Летопись Кезона. Встреча героев

Андвари сердито покрутил головой.

— Ты слишком самоуверен. Их нельзя недооценивать. Хельги-Ловкач — уникум, в кратчайший срок прошедший путь от неофита до члена королевской семьи локации Элеадун. Итогом его деятельности стало изменение законов Нижегородской Торговой Олигархии. Просто взяли и переписали все начисто, словно это регламент президентского срока, а не каноны локации Мидгарда. Ловкач в поединке убил ее Иерарха. Причем не просто рядового Властителя, что само по себе уже практически невозможно, а одного из самых могущественных Иерархов Мидгарда, стоявшего у истоков открытия дороги сюда для людей в конце семидесятых.

— А я слышал, что Иерархи могут погибнуть лишь по собственному выбору, — обронил Кезон, любуясь серебряной статуэткой, которую держал в руках.

Андвари хмуро посмотрел на него, видимо не разделяя недостаточно серьезного отношения своего протеже к возникшей на горизонте проблеме.

— Вот именно. Но тем не менее это свершившийся факт. Немыслимо! Парадоксально! Но — факт.

— Любопытно будет с ним повидаться.

— Полагаешь? А второй, этот Браги, его давний друг — тоже хорош. Он принял участие в деклассировании Диктатуры Механики — мощной локации, сделавшей ставку на технический прогресс. Он — избранник валькирий, и многие уже поговаривают, что он не кто иной, как живая реинкарнация бога Тора.

— Ого. — Кезон жизнерадостно улыбнулся. — Тем более я обязан с ними познакомиться.

Андвари надул губы.

— Нам не время заниматься самолюбованием. Я считаю, что нам лучше заманить их сюда, на землю Баркида, где каждая пядь питает тебя Силой. Там вы сможете бороться на равных. Твоя мощь очень велика. Но ее может оказаться недостаточно за пределами твоего острова. Не говоря уже о реале. Там ты только делаешь первые шаги к осознанию себя и своих новых способностей.

Кезон поставил статуэтку на резную темно-красную поверхность своего стола, заваленного бумагами, поднялся и подошел к окну. Отодвинул шелковую занавесь, несколько секунд смотрел на внутренний дворик дворца, приветливо помахал кому-то рукой, потом вернулся и снова сел в свое тронное кресло.

— А почему ты решил, что будет противоборство?

— Они явились, чтобы остановить тебя. Неужели это непонятно? — возмутился Андвари. — Просто так они не уйдут отсюда. Не такие это люди.

— У меня нет ни малейшего желания пытаться уничтожить их. Разумеется, при этом я не хочу погибнуть сам. Впрочем, а я абсолютно в этом уверен, мы сможем договориться. Три умных человека всегда смогут договориться, если им не туманят мозг религиозные догматы или чужие убеждения. Поверь, мой бывший наставник, опасность только кажущаяся. Все закончится отлично. Потому что я так хочу. И так будет.

— И все же… — начал Андвари, но его фразу прервали — неожиданно распахнулась дверь кабинета.

В рабочую залу правителя быстрым шагом вошел очень высокий блондин с резкими точеными чертами лица. Его внешность немного портили крючковатый нос и длинная жилистая шея. Он был одет в легкую бирюзовую мантию, в руках держал тонкий хлыст для верховой езды. Ничуть не смущаясь тем, что перебил говорившего гостя, пришедший, оживленно жестикулируя, обратился к Кезону:

— Государь, вы поедете на осмотр фундамента? Двор уже собрался, и дамы ждут. Припасов берем на три дня. Рабочие команды выдвинутся завтра к вечеру, когда жара спадет.

Андвари бросил на незнакомца неприязненный взгляд:

— Что за порядки? Слуги чуть ли не пинком открывают дверь и врываются в покои монарха!

Блондин комично вытянул свою шею в направлении цверга, с преувеличенным вниманием рассматривая гостя:

— Откуда ты взял этого карлика? Это новый придворный шут? Мы берем его с собой? Для опытов?

Цверг задохнулся от возмущения и вытаращил на белобрысого грубияна круглые остекленевшие глаза. Кезон расхохотался.

— Он всегда такой, — объяснил правитель поведение блондина. — И это его привилегия. Спасибо за напоминание, Сулла, я поеду. Подождите еще немного, мне нужно закончить разговор.

Сулла ответил легким поклоном, повернулся и вышел из кабинета, не закрыв за собой дверь.

— Понятно, — брякнул цверг. — Откуда взять вежливость и знание этикета бывшей птице, всю жизнь жравшей полевых мышей. Ты сделал его человеком. Это стало испытанием твоих новых возможностей. Ты сдержал данное ему слово. Это похвально для повелителя и политика. А что за фундамент ты едешь смотреть?

— Я заложил новый город поблизости от места своей высадки после поражения в бухте Золотого Рога. И назвал его Мемориа.

Андвари понимающе кивнул.

— Об этом стоит помнить. Хотя бы для того, чтобы дорожить тем, что имеешь сейчас.

— Я и не забывал. И буду помнить об этом на встрече.

Отхлебнув жасминового чаю из маленькой фарфоровой чашки с изображенной на ней китаянкой, Браги поморщился и брезгливо отставил напиток в сторону.

— И это деликатный вкус? А пива приличного здесь нет? Только такое вот пойло? Между прочим, по твоей милости я пью его третий день подряд в то время суток, когда приличный человек уже должен час танцевать голым на столе!

Кезон непринужденно рассмеялся и знаком подозвал официанта.

— Принесите три кружки светлого пива. По вашему усмотрению. И счет, пожалуйста.

— Хорошо, — любезно ответил официант и запнулся, встретившись с Кезоном глазами.

Через небольшую паузу он пробормотал:

— Ваш ужин — дар от заведения, — после чего слегка заторможенно повернулся и неуверенными шагами направился к барной стойке.

Хельги, не спускавший с Кезона внимательного изучающего взгляда, удовлетворенно покивал головой.

— Очень эффектно. Полагаю, эта маленькая и совсем не обязательная демонстрация твоей мощи должна нам сказать о многом. Это такой жест-предупреждение.

— Надеюсь, ты не будешь пробовать проделывать подобные штуки со мной и Ловкачом, — прорычал Браги, заинтересованно следя за манипуляциями официанта с наполняемыми им пивными кружками.

— Даже в мыслях не было, — решительно отмежевался Кезон. — Вообще, признаюсь, я сражен. И очарован. Не такими я представлял две живые легенды Мидгарда.

— Три легенды под одной крышей — не слишком ли много для этого ресторанчика? — улыбнулся Ловкач.

Кезон вежливо склонил голову, принимая похвалу.

— Пока в самый раз. Но когда я перейду с пива на водку, тогда может оказаться многовато и для меня одного, — глубокомысленно заявил Браги. — Когда я начинаю пить ерш, я становлюсь особенно очаровательным.

— Итак, — подвел черту под разговором Ловкач. — Что ты теперь намерен делать со свалившимся на тебя Знанием? Нести лучики добра в реале всем страждущим? Так ведь пупок развяжется, прости за грубость…

— Вы хоть представляете себе глубину темных вод на дне Колодца Отчаяния?

— В какой-то мере, — ответил Хельги.

От Кезона не укрылась расслабленность и непринужденность поведения этой парочки варягов из южных локаций. Они, казалось, ни секунды не сомневались в своей способности изменить любую ситуацию в свою пользу и отразить любую угрозу.

— Друг Хельги, валим отсюда, — решительно вмешался Браги. — Нам здесь больше делать нечего. Чувак стал философом. Вот только пиво допьем. — С этими словами он забрал кружки у официанта и, расставив их на столе, мгновенно присосался к своей посудине.

Кезон подавил улыбку и отхлебнул из бокала.

— Не в моих обычаях жаловаться на судьбу, но, чтобы понять ход моих мыслей, нужно пройти поэтапно всю Дорогу Страдания, пройденную мной.

— Ты осознаешь, что все время являлся подопытным кроликом для кучки цвергов в их эксперименте по селекции сверхчеловека?

— Да. Я не виню их. Возможно, это единственный путь к Знанию, Мощи и Мудрости.

— Хм, тогда я почти готов присоединиться к Браги в его утверждении о тебе как о философе. И все же расставим точки над «и». Если хотя бы половина сказок о твоем Куполе Силы, что ты распростер над Баркидом, правда, тогда эта песочница скоро тебе надоест. А что дальше? Соберешь в реале школу учеников под названием «Познай себя»? Создашь новые постулаты дзен-буддизма? И закончишь взрывами в метро и попыткой переворота?

— Купол Силы моей личной энергии существует. Фактически это некое поле, напоминающее пузырь, внутри которого все повинуется моей воле. Погрузись вы в него и замысли против меня недоброе — мы вместе оказались бы в патовой ситуации. Вы ничего не смогли бы мне противопоставить, я также не смог бы ничего предпринять против вас. Ваша Сила хоть и иного свойства, но тоже велика.

— В Баркид не допустили магию, но это не значит, что ее нет.

— Вот именно. Мы трое стали чем-то вроде живых артефактов, каждый из которых работает по-своему. Мы имеем возможность влиять на структуру Мидгарда вокруг себя, но не можем воздействовать друг на друга. Если принять этот тезис как нечто данное, дальнейшая беседа пойдет легче.

— Принимается, — легко согласился Ловкач.

— Не знаю, как вы, но я артефактом себя не чувствую, — пробурчал Браги, делая официанту знаки — погружая и вынимая свой палец в пустую пивную кружку. Пантомима была понята правильно.

— Я не стал альтруистом после Йотунхейма, как и не превратился в эгоиста. Думаю, я остался тем, кем был. Размышляя о будущем, пришел к выводу, что, к моему стыду, мне глубоко наплевать на большую часть человечества. Кроме моего близкого окружения. А остальные… Пусть делают что хотят в своей неразумности. Не знаю, как вы, но я, если смотрю отстраненно на то, что сейчас происходит с нашей цивилизацией, нахожу лишь одно слово — бред. — Кезон сделал паузу и вопросительно взглянул на собеседников.

Хельги сделал ладонью жест — дескать, продолжай, а в теле Браги двигалась лишь одна часть — острый кадык на могучей шее, закачивающий внутрь пищевода очередную порцию пенного напитка.

— Поэтому что-то пытаться изменить… — Кезон задумчиво скривил губы. — Нет ни малейшего желания. Нести, словно светоч, свое знание в массы — тоже не вариант, слишком дорогой ценой это дается… Не всем по силам этот путь… Да и потом, отвечать за действия каждого придурка, получившего в свое распоряжение всю мощь Мидгарда, желания у меня нет…

— Что же остается?

— Семья. Как ни удивительно это прозвучит. Дети, жена, очаг — маленький круг благополучия, который мне по силам защитить и сохранить.

— Бедные цверги. Все пошло прахом, — хохотнул Браги.

— Ну, не надо их жалеть, — усмехнулся Кезон. — Они получили что хотели, на моем примере они смогли убедиться, что их затея реальна. Просто с претендентом не повезло. Ничего, попробуют еще раз. Они терпеливые.

— Теперь все более или менее понятно, — удовлетворенно сказал Хельги и тоже отпил пива, чокнувшись кружкой с Кезоном. — За тебя! Пусть тебе дальше сопутствует только удача. Ты как никто другой ее заслуживаешь после всего…

— Эй! А я? — возмущенно гаркнул Браги. — Официант!

— Баркид, реал? — поинтересовался Ловкач.

— Ни то ни другое. Йотунхейм! Эх, видели бы вы эту поэзию в камне! Туда я и удалюсь с группой своих сторонников. Через небольшое время.

— Смерть тела в реале? — тихо спросил Ловкач.

— Другого выбора не остается. Поверь, я перебрал все варианты. И мне еще кружечку! — сказал Кезон официанту, и так постоянно метавшемуся между барной стойкой и их столиком.

Евгений Махонин. Рвем когти

Началось. Наша «Аркадия», как и положено шебеке, шла крутым бейдвиндом. Сила такого типа корабля (а мне это растолковал Фортис) во фланговой подвижности, способности быстро перемещаться перпендикулярно ветру. Мы стремительно сближались с флагманской квинкверемой противника, окрашенной в ярко-оранжевый цвет с продольными черными полосами вдоль корпуса. Я отметил, что на парусах баркидцев не было сов — эмблемы власти Кезона. К чему бы это? Пятипалубник тоже набирал ход, готовясь к таранному удару. Два корабля сходились, как два бойцовых пса перед смертельным поединком.

— Лучникам — стрелы на тетиву! — звонко крикнула Юстина от румпеля и добавила, обращаясь к капитану: — Как только отстреляемся, право руля.

Залп. «Аркадия» резко стала забирать в сторону, выходя из зоны поражения нацелившихся на нее носовых гарпахов. Матросы, как мартышки, повисли на рангоуте. Мы делали длинную восьмерку перед носом баркидцев, преследовавших нас.

— Лучники — на левый борт! Залп по готовности!

Еще раз туча наших стрел накрыла палубу вражеского флагмана. Висевшая на хвосте квинкверема вильнула в сторону. Затея Юстины полностью оправдалась. Но маневрируя, мы вынужденно вклинились во вражеский порядок. Баркидский флот на всех парусах шел на сближение с объединенными силами союзников, толком не успев перестроиться для битвы. Их все равно было в полтора раза больше наших. Они, разумеется, понимали свои сильные стороны и на это рассчитывали.

— Расчетам скорпионов приготовиться по правому борту!

Теперь мы лезли прямо на курс огромного десантного левиафана — восьмипалубной эннеры. Квинкверема не стала нас преследовать, развернулась и пошла вперед вместе с остальным кораблями Баркида.

— Обрезать тросы! Залп ниже ватерлинии! — Три выстрела грянули в упор. Палуба едва не выскочила из-под моих ног.

Это были не обычные гарпуны. Их утяжеленные разверстые наконечники предназначались не для захвата, а для нанесения максимального повреждения бортам. Попав рядом, они взломали добрых полтора метра обшивки, и в пробоину сразу хлынул бурлящий поток воды.

— Либурна по правому борту! — хором закричала с палубы пехота.

— Две либурны по левому борту! — завопили сигнальщики с другой стороны.

— Навались на весла!

Треск теперь уже нашего корпуса возвестил о том, что нас стреножили скорпионами легкие корабли баркидцев. Так взбесившегося быка берут в оборот накинутыми с разных сторон лассо. Типичная «коробочка». С боков «Аркадию» зажали две либурны, по курсу резко застопорила ход монера. Ее мы тут же с разгона с хрустом насадили на свой таран, и в ней же окончательно и завязли. От удара весь народ кубарем покатился по палубе. Пара солдат кувыркнулась за борт. Им с борта тут же бросили веревки, пока доспехи не утащили на дно. Тут со всех сторон на палубу полетели абордажные крючья.

— Гребцы, к оружию! Приготовиться отбивать абордажников! — скомандовала Юстина, стоя на одном колене. Из ссадины на ее бронзовом бедре проступила алая полоска крови. Но даже в таком виде она была очень привлекательна.

Солдаты на палубе лязгнули вынимаемыми из ножен мечами. Копьеносцы положили на щиты длинные копья. Мы с десятком стрелков на корме продолжали снимать с либурн одного атакующего за другим. Я посылал стрелы в самую гущу баркидцев, и каждая из них находила свою цель, кроме одной, которой я снес с нашей реи невесть откуда взявшегося гипертрофированного остроухого сыча. На секунду отвлекся, ища глазами Фортиса. Мой друг стоял с правого борта, ближе к носу шебеки, в компании с Ювеналием, с уже изготовленным для удара топором. Я слегка нервничал по поводу его драгоценного здоровья. Это вам не пауков в джунглях рубать! Два оружия в такой давке могут мало пригодиться, а вот полутораметровый щит совсем не помешал бы. Суда уже стояли вплотную, когда с обеих сторон на палубу «Аркадии» с воплями устремились солдаты неприятеля и стали прыгать через борт как мартышки. Это были легкие пехотинцы в проклепанных кожаных панцирях, вооруженные короткими мечами и маленькими круглыми щитами со змеиной головой по центру. Нескольких особенно шустрых тут же прикололи пиками к бортам, как мотыльков к гербарию. Вообще первым рядам абордажников пришлось тяжко: их рубили в полете, принимали на копья, да и мы, лучники, старались как могли. Я лично пробил навылет грудь одному и угодил в глазницу следующему, который только готовился сигануть к нам с борта правой либурны. Но все равно шквал наступления был таков, что наших сначала здорово потеснили, а потом и вовсе разрезали посередине палубы. Андрюха остался на той стороне. Я видел, как в толчее мелькал его топор, кроша баркидские шлемы. Да и Ювеналий оставлял вокруг себя настоящую просеку, работая не хуже циркулярной пилы.

— На выручку! Поднажмем! — азартно крикнула Юстина.

Она уже пробилась в первый ряд, кромсала нападавших мечом и, как кастетом, не менее опустошительно действовала латной перчаткой. И даже не подозревала о нависшей над ней опасности. Этого деятеля я заметил еще на борту либурны. Игрок. Одет неброско, без брюликов и страусиных перьев, в обычную форменную баркидскую снарягу. Только доспех сделан с мускулатурой, как у Бетмена, а так — с пяти шагов от моба не отличишь. В руках два коротких тяжелых меча. Чувак не спешил к нам в гости. Примерялся. Заодно, как бы между делом, уклонился от нескольких стрел с нашей стороны. Между прочим, одна из них была моя. Наконец он вскочил на борт и легко перелетел на «Аркадию», приземлившись сбоку и сзади от Юстины. Ударом локтя отправил за борт нашего мечника, толчком ноги отбросил второго чуть ли не к нам на мостик и очутился за спиной у нашей командирши. Мешкать было нельзя, и я всадил ему стрелу аккурат промеж лопаток. Он дернулся, типа — ой, что это? Но все же размахнулся мечом. Эх, жаль, не мог я рисковать и целить прямо в шею — за ним стояла Юстина. Пращник рядом со мной выручил — послал ему каменную маслину ровнехонько чуть ниже затылка. Нам частично сопутствовала удача — свой удар вражина сорвал. Иначе пропала бы наша краса и гордость! Юстина вскрикнула и сразу же обернулась, сделав выпад бронированной рукой. Все-таки достал девушку, поганец! Зато получил бронзовым кастетом прямо в гланды. Отскочил, выплевывая кровь, на свободное место, встал в стойку и сделал приглашающее движение рукой. Брюс Ли недоделанный! Но ухарю вместо рандеву с красивой барышней суждено было получить от меня новую открытку. На этот раз мне никто не мешал, и я с глубоким удовлетворением пробил стрелой его загорелую морду. Баркидец взвыл от боли и повернулся в мою сторону. Юшка сочилась изо рта сквозь разорванную щеку и капала на палубу. Ему пришлось уронить на палубу меч, чтобы схватиться за древко. В этот момент мы встретились глазами. Я слегка поклонился:

— Ну как, вкусная колбаса? Наше вам с кисточкой!

Мой противник ответил хрипом, потому что подоспевшая Юстина одним движением вскрыла ему легкие, распоров грудную клетку. Заметив гримасу боли на ее лице, я спрыгнул с мостика, подскочил к ней, попутно отправив ударом палаша на Верхние пастбища одного из юнитов-абордажников. Взял амазонку под ослабевшую руку и вытащил на корму, подальше от мясорубки. Она залпом выпила несколько зелий и перевела дух.

— Как там наши на носу?

Я приподнялся на носки.

— Вроде держатся. Вижу обоих — и Ювеналия, и Фортиса. Они рубятся с десантом однопалубки. Абордажников с либурн теснят к бортам. С монеры еще пока лезут, но их ссаживают обратно в воду. Похоже, наша взяла.

— Рано радуешься, — прервала меня Юстина, указывая рукой куда-то назад. Я повернулся и присвистнул. К нашей корме заруливала вражеская трирема. Вот так ситуация! А мы и так потеряли половину команды…

— Всем отойти с кормы! — К Юстине вновь вернулся звонкий командный голос. — Копейщиков — вперед! — И она обернулась ко мне. — Пойдем, пробьемся к своим.

Воодушевленные нашим появлением, Веймары окончательно смяли нападающих. Кто-то успел перепрыгнуть обратно на либурны, менее удачливых располосовали мечами на ремешки для сандалий. К нам прорубились Фортис с Ювеналием, оба невредимые, хотя и изрядно помятые. Ювеналий, хлеща целительную настойку, заметил Юстине:

— Новичок бился молодцом. Помог мне здорово. Мы свалили одного из Игроков. Ни разу до этого его не видел. Думаю, тридцатый левел был, никак не меньше.

Юстина бросила на Фортиса такой взгляд, что у меня защемило под ложечкой. Мне тоже отчаянно захотелось, чтобы на меня сейчас так же посмотрела красивая девушка, к которой я неровно дышу. К сожалению, Грация была за тридевять морей.

— Мы тоже уложили одного, — сдержанно обронила Юстина и показала рукой на трирему. — Сейчас начнется рок-н-ролл по полной программе.

Ювеналий присвистнул:

— Ого. Дело пахнет керосином. С либурн опять полезут на штурм. Что делать будем, господа хорошие?

— Погодите, — вмешался Фортис. — А как насчет твоей идеи, Юстина? Мы переходим на любой из кораблей по бортам, и как только трирема вцепляется нам в глотку — тут же отваливаем.

Юстина и Ювеналий быстро переглянулись.

— Надо попробовать, — согласилась она. — Ювеналий, иди на правую либурну, она стоит носом в нужную сторону. Вырежь всех. Пусть юниты займут место за веслами. Подготовь матросов с топорами, нужно будет оперативно перерубить все канаты. И еще возьми тройку с шестами, чтобы нас быстро оттолкнуть. Действуем не мешкая. Но по возможности как можно тише. Мы остаемся отбиваться от десанта, постепенно отступая в твою сторону.

— Двинули, — решительно сказал Фортис. — Нобилис, иди с Ювеналием. Мы с Юстиной будем рубиться на «Аркадии». Кота моего нигде не видал?

— Тьфу, я на пакость эту и смотреть не хочу. Греет где-то шкуру в трюме.

Не успел я это договорить, как манул появился на палубе. Легок на помине, бесячье отродье! Осмотрелся, прижал уши и стал воровато пробираться к борту. Причем, что характерно, в зубах он держал здоровенный кусок копченой грудинки, с трудом волоча его перед собой. Не выпуская мяса, исхитрился подняться на задние лапы и попытался запрыгнуть на борт, но под тяжестью куска тут же сверзился вниз. Мне стало жалко животину, и я, схватив его за шиворот, с размаху перебросил на палубу либурны. Ближе к корме, подальше от вооруженного народа. А то пропадет за фунт дыма. Вместе с ним полетело истошное перепуганное мяуканье. Котовья добыча в процессе аварийной транспортировки выпала из раскрытой пасти и плюхнулась в морские воды. Кот не стал выяснять судьбу утерянной жратвы, а, подняв хвост трубой, юркнул куда-то вдоль борта.

Пока я нянчился с питомцем Фортиса, юниты по команде Юстины достали несколько припасенных заранее легких трапов (штурмовой корвус был намертво закреплен на носу шебеки) и перекинули их на либурну. Прозвучал сигнал к атаке. Я выхватил палаш и рванул на вылазку вместе с отрядом Веймаров. Лихо перескочил на вражеский борт, в прыжке сбил с ног одного из баркидцев, получил встречный выпад мечом в живот и тут же чуть не скопытился. Пришел, увидел, отхватил. Спасло меня то, что волна наших гвардейцев с ходу смела и опрокинула разрозненный порядок обороняющихся, и линию боя утащило куда-то вглубь палубы. Иначе или добили бы, или дотоптали. Я издыхающим тараканом отполз под прикрытие палубной надстройки, вытащил целебное зелье, заправился от души, наблюдая, как кровь перестает сочиться у меня по ладони, зажимающей рану в брюхе, и, отдышавшись, снова бросился в сечу. Теперь уже намного осмотрительней. Мое владение режущим инструментом не было на должной высоте, поэтому приходилось действовать из-за могучей спины Ювеналия. Но все равно удалось пару-тройку раз достать противников, одного серьезно — хлестким рубящим ударом по скуле. Вообще вся эта бойня происходила не как в книжках или в батальных сценах исторического кино. Там все грамотно, организованно, даже по-своему красиво. На любителя, конечно. Тут какая-то катавасия, вакханалия, где толком ничего не успеваешь понять или сделать, все вокруг мелькает, все орут, подчас не можешь даже вкурить, куда бежать, с кем и против кого. Словом, когда все было кончено, я испытал огромное облегчение, поскольку остался жив. И некий тупизм, поскольку толком не соображал, что вокруг происходит. Ладно. Справились, и то хорошо. Могли и укокошить. Снова. Я поежился. Одного раза вполне хватило, чтобы усвоить: умирать — это больно и страшно. Веймары сноровисто скидывали с палубы в море трупы и всякие лишние тяжести. Вновь поступивший народ усаживался за весла. Несколько человек подготовили длинные шесты. Тут же стояли наготове бойцы с топорами. Я оглянулся на палубу «Аркадии». Там вовсю кипело сражение. Наши сдерживали свежих бойцов с триремы, постепенно сплачивая ряды и отступая в сторону захваченной либурны. Юстину и Фортиса я видел хорошо. Оба в середине строя, оба прикрыты воинами. Ювеналий сноровисто командовал юнитами. Трапы передвинули и поставили по центру, чтобы нашим удобней было быстро свалить с шебеки. Но я уже чувствовал, что свалить удастся не всем.

Баркидцы обтекали наших ребят, стараясь оттеснить от борта. Сзади ими командовал Игрок — здоровенный, темнокожий, как мазутная лужа, мужик со связкой дротиков в руках. Он, похоже, уже прошарил ситуацию и в стремлении помешать отступлению наших зычно командовал своим бойцам:

— Отрезайте их! Не дайте уйти!

По трапам на либурну начал прибывать народ, многие были ранены. Подходила очередь Юстины с Фортисом, но они что-то медлили. И дождались-таки беды. Игрок противника метнул дротик в моего кореша, но тот вовремя увернулся. Повезло ему, не подфартило парню, который стоял у него за спиной. Короткое копье насквозняк прободало ему грудину и вышло из спины на добрый десяток сантиметров. Жуть. Второй бросок этот борзый папуас, демонстрируя редкую степень прошаренности, залепил в Юстину. И попал. Наша красавица от удара повернулась винтом и рухнула на руки Фортиса. Вот незадача! Остатки Эквитов обступали граждан Альба Лонга, но их ряды таяли под смертельными ударами баркидских воинов. Я в один прыжок долетел до трапа и, протягивая руку, заорал Андрюхе:

— Сюда! Живо! Прыгай!

Он, держа на руках Юстину, обернулся и беспомощно посмотрел на меня. Обмен взглядами длился мгновение.

— Я не могу ее бросить! — крикнул он в ответ.

— Тогда оба сгорите! Вдвоем в расход пойдете! Резче!

Фортис пожал плечами и повернулся к баркидцам в черных доспехах, успевшим отрезать обоих Игроков от остальных. Я увидел, как над его головой занесли меч. Первый импульс был махнуть к нему на выручку, но меня не вовремя оттеснил от борта поток наших отступающих солдат. Пока я протискивался сквозь легионеров, мы уже оттолкнулись от корпуса «Аркадии». Гребцы тут же налегли на весла со всей дури. За меня кто-то уцепился, чтобы не упасть, в результате чего мы навернулись вместе. Когда мне удалось выбраться из куча-малы, нас и шебеку разделяло не меньше сотни метров. Моих друзей не было видно, вся палуба чернела панцирями преторианцев. Перегнувшись через борт, на носу маячила вороная горилла, та, что кидалась дротиками и потрясала кулачищем в нашем направлении. Я стиснул гудевший калган ладонями и опустился на палубу. Вот так ситуация… Остался один. Андрюха погиб. Даже не защищая свою любезную зазнобу, а просто решив разделить ее участь. Как настоящий джентльмен. Осел. Впрочем, возможно, я сделал бы ровно то же самое. Вокруг стояли воины и безмолвно пожирали взглядами покинутую шебеку. Все в изрубленных доспехах, многие покрыты потеками крови. Не более трех десятков человек, и еще около сорока работало веслами. Все, что уцелело от десанта. Ювеналий со сведенным судорогой лицом замер подле румпеля. С реи упало полотнище паруса. Юниты тянули такелаж. Мы набирали скорость, выходя из боя.

Опять двадцать пять. Что же у нас так все не «в елочку» выходит, а? То один ласты склеит, то второй дубаря врежет. Когда же мы Андрюхиных барышень освобождать будем? В реале прошло уже добрых три недели. Около двадцати суток спокойного сна для их тел. Андрюха, конечно, ухаживает за ними, все, что положено, делает, но тем не менее…

Рядом с правой ногой я ощутил присутствие чего-то теплого и влажного. Нагнулся и даже как-то не удивился, увидев взъерошенного от морского ветра, с промокшими, торчащими во все стороны клочьями шерсти, Фортисового кота-приключенца. Тот стоял совсем по-человечески, на задних лапах, комично пытаясь выглянуть из-за борта. Можно было подумать, что его также интересовало покинутое нами поле битвы. Ностальгия по потерянной грудинке?

— Привет, бродяга. Почему окорок уронил? Насчет преследователей можешь не гонять — трирема завязла, а остальным до нас, похоже, дела нет. Все пошли рубиться с дакийским флотом. Вот только хозяину твоему крепко не подфартило. Очень крепко.

— И тебе привет, — мгновенно ответил кот. — Жаль твоего приятеля. Слишком смелый, слишком благородный. А окорок я уронил от неожиданности. Тебя самого так приложили бы! Схватил неожиданно за шкирку маленькое беззащитное существо да швырякнул на четыре длины его тела! Чуть загривок мне не оторвал напрочь!

Я изобразил звук — что-то среднее между утиным кряканьем и блеянием испуганной овцы.

— Судя по услышанным мной фразеологическим оборотам, твои предки были откуда-то из Полинезии, — важно присовокупил кот, с удовольствием наблюдая за моей растерянностью.

— Не трогай дедушку, бестия мохнатая! Выходит, что ты еще и разговариваешь. Я, конечно, всегда подмечал, что для рядового прилипалы ты на редкость смышлен. Но не до такой же степени!

— Был бы смышленый, не ввязался бы в вашу авантюру, — самокритично признался кот и мяукающе вздохнул. — Бес попутал. Неожиданно. Теперь вот вроде уже чувствую какую-то ответственность за успех вашего предприятия. Вот не зря говорят, что присутствие неожиданностей прямо пропорционально появлению неприятностей. Ты вот что, Нобилис, иди, говори с Ювеналием — пусть везет нас к берегам Баркида и высаживает где-нибудь поблизости от удобной бухты. На корме есть лодка. Спустим ее и доберемся до берега. Придется тебе одному завершать то, что вы начали вместе. Раз уж взялись.

— Он не согласится. Рискованно.

— Ты реально в коматозе, что ли? — возмутился кот. — У берегов Баркида постоянная движуха, куча судов шныряет взад-вперед, а вы к тому же плывете на либурне баркидского флота. С вымпелами. Кто к вам подкопается? Максимум — просемафорят предложение помощи. Вы ответите, что в помощи не нуждаетесь, выполняете срочное задание. И все дела. Иди, общайся с Ювеналием, надо на новый курс ложиться. Или мне прикажешь за вас двоих вашу святую миссию выполнять? Тоже мне, дон кихоты вологодского разлива…

Пристыженный предприимчивым котом, я пошел на мостик. Сначала Ювеналий наотрез отказывался, потом я напомнил ему об уже принятом решении, привел котовьи аргументы и сослался на Спириуса. В общем, залечил не хуже доктора. Тогда тот, пожав плечами и скрепя сердце, приказал шкиперу повернуть к баркидским берегам. Что-то, наконец, у нас начало вытанцовываться.