Летопись Кезона. Воинство. Душа труса

Он бросил обглоданную оленью кость в яркие угли костра, потянулся, достал меховые рукавицы, надел их. Снаружи шалаша завывала вьюга. Лапник, плотным слоем наваленный на ивовые ветки, хорошо удерживал тепло. Сверху на костер упало несколько капель от растаявшего снега, тут же испарившейся влагой они снова взвились вверх. Задубевшая от холода бизонья шкура, загораживающая вход, немного сдвинулась. В проеме возникла узкая морда полярного волка.

— Мы поймали человека, господин, — прорычал хищник и опустил глаза.

— Человека? — удивленно переспросил Кезон. — Любопытно.

— Его заметили совы. Он попытался уйти, но мы отрезали ему дорогу. Сейчас он сидит среди медведей. Они охраняют его и не дают замерзнуть.

— Хорошо. Приведи его сюда.

Незнакомец оказался совсем юным пареньком, лет девятнадцати. Невысокого роста, субтильного телосложения, с белесыми волосами и светлыми, словно выцветшими от полярного солнца глазами.

— Садись. — Кезон указал ему на место напротив себя.

Парень робко опустился на кучу веток. Огляделся, расстегнул верхний крючок котиковой парки. От его одежды сразу потекли струйки пара.

— Кто ты и зачем шнырял вокруг моего лагеря?

Незнакомец облизал потрескавшиеся губы. Его худые пальцы нервно сжимались и разжимались.

— Я слышал о твоей армии. О ней болтают разное. Что она растет с каждым днем, что ты ведешь всех зверей с человеческими душами на битву с йотуном Имиром, чтобы освободить их. Что тебе и примкнувшим к тебе нелюдям дозволен цвергами переход из Нифльхейма в Йотунхейм. А потом можно будет вернуться и в Мидгард…

Кезон промолчал. Взял палку и пошевелил тлеющие угли. Потом сунул два пальца в рот и залихватски свистнул. Шкура отодвинулась, и в шалаше показалась голова огромного белого медведя. Парень в ужасе замер.

— Бирен, пусть принесут дрова. Костер почти погас.

— Повинуюсь, господин.

Паренек облегченно вздохнул.

— Ты не ответил на мой вопрос, — медленно произнес Кезон. — Я не привык к такому.

— Меня зовут Малун. Я отпущен из Хеля, как и большинство шныряющих здесь духов. Обреченных на вечную несбыточную надежду — искупить свои грехи и вернуться обратно. А в окрестностях твоего лагеря я бродил, чтобы меня заметили. Я искал с тобой встречи, Кезон.

— Меня здесь все почему-то именуют господином или повелителем. Я не возражаю. Возможно, им так привычней.

— Прости, господин.

— Ты хитрец, Малун. Ты не смеешь спросить, поэтому говоришь утверждениями, питая надежду, что их подтвердят или опровергнут.

Вновь сдвинулся полог, и медвежья лапа с черными когтями осторожно протолкнула за него несколько березовых поленьев. Кезон молчал. Малун тоже не произносил ни слова, выжидательно посматривая на великого вождя людских душ.

— Расскажи о себе, — наконец произнес Кезон. — Почему тебя отпустили из Хеля? Почему ты ходишь в человеческом облике? Это необычно.

— Не для тебя, повелитель.

— Не для меня, — согласился Кезон. — Я помещен сюда человеком не без причины. Очевидно — и насчет тебя у богов существует нечто подобное. Интересно.

— Со мной все намного проще, господин. Мое тело — мое наказание за один-единственный порок. Я трус. У меня душа труса. Так решили боги и сняли меня с цепи перерождений. Меня лишили даже этого шанса. Если все здешние обитатели живут верой в милосердие Высших, мечтают пройти свой путь до искупления через тела зверей, стать людьми и вернуться обратно в Мидгард, к нормальной жизни, то я обречен до конца времен скитаться здесь в одиночестве без общества себе подобных. И без всякой надежды на возвращение.

— Ты был в Мидгарде, когда погиб в Реальности?

— Да.

— В какой локации?

— Нижегородская Торговая Олигархия.

— Как это произошло?

— Глупо, — с горечью ответил Малун. — Поставил разогревать еду на плиту, решил заскочить в Мидгард — обтяпать по-быстрому пару дел и вернуться. Задержался. Вода залила огонь, и тело задохнулось от газа.

— Вот оно что. Значит, дочь Локи, богиня Хель, пожалела тебя. Почему ты трус?

— Не знаю. — Малун развел руками. — Я встречался здесь с цвергом Альвисом, спрашивал его об этом. Он ответил — ничего тут не придумаешь. Такое мне досталось тело. Так оно производит мои эмоции. Не хватает нужных гормонов. И его никак не перепрограммировать. Я всегда буду трусом. Я предал друга в Мидгарде и много раз нарушал обещания. Не из-за коварства. Я просто боялся до судорог и ничего не мог с этим поделать. Физиология. Проклятая физиология.

— А с другим телом? Ты станешь иным?

— Мне никак не заслужить его здесь, повелитель. Моя слабость — мой крест. Вот если бы мне вновь вырваться в Мидгард…

— Сколько ты уже в Нифльхейме?

— Шесть лет.

— Ого. Как ты живешь здесь?

— Обыкновенно, господин. Летом заготавливаю еду: ловлю и копчу рыбу, дичь, собираю ягоды, чтобы зимой не сдохнуть от цинги. У меня выкопана глубокая землянка с дымоходом, метров на пять в глубину. Рыл долго, почти все лето угрохал на земляные работы. Она мало промерзает. Зимой — выживаю. Тоже охочусь, ловлю рыбу, но реже.

— Как тебе удалось сохранить трезвый рассудок?

— Общаясь с местными. Иногда встречаюсь с Альвисом. Облегчаю душу. Я уже погибал тут. В первую зиму. Вновь возродился здесь же. Человеком. Мне из-за этого многие завидуют. Идиоты. Они не понимают, что, в отличие от них, я лишен самого главного — надежды. Потому что после реинкарнации мое состояние не поменялось. Я по-прежнему способен испугаться собственной тени.

— М-да. Ну и дела творятся. Ты хочешь примкнуть ко мне, чтобы я вывел тебя в Мидгард вопреки воле богов? Почему ты думаешь, что я пойду против них?

— Ты — Кезон. Поэтому ты и стал тем, кем являешься, что для тебя не существует ничьей воли, кроме твоей собственной.

— А ты льстивый сукин сын, Малун. — Кезон растопырил пятерню и приблизил ее к пламени костра.

Огонь приник к его ладони, словно ласкаясь, потом с утроенной яростью набросился на поленья и стал пожирать их.

— Магия, — прошептал изумленный Малун.

— Ха. Черта с два. Это крупицы огня, подаренного людям Прометеем, оживают в нас. Искры той могучей энергии, что подвластна лишь богам, тлеют в каждом человеке, не в силах пробудиться и запылать по-настоящему. Цверги думали, что на ледяных полях Нифльхейма я обрету Силу, но с Силой я обрел еще и Знания. А человечество стремительно утрачивает их. Я уверен, что, если взять представителя расы людей поколений эдак через тридцать и сравнить с нами, обнаружится, что наши потомки полностью утратили обоняние.

— Утратили обоняние?

— Да. Ведь мы им практически перестали пользоваться. Оценка аромата пищи или запаха женских духов — это не то применение для обоняния, которого желает от нас природа. Если ты не используешь — ты теряешь. Так и эта Сила. В теле каждого она присутствует. Мы перестали слушать свои тела, доверять им. Как сейчас перестаем слушать обоняние и доверять ему. Я могу пройти по снегам Нифльхейма, и они будут таять под моими ногами. Я могу сломать самое толстое дерево без усилий. Эти способности дало мне мое тело. Самое сложное создание на нашей планете. То самое, которое отказывается тебе служить и сделало тебя трусом. Решено. Ты идешь со мной.

— И еще, господин. В сражении на меня рассчитывать трудно — сам знаешь…

— Понятно, — усмехнулся Кезон и махнул рукой. — Ступай. Я все равно беру тебя с собой. Выйдешь из палатки и подойдешь к Бирену — он устроит тебя на ночь.

Евгений Махонин. «Я — очень крупный грызун»

Как там Андрюха выразился? Закон Мерфи? Не знаю, кто такой Мерфи, но, видно, та еще сволота, раз такие законы выдумывает. Здорово, конечно, уметь прыгать на три метра и мчаться со скоростью троллейбуса, но непривычно знать, что выражение «иди, пасись» теперь имеет к тебе самое прямое отношение. Итак, я — кенгуру. Здоровый, с человека ростом. И с хвостом. Грызун. Животное. Крыса-переросток! Вот так ситуация! Ладно, не хватало нам проблем со мной, так еще котяра этот толстенный, как на грех, привязался. Он вообще выглядел на редкость продуманной скотинкой. Подошел ко мне, замурлыкал, потерся как бы между делом. Словно говорил: «Наше вам с кисточкой, кореши, теперь будем вместе кантоваться». Спириус еще немного попричитал, а кот сел между нами и бессовестно заурчал. Потом мы двинули в город. Та еще процессия шествовала по пересеченной местности. С пеонов точно можно было деньги брать за просмотр. Все побросали работу и на нас таращились. Даже надсмотрщики, уж на что тертые жизнью человеки — и то остолбенели. К вечеру добрели до Авгуровой фазенды. В основном переулками. Ничего дядя устроился — маленький такой каменный коттеджик комнат на двадцать со штатом прислуги, фруктовый садик на три гектара, во дворе бассейн, шезлонги и прочая инфраструктура богатого бездельника. Остро чувствовалась нехватка бронзового фонтана. Вот построил бы себе фонтан — все точно было бы по фэн-шую.

Андрюха скоренько со всеми попрощался. Ему пора было на какую-то стрелку с Юстиной и Кондратием. Кто такой последний, я не знал, но понял, что это не тот деятель, который к алкашам с похмелья заявляется. А насчет Юстины, это Андрюхе попутный ветер в горбатую спину. Давно пора. Знатная девочка, тут без вопросов. Причем кот умелся за Андреем с таким видом, что так все и должно быть. Спириус проводил их с крайне недовольной рожей. Потом мы провернули небольшую операцию по скоростному «апгрейду» моего боевого потенциала. Вернулись на базу, весьма довольные проделкой, после чего мне дали три сочных кочана капусты, и все легли спать. Я устроился во дворе возле конюшни. И на том спасибо, что хоть в стойло не поставили. На самом деле, я решил ни на что не обращать внимания и не пускать пузыри. Сам виноват, теперь обтекай и не жалуйся.

Спозаранку я уже был на лапах, постриг зубами сочный газон во дворе. Когда Спириус за мной пришел, успел и подкормиться, и наскакаться досыта. К его дому прямо из гавани оказался прорыт небольшой канал. Узкий, но глубокий и вымощенный гладким речным камнем. Рядом с домом стоял небольшой добротный баркас в десять пар весел. В него-то мы и загрузились вместе с отрядом латников. Пеших, само собой, в тяжелых доспехах и вооруженных до зубов. Со зверскими амбразурами прошедших огонь и воду ветеранов. Спириус сказал, что двинем на северный полуостров Альба Лонга. Туда, куда человеческая нога и ступать-то боится. Будем в обход всех правил возвращать мне человеческий облик. Нестандартная ситуация требует нестандартных решений. Отправились в путь с задержкой. Авгур настоял на моем кратковременном выходе в реал — нужно было привести себя в порядок перед долгим отсутствием. Я проникся и не возбухал. Наглухо зашторенный паланкин доставил меня к Камню, подождал и уволок обратно на фазенду Спириуса.

Милое пасторальное местечко — северный полуостров Альба Лонга. Жизнь разумного существа гроша ломаного не стоит. Меня в первый же день едва не схарчили на сухпай. Чуть-чуть не присмолили мой красивый толстый хвост. События разворачивались следующим образом. Мы бодренько, в темпе вальса, десантировались на сушу со своей пузатой посудины и взяли курс на Камень Иммерсии. Спириус не доверял местности, особенно с учетом последних агентурных данных, и желал на всякий пожарный иметь поблизости от своего драгоценного седалища гарантированную возможность вовремя заточить копыта в Реальность. Если отчетливо запахнет жареным. Баркас частично заволокли на берег и завалили хворостом, чтобы никому не мозолил глаза. Меня отправили вперед — пошуршать по окрестностям и «понюхать воздух» на предмет наличия в нем аромата крупных неприятностей. Только я отдалился от отряда на расстояние десяти плевков половозрелого мужчины, как ко мне привязалась пара враждебно настроенных тараканов трупного цвета. Эти беспочвенно наглые создания попытались прощупать мою личность на предмет присутствия в ней легкоусвояемых калорий. Конечно, травоядное существо всякого норовит пристроить себе в меню. Но не тут-то было. С мягким знаком! Кенгуру скачет лучше Майкла Джордана, с уверенностью это говорю. Закончилось наше знакомство тем, что я просто вусмерть замордовал обеих тварей своими непредсказуемыми прыжками и увертками — настолько, что прусаки-акселераты встали на «ручник» прямо посреди поляны, на которую вышел мой отряд. Спириус скомандовал легионерам держать насекомых в кольце копий, а сам надел на мои хваталки припасенные заранее железные девайсы. Еще накануне, перед отъездом, он, ощупывая меня скептическим взглядом, с хрустом поскреб щетину и задумчиво изрек:

— Значит, говорят, ты можешь барабанить? Попробуем это использовать.

Стальные, устрашающего вида боевые перчатки мы заказали у одного спившегося юнита, по этой самой причине утратившего почти всю свою клиентуру. Его услугами пришлось воспользоваться во избежание огласки и срама. Бедолага, увидев кенгуру, сначала уверенно констатировал собственный диагноз — белая горячка — и полез было на крышу, чтобы окончательно свести свои счеты с этим ужасным миром, где от кенгуру нет никакого спасения простому рабочему люду. Потом отошел, облегченно выдул бутыль вина, взял деньги и «смастырил» мне парочку шипасто-бритвенных изделий. Они надевались на мою верхнюю пару лап, намертво крепились кожаными ремешками и тем самым превращали мои кувалды в грозное оружие. Вот их мне и пришлось использовать против кухонных вредителей. Через десяток минут я с лихвой рассчитался с ними за всех домохозяек первых этажей домов хрущевской планировки. Выписал «стасикам» путевку на Верхние Помойки (если есть Верхние Пастбища, почему бы не быть Верхнему всему остальному?) по полной программе. Спириус удовлетворенно крякнул:

— Начало положено. Теперь еще парочку таких же укатаешь, и можно спокойно сматывать удочки.

Не понял. Я возмущенно захлопал хвостом о дерн. Угробить двух тараканов — достаточно для того, чтобы переродиться человеком? Тогда моя мамаша уже должна была стать Властелином Вселенной, не менее того. Спириус, прочитав крайнюю озабоченность собственным прискорбным положением в моих печальных глазах, выдал:

— Сам подумай, какие шансы у такого безобидного растительноядного зверька завалить двух опасных монстров? И сколько опыта ему за это отломится? Я отвечаю — находим второй аналогичный тренажер, и на человека хватит с гарантией. Ты только не забудься и нос не почеши. Половину морды отхватишь ненароком.

Батюшки святы! Он начал общаться со мной на моем родном наречии. Или это заразный вирус? А насчет опыта… Будучи по природе своей законченным кенгуру, я не стал дискутировать. Ему однозначно виднее. Авгур все-таки.

На ночлег легионеры отаборились капитально. Из тюков, что волокли на своем горбу всю дорогу, ребята быстренько вытащили топоры и лопаты, сгоняли в лесок и нарубили деревьев. Выкопали ров, обнесли частоколом вершину небольшого холма, на углах периметра воткнули вышки. И это за два часа, да после марш-броска километров в тридцать! Тут я наглядно просек, почему Древний Рим половину мира ставил в любую позицию, какую сам придумает. Еще бы, с такими-то толковыми солдатами! Зато когда самим службу тащить стало лениво, понабрали в войска всяких гастарбайтеров, им соседи все и припомнили. Отсюда мораль.

Наутро бросили все постройки и метнулись к северному Камню Иммерсии. Снова с боями шпарили по джунглям, иногда по колено в болотной жиже, и опять нас неоднократно пытались разложить на питательные вещества недружелюбно настроенные жуки и пауки, но мы парни жилистые, обошлось. Мне периодически подсовывали полудохлых насекомых, а я их героически «прижмуривал» и не протестовал. Роль малопочтенная, что и говорить. Но выбирать не приходилось. Я человек по натуре не кровожадный, меня таким жизнь сделала. Поэтому пришлось сжать зубы, скрепить сердце и делать вещи. Оказалось, что кенгуру имеют серьезный врожденный талант к боксу. С новыми зубодробильными перчатками зверюга получилась вполне боеспособная. Так что к вечеру, когда мы без потерь добрались до точки X, я имел в активе не менее полудюжины личных побед. Камень стоял на одиноком холме посреди зеленого лесного моря. Юниты тут же начали строить походный бивуак. Меня Спириус немедленно выпихнул в реал — пора, с отключенным хронопарадоксом времени для тела прошло уже больше, чем нужно. Не буду описывать то состояние, в котором я застал мою тушку. Приятного мало. Привел себя в порядок, поглазел на Андрюху в законтаченном на Мидгард положении и вернулся обратно. Легионеры трудились на совесть, возводя военный лагерь по всем канонам фортификации. Оно и понятно, целых три дня стоять, если не четыре. Опять огородили симпатичный холмик с родником, что потом оказалось ох как не лишним. Камень Иммерсии оказался ровно посередине периметра. Поставили частокол, вырыли ров и насыпали вал. Во рву натыкали жердей поострее, за первым рядом бревен вкопали второй, пониже, а между ними все засыпали землей. Получилась натуральная крепостная стена, по которой можно вполне комфортно ходить и швырять по супостатам чем-нибудь увесистым. Благо валунов вокруг хватало. Повсюду в траве торчали булыжники самого разного калибра. Спириус отдал ценные указания своему пеликану и покивал мне на Камень.

— Ночевать будешь в Реальности. Не истощай тело понапрасну. Тем более, чувствую, его резервы тебе еще очень понадобятся. В гиблое, как я погляжу, место мы забрались. Живыми бы отсюда уйти.

Принято. Правда, его зловещее предсказание морозом проняло мою кожу даже под теплым мехом. Я еще немного побыл с легионерами, бешеным аллюром проскакал по окрестностям, травы поел. Питался под защитой лагерного вала. Вроде бы все вокруг было спокойно. Но что-то не по себе мне стало. Тоскливо как-то. Эквиты тоже чувствовали себя не в своей тарелке, хотя старались не подавать виду. Держались уверенно. Я прилип к Камню и перешел в реал. Мой приятель застрял в Мидгарде серьезно. Ни вечером, ни утром в квартире не объявлялся. А я, побритый и румяный, спозаранку устроился на стуле рядом с Андрюхой, спроецировал на стену картинку и шагнул обратно к Спириусу.

И сразу споткнулся о труп поверженного Эквита. Рядом лежала еще пара наших мертвых легионеров. Остальные торчали на стене и остервенело колошматили всяческих тварей, упорно карабкавшихся по их грешные души. Некоторым уже удалось перевалить через частокол, внутри их приняли на мечи человек десять легкораненых. Лязгало железо, мат стоял столбом. Спириус находился в самой гуще рубки на валу. Я рванул помогать добивать прорвавшихся нелюдей. Час, не меньше, нам пришлось попотеть. Я не видел, что творилось снаружи, и слава богу. Хватило сатиров, регулярно пролезавших за периметр. Как выяснилось позже, на штурм кто только ни поперся — и химеры, и грифоны, даже страхолюдная многоголовая гидра приволоклась, огромная, как паровоз. Обычной фауны с флорой тоже хватало. Крылатых лучники очень грамотно били издалека, не подпуская к лагерю, так что на стену могли вскарабкаться только сатиры — они человекообразные, им ловчее. Гидру замочил сам Верховный Авгур, собственноручно. Впрочем, никто другой и не потянул бы против нее. Одной мерзостной жижи вылилось из этой туши объемом с цистерну отходов химического производства. Грифоны, эдакая помесь Юстининой коняги и герба США, в конце начали беспрепятственно пикировать сверху — у наших кончились боеприпасы. Эх, я и поскакал! Но одного таки порезал в лапшу, и еще одному крылышки подровнял. После атаки в строю осталось одиннадцать активных штыков, все более-менее целые, раненых эти падлы успели прикончить. С такой толпой даже одну стену не закроем.

Наконец мы докоцали всех пришедших за нашими потрохами. Оставшиеся снаружи частокола недобитки уволоклись зализывать раны. Подошел Спириус в растерзанном доспехе, вылил мне в глотку целительное зелье. Второе употребил сам.

— Хорошенькая тут у нас была ночка. Третью волну отбили. Потери шестьдесят процентов. Похоже, следующая атака будет последней. Нам не справиться.

Я затряс головой и замахал лапами. Со стороны выглядело так комично, что, несмотря на палевную ситуацию, скупо улыбнулись даже легионеры. Бравые все-таки они ребята, ничего не скажешь. Спириус мою пантомиму понял правильно.

— Ладно, пойдем поговорим, — и, обращаясь к бойцам, скомандовал: — Трупы нелюдей сбросить за пределы периметра. Выкопать могилу для павших, похоронить и завалить камнями. Проверьте оружие. Подберите стрелы.

В квартире он по-хозяйски открыл бар и плеснул себе вискаря на два пальца. Хмуро опрокинул стакан, глянул исподлобья.

— Это не стихийная атака. У меня восемь левелов Контроля. Я не могу даже снизить их враждебность, не то что защитить нас. Словно стена передо мной. Интродуценты баркидские. Ими управляет кто-то более сильный.

— Кезон атакует? — догадался я, пропустив мимо ушей незнакомое слово.

К моему удивлению, Спириус отрицательно покачал головой.

— Не похоже. Не его стиль. Кезон подогнал бы в гавань пяток восьмипалубников и смял бы десантом нашу оборону, как пластиковый стаканчик. На кой ему сдалась эта партизанщина? — устало спросил он. — Тут что-то другое.

— Что делать будем?

— Обратно к баркасу нам не пройти. Сложим удалые головы. Придется уходить через Камень в реал, а воинов благословлять на самостоятельный рейд по джунглям. Я отправил питомца в город, две турмы Эквитов попробуют пробиться навстречу, но шансов мало.

У меня на скулах обозначились желваки.

— Значит, мы, два гуся, дергаем в реал, а парней бросаем на растерзание этим смрадным тварям?

— Придется.

— Спириус, ты за кого меня держишь?! Народ пошел помогать мою кенгурячью задницу под амнистию подводить, а я что? Да за такое с меня, как с гада, спрашивать положено! Нет, друган, я не фраер демисезонный! Мне такой расклад не по нутру. Я остаюсь с Эквитами! Точка.

— Не выживем.

— Плевать.

— А миссия ваша как же? И потом, ты и так с нуля начнешь, тебе что так, что эдак — одна фигня. А вот мне, грешному, четырехлетний опыт терять придется.

— Ты сам решай. Я свое варнацкое слово тебе уже объявил.

Спириус захлопнул сопло и задумчиво помолчал, барабаня ногтями по стакану. Меня так и подмывало показать ему свой характер и выложить все, что я думаю по поводу его жизненных установок, но я сдержался. И правильно, как оказалось.

— Черт с тобой. Пошли обратно. Я как на духу тебе признаюсь, как только тебя повстречал, сразу понял — это рано или поздно выйдет мне боком. Ладно, вместе так вместе, будь оно все неладно!

— Ха. А ты молоток, Спириус. Я уж успел про тебя плохое подумать…

Наш рейд к баркасу заслуживает того, чтобы быть воспетым в балладах и народных преданиях Альба Лонга. Все тяжелое, кроме оружия, было без колебаний брошено, а посему средний темп передвижения солдат превышал скорость бега трусцой. Мы драпанули по болотам и по взгорьям, только пятки сверкали. Нас догнали через десяток километров, неподалеку от позавчерашнего бивуака. Рубка произошла жестокая, но скоротечная. Нелюди понесли немалые потери, отступили, решив дождаться основных сил и уж тогда разобраться с нами как следует. Спириус принял непростое решение назначить в заградительный арьергард трех солдат и, обняв по-отечески каждого на прощание, повел отряд дальше. Иного выхода просто не было. Я остался со смертниками. Мы дали своим один час. Целый час ценой в три человеческие души. Ребята дрались как былинные богатыри. Я старался соответствовать, но нелюди ко мне непонятно почему не слишком-то и лезли. Или сторонились незнакомой зверюги, или уже наметили меня стреножить и спеленать для допроса. Легионеры пали, но каждый дорого продал свою жизнь. Оставшись в одиночестве, ваш покорный слуга вспомнил о своих звериных спринтерских способностях, сиганул в сторону через голову ближайшего сатира и дал такого форсажа, что никто и среагировать толком не успел. На ходу перекусил зубами ремешки латных перчаток и перешел на пятую скорость. Утопил педаль в пол. Сзади, ломая сучья, ревя и завывая кто во что горазд, мчалась погоня, но с каждым прыжком мне удавалось увеличивать расстояние между нами. Всю малину чуть не испортил неизвестно откуда взявшийся грифон. Хорошо, что успел его заметить вовремя и проскочить под мохнатым сплетением лиан. Грифон пикирующим истребителем врезался в колючую изгородь и застрял там надежно. Другую такую же милую птичку отвлек бесстрашный пеликан Спириуса. Еще бы секунда, и второй грифон сидел бы на траве и чавкал бы моим внутренним миром, но в последний момент в него врезалась белая пернатая молния и выгодно подправила курс. Чудище шарахнуло клювом прямо в ствол дерева. Ствол выдержал, клюв и башка — нет. Я дал себе слово: вынесут ноги, буду пеликана восемь раз в неделю рыбой снабжать. И Эквитов, из тех, кто выживет, не оставлю без заботы. Оторвавшись от преследователей, я заложил крутой вираж по пересеченной местности и прибыл к берегу одновременно с отрядом. Взмыленный, как последний кенгуру. Машинка под ребрами колотилась так, что едва их не переломала в чахохбили. Шкуру толстым слоем покрывали шипы и репьи местного гербария. На ляжках болталось немереное количество пиявок. Солдаты скоренько спихнули баркас в зеленую прибойную волну, и мы на веслах полным ходом пошли в обратку. Через двадцать минут воду около шлюпки хищно взрезал десяток акульих плавников — на выручку подоспели питомцы наших соратников из города. Все вздохнули с облегчением. Прорвались-таки.

Спириус долго сокрушенно мотал башкой, как бы удивляясь тому, что мне удалось втравить его в такую авантюру, и наконец сказал:

— Все. Беру отгул на неделю. Нет. Не беру. Вот выясним, кто за этим стоит, и тогда уйду в глубокий и нетворческий отпуск. А ты, воин, готовься еще к одному рейду. Нам придется вернуться на север.

Я с готовностью отбил лапами торжествующую дробь по ребристому борту нашей лодки. Спириус похлопал ладонью по моей узкой голове. Я рефлекторно прижал уши.

— Разумеется, после перерождения. Не знаю, какой там у тебя левел по звериной шкале, но на человека с запасом хватит. Гарантирую. Мы так еще никому экспириенс не заколачивали. Даже Полонию.