Летопись Кезона. Проповедь Андвари

Быстро миновав стены древнего замка, они вышли на залитый солнечным светом двор. Тут, так же как и в городе, полным ходом шла обычная утренняя уборка. Подметались мощенные отполированным камнем тротуары, вычищались железными скребками многочисленные скульптуры, украшавшие Запретный город изнутри. Кезон с уважением оглядел статуи. Могучие воины почти в десять локтей ростом грозно нависали над снующими мимо них работниками. Фигуры их, вооруженные огромными дубинами, застыли в движении, казалось, вот-вот — и взметнутся вверх страшные орудия, чтобы крушить и ломать все вокруг, а в первую очередь — слабую людскую плоть. Внезапно он понял, что это совсем не люди. Их злобные лики с крючковатыми носами, покрытые длинными космами волос, соединяли всех в одну чуждую человечеству расу. Великаны. Йотуны. Немного опасливо Кезон обходил древних исполинов, продвигаясь вслед за своим проводником в направлении Храма Неба. Главное святилище Запретного города представляло собой китайскую пагоду в лучших традициях изящной архитектуры Поднебесной. Кезон подумал, что для любого историка этот коктейль из древнегерманской мифологии в ориентальной, восточной посуде мог бы послужить достаточным поводом, чтобы надолго погрузиться в ступор. Зачем одно понадобилось прятать в другом? Кому была важна эта мимикрия? Когда под тенью резных дверей в Храме Неба его встретил меднолицый карлик, в котором Кезон узнал цверга, он уже перестал чему-либо удивляться.

— Мое имя Аустри, — сказал цверг, глядя Кезону прямо в глаза.

— А где остальные трое?

— Выполняют свою работу в других местах.

— Понятно.

— Я советую тебе быть осторожней с вопросами. Их число для тебя здесь не бесконечно.

Кезон склонил голову в знак повиновения и последовал за одним из четырех хранителей Миросхода. Они вошли в широкую залу с узкими стрельчатыми окнами и нависающими над головой резными потолками. Светильники, спрятанные где-то в глубоких арках, направляли свой рассеянный свет прямо на центр комнаты, где стоял низкий каменный стол. Подойдя ближе, Кезон увидел, что это не просто камень, а полупрозрачный минерал, вбирающий в себя световые блики, которые бурлили и переливались в недрах его янтарной кристаллической структуры. Подле стола, за разложенным набором для каллиграфии, на таком же низком каменном стуле восседал еще один цверг в топазовой мантии. Его борода была тщательно расчесана и заплетена в несколько небольших тугих косичек. Цверг пошевелился, чтобы указать Кезону место рядом с собой, и сотни драгоценных камней на его палантине выплеснули в окружающий полумрак сноп разноцветных искр. Усаживаясь на холодный табурет, Кезон еще раз вгляделся в ауру цверга. Он предполагал, что может здесь встретить кого угодно — человека, Иерарха, бога. Но ожидавший его карлик, как и все прочие, оказался юнитом. Глубокий омут самой ткани Мидгарда окружал его зыбкую ментальную оболочку, меняя форму, словно пламя свечи. Он втягивал в себя пространство этой залы, и потоки частиц струились к нему и растворялись в его силуэте. Происходящее вокруг Кезона подернулось туманной дымкой нереальности. Цверг вновь пошевелился и негромко сказал:

— Я — Андвари.

Кезон вздрогнул, но не от легендарного имени. Вдруг промелькнула паническая мысль, что, видно, ему не суждено покинуть эти стены — слишком легко цверги называли себя, к тому же познанного им хватило бы с лихвой на то, чтобы перевернуть все теперешние представления людей о Мидгарде.

— Я — Кезон. Но ты это, конечно, уже знаешь.

Андвари утвердительно кивнул.

— Итак, ты здесь. В месте, куда так рвался. Что же теперь?

— Место само по себе ничего не значит. Я пришел, взыскуя Истины, я хочу получить ответы на свои вопросы.

— Ты уверен?

Кезон вопросительно поглядел на цверга и промолчал.

— Я спрашиваю, уверен ли ты в том, что у тебя могут быть вопросы? — уточнил Андвари. — В том, что тебе недостаточно информации, чтобы понять то многое, о чем уже ведаешь?

Кезон помедлил.

— Не уверен. Ход мыслей тоже имеет направление. Иногда достаточно лишь указать верный путь.

— Какой путь тебе угоден?

— Я хочу понять Истину. Истину о положении дел.

— Истину? О какой Истине ты сейчас говоришь? О структуре материи, о движении энергетических потоков, неподвластных человеческому осязанию и приборам, являющихся лишь их продолжениями? Каким образом ты рассчитываешь понять все это? А может быть, достаточно лишь заглянуть в себя, чтобы понять главное? Чтобы осмыслить и принять тот непреложный факт, что вы — человеческая раса, возомнившая о себе как о венце творения всего, созданного во Вселенной, всего лишь жалкие рабы своей плоти, слуги своей телесной оболочки, всю свою жизнь вынужденные потакать обуревающим вас желаниям и инстинктам, по сути своей порожденным потребляемой вами пищей? Она, насыщая вас, служит строительным материалом для всех ваших терзаний и мечтаний, является побудительным мотивом для любовной лирики и научных открытий, коими так гордится человеческий род. Все, что делаете вы, о чем думаете, чего желаете — не что иное, как совокупность веществ, вас наполняющих. Роду человеческому уже достаточно лет, чтобы признать одну Истину — лучше вы не становитесь. И если ваша история развивается по спирали, то общность ее витков уже давно доказала, что она идет совсем не туда. Я понимаю, что подобные речи произносились многократно в назидание лучшим представителям рода людского с неизменным результатом. То есть с отсутствием оного. Чем люди, топтавшие землю тысячи лет назад, хуже ныне живущих? Или наоборот, чем сегодняшние поколения лучше ушедших?

— Но цивилизация, — слабо запротестовал Кезон.

— Ты говоришь о лицемерной одежде, ныне прикрывающей то зло, которое раньше было обнажено и доступно взглядам? О покрывале самолюбования своей цивилизованностью, мгновенно слетающем от легкого дуновения перемен, снова превращающих людей в то, чем они всегда и являлись, — в диких исступленных зверей, бесчисленной толпой, лишенной сознания, бредущих куда-то по тропе истории за изменчивыми миражами, которые показывают им сквозь искривленное стекло их пастыри — вожди, будь то религиозные максимы или иные формы всеобщего обмана? Какая еще Истина тебе требуется?

Кезон промолчал, ошеломленный яростной атакой. Помедлив, он сказал:

— Вы ненавидите человечество…

— Не человечество, а лишь человека, вернее, то, во что он себя превращает. И как следствие своего превращения — уродует окружающее его пространство. И в Реальности, и здесь, в Мидгарде.

Бывший правитель Баркида понял, что наступил тот момент, когда можно задать самый важный вопрос:

— Зачем же тогда боги создали Мидгард? Не для того же, чтобы потакать нашим низменным инстинктам, столь презираемым вами?

— Поосторожней с упоминаниями о Высших. Ты говоришь с цвергом, а цверги не поклоняются богам. Мы враждуем с ними.

— Отбросив в сторону упоминание, вы не отменили моего вопроса. А именно он привел меня в вашу обитель.

— Хм… Ты упрямец. Что же, поговорим о богах, если ты так настаиваешь. Что именно ты желаешь узнать?

— Я хочу понять богов. А поняв их, я пойму смысл их деяний и проникну в суть нынешнего положения вещей.

— Понять богов? Всего-то навсего? — Андвари посмотрел на Кезона с нескрываемой усмешкой. — А понимаешь ли ты, смертный, что для того, чтобы понять богов, тебе нужно познать суть божественности как предмета? Ибо только она, божественность, возвышает сверххомо над обычными людьми и делает их тем, чем они являются.

— Я понимаю это.

— Всю свою историю человечество пыталось стать ближе к Высшим. Методы были разные. Экстатические религиозные обряды, медитации, практики закаливания своего тела и духа.

— Но мы никак не преуспели.

— И да и нет. Идеи правильные, но результата нет. Не достаточно ли неудачных попыток, чтобы понять, что вы мысленно двигаетесь не туда? Бродите рядом, но никак не можете ухватить главного.

— Ты говоришь загадками, как и все пророки. Это что, такое ваше общее свойство, приобретаемое вкупе с дополнительной мудростью?

Андвари прошелестел тихим старческим смехом.

— Возможно, наши слова не всегда понятны собеседникам, потому что мы говорим о незнакомых для смертных предметах и структурах. Мы пытаемся пролить свет на их суть, направить в нужную сторону течение ваших мыслей. Ибо только познав их, прожив их, как вы проживаете ваши жизни, вы сможете по-настоящему проникнуть в глубину явлений и проникнуться ими. Но это усложняется тем, повторюсь, что вы все время шли не туда…

— Не туда? — Кезон внутренне подобрался, как собака, почуявшая дичь. — Что ты имеешь в виду?

— Душу. Твою бессмертную душу, Кезон. — Смысл слов Андвари не вязался с саркастическим тоном. — Сотнями лет человечество считает свои души величайшим даром богов. Исследует это явление, тянется через него к бессмертию, незаслуженно превознося свой дух как нечто, требующее поклонения… умерщвляя при этом плотскую оболочку, считая ее обузой, низким довеском к частице божественности в себе — душе… Слабости плоти… Плоть человеческая слаба… И так далее… Разве я не прав?

— Возможно. Ты говоришь уверенно и явно не все. Как будто не до конца приоткрываешь дверь. Если не душа, тогда что же? Неужели… — Кезон замер, пораженный догадкой.

— Именно. То самое. Вы — слепцы, считающие, что вам чего-то недодали до божественного набора. Истина в том, что как раз то, что владеет вами безраздельно, подчиняет себе до последней мысли и эмоционального порыва, и есть ваш главный инструмент, ваше преимущество, ваш способ достичь любых высот, будь то божественность или любая другая цель, нарисованная примитивным сознанием человека. Но вы отмахиваетесь от своего тела, всячески открещиваетесь, и оно в конце концов отвечает вам взаимностью в соревновании отрицания. И вы гибнете, не постигнув самого главного. «Когда-нибудь в следующей жизни», — знакомо это выражение? Истина в том, что и в следующей жизни человеку суждено получить точно такой же строительный набор для созидания… И суждено вновь им не воспользоваться…

Кезон полностью отдавал себе отчет в том, что Андвари обращается к нему в обеих его ипостасях — и в Мидгарде, и в Реальности, но сейчас он не стал загружать этим фактом свой ум, боясь упустить главное, которое вот-вот должно было прозвучать из уст карлика, то главное, ради которого он жил, боролся и даже потерял все, что сумел обрести на своем пути правителя и полководца. Андвари с легкой проницательной улыбкой на лице ощупывал Кезона своими блеклыми глазами, все подмечая и ничего не пропуская. Он ожидал знака понимания сказанного им. Кезон кивнул, подводя черту под диалогом, и заговорил:

— В Реальности множество людей исследуют возможности своего тела и достигли в своих трудах определенных высот.

Андвари вновь захихикал. Он взял лежащее на столе гусиное перо, обмакнул в глиняную чернильницу и провел по пергаменту ровную линию.

— Что я сейчас держу в руках? — спросил он.

— Перо, — быстро ответил Кезон. — Перо для письма.

Цверг согласно качнул головой.

— Что я смогу сделать с этим пером? Измерить, согнуть, испытать на прочность. Но как это поможет мне лучше писать буквы? Как я смогу научиться рисовать силуэты людей и животных, изучая свойства пера? Так и вы — упражняя и изучая свои тела, лишь рассматриваете стило как объект исследования, забывая о его предназначении — служить инструментом изображения. Забавно, правда? Эта ошибка произошла вследствие одного-единственного неверного допущения — вы разделили дух и тело на две составляющие, одну — возвышенную, стремящуюся к божественности, и другую — земную, тянущую назад, к плотским радостям и удовольствиям. Мидгард — мир с измененными физическими свойствами — всего лишь подсказка для людей, напоминание, что во Вселенной есть место не познанному ими и не подчиняющемуся их догматам, которые они самовлюбленно назвали законами. Но нет, люди предпочитают попирать знание своими стопами, вместо того чтобы просто поднять его с земли. Разве не бывало при тебе таких случаев, когда человек подходил к непосильной ноше и взваливал ее себе на плечи, находясь под действием уверенности в том, что данное свершение ему по силам? Как вы это объясняете? Дух взял верх над плотью! Извлек из нее дополнительные резервы! Разве не случалось тебе наблюдать, как воин в порыве яростной храбрости бросался на лезвия вражеских мечей, будучи абсолютно уверенным в том, что сегодня с ним не случится ничего страшного, и благополучно избегал смерти? Какое есть тому объяснение? Смелость города берет! Опять торжество духа! Разве ты сам не отдавал приказания в спорных ситуациях, и не всегда друзьям, поворачиваясь при этом спиной к недругам, будучи уверенным в том, что никто не посмеет тебя ослушаться, и так все и случалось? Что это было? Харизма вождя, искусство повелителя?

— А на самом деле?

— На самом деле вы видите проявления своей божественности каждый день, но, верные своим представлениям о теле и душе, упорно не замечаете их. И при этом — являетесь абсолютными рабами организмов, слугами могущественных процессов, ежесекундно в них происходящих. Запомни, Кезон, — сложно устройство Вселенной, но сложнее человеческого организма доселе ничего не создано в ней. Ответь мне, воин, зачем конструировать такой чудовищно сложный агрегат? Неужели лишь с одной целью — насыщать его пищей и выводить ненужное вместе с фекалиями? Ответ очевиден — вы и сотой доли знаний не имеете о возможностях, скрытых в ваших телах. В них заключены столь жуткие по своей силе энергия и способности, что даже ваши измерительные приборы не могут это уловить. Или все так задумано, потому что нельзя давать в руки детям небезопасные игрушки… Не знаю… Это сделано не нами… И не спрашивай кем — не дождешься ответа…

— Я спрошу о другом, Андвари. Зачем, зачем ты говорил мне об этом? Куда ты хочешь меня направить и какой в этом для тебя смысл?

— Ради ответа Кезону Юстиниану — вождю, стратегу, политику, величайшему из ныне живущих, еще раз упомяну ненавистное мне слово. Поднявшемуся из самых низов и вновь опрокинутому с пьедестала, но не павшему, побежденному, но не смирившемуся. Ты — отличный материал для бога, Кезон, и не след нам, зодчим Мидгарда, разбрасываться таким ресурсом. Почти без надежды, в смятении, ты начал свое паломничество сюда. Ты готов пройти путь до самого конца? Чтобы стать потом тем, кем не доводилось стать никому из смертных в Мидгарде? А дальше… дальше — посмотрим…

— Что ждет меня?

— Путешествие. Долгое и трудное, по неизведанным доселе землям. Тебе предстоит отправиться в Йотунхейм, чтобы обрести там новые возможности, стать тем, кем не доводилось становиться в Мидгарде никому из смертных, даже Иерархам, открывшим для вас пути сюда.

— В Йотунхейм? А почему не в Асгард?

Андвари отрицательно покачал головой.

— Чтобы подняться вверх, нужно сначала опуститься до самого низа. Разве так не произошло недавно с неким Кезоном, повелителем Баркида?

Кезон не колебался ни секунды.

— Я готов. Ты знаешь, я чувствую в себе эти способности. Так уж случилось… когда меня окружали свита и толпы поклонников, мои харизма и умение подчинять себе людей вроде как впали в спячку. Мне они просто не требовались. Существовал институт подчинения, основанный на государственном строе. Когда я остался один, в вакууме, без друзей, родных, близких, внутри меня словно всколыхнулась невидимая волна. Я знаю, что могу своим словом заставить любого человека умереть или последовать за мной. Я хочу понять природу моих способностей и развить их как можно сильнее.

— Вот-вот. Похоже, иначе с вами нельзя, смертные. Чтобы стать лучше, вам сначала нужно побывать на самом низшем уровне падения.

— Так все, что со мной произошло… — вырвалось у Кезона, и он замер, пораженный догадкой.

Цверг помедлил, потом распрямился и тяжело поднялся со своего места:

— Следуй за мной, претендент, мне предстоит открыть тебе очень многое, прежде чем ты сделаешь первый шаг по пути, что тебе уготован. Мы будем вести беседы о дороге сильных духом, о судьбе богов, оставивших нас, и предназначении… твоем, мира. О том, что нуждается в переменах, и о том, стоит ли к ним стремиться…