Полчаса спустя, изрядно промокнув под проливным дождем, я сел на электричку на станции «Клэпхем» и доехал до «Ватерлоо». В руках у меня была брошюрка под названием «Что такое Hi-Fi?» (ее содержание казалось мне панацеей от обрушившейся на меня действительности) и начатая пачка «Revels» (с фанатичным безумием я изъял из нее и съел исключительно оранжевые конфеты). Отказываясь поверить в то, что случилось, я добрался до метро и сел на Северную ветку. Перелистывая страницы своей брошюрки, я внимательно рассматривал каждую картинку и вчитывался во все технические характеристики. Мои планы на ближайшее будущее были довольно незамысловаты. Я собирался войти в первый попавшийся магазин Hi-Fi-техники на Тоттенхем Корт Роуд, протянуть продавцу мою кредитную карту, указать на картинку в брошюре «Что такое Hi-Fi?» и сказать: я хочу вот это. Приблизительно двадцать шесть минут, ушедших на поиски нужного магазина, и я был снова счастлив.
Несмотря на сырую дождливую погоду, на Тоттенхем Корт Роуд толпилось довольно много народа, в основном туристы. Я пробрался сквозь толпу к первому попавшемуся магазину Hi-Fi под названием «Новая электроника». Оставив дождь за спиной, в магазине я сразу почувствовал себя как дома. Повсюду стояли такие же парни, как я, с упоением рассматривающие все самое новое и лучшее в области Hi-Fi. Прекрасно осознавая, что не можем себе позволить купить эту аппаратуру, мы тем не менее умудряемся обосновать жизненную необходимость ее приобретения, не принимая в расчет такие банальные вещи, как потребность в еде, тепле и крыше над головой.
Я остановился перед парой колонок, получивших высшую оценку в брошюре Hi-Fi, и начал с вожделением их рассматривать. Тут же ко мне подошел продавец, парень моего возраста, в мятом сером костюме, дурацкой рубашке и очень плохих башмаках. Весь его вид как будто говорил: мне наплевать, как я выгляжу, потому что в жизни есть вещи поважнее. Например, аппаратура Hi-Fi.
— Хорошие колонки, — уважительно заметил он. — Очень хорошие.
Кем-кем, а дураками владельцы такого рода магазинов не были. Они нанимали на работу людей, думающих так же, как я, чтобы продать товар таким же, как я. Этот парень точно знал, что сказать и на каких струнах сыграть. Ощущение было такое, будто меня соблазняла самая красивая женщина на свете, правда одетая очень безвкусно. Перед таким сочетанием я не мог устоять.
— Да, — подтвердил я, — классные колонки.
— Их подвезли вчера вечером. Дел было по горло, так что я сам еще не успел их послушать.
— Правда?
Он кивнул.
— У вас какая система?
У меня не было «системы». У меня был центр черного цвета, купленный за бесценок у Чарли несколько лет назад. Но признаваться в этом я не собирался. Я соврал что-то про то, что якобы не помню названия, а затем заявил с видом шикующего плейбоя, что не прочь был бы прикупить еще и CD-плеер с усилителем.
— А сколько вы готовы потратить? — спросил он.
Я пожал плечами и назвал цифру, не имевшую ничего даже приблизительно общего с моими средствами.
— Ага, — с трудом сдерживая восторг, проговорил он. — Подождите секунду, я проверю, свободна ли комната для прослушивания. Там присоединю колонки к усилителю и самому лучшему плееру. Уверен, вам понравится.
Пару минут спустя он вернулся с кучей проводов и жестом поманил меня в сторону застекленной комнаты в конце магазина. Посередине комнаты стоял большой коричневый кожаный диван. Присоединяя провода, он одновременно дал мне исчерпывающее описание всей системы. Это было прекрасно. Немногие вещи в этом мире сравнятся с разговором двух мужчин о технике. Наша с ним беседа вновь придала смысл моей жизни. В обыденности со мной вечно происходит черт знает что, а тут мне предлагался выход в иной мир — мир, в котором каждая его деталь, будь то вуфер, твитер или басовый динамик, была мне понятна и мной любима. Конечно, он разбирался в технике лучше меня, но при этом совсем не задавался. Наоборот, он хотел поделиться со мной своими познаниями. Это сближало нас.
Закончив возиться с колонками, он спросил меня, что именно мне хочется послушать, чтобы я смог оценить их мощность. И вот тут я его разочаровал. Отказавшись поочередно от классического рока, танцевальных мелодий, блюза, хип-хопа, джаза и гитары (рок и поп), я протянул ему сборник под названием «Только для влюбленных», который откопал среди кучи CD, лежавших на полу. На черно-белой коробке была изображена до слащавости хорошенькая парочка, целующаяся под дождем.
— Седьмой трек, — с отчаянием в голосе сказал я. — Поставьте седьмой трек.
Он недоверчиво взглянул на меня.
— Послушайте, а вы в этом уверены? У меня тут есть классное техно, которое звучало бы здесь просто потрясно.
— Я понимаю, — сказал я, уже не заботясь о его мнении, — что это убогость, но моя… моя… эта песня должна была исполняться на свадьбе моего друга.
— Ваше право, — сказал он, приподнимая брови.
Он аккуратно установил диск в проигрыватель и нажал «Play». Из колонок полились кристально чистые звуки, как будто легендарная группа «Коммодорс» исполняла «Истинную женщину» прямо передо мной.
_____
Нагруженный колонками, усилителем и CD-плеером, я устало тащился домой под проливным дождем. Вызванное покупками ощущение счастья уже покинуло меня. Мне срочно нужна была помощь. Мне были нужны мои друзья. Я позвонил Чарли на мобильный. Они с Дэном засели в «Шекспире» и смотрели футбол, потому что телевизор дома сломался. Повесив трубку, я почувствовал, как настроение мое опять поднимается. Чарли и Дэн были как раз теми людьми, которые мне сейчас были необходимы. Почему? Да потому, что они были моими людьми.
Людьми, готовыми говорить о чем угодно, при условии, что это что угодно не будет серьезным.
Людьми, не спрашивающими меня ежесекундно, о чем я думаю.
Людьми, следующими логике, а не чувствам.
Людьми, не произносящими ни звука при включенном телевизоре. Ну, разве что пару ругательств.
И, наконец, людьми, правильно реагирующими на женское атласное белье красного цвета.
— Кто-нибудь смотрел вчера фильм о Лэсси? — спросил Чарли, машинально вертя подставку под пивом. — «Лэсси возвращается»…
Матч уже давно закончился со счетом ноль-ноль. Это была скучнейшая игра со стороны обеих команд, как будто вознамерившихся показать, как плохо они могут играть в футбол. Зрелище было столь удручающим, что вместо радостного обсуждения особенно запомнившихся моментов игры мы были вынуждены перейти к разговору о том, кто чем занимался накануне вечером. Поскольку вчерашний вечер я провел в своей спальне, размышляя о ссоре в ИКЕА, я предпочел соврать и заявил, что вчера очень устал и поэтому рано лег спать. Дэн провел вечер в обществе Ланы, довольно миловидной «задиры», не дававшей ему рта раскрыть во время его выступления в «Нью Кросс». Чарли же довольно невнятно сообщил, что вчера вечером смотрел по телевизору «Лэсси возвращается».
— Все эти фильмы совершенно одинаковы, — заявил Чарли, выступая против всего кинематографического жанра в стиле «Лэсси». — Ребенок находит собаку. Ой, папочка, можно мы возьмем ее домой? Нет. Ну пожалуйста. Нет. Ну пожалуйста. Хорошо. Ребенок попадает в беду. Лэсси его спасает. Счастливый конец.
Он хлопнул в ладоши, а затем пожал плечами. Он был похож одновременно на какого-нибудь лондонского оборванца, торгующего газетами в Ист-Энде, и на еврея-интеллигента из Нью-Йорка.
— Тема всегда одна и та же.
Я не поддержал эту беседу, потому что кое-что в рассказе Чарли о его вчерашнем времяпрепровождении меня насторожило.
— Вы ведь должны были с Верни вчера пойти в какой-то безумно дорогой ресторан в Хампстеде, разве нет?
— Ну да, мы и пошли, — уныло ответил Чарли.
По тому, с каким выражением он это сказал, было очевидно, что вчерашний шикарный вечер на самом деле оказался сплошным кошмаром.
— Вечер очень удался.
— Тогда почему ты смотрел «Лэсси»?
— Я ее записывал, — огрызнулся он.
По его тону можно было понять, что лучше бы нам к нему не приставать. Понятное дело, именно этим мы и занялись.
— Ты хоть понимаешь, как странно это звучит? — расхохотался я. — Это каким же надо быть извращенцем, чтобы записывать фильмы о Лэсси?
С явным облегчением от того, что мы оставили его вчерашний ужин в покое, Чарли притворно состроил стыдливую рожу и сообщил:
— Между прочим, это классика. Когда-нибудь эти фильмы займут достойное место рядом со второй частью «Крестного отца», «Детьми райка» и «Самым большим псом на свете по имени Дигби».
Он отхлебнул пива и продолжил:
— Так о чем я собирался рассказать, прежде чем вы меня так нагло прервали? Ах да, о том, что в фильмах о Лэсси пес всегда спасает ребенка от какого-нибудь злобного пумаобразного животного, собиравшегося этого ребенка искалечить до смерти…
— Ты хочешь сказать — собака, — подсказал я. — Лэсси ведь дама.
Чарли посмотрел на меня в замешательстве, пытаясь понять, не придумал ли я это на ходу.
— Лэсси ведь был парнем, разве нет?
— Ну конечно же Лэсси — это она, — вмешался Дэн. — Иначе фильмы назывались бы Лэдди.
— Разумно, — согласился Чарли. — Так вот, в фильмах о Лэсси она всегда спасает ребенка от когтей пумаобразного монстра или чего-нибудь вроде того.
Мы с Дэном кивнули, не понимая, к чему он клонит.
— Вот мне и интересно — как они это снимают? Ведь вряд ли они заставляют настоящую собаку драться с настоящей пумой?
— Ага, как же, — откликнулся Дэн. — Я где-то читал, что у них уходило по восемь цирковых Лэсси на каждую пуму.
Должно быть, я о чем-то сильно задумался, потому что чуть было не начал возмущаться по поводу жестокого обращения с животными и бездействия «Гринписа», как вдруг Дэн рассмеялся и прохрипел:
— У пумы вырывали зубы перед съемками. Я видел целый фильм об этом по «Дискавери».
Господи, как я в этот момент был счастлив! С моей точки зрения, жизнь нам дана ради таких вот эпизодов. Посидеть с друзьями, посмеяться — что может быть лучше? Жизнь не должна быть сложной. Она должна быть легкой и приятной.
День уже близился к концу, а мы все еще не произнесли ни одной осмысленной фразы, такой, какую стоило бы повторить в приличном обществе. На троих мы имели: диплом по английской филологии и драматическому мастерству (у Дэна), кандидатскую по градостроительству (у Чарли) и порядочное количество пятерок (многие из которых были заслуженно моими), и тем не менее наш разговор вряд ли попадал в разряд интеллектуальных. Хотя мы говорили о важных вещах. Важных для нас. Вдохновленные фильмами о Лэсси, мы успели обсудить (довольно бурно и пространно) следующие важнейшие вопросы:
Вопрос: Смог бы Бэтмэн победить Человека-Паука в поединке один на один?
Ответ: Вряд ли. Человек-Паук наделен нечеловеческой силой, а Бэтмэн — всего лишь парнишка в детском комбинезончике с кучкой наворотов.
Для справки: Чарли попросил особо отметить, что он считает по-другому. С его точки зрения, возможность драки с радиоактивным пауком в нашем мире ничтожно мала, а вот помахать кулаками с чуваком в костюме летучей мыши и всякими противобандитскими приспособлениями, в принципе, возможно.
Вопрос: Кто больше всех весит?
Ответ: Я: 85,5; Чарли: 90; Дэн: 79,2.
Для справки: Чарли настоял на том, что речь идет не о весе как таковом, а о соотношении мускулов к жиру.
Вопрос: Лучший фильм Вуди Алена?
Ответ: «Манхэттен» (два голоса «за»: мой и Чарли), «Тени и Туман» (Дэна).
Для справки: Дэн отказался признавать голосование действительным и предложил проголосовать заново по трехбалльной системе: три балла отдается за самый любимый фильм, два за следующий по списку, и так далее.
Победитель после повторного голосования: «Энни Хол».
Я отправился в туалет. Там я заодно посмотрел на часы. Было уже восемь вечера. Благодаря немалому количеству выпитого и приблизительно восьми миллионам пакетиков с чипсами, заменившими мне воскресный обед, я был достаточно пьян, чтобы не пытаться подсчитать, сколько времени прошло с тех пор, как я был у Мэл, но и не настолько, чтобы упасть в унитаз.
Возвращаясь к нашему столику, я вспомнил классную историю, которая должна была разозлить Дэна. Историю о том, как он однажды признался в тайном воздыхательстве по Элизабет из «Вальтонов». Пока я изо всех сил пытался вспомнить фамилию той актрисы, которая играла рыженькую Элизабет, я заметил, что за нашим столиком прибыло. Подойдя ближе, я понял, что это Грэг Беннет — наш с Дэном приятель. Кстати, тоже комик.
Не то чтобы он был нашим другом — скорее так, потенциальной заменой отсутствующего друга, если хотелось выпить с кем-нибудь, а также источником сплетен о наших общих коллегах. Дело в том, что он не очень-то нам нравился. Он был из тех людей, кто отпускает пошловатые шуточки — обычно в адрес женщин, хотя животными, беженцами и религиозными общинами он тоже не брезговал — в надежде, что присутствующие оценят его чувство юмора. Чего он не понимал, так это того, что в его случае пренебрежение «вездесущей политкорректностью» и скудоумие ничем друг от друга не отличаются. С другой стороны, он был в каком-то смысле совершенно беззлобной личностью, и за это — и только за это — мы его терпели.
— Знаете что? — спросил Грэг в тот момент, когда я уселся за столик.
Удовольствия ради мы решили посмеяться за его счет. Начал я:
— Ты все-таки признал, что разницы между «высоким лбом» и «облысением» не существует?
Чарли предложил другой вариант:
— Ты понял, что не смешон.
Однако в точку неожиданно угодил Дэн:
— Ты собираешься жениться?
— Ага, — изумленно ответил Грэг. — А как ты догадался?
Было заметно, что эта новость расстроила Дэна, так же как и меня. Дэн учился вместе с девушкой Грэга на факультете драматического мастерства в университете. Мы называли ее «Очаровательной Анной». У них с Дэном чуть было не случился роман, но по какой-то причине они так и не оказались вместе. В результате Анна предпочла Грэга. Дэн всегда говорил, что запросто мог бы влюбиться в нее, потому что она была удивительно искренним человеком. Единственным ее недостатком он считал неспособность понять, каким придурком был Грэг.
— Это как в той шутке, — довольно вяло произнес Дэн. — Почему обезьяна упала с дерева?
— Понятия не имею, — ответил Грэг.
— Потому что умерла.
Выждав паузу, он продолжил.
— А почему вторая обезьяна упала с дерева?
— Не знаю, — смущенно сказал Грэг.
— Потому что она решила, что это игра такая, и она захотела в ней поучаствовать.
— И ты хочешь сказать?.. — спросил Грэг, единственный из нас, кто не смеялся.
— Вот этот уже женат, — указал Дэн на Чарли. — А вот этот собирается жениться. — Он указал на меня. — Это лишь вопрос времени — когда же следующая обезьяна решит, что идея хороша. Но я-то уж точно не обезьяна.
— Это ты меня обезьяной называешь? — встрепенулся Грэг как бы возмущенно, но еще не обидевшись окончательно.
— Нет, Грэг, не тебя.
Дэн спустил на тормозах потенциальную возможность ссоры. Хотя Грэг обычно пробуждал в нем не самые лучшие чувства, для свары он был слишком пьян.
Дэн протянул Грэгу руку и сказал:
— Я рад за тебя, приятель.
— Отлично, — с чувством ответил Грэг.
— Женишься, значит, — сказал Чарли, протягивая Грэгу пригоршню жареного арахиса. — А когда ты сделал ей предложение?
— Вчера вечером, — сообщил Грэг, принимая орешки. — Я уже давно думал об этом, а вчера решил — почему бы и нет?
Он повернулся ко мне и спросил:
— Как на счет двойной свадьбы, а? Я с Анной, ты с Мэл, расходы пополам.
Я не засмеялся. Не усмехнулся. Даже плечами не пожал. В общем, не сделал ничего из того, что предполагается в подобных случаях. Вместо этого я заплакал. Настоящими горючими слезами. У всех у нас бывают минуты слабости, — кажется, в тот момент я исчерпал все свои силы. Честно говоря, я даже не помню, когда плакал в последний раз. Мэл любила подшучивать на эту тему — она говорила, что мне в детстве удалили слезные железы, хотя в действительности я просто забыл, как это делается. Зато теперь вспомнил.
Все молчали, уставившись в свои кружки. По-моему, даже музыка смолкла, хотя, конечно, вряд ли. Что ж, я сам себя подставил. Иногда можно дать волю своим чувствам, но сегодня я выбрал неподходящее время и место. Нельзя было делать это в баре, на глазах у друзей, как будто я придурок какой-то. Мои слезы доказали лишь одно — сколько бы я ни прятал голову в песок, пытаясь сбежать от действительности, она всегда настигала меня самым отвратительным образом. О существовании Мэл знали все сидящие за столом, так же как и о том, что именно благодаря этой самой действительности человек в каменном веке изобрел бар сразу вслед за колесом.
После нескольких минут тягостного молчания, навсегда запечатлевшихся в моем сознании, я все же решил объяснить своим друзьям, что на меня нашло.
Скорее всего, это должно было только ухудшить мое положение, но хотя бы временно облегчить мои страдания.
— Мы с Мэл расстались, — признался я. — Она сказала, что я не хочу жениться. Это чистая правда. Но это совершенно не означает, что я ее не люблю…
Не в силах продолжать, я замолчал. Чувство безграничного отчаяния придавило меня всей своей тяжестью.
— Жизнь моя превратилась в полнейшее дерьмо. Кто-нибудь, скажите мне — как жить дальше?
Все подавленно молчали. Подошел высокий жилистый бармен со светлым ежиком на голове и забрал пустые кружки. Я вытер глаза и прочистил горло. Никто по-прежнему не произнес ни слова.
Прошло несколько минут, после чего, как будто только что проснувшись, заговорил Чарли.
— Верни беременна. Она сообщила мне об этом вчера в ресторане. Я что-то такое подозревал. Если мы идем на шикарный обед, значит, что-то не так. Мне казалось, я был готов к этому… к тому, что рано или поздно это должно произойти, и вот теперь… я не хочу быть отцом.
Молчание.
Потом довольно громко кашлянул Дэн, и мы уставились на него.
— Вы все слышали про приглашение на свадьбу Миены. Так вот, вчера вечером, болтая с девчонкой, с которой познакомился после вчерашнего выступления, я вдруг понял, что, расставшись с Миеной, я совершил величайшую ошибку. Что она была… ну, вы понимаете… той самой, Единственной.
Мы переглянулись, а затем молча уставились в свои кружки.
Несколько минут прошло в самоуглубленном молчании, потом, наконец, Грэг нервно шмыгнул, закурил «Силк Кат» и протянул пачку нам. Мы все закурили, ожидая услышать и от него шокирующее признание. Оно принесло бы ему бесплатное членство в Ассоциации Анонимных Неудачников.
— Н-да, — нервно произнес он, ерзая на стуле. — А кто вчера смотрел фильм про Лэсси?
Я обязуюсь не брать на себя обязательств.
Федерико Феллини