В Ляояне говорят об отступлении японцев со всех перевалов.

Все их наступательные движения были лишь демонстрациями для прикрытия этого отступления.

Такой же демонстрацией является и их движение в настоящее время на Ляоян, где мы поэтому сидим совершенно спокойно, но нельзя сказать чтобы удобно.

Пять дней сплошных ливней сделали то, что Ляоян «всплыл как Тритон», но всплыл в жидкой грязи.

Ходить даже в больших сапогах немыслимо, надо ездить верхом, но так как и для лошадей подобное передвижение страшно мучительно, то жалея животное, приходится не жалеть человека и ездить на рикшах.

Вообразите себе такую картину.

Два полуголых китайца, буквально по колено в грязи, везут седока в колясочке на больших и тонких колёсах, которые как-то ухитряются катиться, несмотря на то что гряз достигает до оси.

Рикши обливаются потом, издающим специфический отвратительный запах смеси бобового масла и черемши.

Я писал уже о первом моем впечатлении езды на людях.

Это впечатление мною формулировалось словом: жалость.

Теперь это чувство прошло, и я спокойно сижу в колясочке, тем более, что такая прогулка, по невозможности ходить пешком и из нежелания в конец заморить дорого стоящую лошадь, обходится далеко недёшево.

У китайцев с водворением русских развились колоссальные аппетиты и за конец проезда на рикше надо платить рубль, да ещё с перспективой услышать:

— Мало, капитан, мало…

Но тут уже прибавка обыкновенно идёт при красноречивом участии нагайки — в руках её иметь здесь необходимо — и китайцы успокаиваются.

Начались ли теперь действительно «периодические дожди» или нет?

Этот вопрос многими китайцами и здешними старожилами решается различно.

— Для периодических дождей, — говорят одни, — как будто слишком рано, а впрочем, может быть вследствие войны и вызванного орудийными выстрелами сотрясения атмосферы дожди и начались ранее.

Другие утверждают, что это последнее обстоятельство и есть единственная причина настоящих дождей, и что «периодические» ещё впереди.

Если это так, то остаётся только воскликнуть: «Благодарю, не ожидал».

Но вернёмся к японцам, которым эти дожди оказали плохую услугу.

Они страшно затруднили их движение с тяжёлыми осадными орудиями и ещё более ухудшили их и без того незавидное положение.

А что положение их незавидно, они видимо сами это поняли.

Этим и объясняется их отступление.

При постепенном притоке к нам свежих сил, японцы, перенёсшие свою операционную линию на Порт-Артур, рисковали быть запертыми на Квантунском полуострове «как в бутылке», по удачному выражению одного военного писателя.

Потому-то они и стремятся стянуть свои войска к Фынхуанчену, перебросив таким образом снова свою операционную линию в Корею.

Нельзя не отдать справедливость — её надо отдавать и врагу — что план этот не лишён глубокого военного соображения.

При нашем движении на выручку Порт-Артура, они могут напасть на нас с востока, а в случае действий прямо против соединённых армий Оку и Куроки, они могут уйти в Корею, конечно, если им в этом не помешают, и оттуда их придётся выбивать.

Как бы то ни было, но общее мнение продолжает оставаться таким же, каким я излагал его и раньше.

Война вступает в новый фазис. Переживается кризис, благоприятный для нас. Новая диверсия, предпринятая неприятелем, едва ли может не только спасти его от поражения, но даже сделать войну более продолжительной.

Это общий приговор, который слышится повсюду.

Командующий армией переехал со своим штабом снова в Дашичао и, верный своему девизу: «терпение, терпение», выжидает момента, чтобы одним ударом сломить кичливого врага.

И он будет сломлен.

Мнимые победы японцев, о которых трубят как японские, так и американские и английские газеты известного пошиба, таковы, о которых можно повторить древнее изречение: «ещё одна такая победа, и я останусь без войска».

Простой подсчёт говорит это.

На каждого раненого русского приходится не менее трёх раненых и убитых японцев.

И несмотря на это, они, ослеплённые жаждой победы, до последнего времени продолжали наступать, рискуя истребить всю свою армию.

Чем могут кичиться они?

Боем под Тюренченом.

Но там два русских полка и две батареи два дня выдерживали штурм трёх дивизий и пятидесяти орудий.

Разве это победа?

И сколько тысяч жертв стоила она им!

А Чзиньчжоуские высоты взятые ценою истребления целых полков.

Разве это тоже называется победою?

Успех при Вафангоу, успех случая, так как японцы едва не потерпели полное поражение, уже совсем не может идти в счёт.

Что же остаётся?

«Ничего или очень мало!» — как говорится в известных виршах.

Быть может издалека, из Петербурга, для глаз невоенных людей, это и кажется чем-нибудь, как плохо нарисованная декорация, но здесь, вблизи слишком видна неискусная размалёвка.

Встретился с одним из участников дела у Айньямыня 9 июня, передавшим мне некоторые его небезынтересные подробности.

Началось с того, что наш конный авангард вытеснил японцев из траншей передовой позиции.

Четыре конно-горных орудия пограничной стражи метким огнём преследовали отходящие цепи и сомкнутые части японцев.

Последние не вынесли напора и стали очищать последовательно ряды траншей на протяжении 3–4 вёрст.

Дело продолжалось с переменным успехом, и в седьмом часу вечера японцы перешли в наступление силою одного батальона, но две роты стрелков и спешенная сотня под начальством штаб-ротмистра Цедерберга опрокинули неприятеля и обратили его в полное бегство.

Поздним вечером бой прекратился и наш отряд отошёл в Саймадзы, оставив на перевалах охраняющие части.

В деле этом были ранены подполковник Ромейко-Гурко и подъесаул Гофман, контужены подполковник Яковлев, есаул Нератов, подъесаул Николаев, подпоручик Шидловский и 53 нижних чина.

Убитых офицеров не было.

Нижних чинов убито 43.

С 12 июня японцы стали наступать по ляоянской дороге против отряда генерала Ренненкампфа и 13 заняли Саймадзы.

14 июня у Сеньючена между нашей конницей и передовыми отрядами японцев завязался горячий бой, после которого, японцы обстреливали санитарный поезд в пяти верстах от Сеньючена.

Я виделся с поручиком Завадским, бывшим на этом поезде машинистом.

Бравый офицер уже не раз ставится судьбою в рискованные, чтобы не сказать более, положения.

Он же вёл поезд, на котором подполковник Спиридонов провёз артиллерийские снаряды в Порт-Артур по линии железной дороги, занятой японцами.

— Это первый случай, — сказал он мне, — чтобы японцы стреляли в санитарный поезд артиллерийскими снарядами… Ружейным огнём они обстреливают их довольно часто… Но это пустяки… Нижние части вагонов бронированы, а пули именно летят по низу… Со шрапнелями и гранатами вопрос другой… Попади одна из них в паровоз, и весь поезд был бы взорван… Я дал, когда сёстры собрали раненых, задний ход и пустил скоростью семьдесят вёрст в час… Снаряды и пули так и осыпали его с обеих сторон… Моя будка качалась из стороны в сторону, свисток попортился и всё время протяжно и заунывно гудел…

— Ваши личные впечатления?

— Как вам сказать? В них трудно разобраться… После того, как всё кончится, кажется, что пережил какие-то очень тяжёлые, но трудноуловимые мгновения… Я помню только, что у меня было ощущение игрока в азартную и большую игру, когда ставка составляет крупный куш, когда поставлены последние деньги и он думает: «дана» или «бита». Тоже думал и я, следя за падающими снарядами. «Куда попадёт?» «Пан или пропал?» Слава Богу, оказалось, что карта, на которую была поставлена не только моя жизнь, но и жизнь десятков людей, была «дана».

Всё это мой собеседник рассказывал так безыскусственно просто, как будто дело шло действительно о вчерашней крупной игре в клубе, и ему повезло.

А между чем ставкой в этой игре была жизнь.

Но здесь «жизнь», видимо, попала под общую переоценку ценностей и стоит очень мало.

В цене только «долг».

И надо отдать справедливость офицерам и нижним чинам — этой ценностью, они не поступятся.

За последние дни незначительные, сравнительно, стычки с японцами происходили в окрестностях Далинского перевала, на северной дороге из Сюяна в Гайчжоу и у Сяхотана.

Самое серьёзное нападение японцев 14 июня на войска, отошедшие в Титхе, было отбито со значительным уроном для неприятеля.

Вчера и сегодня никаких известий с передовых позиций нет, хотя в то время, когда я пишу эти строки в Ляояне, до меня доносится гул артиллерийских снарядов.

Новое ли это дело, или же учебная стрельба нашей артиллерии — неизвестно!

Многие офицеры утверждают последнее, по характеру доносящихся залпов.

Кто знает?