В газетах на войне ощущается недостаток.
Не говоря уже о передовых позициях, но и в городах, где помещаются главные квартиры главнокомандующего и командующего армией, газеты получаются редко и неисправно.
А между тем, потребность в них сильная.
Во время русско-турецкой войны, по словам её участников, в настоящее время находящихся в рядах действующей армии, этой жажды газет не ощущалось.
Четверть века, промчавшаяся с тех пор, видимо, сильно развила в русских людях потребность к чтению газет.
— Но зачем же там газеты, там, в центре самых событий, известиями о которых интересуется весь мир? — спросит, быть может, недоумевающий читатель. — Ведь там всё совершается перед глазами…
И он очень ошибётся.
Там, в центре событий, знают не только менее того, что знают в Петербурге, но даже, без преувеличения можно сказать, ничего не знают…
Известия сосредоточиваются в главных квартирах, а оттуда идут в Петербург.
Отсюда страстное желание узнать о положении дела вообще, желание, которое может быть удовлетворено только газетами.
Петербургские и московские приходят поздно, неаккуратно и много в двух, трёх экземплярах.
Эти экземпляры положительно рвут на части и подчас стараются всеми правдами и неправдами, под предлогом передачи, получить с почты экземпляр раньше адресата.
Иногда экземпляр достигает до последнего, хоть и в помятом виде, а иногда просто зачитывается.
Кто читал последний, концов не найдёшь.
На станциях в Ляояне и Мукдене, в помещении, где продаются отдельные номера «Харбинского Вестника» и «Вестника Маньчжурской Армии», эти номера берутся прямо с бою.
Но эти местные газеты далеко не отличаются полнотою известий и не удовлетворяют читателей.
Они жаждут столичных газет, как более полных.
А их нет, или почти нет!
Редакции газет сделали бы доброе дело, если бы посылали по экземпляру газет в корпусные штабы действующей армии.
Какая это была бы радость для офицеров и солдат.
У газет не было бы более внимательных читателей.
В них оторванные от родины воины нашли бы кроме известий с войны и весточки с этой родины.
А как дороги эти весточки.
Надо видеть оживлённые лица офицеров и солдат в отрядах, на передовых позициях в дни, когда туда достигает «почта-летучка» и приносит письма.
Все ходят или стоят и сидят с радостными лицами, уткнувшись в драгоценные листочки, вынутые из конвертов.
А рядом унылые, угрюмые лица тех, которым почта не принесла ничего.
Надо отдать справедливость полевой почте — она несёт огромный труд, работая день и ночь и не её вина, если письма затериваются и запаздывают — слишком их много.
По отрядам и в полковые штабы письма развозит летучая почта, состоящая из казаков, получая адресованную в тот или другой штаб с полевой почты, а в городах разноски писем не существует.
Адресаты должны сами справляться о письмах на почте, где заказная и простая корреспонденция хранится по алфавиту адресата или, адресованная в части войск, по этим частям.
Чтобы найти письмо, особенно на букву, с которой начинается много фамилий, надо пересмотреть груду писем.
Исключения делаются лишь для писем, адресованных в главный или полевой штаб, в разведочное отделение, в цензуру в Мукдене.
Туда письма доставляются с полевой почты.
В Ляояне письма военных корреспондентов, как русских, так и иностранных, доставлялись в редакцию «Вестника Маньчжурской Армии».
Но повторяю, почта ходит неаккуратно, принося иногда сразу по два, по три письма, отправленные в разные сроки.
Многие письма теряются.
Телеграммы из Ляояна в Петербург и обратно иногда ходили по 7–8 суток.
Виной скопления телеграмм — занятые экстренными сообщениями провода.
Приходилось, в беспокойстве, не получая известий, отправлять срочные телеграммы, платя по 45 коп. за слово.
Но и эти не ходят особенно быстро.
Всё это несомненно имеет своё разумное объяснение, но от этого ничуть не легче тем, кто ждёт получить, как манну небесную, весточку с далёкой родины, от близких сердцу и… не получает её днями, а иногда и неделями.
К нервно приподнятому состоянию духа прибавляется угнетённое, и ничто не может сравниться с этой пыткой.
Надо испытать её, чтобы знать, какое оживляющее, прямо воскрешающее значение имеет во время полученное письмо с родины для оторванного от неё человека.
Письмо на театре войны — лучший подарок для воина…
* * *
— На войне бывают моменты, когда деньги для людей ни имеют никакого значения!
Это сказал мне один из выдающихся русских добровольцев г. Цеханович, бывший секретарь одесской городской управы, совершивший с отрядом полковника Мадритова рискованную разведку в Корее в тылу японцев.
— С нами были тридцать тысяч серебряных рублей, тяжесть для обоза довольно значительная. Начальник решил раздать их на руки людям, но неожиданно натолкнулся на упорный отказ. «Куда их нам, только одна тяжесть, — отвечали все как один. — Ну их!» Насилу уговорили взять по несколько рублей…
Да и вообще во время войны деньги ценятся дёшево.
Неизвестность завтрашнего дня парализует экономию и обесценивает деньги.
Этим пользуются разного рода гешефтмахеры включительно с китайцами, и назначают за товар и услуги баснословные цены.
И они не кажутся баснословными.
Заплатить за бритьё — 1 рубль, за конец на рикше — тот же рубль, за бутылку простого кваса со льдом — 80 коп., за цыплёнка — 2 рубля и за бутылку шампанского — 15 рублей — кажется совершенно естественно.
Такова цена!
Её и платят!
Экономят разве семейные офицеры, отсылающие деньги семьям.
Их всегда можно было встретить в русско-китайском банке, отделение которого в Ляояне находилось на самом конце китайского города у Восточных ворот.
Оно помещалось в китайском здании, состоящем из нескольких соединённых фанз.
Весь состав служащих банка состоял из управляющего, его помощника и кассира, двух артельщиков и нескольких «боев»-китайцев.
Операции банка по приёму и выдаче переводов, размену китайских денег были крайне несложны.
Не замечалось ни малейшей банковской волокиты.
Банк вообще был всё время на биваках и каждый день был готов к выезду.
Перед наступлением японцев на Ляоян он быстро собрал свои книги, деньги и выехал в Тьелин.
В Мукдене отделение русско-китайского банка помещается в более обширном здании, и меблировка более шикарна.
В Ляояне простые столы и табуреты, в Мукдене — европейская мебель.
В Харбине отделение бюро помещается же в собственном двухэтажном роскошном отдельном доме на Соборной улице.
Зеркальные окна, электрическое освещение, балюстрады, пюпитры, конторки, надписи и даже швейцар.
Здесь банковые операции производятся не с мукденской, не говоря уже о ляоянской, простотой.
Да и размер этих операций гораздо больше.
Из России через эти банки идут только телеграфные переводы, да и то дней по десяти, почтовых переводов вовсе не практикуются, так как почта ходит медленно и перевод может затеряться.
Почтовых денежных пакетов совсем на театре войны не получается, да они, кстати, и не принимаются.
В общем денег тратится много, и в них недостатка не ощущается.
Знаменитое «двадцатое число» и на войне играет ту же роль, как и в мирное время — жалованье служащими получается аккуратно.
Офицеры получают жалованье в своих частях от полковых и ротных казначеев.
Вы часто, впрочем, можете услышать от офицера:
— Я жалованья не получал уже три месяца…
Но это неполучение жалованья происходит не от неаккуратности выдачи, а оттого, что или сам говорящий не нашёл нужным получать жалованье, или же он был в продолжительной разведке и не соединялся со своею частью.
— Но ведь жалованье ваше в сохранности?
— Знаю, что в сохранности, надо только съездить получить. Никак не удосужусь…
Что касается до китайцев, то они, конечно, охотно принимают русские деньги, предпочитая серебру бумажки.
Золотых монет в обращении мало, и они тоже очень ценятся китайцами.
К серебряным рублям они относятся индифферентнее, берут, но не выказывают алчной радости, как при получении бумажек и золотых монет.
В китайской монетной системе господствует хаос.
Разменную монету представляет тун-цян или чох, — плоский металлический кружок величиной в новый двухкопеечник, но тонкий, с квадратным прорезом по средине.
Это очень тонкая монета и 100 чохов составляет цину серебра, тоньше нашего гривенника. Лан или таэль заключает в себе десять цин или 1.000 чохов.
С появлением в Маньчжурии русской серебряной и медной монеты, даже нищие китайцы пренебрегают чохами, не считая их ни во что.
Хаос, царящий в китайской монетной системе, в начале войны повёл к тому, что русские интенданты переплачивали китайцам, считая на рубли, тогда как китайцы считали и назначали цену па таэли.
Разница 40 процентов.
Но вскоре это было усмотрено и прекращено.
Об этом мне сообщил главный комендант маньчжурской армии, генерал Губер.