве с ее антикварным туалетным столиком и хоперовскими гравюрами в рамочках. Но в моей спальне он бы смотрелся по-идиотски на фоне грязновато-белых стен с постерами Великолепного Халка и рядом с книжными полками с CD, игровыми приставками и коллекцией видеокассет с комиками. Наверное, я плохо представлял себе, как должна выглядеть наша спальня, но уже сейчас становилось ясно, что она не будет выглядеть как моя спальня. Во всяком случае, после того, как над ней потрудится Мэл.

Из чистого любопытства я взглянул на бирку и пришел в ужас.

— Мы не можем его купить. Это же шкаф «собери-сам». Ты помнишь тот сборный комод, который мы однажды попытались собрать? Нам потребовалось три дня только на то, чтобы найти все прилагающиеся к нему шурупы, и потом еще три дня на то, чтобы послать все к черту и запихнуть его под твою кровать.

В общем-то, это была всего лишь шутка, хотя ни у Мэл, ни у меня действительно не было ни времени, ни терпения на сборку такой мебели. Но Мэл шутку не оценила. Наоборот — она впала в то состояние оцепенения, которое обычно предшествует извержению вулкана. Я не на шутку испугался.

— Детка, прости, я ничего такого не…

Закончить свое предложение я не успел. Мэл развернулась и помчалась к выходу. Я ринулся за ней, ругая себя на чем свет стоит за то, что не воздержался от высказываний.

ИКЕА была битком набита разнообразными парочками. Одни были в похожих свитерах, у других были похожие дети, третьи выглядели странными, четвертые — молодыми, пятые — старыми, и все они разом оказались на моем пути. Наткнувшись на очередную парочку (индуса и индуску, кативших своих детей в ИКЕАвских колясках) и мучительно пытаясь как-то ее обогнуть, я потерял Мэл из виду. Закончив извиняться, я промчался через отдел кроватей, офисной мебели, складских товаров и наконец увидел Мэл, исчезающую в отделе столовой мебели.

— Мэл! — заорал я, но она меня проигнорировала. — Мэл, подожди!

Какой-то блондин в шевровом пиджаке и джинсах, с маленьким мальчиком на плечах и необратимо беременной женой рядом, тронул Мэл за руку и указал на меня. Она остановилась, но поток пар был так силен, что удержаться на одном месте она не смогла и, отступив в сторону, тяжело опустилась на стул, являвшийся частью очередной столовой композиции. Это была современная сверкающая столовая со столом из матового стекла посередине. Над ним висел черный металлический абажур, в шкафу стояли какие-то шведские романы, а бирка на полу указывала на то, что дерево, из которого этот пол был сделан, привезли из тундры и продают по пятнадцать фунтов за кубометр.

Я сел на стул рядом с Мэл.

— Слушай, извини меня, а? — прошептал я (мы явно привлекли к себе внимание окружающих). — Я сказал глупость. Конечно же, мы можем купить этот шкаф. Прости меня.

— Дело не в шкафе! — Голос Мэл набирал яростные обороты. — Дело в тебе и твоем отношении ко всему. Я хочу, чтобы меня поддержали и утешили, — только и всего. Я что, многого прошу?

Краем глаза я заметил, что за нами наблюдает одна упитанная парочка. В их глазах мы, должно быть, смотрелись эдакими представителями психованной авангардной молодежи. С моей точки зрения, происходящее напоминало настоящий ад. Я ненавижу ссоры на людях. Я ничто так не ненавижу, как это.

— Конечно, ты совсем немногого просишь, — принялся извиняться я. — Ты права. Я не прав. Давай на этом и остановимся, хорошо?

Лицо Мэл перекосилось от ярости.

— Ты же меня совершенно не слушаешь! — заорала она, и на глаза ее навернулись слезы. — Ты вообще ни одного моего слова не услышал, так ведь?!

По-прежнему краем глаза я заметил, что к упитанной паре присоединилась пара в похожих свитерах и пара коротышек с ребенком на руках. Мужчины посматривали на меня с сочувствием, а женщины — с явным негодованием. Я напомнил себе, что мне уже двадцать восемь лет, а не десять. Что я взрослый мужчина, а не заблудший школьник. Но это не помогло — я чувствовал себя крохотным и очень виноватым.

Решив плюнуть на толпу любопытствующих (им теперь не было нужды напрягаться, чтобы услышать ответы Мэл, поскольку она «разговаривала» так громко, что прислушиваться нужно было, находясь разве что в Швеции), я обратился к Мэл с увещеваниями.

— Послушай, я понимаю, что ты расстроена, но неужели нельзя вести себя потише? Не могла бы ты… — Тут я совершил еще одну ошибку: произвел некий, похожий на «ш-ш-ш», звук.

— Ты на меня шикаешь?

— Да что ты…

— Ты только что на меня шикнул!

— Да нет же…

— Не смей на меня шикать!

— Он шикнул, — подтвердила полная дама. — Уж я-то отличу шиканье от нешиканья!

— Да не шикал я! — огрызнулся я в ее сторону.

Мэл тяжело вздохнула — кажется, вместе с воздухом из нее вышел весь запал.

— Ты ведешь себя нечестно, Даффи. Пора тебе выйти из детского возраста. Нельзя вечно оставаться глупым подростком.

— Послушай, Мэл, я извиняюсь. Правда. Ну, прости.

— Поздно, Даффи. Между нами все кончено.

Мир вокруг меня вдруг замедлил свое движение.

— Что? О чем ты?

— Ничего не получается, Даффи, — тихо сказала она, глядя в сторону. — Ты просто не хочешь жениться на мне, ведь так? Я и сама это знаю. Ты хочешь, чтобы все оставалось по-прежнему.

Она вдруг заплакала. Слезы падали на стол, разбиваясь о стекло, наподобие миниатюрных водяных бомбочек.

— Ты не виноват в этом, я знаю. Ты просто такой, какой есть, и все. И за это я тоже люблю тебя. За то, что ты такой беззаботный, за то, что ты живешь сегодняшним днем. Но я достойна большего, а ты мне этого дать не можешь.

Я не верил своим ушам. Мэл вроде бы разговаривает со мной, но права голоса у меня явно не было. Весь мир катился в тартарары. Мне срочно нужно что-то сделать, чтобы все исправить.

— Господи, Мэл, что произошло? С чего ты все это взяла? Все в порядке…

Я взял ее за руку.

— Все будет хорошо.

— Даффи, я ведь все про тебя знаю, — сказала она.

— Да о чем ты? — запротестовал я. — Что происходит? Послушай, давай успокоимся, и тогда все будет хорошо.

Она наконец взглянула на меня.

— Посмотри мне в глаза и ответь честно только на один вопрос: хочешь ли ты по-настоящему, всем сердцем, не задумываясь, жениться на мне?

На секунду наши взгляды встретились, и я отвел глаза.

— Ну, вот и ответ, — глотая слезы, сказала Мэл. — Я подозревала, что все не так гладко, но только сейчас поняла все окончательно.

Господи, как я хотел в эту минуту соврать! Сказать ей: «Ну конечно же, я хочу на тебе жениться», но я ничего не мог с собой поделать. Моя невесть откуда взявшаяся совесть останавливала меня. Я любил Мэл. Я хотел быть с ней. Но я не хотел жениться. По крайней мере, сейчас. Я еще не был готов.

— Все будет хорошо, Мэл, — говорил я, держа ее за руку. — У нас все будет хорошо.

Она молчала. Мы сидели так какое-то время, пока смысл ее молчания не начал до меня доходить. Смысл этот мне не нравился.

— Мэл, все будет хорошо. Мы сможем это пережить.

Молчание.

— Мы не должны расходиться из-за этого, — в отчаянии сказал я. — Я повзрослею.

Я уже хватался за соломинки.

— Давай я куплю тебе этот шкаф.

Все еще в слезах, Мэл медленно сняла с пальца обручальное кольцо и вложила его мне в руку.

— Это была честная попытка, Даффи… — Она нагнулась и нежно меня поцеловала. — Но она не удалась.

— Но ведь я стараюсь все делать правильно, — еле-еле сдерживая слезы, сказал я, однако было поздно — Мэл ушла. Я попытался было догнать ее, но она уже была далеко, и мне осталось лишь наблюдать, как она, направляясь к выходу, исчезает в толпе счастливых пар.