Андрей Винокуров. Выкуп

Меня сбили с ног жестоким ударом латной перчатки. Перед глазами мелькнула синяя прямоугольная татуировка на внутренней стороне предплечья воина в черных доспехах. «Преторианцы. Вот и конец», — мелькнула в голове мысль. В грудь вонзилось острие меча, заставив рот распахнуться в отчаянном предсмертном крике. Против воли я зажмурил от страха глаза.

— Долой оружие! — прогремел зычный возглас. — Они нужны живыми. Пропустите меня.

В рот полилось целительное зелье. Надо мной стоял высокий чернокожий Игрок и деловито осматривал мои многочисленные раны и порезы. Судя по жару, охватившему все тело, зелье производило свою работу, и повреждения затягивались. Баркидец приподнял бесчувственное тело Юстины, пробормотал:

— Тут дело плохо, успею ли… — Он разжал лезвием кинжала ее зубы.

Брызнула кровь из разрезанной губы. Чернокожий гигант лил заживляющий состав прямо ей на лицо. Через минуту Юстина начала кашлять и отфыркиваться. Я выпрямился, стоявшие вокруг преторианцы посторонились, освобождая для меня пространство. Я подхватил свою подругу под голову. Юстина открыла глаза и тут же снова смежила веки от бьющих в упор солнечных лучей. Баркидец с удовлетворением наблюдал за нами. Удостоверившись, что зелья подействовали, он повернулся к лидеру своего отряда:

— Пленников обыскать. Тщательно. Отобрать все оружие и артефакты. Связать руки и ноги. Обращаться бережно. Разместить их в моей каюте. Три стражника внутри, два снаружи. Выполнять!

Пока нас обшаривали и тащили на трирему к каюте чернокожего, я успел осмотреться. Преторианцы в панцирях аспидного цвета, не мешкая, грузились на свое судно, готовясь к отплытию. На бортах уже стояли матросы с шестами, готовясь растолкать корабли на ширину гребка. На палубе безжизненной «Аркадии» оставалась лишь призовая команда. В миле от нас бесновалось пестрое смешение вымпелов и разноцветных парусов. Объединенный флот намертво сцепился в абордажных поединках с баркидской эскадрой. Морское сражение только набирало силу.

Нас заволокли в каюту капитана и толкнули на жесткий топчан, заменявший ему кровать. Юстина замерла неподвижно, сжав губы и, видимо, напряженно соображая, что делать дальше.

— Ты как? — с тревогой спросил я.

— Паршиво, — ответила она. — Потеряла корабль, попала в плен. Да еще тебя подвела до кучи. Хорошо хоть Ювеналий сумел спастись вместе с твоим приятелем. Славный мы проделали рейд, можно сказать, героический — четыре корабля из строя вывели, да закончилось все скверно. Бестолочь я. Зря ты со мной связался.

Да, точно, я и забыл в горячке — Нобилис сумел избежать гибели и плена. Уже хорошо. Я вопросительно посмотрел на стражников и показал рукой на мутный иллюминатор каюты. Один из охранников утвердительно кивнул, разрешая встать. В этот момент корпус триремы вздрогнул, и мы начали движение, спеша на помощь основным силам баркидцев. Опершись рукой на грубо сбитый, намертво привинченный к полу овальный стол, я посмотрел в окно. Увидел только волны, искристую пелену брызг и безбрежный океан. Ни битвы, ни уходящей либурны с нашими друзьями я с этой точки углядеть не смог. Вернулся на топчан. Оставалось только ждать.

Через полчаса на палубе раздались крики:

— Паклю зажечь! Лучники — огонь по парусам! Пращники, залп!

— Наводи! Целься ниже! Выбирай канаты! Крепи!

— Абордажникам приготовиться!

Мы вступали в битву. На иллюминатор надвинулся желто-голубой корпус корабля.

— Либурна Валента, — прошептала Юстина.

Сверху послышался топот, а затем шум бьющихся о борт триремы волн накрыл звуки схватки. Я машинально стал шарить по поясу, ища отсутствующие ножны. Правая рука сжималась и разжималась в поисках древка топора. Следивший за мной стражник понимающе скривил иссеченное шрамами лицо. Звуки рубки отдалились.

— Они уже на либурне, — пояснила Юстина. — У пиратов нет и полшанса. На триреме солдат вдвое больше.

— Гвардия Баркида справляется и с превосходящим количеством врага, — надменно буркнул охранник. — Вы недавно смогли в этом убедиться. Двух десятков преторианцев хватило, чтобы смести с палубы кентурию ваших солдат в красивых серебряных доспехах с коровьей головой, — насмешливо добавил он.

Таков и был план — отступать и спасаться, но мы не стали спорить с этим солдафоном. Бесполезно. Его не переубедишь. Приблизительно через полчаса томительной неизвестности дверь в каюту распахнулась и в нее ввалился чернокожий Игрок, забрызганный пролитой им кровью.

— Это что у вас за обычай такой? Удирать с поля битвы? Хорошенькое дельце: поняв, что все накрылось медным тазом, этот рыжий детина прыгнул в шлюпку и свалил прямо с кормы! Да еще обозвал меня по матери! Вот хамло! — возмущался он.

Валент, видимо, тоже оказался парнем не промах.

— Хватит с тебя на сегодня пленников, — подначила его Юстина. — Хорошего помаленьку.

— Ну да. — Чернокожий обнажил в довольной улыбке белоснежные зубы. — Тем более что конфузил вышла, граждане. Ваш флот рассеян и бежит. Мы поднимаем тех, кто оказался за бортом, собираем трофеи и в составе конвоя ложимся на обратный курс.

— Значит, высадки на дакийское побережье не будет? — хитро сузив глаза, спросила Юстина.

— Отменили, — немного смущенно подтвердил Игрок. — Из трех десантных эннер две еле держатся на плаву, а одна уже ушла на дно морское.

— Значит, мы победили!

— Не обольщайтесь, прекрасная леди, у нас более тридцати захваченных заложников Игроков. Этого более чем достаточно, чтобы навязать любые условия во время переговоров.

— Это правда. — Юстина опустила голову.

— Я вижу, что вы не дакийцы. Вы с курорта? В смысле, из Альба Лонга? Очень хорошо. Думаю, мы договоримся. Да, и вот что еще…

Баркидец нерешительно обвел наши фигуры взглядом.

— Я хочу предложить… — задумчиво протянул он. — Вы признаете себя моими пленниками, даете обещание не предпринимать враждебных действий и не пытаться лишить меня своего общества без моего на то разрешения, а я отпускаю охрану и с этой минуты вы — почетные гости на моем судне. Зачем нам эти заморочки с кандалами и цепями? Ну, что скажете?

Юстина кивнула, признавая разумность его слов.

— Как твое имя?

— Амадей Папила! Что значит «Любвеобильный, но Независимый», — гордо произнес чернокожий, вызвав на лице Юстины невольную улыбку.

— Я признаю себя пленницей Амадея Папилы, обещаю не злоумышлять ни против него, ни против его людей и даю слово не пытаться бежать от него, покуда он сам не позволит нам расстаться.

Папила перевел взгляд на меня.

— Я признаю себя пленником и также присоединяюсь к моей спутнице в ее обещаниях, — произнес я.

— Отлично. Пойду распоряжусь. Лучше пока подождите меня здесь — преторианцы еще не остыли от битвы. Не хочу несчастных случаев на своей «Диане». Потом мы поужинаем на палубе. Я снимаю охрану. Сейчас вам принесут пару бутылок вина с караваем хлеба, чтобы скоротать время. Караул, следуйте за мной.

Хлопнула покрытая блестящим лаком овальная дверь каюты.

— Как они так быстро сорганизовались? Такое чувство, что у них с собой сотовые, — пробурчал я.

— Питомцы-птицы. Связные. Классика, — вздохнула Юстина.

Она вдруг нежно обняла меня за шею и подарила мне долгий поцелуй. Не склонная к типично женским изъявлениям чувств и сантиментам, моя девушка меня крепко озадачила. Вот и пойми, что у них на уме?

Вечером мы сидели за плетеным столиком на носу триремы в компании Папилы и наслаждались сигарами с кофе и коньяком. Корму судна переоборудовали под лазарет. В трюме разместили захваченную добычу и пленных юнитов. Впереди, словно праздничная иллюминация, маячили огни на мачтах возвращающейся к родным берегам баркидской эскадры. Несколько судов было сильно повреждено в бою, мы шли под парусом, гребцы работали через два такта, вполсилы.

Юстина изумленно созерцала цивилизованное великолепие нашего стола.

— Значит, в Баркиде теперь решили плюнуть на древнеримские традиции? Перегонный куб, табачные и кофейные плантации… Откуда? И что еще вы там нагородили?

— От Кезона все идет, от кого же еще. Насчет традиций ты права — делай что душе угодно. В этом конкретном смысле, — туманно пояснил Папила. — Полная свобода.

— И как вы получили зерна?

— Говорю же тебе, стряпня Кезона. А если ты про техническую сторону, тогда я сам не в курсе. Но то, что правитель может менять законы Мидгарда, это не секрет. Иначе бы меня просто здесь не было.

— В смысле?

— Я с ним с Нифльхейма. Слышала, что он привел оттуда армию изгнанных душ и снова подарил им человеческий облик? Вот я как раз один из них.

— Слышала много всего и уже не знаю, чему верить. То ли Кезон — бог, то ли мошенник.

— Если не бог, то его заместитель. Он отличный мужик. Слово держит железно. Не припомню случая, когда он его нарушал. Но со своими клопами в голове, не без этого. Когда он начал созывать армию в Ледяном Мире, многие противились, не верили. Но сопротивляться Кезону невозможно. Он вождь, его взгляд и слова работают не хуже Уголовного кодекса. Вокруг него нечто вроде такого купола, в котором все происходит исключительно согласно его желаниям. И этот купол все увеличивался и увеличивался. Первые примкнули к нему, поддавшись силе убеждения, кому-то он приказывал, а остальные пошли, уже повинуясь безотчетному желанию. И это было его прямым воздействием на нас. Цверги… Знаете, кто такие цверги?

— Ну, типа гномов, только из другой мифологии, — ответил я.

— Угу. Похожи. Только умнее и могущественней. У нас в Нифльхейме они заправляли всеми делами. Гномов же я не видел нигде, кроме как в кино в реале…

— Погоди, — остановила его Юстина. — Ты был Игроком, потом попал в качестве изгнанной души в Нифльхейм. Как это произошло?

— Молча. Склеил ласты в Реальности в тот момент, когда находился в Мидгарде.

— Отчего?

— Думаешь, я знаю? За годы странствий в Ледяном Мире я чего только не передумал. И про чайник включенный, и про внезапную попытку ограбления квартиры, и про сердечный приступ. А может, банально сверзился со стула и нашел виском угол стола. Но суть не в этом. Важно, что я обретался в Нифльхейме в компании таких же неудачников, пока не появился Кезон. Он сказал: «Последуйте за мной, помогите мне в борьбе, и я верну вас в Срединный Мир Мидгард людьми. С замкнутым циклом перерождений». Мы пошли за ним. Вместе с войском прошли переход в Йотунхейм. Воевали там.

— Как он, кстати?

— Очень экзотично. Похоже на Шотландию. Ветры, горы, скалы. Всю дорогу мы продвигались с боями. Против нас были местные великаны — йотуны. Кезон не очень-то любит проливать кровь своих людей почем зря. Иногда брал переговорами, иногда личными поединками. И с каждым днем росли его силы и способности. Мы физически чувствовали исходящую от него Мощь. И еще больше и больше верили в него. Потом настал час большой битвы с Имиром.

— Постой-ка, — встрял я. — Имир ведь погиб, по преданиям.

— Он же Бог?

— Ну-у… Почти…

— Ты думаешь, что такие, как Имир, могут погибнуть навсегда? Я думаю, он еще не раз возродится.

Я покрутил головой:

— Мистика.

Папила ухмыльнулся, отпил из рюмки, смакуя аромат коньяка, и долил еще.

— Не то слово. Сказка ожившая. В общем, драка с Имиром была нешуточная. Мы стояли насмерть. Много полегло из нашего ополчения. Впрочем, Кезон потом всех возродил, как и обещал. Не знаю, чем бы кончилось дело, поскольку противник попался на редкость упертый, не свали Кезон Имира в драке один на один.

— Погоди, — снова не удержался я. — Кезон победил Имира? Которого сам Один смог поразить только с помощью своих братьев?

— Ну да, — спокойно подтвердил Папила. — Так все и было. В общем, он стал полноправным повелителем Йотунхейма. Об этом еще сложат отдельные легенды и напишут книги. Великаны принесли ему присягу. И не будь у него в Мидгарде дел и данных обещаний, нам, к примеру, мне кажется, там бы он и остался. Ему там нравилось. Но он вернулся в Мидгард, вывел сюда нас, и мы в первую же неделю переродились людьми.

— В Баркиде, наверное, перенаселение и толчея из-за новоприбывших, — улыбнулась Юстина.

— Ничего подобного. Многие из старожилов, как только объявился Кезон, тут же свалили. Некоторые до сих пор боятся сунуть нос в Мидгард, отсиживаются в Реальности. После того, что они с ним сотворили, им как-то боязно смотреть ему в глаза. А между прочим, совершенно напрасно, — вдруг неожиданно заключил Папила.

— Ты хочешь сказать, что он отказался от мести? — усомнилась Юстина. — После всего, что я о нем слышала, в это с трудом верится.

— Пойми, приобретя новые способности, он очень изменился. Не знаю, как тебе объяснить. Ну не станет слон преследовать муравьев! А в чисто моральном смысле, я уверен, он уже всем отомстил. Подумай, каково чувствовать себя предателем, причем самым презренным предателем — предателем-лузером и неудачником. И каждый час ждать неотвратимого карающего меча возмездия за свои грехи. Вот она — настоящая месть!

— Пожалуй, должна с тобой согласиться. Тем более что подобные слова я уже слышала. От Ульпия. У меня сложилось такое ощущение, что страх перед Кезоном подточил его психику, сделал его дегенератом. Мы ведь поймали Стратора и Ульпия. Значит, зря старались? Я надеялась, что мы сможем поменять их шкуры на свои жизни. Я ошибалась?

Папила рассмеялся.

— Можете утопить их в бочке с мальвазией, как Шекспир утопил герцога Кларенса. Они Кезону на фиг не нужны! Или оставить на племя, если в Альба Лонга дефицит в плане дураков.

— Да нет, спасибо, своих хватает, — отмахнулась Юстина.

Папила деликатно откашлялся.

— Если уж ты заговорила о выкупе, предлагаю обсудить эту тему подробнее.

— Предупреждаю сразу, политических решений принять не удастся. Авгуры не оценят так высоко наши головы. С ними такие номера не проходят. Уже проверено.

— Да мне этого и не надо. Все намного проще. Я хочу небольшое, но благоустроенное поместье на Альба Лонга. Для себя лично. И пару тысяч сестерциев наличманом.

— Немало, — констатировала Юстина.

— Разумно за двух сильных Игроков. Тем более, по-моему, ты — глава одного из военных орденов острова, если мне память не изменяет, — убедительно парировал Папила.

— А почему ты хочешь уехать с Баркида, если там такая благодать? У нас нет кофе. И перегонного куба тоже нет, — полюбопытствовал я.

Папила почесал свои черные курчавые волосы.

— Тут такое дело… Ходят упорные слухи, что Кезон вскоре собирается свалить обратно в Йотунхейм. Я его вполне понимаю — тут ему скучно, да и не исключаю, что отчасти противно. Если это произойдет, в Баркид опять полезет выметенная им мразота. Начнется что-то типа небольшой гражданской войны. Множество мелких междоусобных конфликтов. Часть поместий дезертиров уже конфискована. Те по возращении попробуют их вернуть. Нынешние владельцы в ответ покажут согнутую в локте руку. Заварушка пойдет полным ходом. Анархисты из Дакии тут же дадут всем прикурить. Короче, прогноз — абсолютный хаос. А Альба Лонга всегда оставалась на отшибе. Типа Швейцарии. Постоянно не при делах. И как только вы в наши разборки с дакийцами полезли, ума не приложу?

Юстина густо покраснела. Папила продолжал:

— В свете грядущих событий я хочу быть подальше от эпицентра. Альба Лонга — самое то. Вино, девочки и карнавал круглые сутки! Так вы, кажется, проводите там время?

— Практически, — подтвердил я. — У меня даже есть один хороший знакомец с ровно такими же взглядами на жизнь.

— Вот это по мне, — радостно потер ладони любвеобильный Папила.

— Послушай. — Я, наконец, решил задать вопрос, который держал в уме с самого начала нашей беседы. — Если ты говоришь, что Кезон такой добрый и совершенный…

— Нет-нет, он не увалень. Он мудр и справедлив. Тут двух мнений быть не может.

— Хорошо. Мудр и справедлив. Ладно. Тогда как этот великодушный человек, простивший всех своих врагов, может удерживать в заложниках двух женщин с Альба Лонга?

— Да ладно, — усомнился Папила. — Кезон? Удерживать?

— Точно тебе говорю. Их тела в реале держатся только на медикаментах. Опасности пока нет, но дело не в этом. Вопрос в Кезоне. Почему он так поступает?

— Не может такого быть, — категорически отмел мои доводы Папила. — Никогда Кезон не будет такой ерундой заниматься. Ты что-то путаешь.

— Как я могу путать, если речь идет о моей жене и дочери? — взорвался я.

— Их захватили на востоке, в Радужной бухте, во время разведывательного рейда, — подсказала Юстина.

Папила задумался. Потом его чело прояснилось.

— Их случайно не Вендис и Истра зовут?

— Да. Ты видел их? — живо спросила Юстина.

— Конечно. Шикарные штучки. Они обе находятся во дворце Кезона. Сопровождают его во всех поездках и приемах. И никто их не удерживает, это сто процентов. Камень Иммерсии находится в ста шагах от резиденции. Они могут перейти в реал в любой момент. Прямо с балкона, откуда кормят голубей. С гарантией. Да что вы мне такое рассказываете? Они ходят в брильянтах и сапфирах! У них у каждой целый штат фрейлин! Какие, на фиг, пленницы? — Потом он осекся, вспомнив, что говорит о моей жене, и сказал тихо: — Видать, дружище, тебе крепко не повезло. Но что поделать, женщины, они такие. — Потом бросил торопливый взгляд на Юстину, понял, что опять сморозил чушь, совсем смешался и умолк.

Напоследок что-то смущенно пробормотал и начал подниматься со своего места.

— Ладно, вы еще можете сидеть, сколько хотите, а я спать пошел. Упахался за сегодня так, что ног не чую. Вам постелили на полу в каюте, а я лягу на палубе с преторианцами. Спокойной ночи. До завтра. — Он сделал прощальный жест и направился в сторону кормы, удивленно качая головой.

— Эй, Папила, — окликнул я его. — Можно задам личный вопрос?

— Валяй.

— Почему ты чернокожий? Я здесь недавно, но уже в глазах рябит от античных профилей. И вдруг — ты!

— Я в Нифльхейме четыре года шатался медведем. Белым медведем. Мне теперь белый цвет — вот где! — Папила провел ладонью по горлу, махнул еще раз рукой, до завтра, дескать, и зашагал к ряду гамаков для командиров отряда.

Юстина легким сочувственным движением погладила меня по голове.

— Я тоже пойду прилягу. Не сиди долго, хорошо? Утро вечера мудренее.

Я кивнул, тупо уперев взгляд в фосфоресцирующие искры планктона за кормой. Море словно горело. Потом потер ладонями виски, налил еще коньяка в рюмку и залпом выпил. Поставил ее обратно в специальный паз на столе, снова налил. Что за хрень, по-другому не скажешь? С ума сойти! Ну как такое может быть? Ладно, разгадка уже близка. И она находится в двух сутках пути ровно по курсу нашего корабля.

Евгений Махонин. Кезон. Великий и ужасный

Я проснулся явно не по своей воле. Надо мной стоял Ювеналий и тряс за плечо.

— Поднимайся. У нас проблемы.

— Что такое?

Рядом заурчал и потянулся свернувшийся под боком кот.

— Вляпались по твоей милости. До Баркида еще сорок миль, а впереди две сторожевые либурны Кезона идут прямо на нас. Мы готовимся к бою.

— Нет!!! — истошно заверещал кот, так, что Ювеналий от неожиданности подскочил на целый метр. — Идиоты!!!

— Ты давай полегче, — пригрозил воин, досадуя сам на себя, что испугался хвостатого. — А то за борт спланируешь. Не хватало мне еще оскорблений от всяких четырехлапых.

— А как же тебя называть, если ты тупишь? Немедленно спускайте ялик и сажайте туда нас с Нобилисом.

— И что это даст? — иронично, со злинкой в голосе, спросил Ювеналий.

— Нас подберут на сторожевик, я скажу, что мы посланы к Кезону со срочным сообщением и потребую, чтобы нас немедленно к нему доставили. Это, кстати, решает вопрос спланированной миссии, которую вы одобрили на Совете Авгуров. А про тебя скажу — либурна передала нас с рук на руки и возвращается к флоту. Вот и все. А тебе, тупица, лишь бы мечом махать!

— Ты у меня дождешься, предупреждаю в последний раз! — гневно рявкнул Ювеналий.

— Попридержи язык, пока его не подрезали, — посоветовал я манулу.

Тот что-то недружелюбно уркнул, демонстрируя, насколько его мнение не совпадает с моим.

— А почему ты думаешь, что баркидцы прислушаются к словам какой-то животины? — немного успокаиваясь, провентилировал тему Ювеналий.

— Да потому что я вхожу в личную свиту правителя Баркида, Великого Кезона, и каждая собака на острове это знает, — надменно ответил кот, и Ювеналий в изумлении захлопнул рот. Я вполне понимал его реакцию.

Расчет котяры полностью оправдался. Все прошло как по нотам. Одного он только не предусмотрел — на море сегодня было свежо, и нас вполне могло раз десять перевернуть на шлюпке, поскольку моряк из меня оказался никудышный. Я изо всех сил старался ставить лодку носом к волне, но нас все равно болтало и заливало, как пустую жестянку из-под консервов в луже, по которой проехал грузовик. Кот вцепился когтями в банку и паниковал так, что воплями перекрывал свист ветра. Потом его от этой банки пришлось отдирать вместе со слоем древесины. А когда поднялись на палубу либурны — так же отцеплять от моей груди, по очереди отрывая лапы с растопыренными когтями, намертво заякорившиеся в моей легкой кожаной броне. На сторожевике плыли два Игрока, оба неофиты, девятого и двенадцатого уровней. Персона хвостатого, как тот и предвидел, не вызвала вопросов. Иное дело, моя фигура с символикой Альба Лонга на доспехах. Кот важно заявил, что я его пленник, и, урча и подвывая, яростно вгрызся в положенную перед ним свежую макрель. Натерпелся страху, бедолага, понятное дело. Баркидцы осторожно поинтересовались у него, можно ли им общаться с пленником. Кот, не выпуская из зубов рыбьей головы, сделал вальяжный жест лапой — пожалуйста, на здоровье. Я, кстати, и впрямь чувствовал себя пленником. Уже и не знал, каких сюрпризов дальше ждать от этого клубка шерсти.

На расстеленном покрывале Игроки мгновенно сметали роскошную поляну с выпивкой и закусками, и мы расположились в тени изумрудно-зеленого тента с изображением какой-то злобно сморщившейся гагары. Девятый левел был Навигатором, прилежно осваивал эту науку, а в остальном не рубил ни в зуб ногой. Ко мне оба относились с немалым уважением, я-то к тому моменту уже носил лычки двадцатой ступени. Поинтересовался у двенадцатого, стройного мускулистого шатена, насчет его питомца и получил скорбный кивок в сторону огромной морской черепахи, возлежавшей на корме либурны.

— Вот, удружил сам себе, — вздохнул он.

— По пьяни выбирал, — предположил я и получил утвердительный кивок.

— Ничего не помню, — вздохнул несчастный.

Хотел было рассказать про прикол Фортиса с манулом, но вовремя прикусил язык. И в красках поведал баркидцам о перипетиях своего восхождения по дороге славы: о смерти от зубов смрадной химеры, о новом старте, о битве с шайкой Ульпия в лесной чаще, где я снес Игрока, вдвое превышавшего меня по опыту, а также подробно описал морское сражение и наш авантюрный рейд во владения баркидского флота. Игроки уважительно крутили головами и радушно подливали вина. Было видно, как блестят их глаза в предвкушении собственных будущих героических подвигов. Я не стал разочаровывать молодежь. Зачем это мне, ветерану? Надежды юношей питают. А иногда и питаются ими. К нам подвалил котяра, нажравшийся к тому времени, как бобик на помойке. Слушать и следить, чтобы его напарник не сморозил лишнего под винными парами. Баркидцы, уже зная, какой я лихой парень, чуть ли не со священным трепетом взирали на манула, взявшего в плен такого невероятно крутого воина противника.

Когда глубокой ночью мы вошли в залитую огнями бухту Баркида, наша теплая троица вовсю распевала застольные песни. Либурна пришвартовалась к длинному мраморному пирсу. Игроки смущенно полюбопытствовали у кота, нужна ли ему помощь в конвоировании пленника, меня то есть. Котяра презрительно отрубил, что сам справится. Авторитет его был настолько велик, что никто даже не вякнул о том, чтобы отобрать у меня оружие. Ловок, бродяга! Вот так, в сильном подпитии и полной боевой амуниции, я последовал за хвостатым провожатым в ближайший стоялый двор прямо в порту и уже через полчаса, заплатив нечесаному хозяину-юниту, храпел, привольно раскинувшись на широкой деревянной кровати. Где дрых манул, я и понятия не имел. Помню лишь, как брякнула моя сбруя, скинутая на пол, потом мягкая подушка хлопнула меня по лицу, и я провалился в беспечный сон алкоголика.

Утром, проснувшись от назойливого мяуканья над ухом, не разлепляя глаз, размахнулся было подушкой в направлении проклятой кошки, но нарвался на возмущенный окрик:

— Охренел, что ли?! Нам к Кезону пора двигать, а он кидаться вздумал!

В потрескивающий с похмелья череп вернулось сознание. Черт. Это же говорящий кот Фортиса. Вернее, Кезона. Сел на постели, бросил:

— Прости. Спросонья не разобрал.

И направился умываться из тазика. Соскабливая щетину хозяйским бритвенным набором, поинтересовался у живоглота, терпеливо сидевшего у порога моей комнаты:

— Оружие брать? Все равно отнимут на входе во дворец.

— Конечно, бери. Несолидно воину без меча ходить.

Вскоре, после быстрого, горячего, но невкусного завтрака, мы уже шли по улицам Баркида по направлению к центру города. Разглядывая достопримечательности столицы нашей локации, я признался себе, что Альба Лонга по сравнению с Баркидом всего лишь провинциальный курортный городишко. Никакой тебе пыли и грязи, не говоря уже о домашней скотине типа свиней или овец. Несмотря, а может быть, и по причине раннего утра все было вылизано до зеркального блеска. В воздухе стоял щекочущий аромат вербены — похоже, ею окропляли улицы для устранения неприятных запахов. Широкие, удобные для пешеходов тротуары из красного мрамора (на Альбе их не было вовсе), выложенные бирюзой парапеты. Добротная мостовая из полированных до состояния паркета булыжников. Резные ворота домов, повсюду статуи, барельефы и прочая живопись. Богато одетая публика, а не только расфуфыренные граждане. Вместо горластых лоточников со снедью — солидные закусочные под разноцветными тентами, вместо солдатских патрулей — важно прогуливающиеся околоточные с бронзовыми бляхами на шее. Одно слово — культура. Не то что мы на Альбе — темнота необразованная. Окончательно меня добил газетчик на углу со стопкой папирусов, звонко информирующий окрестности о последних новостях:

— Триумф в океане! Наш флот обращает в позорное бегство объединенную эскадру мятежных островов. Встречайте победителей в полдень! Ланисты Пяти Школ Гладиаторов подали прошение правителю о возобновлении игрищ. К петиции приложили руки более тысячи жителей Баркида. Прислушается ли Кезон к гласу народа?

Значит, нам все же намыли холку под Дакией. Плохо дело. Как там Фортис? Оклемался ли после гибели? И в реал не выскочишь, несмотря на Камни Иммерсии. Что мне делать в зимнем Ярославле в домашних тапочках и ситцевой рубашке? Ладно, будем надеяться, я справлюсь с делом и в одиночку, а ласки Юстины помогут моему другу пережить кончину в Мидгарде. У Кезона не получится запереть меня тут. Дудки. Посадит в темницу — перегрызу вены, закует в кандалы — разобью башку о стену. И если мы не столкуемся, я землю рыть буду, но выцеплю его в реале и потолкую по-свойски с этим талантом. Вот тогда и посмотрим, у кого шея толще.

Улица, по которой мы двигались, выплеснулась на круглую площадь. Туда же с разных сторон радиусами сходились еще десяток проспектов. Ясно. Центр города. По всем сторонам шикарные дворцы. Один из них с высоченными золотыми вратами — видимо, и есть резиденция самого Кезона. Ну да, литые совиные головы на воротах говорили об этом. Его символ. По центру площади одиноким зубом в старческой челюсти возвышался Камень Иммерсии. Вот неподалеку от него остановились носилки, из которых выпростал свое тучное тело какой-то гражданин в богатой тоге гранатового цвета. Кинул слегка высокомерный взгляд на мою простоватую амуницию, сощурил глаза, приметив изображение быка на панцире, но ничего не сказал, а просто растворился в воздухе. Народу на площади не было вовсе. И вот что меня поразило: пока мы топали к центру, я нигде не видел вооруженных солдат. Что-то странное для жесткой диктатуры, подмявшей под себя две трети локации.

У входа сидела парочка охранников, выражением лиц походившая на сомлевших от жары кашалотов. Именно сидела, а не стояла навытяжку. И лопни мои глаза, если они самым нахальным образом не играли в карты. Кот уверенно протрусил мимо них с поднятым антенной пушистым хвостом, мне же дорогу преградил увесистый кулак.

— Куда?

— К Кезону. На аудиенцию.

— Положено говорить «к правителю Кезону». Договоренность о встрече имеешь?

— Он со мной. Правитель нас примет, — промурлыкал котяра.

— А-а-а, тогда другое дело. Сам знаешь, — это было обращено к коту, а я, стоящий с палашом на поясе и в броне недружественной Баркиду Альба Лонга, вроде как для них и не существовал, — народ к нему ломится постоянно. Вот и пришлось ввести расписание визитов. — Страж для пущей убедительности вытащил из-под тучной задницы измятый свиток и продемонстрировал его коту.

— Ну что встал, идем, — терпеливо поощрил меня хвостатый.

Я прошел, слегка сбитый с толку. Внутренний двор ослепил обилием драгоценных камней в инкрустациях перил, оконных ставней, орнаментах многочисленных фонтанов, от которых тянуло холодом — видимо, в них била вода подземных ключей. Мраморные плиты двора были выполнены в виде гигантского панно, изображавшего какую-то батальную сцену. Мы поднялись по широкой лестнице во дворец. Суета слуг, одетых в легкие туники оливкового цвета. И снова отсутствие вооруженных людей. Кроме меня, конечно. Кот уверенно́ вел меня по многочисленным коридорам и лестницам. Вдруг какой-то длинный, худой, как складная стремянка, паренек с золотистыми патлами подскочил к коту и бесцеремонно схватил его за шкварник. Я по уже сформировавшейся привычке потянул было из ножен палаш, но увидел, что кот тут же оказался отпущен, поглажен и довольно мурлыкал у ног незнакомца.

— Ага, явился, не запылился, блудный сын! — торжествующе воскликнул блондин. — Он уже спрашивал про тебя. Как отощал-то!

— Здорово, Сулла. Это все нервы, да и питание нерегулярное, — вздохнуло лицемерное создание. — Он у себя?

— Угу, в кабинете. Заваливай. Ты вовремя вернулся. Скоро сборы. Будем готовиться к отбытию. Ты решился? — Сулла упер руки в тощие бока и, раскачиваясь на носках, вопросительно глядел на кота.

К отбытию? Что за черт?

— Да. Сам знаешь, самое безопасное место — рядом с ним. Ты тоже, Сулла? — тихо сказал хвостатый.

Мне почему-то подумалось, что сейчас решается что-то очень важное для них обоих.

— Конечно. Куда он, туда и я. Так у нас повелось. Народу набирается уйма. Но Кезон поставил условие — не больше тридцати человек. Для тебя, конечно, я местечко забил.

— Спасибо, дружище.

— Зайдешь ко мне позже? У нас тут гости объявились…

Я напряг уши. Не про наших ли девушек разговор?

— Пара типов с юга. Ловкач и Браги. Профессионалы. Последнему лучше не попадаться на дороге в котовьем обличье. Как пить дать пинка получишь. Он буен во хмелю — мрак. А в этом состоянии он находится практически все время, когда не спит. Ладно, забегай попозже. Поболтаем.

— Заметано, Сулла. До вечера.

Мы еще пару раз повернули и остановились у двери с отлитым на ней золотым барельефом совы. Кот придирчиво осмотрел меня с ног до головы и недовольно брякнул:

— Как есть деревенщина. Ну, что встал — открывай. У меня сил не хватит.

За дверью нас ждал небольшой, наполненный солнечным светом кабинет с книжными стеллажами по стенам. Единственный его обитатель сидел посередине за небольшим столом с шахматной доской на столешнице и что-то быстро писал на листе папируса, азартно макая перо в стоящую рядом небольшую чернильницу. В меру широкоплечий. Темноволосый. Гордая посадка головы. Открытое красивое лицо с неожиданно мягкими чертами. Есенинского типа. Сильные руки с длинными пальцами. Вот он — Диктатор. Великий и Ужасный.

Кезон услышал шум открываемой двери, но еще несколько секунд смотрел на лист перед собой, и губы его шевелились, читая только что написанное. Увидел кота и радостно подорвался с места. Подскочил и стиснул того в объятиях.

— Ага! Привет, блохастый! Вернулся в родные пенаты?

— Решил снова за тобой присматривать. — Похоже, эта парочка была в чрезвычайно приятельских отношениях.

Пока Кезон тетешкался с котом, он стоял ко мне спиной. В своей пурпурной тоге с ухмыляющимся филином промеж лопаток. Зная, что я вооружен, видя на мне доспехи непокорного острова. Я в секунду одним рубящим ударом палаша мог бы повернуть колесо истории Баркида на несколько оборотов вперед. Я знал это, и он знал, что я знаю. И тем не менее рискнул повернуться ко мне спиной. Может, именно так он покорял людей своим обаянием. Несмотря на общий скептический настрой, пришлось этому парню отдать должное за смелость. Духовитый. Я так и предполагал. Потом он отпустил кота и вопросительно посмотрел на меня. Его черные глаза из-за сливающейся со зрачками радужки казались бездонными.

— Это Нобилис. Прибыл с Альба Лонга. К тебе. По делу. — Кот прошмыгнул мимо нас и встал на пороге. На морде было ехидство.

— Ясно. Послушай, Малун, у меня к тебе разговор. Не убегай надолго.

— Мммр. Ты следующий в очереди после Суллы, — небрежно бросил кот с другой стороны двери.

— Каков нахал! Это от тебя он набрался таких манер? — неожиданно обратился ко мне Кезон.

— Со мной он, наоборот, был шелковым и воспитанным. — Я в деланом недоумении развел руками. — Видимо, в родном доме возвращается к старым привычкам.

— Ха. Этот плут? Не верю! — засмеялся Кезон, потом казал на место с другой стороны шахматного стола.

Несколько секунд сканировал меня взглядом, изучая, потом произнес:

— Итак, Нобилис, что привело тебя ко мне?

— Судьба двух женщин с Альба Лонга, которые были захвачены твоими людьми и удерживаются в Баркиде. А их тела в реале уже могли бы быть на грани истощения и физической гибели.

— Этим словам невозможно поверить. Или никто из членов альянса не догадался позаботиться о них? Нечего сказать, хорошая там у вас подобралась компания! По-моему, прошло еще не очень много времени! И ничего критического при соответствующем уходе пока не может случиться. Поверь, я знаю, о чем говорю. Сам отсутствовал в реале в двадцать раз дольше.

— О них заботятся.

— Ах, верно, ты же сказал — могли быть на грани. Слова «могли быть» все меняют. И кто взял на себя эту благородную миссию?

— Муж и отец.

— Которому потом также открыли дорогу в Мидгард? Иначе же нельзя? Будут проблемы с властями.

— Да.

— И наверняка тут же предложили в одиночку расхлебывать этот казус со мной, Кезоном?

— Да. Но не в одиночку.

— Ага. Точно. Ему позволили взять с собой друга, как будто это что-то изменит в соотношении сил между вами и мной. Я же говорю, хорошая там у вас подобралась компания! Не правда ли?

— Возможно.

— Отдаю должное мужу и отцу. Понимал, на что идет, и все равно позволил втравить себя в такое безнадежное дело. Но сей достойнейший, вне всякого сомнения, муж все же не смог лично прибыть ко мне, чтобы спросить о приключившемся произволе, а возложил это нелегкое бремя на своего верного товарища? Так?

— Он погиб в битве с твоим флотом под Дакией.

— Флотом Баркида, — рассеянно поправил меня Кезон и тут же задал следующий вопрос: — Вместе с главой Лиги Веймаров? Одним из военных лидеров Альба Лонга?

— Да.

— Некой Юстиной, девушкой, замечательной во всех отношениях?

— Да, — сквозь зубы ответил я, понимая, куда он клонит.

— Которая теперь является мужу и отцу чем-то большим, чем просто военным командиром?

— Да, — машинально сказал я и запротестовал: — Но какое это имеет значение? Да хоть гарем он теперь заведи, какая зависимость между двумя событиями? Что же теперь, его жене и дочке суждено умереть в реале, раз папа завел новую подружку? Ты взял на себя роль арбитра в вопросах морали? Для Мидгарда, каким я его успел узнать, что-то новенькое!

Проклятый блохастый! Теперь я понял, почему эта тварь не настояла на отрезвляющем зелье! Я бахнулся в люлю, а он смазал лыжи — и на доклад к хозяину!

Кезон отрицательно покачал головой и резко сменил тон разговора с жесткого на спокойно-усталый.

— Ну какой я арбитр? У самого рыльце в пуху по самые уши. Тем более что женщины находятся здесь дольше, чем длятся все амурные приключения твоего друга. Стало быть, включай логику, должна существовать более веская причина для их отсутствия в реале.

— Ты соблаговолишь сообщить мне об этой причине?

— Конечно, — подтвердил он, делая вид, что не замечает моего против воли проскользнувшего сарказма. — И еще кое о чем. Все новости будут хорошими. Вернее, неплохими. Хм… Опять приставка меняет дело. Первое — твой друг и его нынешняя подруга живы. Они в плену, впрочем, в плену не обременительном. И скоро вы воссоединитесь в Баркиде. Второе — никого против воли я здесь не удерживаю.

— Как это?! — вырвалось у меня.

— Ваши женщины тут, с этим все верно, но дальше правда кончается. Они здесь по собственной воле. Ты в этом убедишься после личной беседы с обеими. Она может состояться в любую минуту. Если я не ошибаюсь, они на заднем дворе, на поле для гольфа.

— То есть ты тут совсем ни при чем?

— При чем. К сожалению. Вынужден признать. Ты знаком с моей историей?

— Очень бегло, — быстро ответил я, но, помявшись под его пристальным взглядом, добавил: — В общих чертах. — Потом вздохнул и сознался: — Практически не знаком. Извини, конечно.

— Вот это да! — искренне восхитился Кезон. — Ты — уникум! Знаешь это?

— Знаю и горжусь. — Я важно поклонился.

— Ладно, тогда не буду тебя грузить. Не хочу лишать Баркид последнего человека, которому безразлична моя биография. Так получилось, что одно время я находился, прямо сказать, в отчаянном положении. Впереди меня ждал Запретный город, и я понятия не имел, сколько времени придется там провести. Дальнейший ход истории доказал, что я был прав на все сто. Тогда я привел свой корабль в одну из потаенных бухт Альба Лонга с пророческим названием — Бухта Женской Любви.

— Место нашего первого Погружения, — перебил я его.

— Вот как? Хм. Так и поверишь в судьбу… Мне были остро необходимы новые соратники. Или хотя бы соратник, поскольку желательно было вести свои дела втайне. Как в Баркиде, так и в реале. Не буду объяснять, для чего — сам, наверное, догадайся. То самое. Тело. Сподвижник, предпочтительно — женщина. Расшифровать, почему?

— Не надо. Понимаю.

— Хорошо. Так получилось, что первая, кого я встретил, была Вендис — жена твоего друга в реале. Я тогда еще не осознавал своей пробуждающейся Силы, степени ее воздействия на окружающих, да и ситуация была критической, не до экспериментов. В общем, я бухнул на бедную Вендис весь запас своих Обаяния и Мощи. Вот, собственно, и все.

— Не понял. — Я помотал головой.

Кезон замолчал, и снова внутри его темных глаз проступила нечеловеческая усталость. Великий человек спрятался в тени смертного.

— Она полюбила меня. Раз и на всю жизнь. До гробовой доски. До последнего вздоха. И этого уже не исправить.

Я вдруг почувствовал, что мне не хватает воздуха. Хотя такие мысли партизанами нет-нет да прокрадывались в мою грешную голову. Но как-то не хотелось верить.

— Но при чем здесь реал?

— Вендис считает, что ее судьба — всегда быть со мной. В Мидгарде. Реал ее теперь не интересует. Вернее, она его ненавидит. Или свою жизнь там.

— Вот и пойми этих баб! Жила с Андрюхой — как сыр в масле каталась! Квартира, машина, деньги…

— Материальные блага не имеют значения. Ее жизнь в реале, по ее словам, была пуста. И я наполнил ее единственно важным теперь для нее смыслом. Быть спутницей великого человека. — Кезон смущенно фыркнул, как бы в насмешку над собственными словами.

Я взял паузу и слегка поразмыслил.

— А твоя судьба? Быть навсегда с Вендис? И при чем тут Арина?

— Мм…

— Арина — это дочь.

— Я понял. Ее тут зовут Истра. Истра не хочет оставлять свою маму одну. Надеется переубедить, думает, что это пройдет. И вот еще что… Я не знаю его лично… но я уверен, твой друг — очень хороший человек.

— Черт возьми! Я и сам так думаю! Но какая связь?

— Похоже, им обеим не хочется смотреть ему в глаза. Одной — признаваться в измене, другой — нести весть о ней. Вот и тянут время, зная, что он не даст их телам погибнуть.

— Вот так история. Похоже, что у вас сложилась патовая ситуация. Но ты не ответил мне на вопрос насчет твоего отношения к ней.

— Это очень важно?

— Да. Ты ее любишь?

Кезон ответил. Он наклонился вперед и, глядя мне прямо в глаза, произнес:

— Всем своим сердцем. Как будто моя Сила рикошетом отлетела в меня.

— Одна стрела — два трупа, — брякнул я.

— Точно. Дуплет. Ради нее я проделал весь свой путь в Нижних Мирах, именно она дала мне силы жить и заставила иначе взглянуть на своих врагов.

Приехали. Дожили. Кто, скажите мне, выдумал любовь и не ограничил ее слезливыми киномелодрамами?

— Не говоря уже о том, что ей я обязан жизнью в полном физическом смысле этого слова. Она сохранила тлеющую жизненную искорку в моей бренной плоти, оставленной в реале, — добавил Кезон, но это уже ничего не меняло.

Я сделал паузу. Почесал нос, словно мог начесать себе хоть парочку умных мыслей.

— А ты сам согласен с ее выбором?

Кезон пожал плечами.

— Разумеется, нет. Но нам вскоре предстоит путешествие, в результате которого она неизбежно погибнет в Реальности без соответствующих условий ухода. Дилемма. Я не хочу, чтобы она меня оставляла, но и не могу желать ее смерти. И тем более просто не имею права просить продолжать поддерживать жизнь в ее теле. Как воспримет мои слова ее муж?

— Ты сам предположил, что он очень хороший человек. Это верно.

— Поговори с ними. Вряд ли ты убедишь Вендис, но по крайней мере увези отсюда Истру. Очень тебя прошу. Она страдает ни за что.

Внутренний двор с полем для гольфа. Неплохо звучит. Именно так он и выглядел. Наверное, солнце садилось в его дальнем углу, а звезды слуга развешивал на небе, стоя прямо на коньке крыши. Две молодые женщины сидели на оттоманке подле небольшого коктейльного столика и любовались горизонтом. Одна — с короткой белокурой шевелюрой, в обтягивающих стройную девичью фигурку гетрах и сапогах для верховой езды, вторая — в полупрозрачной мантии цвета индиго, сквозь которую просвечивали контуры безупречной женственной фигуры. Каштановые волосы томной красавицы свободно лились на невесомую ткань тяжелым блестящим водопадом. При моем появлении обе повернулись, как намагниченные, и тревожными взглядами впились в мою непроницаемую физиономию.

Я шел по ярко-зеленой траве, мягкой и упругой, как поролон. Доспехи Альба Лонга горели под яркими солнечными лучами. Обе замерли. Чувственная шатенка охнула и закрыла рот рукой. Вторую, вывернув наружу ладонь, протянула вперед, словно защищаясь и отстраняясь. Стройная амазонка со стрижкой под сорванца сделала неуверенный шаг навстречу.

— Андрей? — прошептала она.

У темноволосой мадонны надломлено подкосились колени, и она без сил опустилась на изумрудный газон. Из груди вырвалось судорожное рыдание. У меня исчезли сомнения, и я сказал блондинке:

— Привет, Арина. Я — дядя Женя. Помнишь такого?

У Аринки тоже брызнули слезы из глаз, и она бросилась мне на шею. Разнюнилась, обильно орошая броню хрустальными градинами слез. Я стоял молча, не сводя взгляда с Елены-Вендис. Передо мной в безбрежном океане горя и скорби полулежал на траве безупречный образчик женских очарования и красоты. Причем в зените своей соблазнительной прелести, которая достигается у женщин абсолютным счастьем. Счастливая женщина всегда выглядит красивой. Елена была прекрасна. И жутко страдала. От того, что вынуждена сделать очень несчастным своего мужа, заботившегося о ней, как о самом дорогом на свете человеке. Никогда не наблюдали за женщиной в тот момент, когда она сообщает своему возлюбленному, что встретила другого? Это святая. С горящими глазами. Словно в данный момент, подобно Создателю, готовится подставить свое белоснежное чело под терновый венец. Язык как-то даже не поворачивается сказать ей грубые слова, имеющие под собой совершенно определенные смысловые значения. Настолько одухотворен ее облик в тот момент. А как такую же информацию подает мужчина? Виновато виляя хвостом, как побитая собака, пригибая голову, словно нашкодивший кот. Почему так? Потому что одни — любятили возлюбливают(«амур и глазами вот так»), а другие — предают.Я одернул себя: «Во-первых — не суди, и судим не будешь. Во-вторых — не исключено, что любой другой расклад в Андрюхином положении еще туже затянул бы эмоциональный узел. В данном случае квадрат намного лучше любовного треугольника».

Аринка, уцепив меня за руку, потащила в сторону от безутешной Елены. Торопливо глотая слова, начала рассказывать о том, о чем мне уже кратко и четко поведал Владыка всего окружающего нас великолепия. Я слушал ее вполуха, думая, как буду разруливать ситуацию.

— Но ты-то чего тут застряла? С мамой твоей мне уже все понятно, — перебил я ее, стараясь, чтобы слова звучали как можно мягче.

— Неужели вы не понимаете? Она совсем спятила из-за этого Кезона. Он, конечно, человек отличный, я таких еще не встречала, — справедливости ради вставила она. — Но бросить все и умереть в реале! Представляете, что надумала?

— Тяжелый случай.

— Я поставила ультиматум: если она на тот свет, значит, и я с ней. Вот этим и держу. Иначе давно отчалила бы с Кезоном в свой Йотунхейм.

Неловко погладив девчушку по светлой короткой шевелюре, я произнес с видом изрядно пожившего мудреца (разве что щеки не надул):

— Конечно, я не знаток ваших женских вывертов, но, по-моему, тут ультиматумами мало чего добьешься. Вы, женщины, иногда очень упорные в своем безумии существа. Тут один-единственный доктор — жизнь. Которая все расставит по местам. И время. Просто нужно время. И пелена спадет с глаз.

Аринка всхлипнула. Похоже, ее немножко отпустило от чудовищного, ни с кем не разделенного напряжения последних недель. Видеть, как родная мама твердой поступью съезжает с орбиты и забывает обо всем на свете (о родной дочери в том числе), — это, наверное, далось ой как нелегко. И ни одного человека рядом. А рвануть на Альба Лонга за моральной подмогой — значит вернуться и никого уже не застать.

— Не горюй, прорвемся. Склеить ласты в реале ей никто не даст. Твой отчим не из такого мяса сделан, чтобы это допустить. Видела бы ты себя — лежишь в постельке словно куколка. Спящая красавица. А Андрей какие-то тренажеры домой привез, чтобы ваши мышцы тренировать. Так что проснешься — и сразу все рекорды в легкой атлетике обновишь! Я лично тебе тренажер на бицепсах по три часа крутил — ухажерам челюсти ломать!

Аринка и плакала и смеялась одновременно. Поняв, что наступил подходящий момент, я немного отстранил ее от себя и, глядя в глаза, твердо произнес:

— А теперь я пойду и поговорю с твоей мамой, хорошо? Жди здесь и больше не реви. Все плохое уже позади.

Елена ждала меня на резной оттоманке. Неловко сложенные на коленях руки — умирающий лебедь, да и только. Но глаза сквозь пелену слез били, как тысячеваттные прожекторы.

— Привет, Елена, — спокойно сказал я.

— Здравствуй, Женя. Ты уже все знаешь, конечно?

— Конечно.

— Это хорошо, что приехал ты, а не Андрей. Я не смогла бы с ним разговаривать. Мне кажется, нам вообще не стоит встречаться.

— А как же сказать спасибо за годы, проведенные вместе?

Елена-Вендис гордо тряхнула каштановой короной.

— Я продолжаю испытывать к нему огромную благодарность. Это все. Но встреча была бы мучением для обоих. Той Елены, которую он любил, если любил, уже нет.

— Ну конечно, когда женщина хочет уйти, она говорит, что ее недостаточно любили. Стандартный ход. Ладно. А о родителях своих ты подумала? Им каково будет похоронить дочь?

— Родители… Мама после развода вновь вышла замуж. У нее своя жизнь. Мне и раньше в ней места не было. У Кезона, кстати, такая же ситуация…

— Как много у вас общего! Жесткость к близким, желание добиваться своего любой ценой.

— Ты никогда не поймешь нас, Евгений. Но родители лучше пусть узнают, что их дочь жива и счастлива. Если обстоятельства разлучат меня с ним — я умру. Кезон сможет сделать так, что им откроют дорогу в Мидгард, и родители получат вторую молодость. Разве может существовать более чудесный подарок от дочери, чем этот?

— Допустим. А как же Арина? Зачем ты так с ней? На кого ты ее бросаешь?

— Женя, речь же не идет о физической, безвозвратной гибели. Я ухожу лишь из реала. В Мидгарде мы будем видеться регулярно, если она пожелает.

— А в реале? Кто будет ей опорой там?

— Есть бабушка и дедушка. Есть Андрей, в конце концов, они ведь не чужие друг другу люди. Пойми, Женя, я не могу остановиться. Меня словно влечет куда-то. И я пойду на зов судьбы, даже если это дорога к пропасти. Вновь повторяю: я принадлежу Кезону, и единственный смысл моей жизни — быть рядом с ним. Лишите меня этого, и я умру. Уже окончательно.

— Вижу, что у вас все просчитано. Все, да не все! А о правовой окраске своего решения ты подумала? Ты не смежишь веки с улыбкой и розой на груди! В твоем некрологе будет написано — истощение. Или обезвоживание, что скорее. Уморили. Воды не давали. Готовая статья. Такая твоя благодарность Андрею за заботу и достаток в семье?! Тюремный срок?

— Об этом я забыла, — прошептала она.

— Конечно, вам, небесным бабочкам, очень далеко до земли. И с высоты облаков — все зеленое и красивое.

— Прости.

— Бог простит. Значит, так, жить ты будешь. Это не обсуждается. Если не хочешь встречаться с Андреем — неволить не станем. Обещаю. Но под статью подводить его — даже думать не смей. И Аринке с седыми волосами еще рано ходить. Полежишь под капельницами в реанимационной капсуле. Надумаешь вернуться — вернешься. Надумаешь остаться — останешься. Но без драматизма и безвольного заламывания рук. Если и решишь уйти навсегда в Мидгард, то только тогда, когда успокоится и отболит все, что должно отболеть. Я ухожу. Надо найти Андрюху.

— Что с ним?

— Мы участвовали в битве при Дакии.

— Андрей погиб?

— Нет. Нашлись хорошие люди — подогрели и обобрали. Он в плену. Баркидская эскадра возвращается сегодня к полудню. Будем договариваться насчет выкупа. А ты пока Аринку успокой. Ты отправляешься в путешествие. Долгое путешествие. Но без всяких суицидальных заскоков. Договорились?

— Хорошо.

— Точно?

— Точно.

Я потер ладонью виски и жестом подозвал Арину. Похоже, решение, которое всех устроит, найдено. Не зря же я занимаюсь этим уже пять лет. И не с такими нежными созданиями приходилось общий язык находить. Хотя, если бы с такими, я, наверное, пять лет не протянул бы.